Глава третья. Главное, прыгнуть с обрыва — по пути у вас обязательно вырастут крылья.

Главное, прыгнуть с обрыва — по пути у вас обязательно вырастут крылья.

Рэй Брэдбери

«Давай останемся друзьями» — эта фраза стала последней каплей.

— Каждый раз, когда произносят эти слова, в мире наверняка умирает одна фея, — сказала я.

Я закрылась в туалете вместе с мобильным телефоном и изо всех сил старалась не закричать, хотя после нашего с Гидеоном разговора, который произошёл полчаса назад, единственное, чего мне хотелось — это кричать и плакать.

— Он сказал, что хочет, чтобы вы были друзьями, — сказала Лесли, которая как всегда запоминала всё слово в слово.

— Это ведь одно и то же, — сказала я.

— Нет. То есть, наверное, — Лесли вздохнула. — Я этого не понимаю. А он точно успел высказать всё, что думал? Знаешь, в фильме «Десять вещей, которые я в тебе ненавижу»..

— Он точно высказал всё, что хотел… к сожалению.

Я посмотрела на часы: — О нет! Ведь я пообещала мистеру Джорджу, что вернусь ровно через минуту, — я мельком взглянула на своё отражение в зеркале над старомодным умывальником. — О нет, — снова повторила я. На моих щеках выступили два отчётливых пятна, круглых и красных, как помидоры. — Кажется, у меня аллергия.

— Просто ты покрываешься багровыми пятнами ярости, — пояснила Лесли, когда я описала ей свой внешний вид. — А что с глазами? Они, небось, гневно сверкают?

Я уставилась на своё отражение в зеркале.

— Ну, можно и так сказать, я сейчас похожа Хелену Бонем Картер в роли Беллатрисы Лестрейндж из «Гарри Поттера». Довольно угрожающий у меня вид.

— Очень даже верю. Послушай меня, ты сейчас выйдешь и сотрёшь их всех в порошок одним лишь взглядом, идёт?

Я послушно кивнула и пообещала Лесли следовать её совету.

После нашего разговора мне стало немного лучше, но холодной водой мне так и не удалось смыть ни ярость, ни пятна на щеках.

Мистер Джордж встретил меня совершенно спокойно, даже если он волновался и спрашивал себя, куда я пропала на столько времени, то виду не подал.

— Всё в порядке? — дружелюбно осведомился он. Мистер Джордж ожидал меня у дверей Старого Рефлектория.

— Лучше и быть не может, — я заглянула в дверной проём, но, как ни странно, не увидела ни Джордано, ни Шарлотты. Наверное, я слишком сильно опоздала, и урок отменили.

— Мне просто нужно было… э-э-э… припудрить щёки, — мистер Джордж улыбнулся. Ничто в его внешности, кроме разве что морщин в уголках губ и вокруг глаз, не выдавало его возраст, а было ему, кстати, далеко за семьдесят. На лысине играли отблески света, а всё тело казалось гладко отполированным шаром для боулинга.

Я просто не могла не улыбнуться ему в ответ. Взгляд мистера Джорджа всегда действовал на меня успокаивающе.

— Действительно, такая уж сейчас мода, — сказал он, указывая на красные пятна.

Мистер Джордж подал мне руку.

— Пойдём, моя храбрая девочка, — сказал он. — Я уже доложил, что мы спускаемся вниз для элапсации.

Я посмотрела на него с недоумением:

— А как же Джордано и колониальная политика восемнадцатого века?

Мистер Джордж едва заметно улыбнулся.

— Скажем так, я воспользовался твоим отсутствием и объяснил Джордано, что у тебя сегодня, к сожалению, не будет времени для того, чтобы позаниматься.

Старый верный мистер Джордж! Он был единственным хранителем, которому небезразлична была моя судьба, во всяком случае, мне так казалось. Хотя, наверное, если бы я немного потанцевала менуэт, злости бы у меня поубавилось. Вот некоторые люди сгоняют плохие эмоции, колотя по боксёрской груше. Или занимаясь фитнесом. Чем я хуже? С другой стороны, без надменного шарлоттиного взгляда я вполне могла бы сегодня обойтись.

Мистер Джордж подал мне руку.

— Хронограф ждёт.

Я с готовностью схватилась за его локоть.

Моя сегодняшняя элапсация, контролируемый прыжок во времени, который я совершала ежедневно, была единственной причиной моей радости за весь сегодняшний день. Этот прыжок должен был стать кульминацией и завершением нашего с Лесли Генерального плана, который мы разрабатывали с таким вдохновением. Хоть бы всё прошло так, как мы задумали!

Тем временем мы с мистером Джорджем спускались всё глубже по сводчатым коридорам, пересекая вдоль всю штаб-квартиру хранителей. На самом деле, внутренняя часть помещения, скрытая от посторонних глаз, тянулась на много километров вширь и вглубь и охватывала несколько соседних зданий. В каждом из боковых проходов таилось столько всего интересного, что мне порой казалось, будто мы находимся в настоящем музее.

Вдоль стен были развешаны бесконечные картины в старинных рамах, древние карты, ковры ручной работы и коллекции шпаг. В витринах стояли очень дорогие на вид тарелки и чашки, книги в кожаных переплётах и старинные музыкальные инструменты. По углам было расставлено несметное количество сундуков и ящичков. При других обстоятельствах я бы обязательно заглянула в каждый из них.

— В косметике я полнейший профан, но если тебе захочется выговориться, поговорить с кем-нибудь о Гидеоне, я могу быть хорошим слушателем, — сказал мистер Джордж.

— О Гидеоне? — растягивая слова, повторила я, словно вспоминая, о ком вообще может идти речь. — С Гидеоном всё в порядке, — да уж! В полном порядке. Я мимоходом ударила по стене кулаком. — Мы с ним друзья. Исключительно друзья, — к сожалению, слово «друзья» никак не хотело выговариваться, я процедила его сквозь зубы.

— Мне тоже когда-то было шестнадцать, Гвендолин, — маленькие глазки мистера Джорджа доверительно сверкнули. — И я тебе обещаю, что не упомяну о том, о чём не раз предупреждал тебя. Хотя я действительно предупреждал..

— Уверена, в свои шестнадцать вы-то были очень милым парнем.

Мне не удалось представить себе, как мистер Джордж добивается какой-то девушки: поцелуями и красивыми словами очаровывает свою жертву.

«… Как только ты оказываешься со мной в одной комнате, мне хочется лишь обнимать и целовать тебя».

Я старалась ступать как можно твёрже, чеканить каждый шаг, вдруг это поможет мне стереть из памяти пламенный взгляд Гидеона. Фарфор в витринах дрожал от моих шагов.

Ну и пусть. Кому нужны нынче менуэты для снятия напряжения? Пары пролётов такой походкой будет достаточно. Хотя для полноты эффекта стоило бы разбить вдребезги парочку фарфоровых тарелок или этих ваз, которые на вид стоят целый миллион.

Мистер Джордж искоса поглядывал на меня, но, в конце концов, смирился с моим молчанием, ещё крепче сжал мою руку и вздохнул. Через каждые несколько метров нам попадались расставленные вдоль стен рыцарские доспехи, от их вида я чувствовала себя очень неуютно, мне как всегда казалось, что за мной наблюдают.

— Там внутри кто-то есть, правда же? — прошептала я мистеру Джорджу. — Какой-нибудь бедолага-новичок, которому за целый день даже в туалет выйти не позволено, так ведь? Я прямо чувствую, как он на нас пялится.

— Нет, — сказал мистер Джордж и тихо засмеялся. — Но в прорезь шлема вмонтированы камеры слежения. Может, поэтому тебе показалось, что за тобой следят.

Ага, камеры, значит. Ну, их хотя бы жалеть не за что.

Когда мы спустились по первому сводчатому коридору вниз, я поняла, что мистер Джордж кое о чём забыл.

— Вы разве не завяжете мне глаза?

— Мне кажется, сегодня мы можем без этого обойтись, — сказал мистер Джордж. — Разве ты видишь здесь хоть кого-нибудь, кто бы нам это запретил?

Я поглядела на него с недоумением. Как правило, я проделывала весь путь с завязанными глазами, потому что хранители не желали, чтобы я запомнила, где именно находится хронограф. Ведь этот прибор мог переносить меня и Гидеона в прошлое, и члены ложи боялись, что я смогу найти и использовать хронограф самостоятельно.

Хотя все это предосторожности были, конечно же, совершенно излишни. Во-первых, мне просто жутко было смотреть, как эту штуку приводят в действие (ведь для этого использовали нашу кровь!). А во-вторых, я не имела ни малейшего понятия, как работают и зачем нужны все эти бесчисленные колесики, ручки и ящички.

Но если дело касалось хронографа, а особенно возможности его украсть, хранители превращались в законченных параноиков.

Наверное, всё дело в том, то когда-то хронографов было два. Но семнадцать лет назад моя кузина Люси и её любимый по имени Пол, номера Девять и Десять в Кругу двенадцати путешественников во времени, сбежали, прихватив с собой один из хронографов.

Зачем они пошли на эту кражу, я до сих пор не выяснила, да и вообще, мне постоянно казалось, что я блуждаю в потёмках — тайн вокруг меня всё больше, а разгадок всё меньше.

— Мадам Россини, к слову сказать, велела передать тебе, что для бального платья она всё же подобрала тебе ткань другого цвета. К сожалению, я забыл, какого именно, но ты безо всяких сомнений будешь выглядеть в нём просто очаровательно, — мистер Джордж хихикнул. — Как бы Джордано не пытался убедить меня в том, что в восемнадцатом веке тебя ждёт один конфуз за другим из-за твоей полнейшей непросвещённости.

Моё сердце замерло. На этом балу мне нужно быть вместе с Гидеоном, но я никак не могла себе представить, что уже завтра смогу как ни в чём не бывало танцевать с ним менуэт, ничего при этом не разбив или не разорвав на кусочки. Его ногу, например.

— Зачем мы, собственно, так спешим? — спросила я. — Почему этот бал должен состояться обязательно завтра по нашему времени? Так или иначе, он всё равно состоится в тот же самый день в 1782 году, и совершенно неважно, из какого именно дня мы туда прибудем, разве не так? — даже до проблемы с Гидеоном я задумывалась над этим вопросом.

— Граф Сен-Жермен точно установил промежутки времени в настоящем, через которые вы обязаны посещать его, — сказал мистер Джордж и пропустил меня вперёд на винтовую лестницу.

Чем дальше и глубже пробирались мы по подземному лабиринту, тем более затхлым и тяжёлым становился воздух. Здесь внизу на стенах уже не висело никаких картин, и хотя везде, куда мы попадали, благодаря датчикам автоматически зажигался свет, уже через несколько метров коридоры, уходившие вправо и влево, утопали в полнейшей темноте. Говорят, будто не один человек заблудился в этих переходах, а многие из них через несколько дней выбирались наружу где-нибудь в другом конце города. Так говорят.

— Но зачем ему это нужно? И почему хранители подчиняются ему с такой рабской преданностью?

Мистер Джордж не ответил. Он лишь глубоко вздохнул.

— Я хотела сказать, если мы сделаем перерывчик недели на две, граф ведь ничего не заметит, правда же? — сказала я. — Он-то сидит там, в 1782-ом, и его время проходит ничуть не медленнее. А вот я смогла бы без спешки выучить всю эту чепуху с менуэтами, а может, даже запомнила бы, кто захватил Гибралтарский пролив и почему, — о Гидеоне я предпочла промолчать. — Тогда никому не придётся за меня бояться, никто не будет переживать, что я опозорюсь и своим поведением провалю всю операцию. Так почему же граф так сильно желает, чтобы этот бал состоялся для меня обязательно завтра?

— Да, почему? — пробормотал мистер Джордж. — Создаётся впечатление, что он тебя боится. Что он боится тебя и, возможно, тех сведений, которые ты смогла бы добыть, будь у тебя больше времени.

До старой алхимической лаборатории было недалеко. Если я правильно запомнила дорогу, то она должна оказаться прямо за следующим поворотом. Я замедлила шаг.

— Боится? Меня? Да этот тип чуть не задушил меня, не притронувшись ко мне при этом даже пальцем. К тому же, он умеет читать мысли, а значит, прекрасно понимает, что я боюсь его со страшной силой. И уж никак не наоборот.

— Он душил тебя? Без единого прикосновения?

Мистер Джордж остановился и посмотрел на меня изумлённо.

— Гвендолин, дорогая, почему же ты не рассказала об этом раньше?

— А вы бы мне поверили?

Мистер Джордж почесал себя по лысому затылку и открыл, было, рот, собираясь что-то сказать, но тут мы услышали шаги и скрип закрывающейся двери. Было видно, что мистер Джордж не на шутку струхнул, он потянул меня дальше, мы завернули за угол, за которым только что послышался шум, и поспешно вытащил из кармана пиджака чёрную повязку.

Быстрыми шагами к нам приближался не кто иной, как Фальк де Виллер собственной персоной. Он был дядей Гидеона и Магистром ложи хранителей. Завидев нас, он лишь улыбнулся.

— Ах, вот и вы, наконец-то. Бедный Марли уже звонил наверх, узнать, куда вы запропастились, и я подумал, что пора и мне посмотреть, всё ли с вами в порядке.

Мистер Джордж снял с моих глаз повязку, я прищурилась и протёрла глаза, но это показательное выступление было совершенно излишним, Фальк де Виллер даже не глядел в мою сторону. Он открыл дверь, ведущую в комнату, где стоял хронограф, — в старую алхимическую лабораторию.

Фальк был на пару лет старше моей мамы, выглядел он просто шикарно, как и все де Виллеры, с которыми мне довелось познакомиться. Он напоминал мне сильного волка, вожака стаи. Его пышные волосы подёрнула седина, на их фоне ярким блеском светились янтарные глаза.

— Вот видите, никто не заблудился, — сказал он нарочито жизнерадостным тоном, обращаясь к мистеру Mapли, который сидел в комнате на стуле, но как только мы зашли, подскочил и стал нервно разминать пальцы.

— Я просто… я думал, что в целях безопасности… — заикался он. — Прошу, простите меня, господин…

— Мы очень приветствуем такое серьёзное отношение к своим обязанностям, мистер Марли, — сказал мистер Джордж. А Фальк спросил:

— Где мистер Уитмен? Мы приглашены на чай к декану Смиту, я хотел забрать его на своей машине.

— Он только что вышел, — сказал мистер Марли. — Странно, что вы не встретили его по дороге.

— Ах, тогда я буду поторапливаться, и, может, нагоню его по пути. Томас, ты идёшь?

Мистер Джордж мельком поглядел в мою сторону и кивнул. — А с тобой, Гвендолин, мы увидимся завтра. На подготовке к большому балу, уже дойдя до двери, Фальк развернулся и будто мимоходом добавил:

— Да, передавай привет маме. Как у неё дела, всё в порядке?

— У мамы? Да, всё хорошо.

— Рад слышать, — кажется, по моему взгляду он понял, что этот вопрос ещё больше сбил меня с толку, поэтому он добавил: — Быть матерью-одиночкой, которой приходится работать, чтобы прокормить семью, это ведь не так-то просто. Поэтому я рад слышать, что у неё всё хорошо.

Тут уж я вообще перестала понимать, куда он клонит.

— Хотя… может, она уже не одна? Такая привлекательная женщина, как Грейс, наверняка встречается с мужчинами, возможно, у неё появился постоянный кавалер…

Фальк выжидающе смотрел на меня, но я лишь наморщила лоб, тогда он перевёл взгляд на наручные часы и воскликнул:

— Ну и ну! Как поздно! Вот сейчас мне действительно пора.

— Это что, был вопрос? — уточнила я, когда дверь за Фальком закрылась.

— Да, — хором отозвались мистер Джордж и мистер Марли, а мистер Марли тут же ужасно покраснел.

— Э-э-м… Мне показалось, что он хотел выяснить, есть ли у неё кавалер, — пробормотал он.

Мистер Джордж рассмеялся:

— Фальк прав. Если наш Рубин хочет побыть немного в настоящем этим вечером, нам стоит поторопиться и скорей послать её в прошлое. Какой год ты выбираешь, Гвендолин?

Следуя нашему с Лесли Генеральному плану, я как можно более безразличным тоном ответила:

— Мне всё равно. Кажется, в 1956-ом, — это ведь было в 1956-ом? — подвал очистили от крыс, и в нём стало даже несколько уютно, — о том, что в этом уютном и «бескрысом» году я встретилась со своим дедушкой, я, конечно, умолчала. — Там я смогла даже поучить французские слова, не трясясь при этом от страха.

— Без проблем, — сказал мистер Джордж. Он раскрыл пухлый журнал, а мистер Марли отодвинул толстый настенный ковёр, за которым, скрытый в надёжном сейфе, находился хронограф.

Я попробовала, было, заглянуть через плечо мистеру Джорджу, пока он переворачивал страницы, но его широкая спина заслоняла всю книгу.

— Так, посмотрим, это было 24 июля 1956, — сказал мистер Джордж. Всё время ты находилась там, и лишь в 18.30 прыгнула обратно в настоящее.

— Значит, 18.30 вполне подойдёт, — сказала я, страстно желая, чтобы наш с Лесли план сработал. Если я смогу прыгнуть в ту же минуту, из которой я исчезла в прошлый раз, мне не придётся терять время на поиски дедушки, потому что он не успеет уйти далеко.

— Мне кажется, лучше уж зададим 18.31, — сказал мистер Джордж. — Чтобы ты случайно не наткнулась там на саму себя.

Мистер Марли тем временем поставил на стол коробку с хронографом, осторожно вытащил из замшевых лоскутков драгоценный аппарат и тихо пробормотал:

— Но это время, строго говоря, не может считаться ночным. Мистер Уитмен считает…

— Да, мы знаем, что мистер Уитмен со всей серьёзностью подходит к указаниям хранителей, — сказал мистер Джордж, управляясь с зубчатыми колесиками. Среди изящных цветных изображений планет, зверей и птиц на поверхности этого странного прибора возвышались драгоценные камни, каждый из них был таким большим и сиял так ярко, что закрадывались сомнения в их подлинности. Они были так похожи на детские блестящие кусочки пластмассы, из которых так любила мастерить ожерелья моя младшая сестрёнка.

Каждому путешественнику во времени из Круга двенадцати был присвоен один из драгоценных камней. Мне соответствовал рубин, а Гидеону — алмаз, он был таким огромным, что, продав его, наверняка можно было бы прикупить дом для нескольких семей где-нибудь на окраине города.

— Но мне кажется, мы с вами можем назвать себя джентльменами, а значит, не заставим даму сидеть одну, ночью, в тёмном подвале, не правда ли, Лео?

— Лео — какое милое имя, — сказала я.

— Сокращение от «Леопольд», — сказал мистер Марли, его уши при этом светились не хуже задних фар гоночного автомобиля. Он присел за стол, положил перед собой журнал и снял колпачок с чернильной ручки. Мелкий аккуратный почерк, который заполнял страницы журнала рядами дат, указанием времен и имен, наверняка принадлежал именно мистеру Марли. — Моя мать ненавидит это имя. Но каждый первенец в нашем роду должен носить именно его. Такова традиция.

— Лео является прямым потомком барона Мирослава Александра Леопольда Ракоци, — пояснил мистер Джордж. При этом он немного повернулся и посмотрел мне в глаза. — Как ты знаешь, барон Ракоци был легендарным спутником графа Сен-Жермена, в Хрониках хранителей он упоминается под именем «Чёрный леопард».

Я растерялась.

— Что, правда?

Мысленно я сравнивала мистера Марли с худым и бледным Ракоци, который так пугал меня блеском своих чёрных глаз. Я, правда, так и не нашлась, что сказать. Следовало ли мне ответить что-то вроде «Да уж, радуйтесь, что вам посчастливилось выглядеть иначе, чем ваш мрачный предок с двумя фонарями вместо глаз», то ли намного хуже, на самом деле, быть таким вот рыжим, веснушчатым и круглолицым мистером Марли.

— Итак, мой дед по отцовской линии… — начал мистер Марли, но мистер Джордж поспешно перебил его:

— Ваш дед наверняка гордился бы вами, — уверенно сказал он. — Прежде всего, знай он, как отлично вы сдали экзамены.

— Все, кроме предмета «Полевые стрельбы», — сказал мистер Марли. — Тут мне досталась лишь оценка «Удовлетворительно».

— Ах, кому сейчас нужны такие знания, совершенно устаревшая дисциплина, — мистер Джордж протянул мне руку. — Я готов, Гвендолин, отправить тебя в 1956 год. Хронограф перенесёт тебя в прошлое на три с половиной часа. Будь внимательна, не забудь в комнате ничего из своих вещей, надеюсь, ты помнишь об этом. Мистер Марли будет ждать твоего возвращения.

Одной рукой я прижала к груди рюкзак, а вторую руку протянула мистеру Джорджу. Тот вставил мой указательный палец в крошечное отверстие хронографа.

Игла вонзилась в подушечку пальца, величественный рубин засветился, наполнив всю комнату алым светом.

У меня сильно закружилась голова, я закрыла глаза и почувствовала, что меня уносит куда-то очень далеко. Через секунду я нашла в себе силы снова осмотреться, но не увидела ни мистера Марли, ни мистера Джорджа, ни стола с хронографом.

Было темнее, чем прежде, комнату освещала одна-единственная лампочка, в её свете, на расстоянии всего метра от меня, стоял мой дедушка Лукас, недоуменным взглядом уставившись прямо на меня.

— Т… ты… что, не получилось? — отчаянно крикнул он. В 1956 году ему было двадцать три года, и он совершенно не походил на восьмидесятилетнего старика, каким я знала его, когда была маленькой девочкой. — Ты исчезла там сзади и снова появилась здесь.

— Да, — гордо сказала я, чувствуя, как в горле появился ком.

Мой дедушка умер, когда мне было десять. Видеть его снова, через шесть лет после смерти, было одновременно чудесным и страшным переживанием.

Страшно было даже не то, что в этих встречах в прошлом он ещё не был дедушкой, которого я знала, а, в некотором роде, незаконченной версией дедушки. Страшным было ощущение того, что я для него была абсолютно чужим человеком. Он и понятия не имел о том, сколько раз я сидела у него на коленях, как он утешал меня историями, когда умер мой папа, как мы всегда желали друг другу спокойной ночи на нашем тайном языке, который никто кроме нас не понимал.

Он даже не представлял, как сильно я его люблю. А я не могла ему об этом рассказать. Люди не очень рады, когда незнакомцы говорят им такие вещи через пару часов после встречи. Я попыталась, насколько возможно, подавить это горькое чувство.

— Для тебя прошло, наверное, около одной минуты. Поэтому прощаю тебе то, что ты до сих пор не сбрил эти усы. Я за это время успела прожить два дня, в течение которых произошло ужасно много всего.

Лукас пригладил усы и улыбнулся.

— Значит, ты просто-напросто решила снова… Очень хитрый ход, внучка.

— Скажи?! Если честно, это идея моей подруги Лесли. Чтобы быть уверенными в том, что смогу снова тебя встретить. И чтобы не терять времени.

— М-да, ну у меня-то всё равно не было времени, чтобы подумать, что нам делать дальше. А я уже собирался передохнуть после твоего появления и поразмыслить обо всём, что случилось… — он изучающее смотрел на меня, склонив на бок голову. — Верно, ты выглядишь не так, как в прошлый раз. Этого обруча в твоих волосах раньше не было, и вообще ты как-то похудела.

— Спасибо, — сказала я.

— Это вовсе не комплимент. Ты выглядишь так, словно у тебя произошло что-то очень неприятное, — он приблизился ко мне на шаг, испытующе взглянув на меня. — У тебя всё в порядке? — нежно спросил он.

«Лучше и быть не может», — хотела ответить я, но, к собственному стыду, расплакалась.

— Лучше и быть не может, — всхлипнула я.

— О да, — сказал Лукас и неуклюже хлопнул меня по спине. — Что, всё так ужасно?

Около минуты я не могла выдавить из себя ни словечка, слёзы текли и текли ручьями по моим щекам. Я-то думала, что уже справилась с этими эмоциями. Мне показалось, что именно ярость может стать лучшей реакцией на поступок Гидеона, это будет так по-взрослому, так смело с моей стороны. Кроме того, хватит мне уже ныть и голосить, как героине романтических фильмов. К сожалению, Химериус очень точно обозвал меня маленьким фонтаном.

— Остаться друзьями! — пропыхтела я наконец. Мой дедушка имел право знать. — Он хочет, чтобы мы остались друзьями и чтобы я ему доверяла.

Лукас убрал руку с моей спины и наморщил лоб, пытаясь понять, что к чему.

— И ты так плачешь, потому что…?

— Ещё вчера он говорил, что любит меня!

Взгляд Лукаса выражал полное непонимание.

— Но разве это плохая основа для крепкой дружбы?

Мои слёзы иссякли, будто кто-то выключил этот фонтан.

— Дедушка! Не придирайся к словам! — крикнула я. — Сначала он меня целует, а потом я узнаю, что это просто тактический ход, манипуляция. И вот теперь он, значит, приходит с этим своим «давай-останемся-друзьями»!

— Ох, понимаю. Какой… э-хм… подлец! — вид у Лукаса всё ещё был очень неуверенный. — Прости, что я так подробно выспрашиваю, но ты ведь не имеешь в виду этого парнишку из де Виллеров, Номер одиннадцать, Алмаз?

— Именно его, — сказала я. — Мы говорим как раз о нём.

Мой дедушка застонал.

— Как? Неужели? Ох уж эти подростки! Мелюзга! Несмышлёные рыбёшки! Как будто не хватает проблем и без этих любовных историй. — Он бросил мне тряпичный платок, взял из моей руки сумку и энергично сказал:

— Хватит реветь! Сколько у нас времени?

— В десять часов вечера по твоему времени я прыгну обратно, — как ни странно, поплакав, я снова пришла в форму и чувствовала себя гораздо лучше, чем прежде, в яростной и такой взрослой роли.

— Что ты там говорил о рыбёшках? Мне, кстати, действительно, немного хочется есть.

Услышав эти слова, Лукас рассмеялся.

— Ну, тогда давай поднимемся наверх. Эти стены как-то давят на меня, что ли. Кроме того, мне надо позвонить домой и предупредить, что приду позже, — он открыл дверь. — Выходи, ты, моя маленькая рыбка. По дороге можешь мне всё рассказать. И не забудь, если кто-то тебя увидит — ты моя кузина Хейзл, которая приехала из деревни.

Прошло около часа, и мы уже сидели в кабинете Лукаса. Мы совершенно запутались в огромном количестве клочков бумаги, чаще всего на них были какие-то даты, круги, стрелки и вопросительные знаки, а также толстые кожаные фолианты (хроники хранителей за несколько веков) и, конечно же, тарелка с пирожными. Кажется, в каждом времени хранители располагали большим запасом этих самых пирожных. Насчёт рыбёшек Лукас, кажется, пошутил. А жаль.

— Слишком мало данных, слишком мало времени, — снова и снова повторял Лукас. Он носился по комнате как разъярённый тигр и рвал на себе волосы. Скоро, несмотря на бриолин, все волосы на его голове стояли торчком, как у бешеного профессора.

— И что я только мог спрятать в этом сундуке?

— Может, книгу со всеми данными, которые мне нужны, — сказала я. Мы без проблем прошли мимо стражника, который дежурил на лестнице, молодой хранитель всё ещё мирно спал, точно так же, как и во время первого моего визита.

Запах алкоголя, который от него исходил, бросался в нос каждому прохожему. Вообще в 1956-ом хранителям жилось гораздо привольнее, чем я думала. Никто не удивился, что Лукас остаётся допоздна, и что его кузина Хейзл из деревни разгуливает с ним по штаб-квартире хранителей. В это время, кажется, в здании почти никого не было. Молодой мистер Джордж тоже ушёл домой, жаль, я бы с удовольствием увиделась с ним ещё раз.

— Книгу? Возможно, — сказал Лукас, задумчиво кусая пирожное. Уже несколько раз он пытался закурить, но я каждый раз забирала сигарету у него из рук. Мне вовсе не хотелось, чтобы от меня снова несло дымом, когда я вернусь домой.

— Загадка с зашифрованными координатами, в общем-то, звучит вполне правдоподобно, мне нравится такой стиль, кроме того, это мне подходит. Я всегда питал слабость к подобным играм. И ещё… откуда Люси и Пол узнали о коде в этой штуке… в этой книге о жёлтой лошади?

— О зелёном всаднике, дедуля, — терпеливо сказала я. — Книга стояла в твоей библиотеке, а записка с цифрами была спрятана между страниц. Может, это Люси и Пол положили её туда.

— Но это нелогично. Если они пропали в прошлом в 1994-ом, почему я замуровал этот сундук лишь несколько лет спустя? — он остановился и склонился над книгами. — Я схожу с ума! Знаешь, такое чувство, что разгадка где-то совсем близко. Как бы мне хотелось, чтобы с помощью хронографа можно было попасть в будущее, тогда бы ты смогла расспросить меня самого…

Внезапно мне в голову пришла неожиданная идея, она так понравилась мне, что я невольно попробовала даже похлопать себя по плечу.

Я подумала о том, что рассказал мне дедушка в прошлый раз.

Люси и Пол, которым было скучно во время элапсации, элапсировали ещё дальше в прошлое и пережили там много волнительных событий, например, побывали на настоящем спектакле шекспировского театра.

Мой дедушка нахмурил лоб.

— Придумала! — крикнула я и пустилась в пляс от радости.

Дедушка наморщил лоб.

— Что именно? — раздражённо спросил он.

— Что, если ты пошлёшь меня дальше в прошлое с помощью вашего хронографа? — выпалила я. — Тогда я могла бы встретить Люси и Пола и расспросить их обо всём.

Лукас поднял голову.

— А когда ты хочешь их встретить? Мы ведь не знаем, в каком времени они прячутся.

— Но мы знаем, например, когда они были здесь. Если бы я просто присоединилась к их визиту, мы смогли бы поговорить и вместе…

Дедушка перебил меня.

— Когда они были здесь в 1948 и 1949 из годов 1992 и 1993, — называя даты, Лукас водил пальцем по стрелкам и линиям, на листках, разбросанных вокруг нас, — Люси и Пол ещё не знали многого, а всё, что они знали, они рассказали мне. Нет, если тебе и следует с ними встретиться, то лишь после того, как они украли хронограф и пропали с ним в прошлом, — он снова нетерпеливо ткнул пальцем в наши записи. — Лишь в таком случае эта встреча нам поможет, в любом другом — лишь запутает нас ещё больше.

— Тогда… я прыгну в 1912, туда, где я уже встретила их, в дом леди Тилни на Итон Плейс.

— Это, в принципе, возможно, но мы ведь можем ошибиться во времени, — Лукас хмуро поглядел на стенные часы. — Ты не помнишь точной даты своего визита, не говоря уже о времени. Не забывай, что сначала мы должны считать твою кровь в хронограф, иначе ты не сможешь использовать его для путешествий во времени, — он снова принялся рвать на себе волосы. — К тому же, тебе нужно будет в полном одиночестве добраться отсюда в Белгравию, а в 1912 году это, наверное, не так уж и просто… да и ещё, нам понадобится костюм… нет, даже при огромном желании невозможно осуществить это в такой короткий промежуток времени. Мы должны придумать что-нибудь другое. Решения прямо вертится у меня на языке… мне просто нужно немного времени, чтобы сосредоточиться… и, может, выкурить сигаретку…

Я отрицательно покачала головой. Нет, так быстро я не сдамся. Я знала, что моя идея не так уж плоха.

— За это время мы можем принести хронограф прямо к дому леди Тилни, и я прыгну прямо там, что сэкономит нам уйму времени, точно? А что касается костюма… ты чего на меня так вылупился?

Глаза Лукаса действительно расширились и округлились.

— О Боже! — прошептал он. — Вот оно! Я понял!

— Что?

— Хронограф! Внучка! Ты — гений! — Лукас обошёл вокруг стола и обнял меня.

— Я — гений? — повторила я. Теперь пришла очередь моего дедушки пуститься в пляс от радости.

— Да! И я тоже. Мы оба гении, потому что знаем, что скрывается в этом сундуке.

Я-то как раз и не знала.

— Вот как? И что же?

— Хронограф! — выкрикнул Лукас.

— Хронограф? — эхом повторила я.

— Это же так логично! Не важно, в какое время взяли его Люси и Пол, он так или иначе снова найдёт дорогу ко мне — а я его спрячу. Для тебя! В моём же собственном доме. Не очень-то оригинально, но зато так логично!

— Ты считаешь? — я неуверенно смотрела на него. Мне эта теория казалась какой-то совершенно заоблачной, но стоит признать, логика никогда не была моим коньком.

— Поверь, внучка, я просто знаю это и точка!

Воодушевление на его лице вдруг сменилось морщинами на лбу, которые выдавали его озабоченность чем-то.

— Теперь у нас совершенно другие возможности. Нам просто надо как следует… подумать, — он снова поглядел на стенные часы. — Проклятье, как же мало у нас времени.

— Я могу снова попросить, чтобы в следующий раз меня снова послали в 1956, — сказала я. — Но завтра этот номер не пройдёт, я снова встречаюсь на балу с этим графом. — Подумав об этом, мне снова стало грустно и страшно, теперь уже только не из-за Гидеона.

— Нет, нет, нет! — крикнул Лукас. — Мы не можем этого допустить! Ни в коем случае. Нужно продвинуться ещё немного, прежде чем ты вновь предстанешь перед графом. — Он почесал лоб.

— Думай-думай-думай-думай.

— У меня уже из ушей пар валит, ты что, не видишь? Целый час подряд я только тем и занимаюсь, что думаю, — заверила его я, но он не обратил внимания, наверное, дедушка обращался к самому себе.

— Прежде всего, нам нужно считать твою кровь в хронограф, одна в 2011 году ты с этим не справишься, слишком уж сложный процесс. А затем мне нужно будет объяснить тебе, как приводить хронограф в действие, — он опять беспокойно взглянул на часы. — Если я сейчас позвоню доктору, тот сможет приехать через полчаса, значит, если нам повезёт и мы застанем его дома… вопрос лишь в том, как мы ему объясним, почему у моей кузины Хейзл срочно понадобилось взять кровь? Когда речь шла о Люси и Поле, мы официально брали кровь для научных исследований, но ты-то здесь инкогнито, и должна остаться незамеченной…

— Погоди, — перебила я его. — Не можем ли мы провернуть эту операцию с кровью своими силами?

Лукас раздражённо посмотрел на меня.

— Меня действительно научили многому, но вот шприцом я пользоваться не умею. Честно говоря, я вообще не переношу вида крови. Меня сразу начинает тошнить…

— Я сама могу взять у себя кровь, — сказала я.

— Правда? — в его взгляде читалось неподдельное удивление. — Неужели в твоём времени в школьную программу входит работа со шприцами?

— Нет, дедуля, в школе мы этого не проходили, — терпеливо объяснила я. — Но зато мы проходили, что если порезать кожу ножом, то кровь начнёт вытекать наружу. У тебя, кстати, нож найдётся?

Лукас медлил.

— Знаешь… мне кажется, это не очень удачная мысль.

— Ну и ладно, всё своё ношу с собой, — я открыла рюкзак и вытащила оттуда футляр для очков, в который Лесли засунула мне японский нож. Если в прошлом на меня кто-нибудь нападёт, я хотя бы смогу обороняться. Когда я открыла футляр, глаза моего дедушки стали круглыми от удивления.

— Опережая твой вопрос — нет, в стандартный набор школьника 2011-го года такой нож не входит, — сказала я.

Лукас выпрямился и сказал:

— Ладно. Тогда пойдём скорей в Зал дракона, по дороге зайдём в лабораторию доктора, возьмём там пипетку, — он внимательно оглядел фолианты, разложенные на столе, и быстро сунул один из них себе под мышку.

— Это мы берём с собой. И пирожные тоже. Чтобы успокаивать мои нервы! Рюкзак не забудь.

— А что мы будем делать в Зале дракона? — я забросила футляр обратно в рюкзак и встала.

— Там стоит хронограф, — Лукас закрыл за мной дверь и прислушался, не идёт ли кто по коридору. Там царила полная тишина. — Если мы кого-нибудь встретим, будем рассказывать, что я провожу тебе экскурсию по зданию, ясно, кузина Хейзл?

Я утвердительно кивнула.

— Хронограф вот так просто стоит себе без присмотра? В нашем времени он упрятан в далёкий подвал, да ещё и закрыт в сейфе, чтобы его не украли.

— Естественно, в нашем времени сундук с хронографом тоже заперт, — сказал Лукас и подтолкнул меня к лестнице, которая уходила вниз. — Но мы, в общем-то, не боимся, что его может кто-нибудь украсть. Путешественников во времени, которые могли бы им воспользоваться, среди нас нет, Люси и Пол элапсировали в наше время, но с тех пор прошло уже несколько лет. Так что хронограф сейчас далеко не в центре внимания и забот хранителей. К счастью для нас, сказал бы я.

Казалось, что в здании действительно никого не было, но Лукас шёпотом заверил меня, что на ночь здесь обязательно остаются несколько дежурных. Я с завистью и тоской посмотрела в окно на улицу, где царило спокойствие летнего вечера. Как жаль, что мне нельзя было ненадолго выскочить на свободу и получше осмотреться в 1956 году. Лукас перехватил мой взгляд и, улыбнувшись, сказал:

— Поверь, я бы тоже с гораздо большим удовольствием выкурил с тобой сигаретку где-нибудь в уютном месте, но у нас есть важные дела.

— Лучше переставай всё время думать о сигаретах, дедуля. Курение — это так вредно для здоровья. И, пожалуйста, сбрей эти усы. Они тебе нисколечко не идут.

— Тс-с-с, — прошептал Лукас. — Если кто-нибудь услышит, что ты назвала меня дедушкой, нам уж точно придётся придумывать ненужные объяснения.

Но мы никого так и не встретили. Через пару минут мы добрались до Зала дракона, через его стрельчатые окна всё ещё можно было наблюдать за вечерним солнцем, которое степенно опускалось в воды Темзы, где-то там, далеко, за садами и оградами. В этом времени Зал дракона тоже показался мне невероятно красивым, таким огромным и величественным, с глубокими окнами и резными фигурами на стенах. Как обычно, я запрокинула голову, чтобы снова взглянуть на огромного дракона, который украшал потолок, — он раскинул перепончатые крылья между двумя массивными люстрами. Выглядел он настолько правдоподобно, что казалось, будто дракон вот-вот взлетит.

Лукас запер дверь. Наверное, он волновался даже больше чем я. Когда дедушка вытаскивал хронограф, руки его дрожали. Лукас поставил прибор в центре зала.

— Когда я отправлял в прошлое Люси и Пола, это казалось мне таким отличным приключением, мы так здорово проводили время, — сказал он.

Я подумала о Люси и Поле и кивнула в ответ. Мне удалось встретиться с ними всего лишь раз, в гостях у леди Тилни, но я примерно представляла себе, что мой дедушка имеет в виду. Глупо, ужасно глупо, но в тот же момент мои мысли снова переключились на Гидеона.

Интересно, во время наших с ним приключений в прошлом ему действительно было весело, или это тоже было сплошным притворством? А, может, всё-таки, он врал только когда говорил о любви?

Стоп. Лучше уж думать о японском ноже и о том, как я собираюсь им сейчас воспользоваться. Отвлекающий манёвр подействовал, но я всё равно расплакалась.

Дедушка вытер ладони о ткань брюк.

— А сейчас мне вдруг кажется, что я уже слишком стар для подобных приключений, — сказал он.

Я перевела взгляд на хронограф. Для меня он выглядел точно так же, как и тот хронограф, с помощью которого я прибыла в это время — сложнейшее устройство, сплошь усеянное клапанами, рычагами, отверстиями и полочками, колесиками и кнопками, и украшенное изящными миниатюрами.

— Ты имеешь полное право мне возразить, — обиженно сказал Лукас. — Можешь сказать мне что-то вроде «но ты же так молод, как ты можешь чувствовать себя слишком старым»?

— Ой, ну конечно. Ты ещё совсем молодой. Хотя с этими усами ты кажешься на десять-двадцать, а то и тридцать лет старше.

— А вот Ариста говорит, что с ними я стал «видным мужчиной, внушающим уважение».

Я ограничилась тем, что насмешливо подняла брови, а дедушка склонился над хронографом, всё ещё бормоча что-то себе под нос.

— А сейчас сосредоточься. С помощью вот этих десяти колесиков устанавливается год. Ты, наверное, спросишь, зачем так много цифр. Ответ прост — год записывается римскими цифрами. Надеюсь, ты умеешь ими пользоваться.

— Кажется, да, — я вытащила из рюкзака блокнот и ручку. Если не записывать, в жизни мне этого не запомнить.

— А вот тут ты выставляешь месяц, — Лукас указал на следующее зубчатое колесо. — Но обрати внимание! Не знаю, по какой причине, при установке месяца — и только его! — следует использовать календарь древних кельтов. Единица соответствует ноябрю, а октябрь, значит, — двенадцати.

Я раздражённо хмыкнула. Узнаю хранителей! Как же они любят во всём перемудрить! Я уже давно подозревала, что они стараются как можно сильнее запутать даже простые вещи, чтобы казаться такими значительными и таинственными. Но я стиснула зубы и постаралась сосредоточиться. Через двадцать минут я заметила, что принцип действия хронографа больше не кажется мне таинственным колдовством, что надо просто разобраться и понять систему.

— Это я, кажется, усвоила, — перебила я дедушку, когда он собрался, было, начать объяснение с начала. Я захлопнула блокнот. — Давай же считаем мою кровь и… Который час, а?

— Чрезвычайно важно не допустить ни одной ошибки, выставляя дату и время прыжка, — Лукас с опаской посмотрел на японский нож, который я снова достала из футляра для очков. — А то ведь можешь очутиться где-нибудь… э-э-э… неизвестно где. И самое неприятное — ты не сможешь проконтролировать время своего возвращения. Ох, этот нож выглядит просто отвратительно. Ты уверена, что хочешь это сделать?

— Конечно, — я закатала рукава. — Только вот не знаю точно, в каком месте лучше сделать эту рану. На пальце она сразу бросится в глаза тем, кто встретит меня в настоящем. К тому же, из такого вот маленького пальца, как мой, вытечет не больше нескольких капель крови.

— Разве что ты откромсаешь себе кончик пальца, — с ужасом прошептал Лукас. — Кровь тогда будет хлестать фонтаном, мне самому удалось однажды убедиться…

— Может, лучше взять участок повыше, например, предплечье. Готов?

Мне было смешно, что Лукас боялся намного сильнее, чем я.

Он сглотнул и сильно сжал чашку с нарисованными цветочками. В эту чашку мы решили сливать мою кровь.

— Там, случайно, не проходит аорта? О боже, у меня прямо колени дрожат. Вот так умрёшь тут, в 1956-ом, от потери крови, и всё из-за легкомыслия твоего собственного дедушки.

— Там действительно проходит толстая артерия, но её надо чуть ли не пилить, если хочешь умереть от потери крови. Я когда-то об этом читала. Поэтому самоубийцы-неудачники часто ошибаются, и не добираются до этой артерии, а потом их находят, и уж на следующий раз они точно знают, как правильно резать вены.

— Ну хватит уже, прошу тебя! — воскликнул Лукас.

Мне самой было немного не по себе, но ничего не поделаешь. В критических ситуациях приходится иногда совершать отчаянные поступки, — так сказала бы Лесли. Я постаралась не замечать испуганный взгляд Лукаса и приставила кончик ножа к внутренней части руки, примерно на десять сантиметров выше запястья.

Не сильно нажимая на рукоять, я провела нож наискось по белой коже. Этот порез я задумывала, вообще-то, как пробный, но он оказался более глубоким, чем я ожидала. По коже быстро расходилась тонкая красная линия, и оттуда капала кровь. Боль, неприятное жжение, я почувствовала лишь через секунду. Тонкой, но постепенно окрепшей струйкой, кровь вытекала в чашку, которую дрожащей рукой держал мой дедушка Лукас. Замечательно.

— Режет кожу словно масло, — восхищённо произнесла я. — Лесли же меня предупреждала — нож очень острый, таким и убить можно.

— Убери его, будь добра, — потребовал Лукас. Вид у него был такой, будто его вот-вот стошнит. — Чёрт побери, да ты смелая девчонка, видно, что из рода Монтроузов. Э-э-э… Верна нашему семейному кредо.

Я захихикала.

— Точно. Я это наверняка унаследовала от тебя.

Лукас криво улыбнулся.

— Тебе что, совсем не больно?

— Больно, ясное дело, — сказала я и покосилась на чашку. — Этого хватит?

— Да, должно хватить, — Лукас дышал с трудом.

— Может, откроем окно?

— Всё уже в порядке, спасибо, — он поставил чашку рядом с хронографом и глубоко вздохнул. — Дальше всё просто, — Лукас взял пипетку. — Мне нужно всего три капли твоей крови, я волью их в оба эти отверстия, видишь — здесь, под крошечным вороном и под символом инь-янь. Затем я поворачиваю колесико и вот этот рычаг. Вот так. Слышишь?

Внутри хронографа завертелись сотни колесиков, что-то стучало, трещало, гудело, казалось, что воздух вокруг накалился до предела. Рубин коротко вспыхнул, а затем колесики снова замерли, и всё стало как прежде.

Я кивнула и постаралась не показывать, насколько мне стало жутко.

— Значит, в этом хронографе сейчас находится кровь всех путешественников во времени, кроме Гидеона, так? Что случится, если его кровь тоже будет считана сюда же? — я сложила в несколько раз тряпичный платок Лукаса и приложила его к порезу.

— Во-первых, никто толком не знает, а во-вторых, это информация высочайшей секретности, — сказал Лукас. — Каждый хранитель должен поклясться на коленях, что Тайна никогда не выйдет за пределы ложи. Пока мы живы.

— Ох…

Лукас вздохнул.

— Но ты не дрейфь! У меня всегда была порочная страсть — преступать клятвы, — он указал на маленький ящичек в хронографе, который был украшен двенадцатиконечной звездой. — Мы знаем только одно — какой-то процесс внутри хронографа завершится, и что-то окажется в этом ящичке. В пророчествах говорится о какой-то эссенции и о философском камне:

Да будет круг соединён,

И воцарится дух времён,

И заструится аромат

Во славу Вечности, виват! [1]

— Это что, всё? — разочарованно протянула я. — Вот и вся тайна? Снова какой-то странный запутанный бред.

— Как сказать. Если внимательно прочитать все указания, можно прийти к совершенно конкретным выводам.

«Панацея от недугов, со здоровьем бед,

Под звездой исполнится завет»

С помощью этого вещества, если употреблять его правильно, можно будет вылечить любую из человеческих болезней.

Вот это уже звучало получше.

— Ради такого действительно можно постараться, — пробормотала я, размышляя при этом о безумной таинственности хранителей, обо всех их запутанных правилах и ритуалах. Если дело обстоит именно так, их надменность можно было бы даже простить. Ради такого чудо-лекарства действительно можно было бы потерпеть пару сотен лет. А граф Сен-Жермен вполне заслуживает уважения и признания за то, что придумал это и воплотил свою идею в жизнь. Если бы он только был хоть чуть-чуть симпатичнее…

— Но Люси и Пол стали сомневаться, что философский камень — это действительно то, что мы думаем, — сказал Лукас, словно бы прочитав мои мысли. — Они считают, что если человек смог убить своего собственного прадеда, и даже не стесняется этого поступка, вряд ли ему есть дело до судьбы всего человечества — он откашлялся. — Ну что, кровь остановилась?

— Ещё нет, но скоро остановится, — я вытянула руку вверх, чтобы ускорить процесс. — И что же нам теперь делать? Может, испробуем эту штуку?

— О Боже, это ведь тебе не автомобиль, на котором можно совершить пробную поездку, — сказал Лукас, заламывая руки.

— А почему бы и нет? — спросила я. — Кажется, мы именно это и собирались сделать?

— Да, вроде как, — сказал он и покосился на толстый фолиант, который принёс с собой. — Вообще-то, ты права. Во всяком случае, мы можем его испробовать, чтобы знать наверняка, хотя у нас не так уж много времени. — Лукас вдруг засуетился.

Он склонился над книгой и открыл записи хранителей из прошлого.

— Надо внимательно выбирать дату, чтобы ты случайно не оказалась прямо на совещании. Или перед носом у одного из братьев де Виллеров. Они много раз элапсировали в этом зале и провели здесь в прошлом значительную часть своей жизни.

— А могла бы я встретиться с леди Тилни? С глазу на глаз? — я снова оживилась. — Когда-нибудь после 1912?

— Но будет ли это таким ли уж разумным ходом с нашей стороны? — Лукас листал фолиант. — Мы ведь не хотим ещё сильнее запутывать и без того сложные вещи.

— Но мы не можем просто так упустить наш и без того ничтожный шанс! — крикнула я и подумала о том, чему меня учила Лесли. Я должна пользоваться каждой возможностью, и главное — задавать вопросы. Как можно больше вопросов, любых, какие только приходят в голову.

— Кто знает, когда я смогу попутешествовать туда, куда захочу! В сундуке ведь может оказаться что угодно, и тогда я, возможно, уже этого не сделаю. Когда мы встретились с тобой впервые?

— 12 августа 1948 года, в 12 часов дня, — сказал Лукас, задумчиво листая Хроники хранителей. — Я никогда этого не забуду.

— Точно. И чтобы ты никогда этого не забыл, я тебе это запишу, — сказала я, восхищённая собственной гениальностью.

На листе из своего блокнота я нацарапала:

Лорду Лукасу Монтроузу — важно!!!

12 августа 1948 года, 12 часов дня.

Алхимическая лаборатория.

Пожалуйста, никого с собой не бери.

Гвендолин Шеферд.

Я резко вырвала лист и сложила его в четыре раза.

Мой дедушка на секунду поднял глаза.

— Я мог бы послать тебя в 1852 год, в 16 февраля, полночь. Леди Тилни как раз элапсирует туда из 25 декабря 1929 года, 9 утра, — пробормотал он. — Вот бедняжка, даже Рождество дома не смогла справить. Они всегда дают ей с собой керосиновую лампу. Послушай, что здесь написано:

12.30. Леди Тилни в хорошем настроении вернулась из 1852 года, при свете керосиновой лампы она связала двух шерстяных поросят для рождественской ярмарки, которая пройдёт в этом году на Крещение под названием «Жизнь в деревне».

Он повернулся ко мне.

— Шерстяные поросята! Ты себе представляешь? Ей грозит остаться на всю жизнь заикой, если ты вдруг возникнешь перед ней из ниоткуда. Мы правда пойдём на это?

— Из оружия у неё только вязальный крючок, кончик у которого скруглён, если я правильно помню.

Я склонилась над хронографом.

— Итак, сначала год. 1852, значит, я начинаю вот с этого колесика, правильно? MDCCCLII. А февраль согласно кельтскому календарю будет четвёртым месяцем, нет, то есть, третьим…

— Что ты творишь? Сначала следует перевязать твою рану и спокойно обо всём поразмыслить!

— Но у нас нет на это времени, — сказала я. — Вот этот рычаг, правда же?

Лукас боязливо заглянул через моё плечо.

— Не так быстро! Все данные должны быть выверены с чрезвычайной точностью, ведь иначе… — у дедушки снова был такой вид, будто его вот-вот стошнит. — К тому же, никогда не держи хронограф в руках, а не то ты унесёшь его с собой в прошлое. И никогда не сможешь вернуться обратно!

— Как это случилось с Люси и Полом, — прошептала я.

— В целях безопасности отправим тебя туда лишь на три минуты. Например, с 12.30 до 12.33. В это время она, по крайней мере, уже спокойно сидит здесь и вяжет своих поросят. Только не буди её, если леди Тилни вдруг уснула, а то, мало ли, вдруг у неё сердце не выдержит…

— Но тогда это значилось бы в хрониках, ведь так? — перебила я. — Леди Тилни показалась мне довольно-таки крепкой дамой, такая в обморок не упадёт.

Лукас перенёс хронограф к окну и поставил его за занавеской.

— Здесь мы можем быть уверены, что ты не налетишь ни на какую мебель. Да, и убери этот насмешливый взгляд. Тимоти де Виллер однажды приземлился прямо на стол, да так неудачно, что сломал ногу!

— А вдруг леди Тилни как раз подошла к окну и мечтательно разглядывает ночной пейзаж? И я вовсе не шучу, дедушка.

Я осторожно оттолкнула Лукаса, встала на колени перед хронографом, открыла створку, которая располагалась прямо под рубином. Величина проёма точно подходила для моего пальца.

— Погоди! Но твоя рана!

— Перевяжем её через три минуты. Мы увидимся очень скоро! — сказала я, глубоко вздохнула и с силой прижала палец к игле. Появилось хорошо знакомое головокружение, и пока светился красный свет, а Лукас говорил «Но я же хотел ещё…», всё расплылось перед моими глазами, и я почувствовала, что приключения продолжаются.