Пауло Коэльо 18 страница

-Да нет, я и так вижу, что ты разбираешься в законах рынка… Теперь осталось понять, кто же я такая по моей новой биографии.

Она не скрывает иронии. Она закрепляется на захваченной территории и начинает вести себя, как подобает звезде. Читает текст: «…была отобрана из тысячи с лишним претендентов на участие в первом кинематографическом проекте знаменитого модельера и предпринимателя Хамида Хусейна…» и т. д.

-Эти буклетики отпечатаны уже больше месяца назад, - поясняет андрогин, заставляя чашу весов склониться в свою пользу и наслаждаясь этой маленькой победой. - А сочинили их наши маркетологи, которые никогда не ошибаются. Погляди: «…работала моделью, училась актерскому мастерству…» Все совпадает, а?

-Это значит, что меня предпочли другим не по результатам проб, а за биографию.

- У всех, кто там был, биография одинакова.

- А как насчет того, чтобы перестать подкалывать друг друга и попробовать вести себя по-человечески, по-дружески?

- Здесь?! В Каннах? И думать забудь! Нет здесь дружеских отношений, есть только интересы. И людей здесь нет - есть ошалевшие машины, которые будут сметать все на своем пути, пока не достигнут цели или не врежутся в столб.

Несмотря на этот обескураживающий ответ, Габриэла чувствует, что нашла верный тон и ей удалось растопить лед враждебности.

- Читай дальше! «На протяжении многих лет она отклоняла предложения сниматься в кино, проявляя свой талант только на сцене». Дает много очков в твою пользу: ты - человек цельный и согласилась на роль лишь после того, как она тебе по-настоящему понравилась, хотя тебе и предлагали играть Шекспира, Беккета и Жене.

Какой культурный андрогин… Шекспира знают все, а Беккета и Жана Жене - только избранные.

Габриэла - вернее, Лиза - соглашается. Машина подъезжает, и один из охранников - все они в черных костюмах и белых сорочках с галстуками, с маленькими рациями в руках, как у настоящих полицейских (может быть, это их коллективная мечта?) - жестом показывает водителю: проезжай, еще рано.

Но андрогин к этому времени уже сопоставил риски и пришел к выводу: рано - это лучше, чем поздно. Он вылетает из лимузина и направляется к человеку, который примерно вдвое превосходит его габаритами. Габриэла старается отвлечься, переключить мысли на что-либо иное:

- А как называется эта машина?

- «Maybach-57S», - с немецким выговором отвечает шофер. - Настоящее произведение искусства, супер-дюкс. Его выпуск был начат…

Но Габриэла уже не слушает его, переключив внимание на спор андрогина с этим гигантом, который, впрочем, не намерен вступать в дискуссии и показывает: вернитесь в машину, мешаете проезду. Но тот - москит, не испугавшийся слона, - поворачивается спиной, подходит к автомобилю, открывает дверцу:

- Выходи, мы все равно пройдем!

Габриэла боится самого худшего - скандала. И следом за москитом проходит мимо слона, который пытается остановить их грозным: «Эй, вход пока запрещен!» Затем раздается: «Я прошу соблюдать правила! Мы еще не открыли двери!» Она идет, не чуя под собой ног, опасаясь, что вся орава охранников догонит их и просто растопчет.

Но - ничего не случилось, и андрогин даже не прибавляет шагу, не снисходит к длинному платью и высоким каблукам своей спутницы. Они идут теперь по нетронутому саду; горизонт полыхает розово-синим заревом заката.

Андрогин торжествует.

- Они такие храбрые, когда никто им не перечит. Но стоит чуть повысить голос, взглянуть им в глаза и пройти куда тебе надо, как мигом поджимают хвост. У меня есть приглашения, и больше ничего я не обязан предъявлять. А эти дылды - вовсе не дураки: они знают, что так с ними обращается лишь тот, кто имеет на это право.

Идобавляет с обескураживающим самоуничижением:

- Я умею прикидываться важной персоной.

Они уже у самых дверей роскошного отеля, стоящего немного на отшибе от круглосуточной карусели Канн -

здесь останавливаются лишь те, кому не надо прогуливаться взад-вперед по Круазетт. Андрогин просит Габри-элу/Лизу пройти в бар и заказать два бок amp; ча шампанского - этим она даст понять, что пришла не одна. С незнакомыми в разговоры не вступать. Вести себя прилично. А он поглядит, что к чему, и раздаст буклеты.

- Впрочем, это - так, формальности. Никто не будет печатать твои фото, но мне за это платят. Вернусь через минуту.

- Но ведь ты только что сказал, что фотографы… Но он уже напустил на себя прежнее высокомерие и,

прежде чем Габриэла успевает отреагировать, исчезает.

Свободных столиков нет: бар заполнен мужчинами в смокингах и женщинами в вечерних платьях. Все разговаривают приглушенными голосами - те, кто разговаривает, - потому что большая часть сидит молча, глядя на океан, на который выходят большие окна. И Габриэла, даром что впервые оказалась в подобном месте, сразу проникается чувством, которое невозможно спутать ни с каким иным: над всеми этими знаменитыми головами витает почти физически ощутимое облако смертной скуки.

Все присутствующие бывали уже на сотнях, тысячах подобных празднеств. Раньше они готовились испытать восхитительную прелесть неизведанного, встретить новую любовь, завязать нужнейшие профессиональные знакомства, но теперь, когда достигли пика своей карьеры, когда уже не осталось вызовов, на которые надо ответить, остается лишь сравнивать яхты, сопоставлять свои бриллианты с бриллиантами соседки, гордиться местом у окна перед теми, кому нашлось место лишь у дверей, ибо первое есть вернейший признак превосходства. Да, таков финал: скука и соперничество. Десятилетия борьбы за место, занимаемое теперь, опустошили их души, и теперь там нет даже удовольствия от сознания того, что можно полюбоваться еще одним закатом.

О чем же думают эти молчаливые, отчужденные от своих мужей богатые дамы?

О возрасте.

О том, что пришла пора снова посетить специалиста по пластической хирургии и устранить ущерб, причиненный временем. Габриэла знает, что когда-нибудь эта участь постигнет и ее, и внезапно - должно быть, из-за того, какой бурный выдался сегодняшний день, финал которого столь разительно отличается от начала, - замечает, что черные мысли возвращаются.

И она снова чувствует ужас, смешанный с ликованием. Снова посещает ее ощущение, что при всем своем упорстве и способности бороться она не заслуживает всего этого, что так и осталась девочкой, не готовой к такому повороту судьбы. Не знает правил, рискует сильнее, чем позволяет здравый смысл, и этот мир не принадлежит ей, и она никогда не станет его частью. Она сбита с толку и сама не знает, что будет делать в Европе, - а что, спрашивается, разве плохо было бы играть в каком-нибудь провинциальном американском театре и заниматься лишь тем, что нравится самой, а не тем, что диктуют другие? Она хочет быть счастливой и совсем не уверена, что к счастью приведет путь, на который она ступила.

«Ну, хватит! Гони эти мысли!»

Здесь она не может заняться йогой, но старается сосредоточиться на море и красно-золотом небе. И шанс перед нею открывается поистине золотой, а потому - надо преодолеть отвращение и поговорить с андрогином, пока есть еще несколько минут до «коридора». Нельзя совершить ошибку: ей достался выигрышный билет и надо правильно им воспользоваться… Она открывает сумочку, чтобы поправить макияж, подкрасить губы, но видит внутри лишь скомканную шелковую бумагу. После того как скучающая гримерша обработала ее в «Комнате подарков», Габриэла снова забыла забрать свою одежду и документы… Да если бы даже и не забыла - куда бы она дела все это?

Эта сумочка - выразительный символ ее нынешней жизни: красива снаружи и абсолютно пуста внутри.

«Успокойся!»

«Солнце только что скрылось за горизонтом, а завтра, возродившись, будет сиять с прежней силой. Я тоже должна возродиться сейчас. Мне столько раз виделся во сне этот миг, что я должна быть готова принять его и не сомневаться в себе. Я верю в чудо, я удостоена благословения Господа, который услышал мои молитвы. Я должна помнить, что говорил режиссер перед каждой репетицией: «Даже если делаешь одно и то же, ты должна открывать что-то новое, фантастическое, невероятное, укрывшееся от тебя в прошлый раз, оставшееся незамеченным"».

Мужчина лет сорока, красивый, седеющий, в безупречно сидящем смокинге, явно не из магазина готового платья, а сшитом на заказ каким-нибудь маэстро портновского дела, входит в дверь и направляется к Габриэле. Но заметив на столе второй бокал шампанского, поворачивает в другой конец бара. Девушке хотелось бы поболтать с ним, раз андрогин куда-то запропал, но она помнит его завет:

«Веди себя прилично».

И в самом деле, на что это будет похоже, если девушка в баре роскошного отеля начнет заигрывать с немолодым господином: такое поведение - недостойно, вернее, достойно порицания и осуждения.

Габриэла выпивает шампанское и заказывает еще одну порцию. Если андрогин исчез, как говорится, с концами, расплатиться она не сможет - нечем. Ну и ладно. От выпитого исчезают ее сомнения, прибывает уверенности в себе, и пугает теперь лишь, сможет ли она попасть на праздник и выполнить свои обязанности.

Нет, она уже не та девочка из американского захолустья, которая боролась за свое место под солнцем - и никогда уже больше ею не будет. Она идет вперед, еще один бокал - и вот она уже не страшится неизведанного и неведомого, а опасается, что так и не получит шанса понять, что все-таки значит - быть здесь. Ее приводит в ужас мысль, что в любую минуту все может перемениться разительно. Как сделать так, чтобы сегодняшнее чудо продлилось хотя бы до завтра? Как получить хоть самые ничтожные гарантии того, что все посулы и обещания, прозвучавшие за последние несколько часов, будут выполнены? О, сколько раз уже стояла она перед заветными дверями, мысленно обозревала фантастические перспективы, целыми днями и неделями мечтала о возможности преобразовать свою жизнь до неузнаваемости - и все для того, чтобы убедиться: телефон не звонит, забытое CV валяется в углу, режиссер, извиняясь, сообщает, что нашел более подходящую исполнительницу, «хотя ты тоже очень талантлива и не должна отчаиваться…». Жизнь пробует и испытывает волю людей на разные лады: то сделает так, чтобы ничего не происходило вообще, то обрушит на тебя все сразу и одновременно.

Вошедший в бар мужчина не спускает глаз с нее и со второго бокала на столе. Ах, если бы он решился подсесть! С самого утра ей не с кем было поговорить о гом, что происходит. Несколько раз порывалась позвонить домой, но спохватывалась, что телефон остался в старой сумке и на нем сейчас, наверное, уже не осталось места для новых сообщений - столько эсэмэс прислали ей соседки по квартире, жаждущие узнать, где она, как она, добыла ли какое-нибудь приглашение, не хочет ли пойти с ними на третьеразрядную вечеринку, где тем не менее «может появиться такой-то».

Она не имеет права ничего никому рассказывать. Она сделала огромный шаг вперед и сейчас сидит одна в баре этого отеля, замирая от ужаса при мысли о том, что этот сон кончится, но зная, что она никогда уже не будет такой, как прежде. Она добралась уже почти до самой вершины: либо еще одно усилие, либо порыв ветра сбросит ее вниз.

Седеющий господин лет сорока по-прежнему здесь, пьет апельсиновый сок. На мгновение встретившись взглядом с Габриэлой, он ей улыбается. Она делает вид, что не замечает.

Почему она так боится? Потому что не знает, как вести себя в новых обстоятельствах. И помощи ждать не от кого: ей только отдают приказания, требуя выполнять их беспрекословно. Она чувствует себя как запертый в темной комнате ребенок, которому надо самому отыскать путь к двери, ибо кто-то очень могущественный зовет и требует повиновения.

Мысли ее прерывает появившийся у стола андрогин:

- Подождем еще немного. Только сейчас начинают входить.

Господин поднимается, кладет на стол деньги, идет к выходу. Он, вероятно, разочарован: может быть, ждал подходящего момента, чтобы подойти, представиться, познакомиться и…

- …поговорить. -Что?

Это слово вырвалось у нее непроизвольно. Бокал шампанского - и язык развязался сильнее, чем нужно.

- Нет-нет, ничего.

- Ну, так ты сказала, что хочешь поговорить о чем-то? О чем?

Темная комната. Никто не укажет девочке путь к двери. Это унизительно. Сделай же, что обещала себе несколько минут назад.

- Да, я хотела спросить, что я здесь делаю. Как мне освоиться в этом мире, который кругится вокруг нас и о котором я пока еще ничего не знаю? Все совсем не так, как казалось мне раньше: ты не поверишь, но когда ты ушел к фотографам, я вдруг почувствовала себя брошенной на произвол судьбы и испугалась. Я рассчитываю на твою помощь и еще хочу знать, нравится ли тебе твое дело?

Не иначе как некий ангел - любитель шампанского, без сомнения - подсказывает ей нужные слова.

Андрогин смотрит на нее удивленно: она что - на дружбу набивается? Почему она задает вопросы человеку, с которым знакома всего несколько часов? И - вопросы, на которые никто не осмеливается?

Никто не доверяет ему. потому что его не с кем сопоставить: он - нечто уникальное. И вопреки общему мнению - не гомосексуалист. Он просто утратил интерес к представителям рода человеческого. Обесцветил волосы, одевается, как ему всегда хотелось, весит ровно столько, сколько желает, знает, что производит на людей странное впечатление, но ведь он и не обязан всем нравиться, не правда ли? Если исправно выполняет свои обязанности.

А сейчас эта девушка желает проникнуть в его мысли. Понять, что он чувствует. Он протягивает руку к бокалу, ожидавшему его возвращения, и залпом выпивает шампанское.

Она полагает, должно быть, что он - из команды Хамила Хусейна, обладает определенным влиянием и надеется, что он ее поддержит и направит на первых порах. Да, он знает, какие шаги ей стоило бы предпринять, но его наняли на время кинофестиваля, строго очертив круг его обязанностей, и за пределы этого круга он выходить не намерен. Когда пройдут эти дни роскоши и гламура, он вернется домой, в свою квартиру в одном из парижских предместий, где соседи третируют его единственно по той причине, что его внешность не совпадает с теми образцами, которые установил в оны дни призыв какого-то сумасшедшего, крикнувшего: «Все люди одинаковы!». Нет, это не так. Все люди - разные, и право отличаться от других надо отстаивать до конца и не заботясь о последствиях.

Он будет смотреть телевизор, ходить за покупками в соседний супермаркет, покупать и читать журналы, время от времени позволять себе кино. Он пользуется репутацией ответственного человека, и потому ему время от времени будут звонить агенты, подыскивающие «сотрудников с опытом работы в индустрии моды» - надо уметь одевать моделей, подбирать аксессуары, сопровождать тех, кто еще не освоился и не знает, как себя вести, предостерегать их от ошибок, объяснять, что делать можно, а чего - ни в коем случае нельзя.

Да, у него тоже есть мечты. Я - единственный, повторяет он себе. Я счастлив, потому что мне нечего больше ждать от жизни: ему уже сорок, хоть он и выглядит гораздо моложе. Да, он пытался сделать карьеру модельера, но не нашел пристойной работы, рассорился с теми, кто мог бы оказать содействие, вот и получилось так, что больше ничего от жизни ждать не приходится, хотя он образован, обладает прекрасным вкусом и железной самодисциплиной. Он уже больше не верит, что кто-то взглянет, как он одет, и скажет: «Фантастика! Нам с вами надо поговорить!» Были у него одно-два предложения работать моделью, но - сто лет назад, и он отверг их, потому что не вписывались в его «жизненный план», отверг и не жалеет об этом.

Он сам шьет себе одежду из тканей, что остаются в ательеhautecouture.Здесь, в Каннах он работает еще с двумя людьми, сумевшими вскарабкаться на вершину -они, вероятно, неподалеку от девушки, которая сейчас сидит напротив. Девушке этой выпала редкостная удача, а он, сколь бы ни был уверен в том, что жизнь несправедлива, не должен давать волю зависти или упиваться горечью разочарований - надо выкладываться полностью, иначе больше не пригласят в ассистенты режиссера.

Разумеется, он счастлив, как всякий, кому ничего не надо, кто ничего не желает. Взглянув на часы, он говорит:

- Ну, пойдем. Сейчас - самое время. Как-нибудь в другой раз поговорим.

Расплачивается, просит копию счета - потом, когда дни роскоши и гламура минуют, ему предстоит отчитаться за каждый потраченный цент. За соседними сто-

ликами кое-кто делает то же самое. Надо поторапливаться, говорит он, чтобы не смешиваться с толпой, которая сейчас нахлынет. По вестибюлю отеля они доходят до коридора; спутник Габриэлы протягивает два билета, бережно хранимые в кармане: как бы то ни было, важная персона никогда не станет морочить себе голову такими мелочами - на то есть ассистент.

Да, он - ассистент. А она - важная персона и уже проявляет признаки того, что сознает это. Очень, очень скоро она поймет, куда попала: этот мир высосет из нее всю энергию, заполнит голову мечтами, сыграет на тщеславии, а потом, когда она будет готова на все, - отшвырнет в сторону как использованную вещь. Так было с ним, и так будет со всеми.

Спускаются по лестнице в маленький холл перед «коридором»; люди движутся медленно, потому что сразу за поворотом стоят фотографы, и значит, есть шанс появиться на страницах какого-нибудь журнала, пусть хоть издаваемого в никому не ведомой стране.

- Я пойду впереди, предупрежу знакомых репортеров. Не спеши - это не красный ковер кинофестиваля. Окликнет кто-нибудь - обернись и улыбнись. В этом случае все остальные тоже начнут снимать тебя, решив, что если тебя знают по имени, ты - важная персона. Больше двух минут не позируй, помни - это всего лишь преддверие вечеринки, хоть и кажется чем-то совсем иным. Хочешь стать звездой - привыкай вести себя сообразно обстоятельствам.

- А почему я одна?

- Похоже, произошла какая-то накладка. Он давно бы уж должен быть здесь - профессионал как-никак. Где-то застрял…

«Он» - это Звезда. Анярогин мог бы сказать, что вероятнее всего подцепил какую-нибудь полоумную поклонницу и провозился с ней в номере дольше, чем нужно. Но эти слова были бы как нож острый для его подопечной, которая сейчас, должно быть, уже успела вы мечтать себе красивую романтическую историю любви, уповать на которую нет ни малейших оснований.

К чему проявлять лишнюю жестокость или избыток дружеских чувств? Ни к чему. Надо исполнить свои обязанности, и тогда можно будет убраться отсюда. Кроме того, не исключено, что эта девица может не справиться с бурей нахлынувших чувств, и какие уж тогда фотографии…

Он становится в очередь перед Габриэлой, велит ей держаться поближе, но не вплотную - на расстоянии нескольких шагов. Когда попадут в коридор, он попробует вызвать к ней интерес фотографов.

Выждав несколько секунд, Габриэла цепляет на лицо самую обворожительную из арсенала своих улыбок, перехватывает сумочку так, как следует ее носить, выпрямляется и уверенно шагает вперед, готовая ко вспышкам блицев. За поворотом открывается слабо освещенное помещение: с одной стороны - белая стена с логотипами спонсоров, с другой - небольшая галерея, откуда нацелены на нее несколько объективов.

Она продолжает идти, но старается при этом, чтобы каждый ее шаг был осознан и не повторился разочаровывающий опыт, когда проход по красному ковру Дворца конгрессов завершился раньше, чем она успела прочувствовать, какое событие происходит в ее жизни. Эти минуты надо прожить так, словно происходит замедленная съемка фильма, посвященного ей. И вот начинается щелканье и вспышки фотокамер.

- Жасмин! - слышит она чей-то возглас. Какая еще Жасмин? Ее зовут Габриэла!

Она застывает на миг, не успев согнать с лица заледенелую улыбку. Нет, теперь она больше не Габриэла. А как? Жасмин!

Внезапно она слышит треск затворов, но понимает, что все объективы наведены на ту, что идет следом за ней.

- Жасмин! Посмотри сюда! Вправо! Фотографы, кажется, разом сошли с ума.

Она уже достигла конца «коридора», причем никто не удосужился выкрикнуть ее имя, никому не нужное и не интересное. Андрогин поджидает ее.

- Не огорчайся, - сказал он, впервые проявив какое-то подобие человеческой теплоты. - Увидишь сама - то же самое произойдет сегодня вечером и с другими. То же, если не хуже, потому что их-то имена выкрикивали - и совсем недавно, а сейчас они проходят с улыбкой, ожидая съемки, но никто, ни один репортер не сжалился, не щелкнул.

Надо выказать хладнокровие. Надо взять себя в руки. Это еще не конец света, и демоны налетят еще не сию минуту.

- Да я и не огорчаюсь. У меня ведь сегодня всего лишь дебют… А кто такая эта Жасмин?

- Еще одна дебютантка. Днем объявили, что она подписала умопомрачительный контракт с Хамидом Хусейном. Да нет же, нет - не на участие в съемках, не бойся.

Да она и не боится. Она хочет всего лишь, чтобы под ногами разверзлась земля и поглотила ее.

8: 12 РМ

Онаулыбается.

И делает вид, что не знает, с какой стати столько людей выкрикивают ее имя.

Ипроходит, как будто под ногами не помост, а красная ковровая дорожка.

Внимание! Люди уже входят в зал, секунды, отведенные на съемку, уже истекли, надо идти дальше.

Но журналисты не перестают окликать ее. Ей неловко, что идущей следом паре приходится ждать, когда все они вдоволь ее наснимают, а этого не будет никогда -можно найти еще более выигрышный ракурс, сделать идеальный снимок (словно бывает такой!), поймать взгляд, устремленный прямо в объектив твоей камеры.

Она взмахивает рукой на прощанье.Иудаляется.

В конце коридора журналисты обступают ее плотным кольцом. Все хотят знать подробности грандиозного контракта с одним из самых видных модельеров мира. Ей хочется сказать: «Это неправда», - но она произносит:

- Мы обсуждаем условия.

Журналисты не унимаются. Наезжает телекамера, и девушка с микрофоном в руке спрашивает, довольна ли она новостями. Да, ей кажется, что показ прошел удачно и что следующие работы модельера - она выговаривает ее имя с некоторым нажимом - будут показаны на парижской Неделе высокой моды.

Репортерша, кажется, и не знает, чью коллекцию демонстрировали днем. Сыплются прежние вопросы, только теперь их записывает видеокамера.

Не расслабляйся, говори лишь то, что тебе интересно, а не то, что пытаются вытянуть из тебя во что бы то ни стало. Притворись, что подробности тебе не известны, и говори о том, с каким успехом прошел показ коллекции, посвященной Анн Саленс, гениальному модельеру, несправедливо забытому всего лишь оттого, что ей не выпало счастья родиться во Франции. Какой-то юноша с потугами на остроумие спрашивает, как ей нравится праздник, а она в тон ему отвечает: «Дайте же оглядеться!» Бывшая модель, а ныне ведущая на одном из кабельных телеканалов, осведомляется, как она себя чувствует теперь, став «лицом» коллекции XX? Более информированный профессионал уточняет - правда ли, что в соответствии с подписанным контрактом она отныне будет получать в год нечто превышающее шестизначную сумму.

- В пресс-релизе должны были указать - «семизначная цифра». «Превышающее шестизначную сумму» звучит нелепо, вы не находите? А еще лучше было бы просто написать: «вознаграждение составит более миллиона евро» вместо того, чтобы заставлять зрителей загибать пальцы. А? Как вам кажется? Ну, или в крайнем случае сказать: «сумму с шестью нулями» - как вам кажется?

Ей никак не кажется.

- Мы изучаем контракт, - повторяет Жасмин. - Ате-перь, пожалуйста, дайте мне вдохнуть свежего воздуха. Чуть позже я постараюсь ответить на все ваши вопросы.

Вранье. Чуть позже она возьмет такси и вернется в отель.

Кто-то спрашивает, почему она не в туалете от «Хамид Хусейн».

- Я всегда работала с этой модельсршей.

И называет ее имя. Кое-кто записывает. Другие попросту пропускают мимо ушей, ибо пришли сюда за новостями, достойными печати, а не затем, чтобы получить информацию.

Ее выручает ритм, в котором всегда проходят такие празднества - в коридоре фотографы выкрикивают уже другое имя. Как оркестранты, повинующиеся жесту невидимого дирижера, окружившие ее журналисты оборачиваются и видят появление новой знаменитости. Жасмин, воспользовавшись этой паузой, решает уйти в зимний сад, превращенный в гостиную, где слоняются с места на место, пьют и курят приглашенные.

Вскоре ей, должно быть, тоже удастся выпить, закурить, взглянуть на небо, развернуться и удалиться.

Тем временем двое - молодая женщина и странное существо, похожее на андроида из фантастического фильма - не сводят с нее глаз, следя за каждым ее шагом. Да, они, видно, тоже не очень понимают, зачем пришли сюда, можно подойти и завести разговор. Она представляется. Андроид достает из кармана телефон и, скорчив гримасу, просит извинения - он должен ненадолго отойти.

Девушка остается и смотрит на Жасмин с таким видом, словно хочет сказать: «Ты испортила мне вечер».

Она раскаивается, что приняла приглашение. Его принесли ей двое мужчин, когда они с подругой собирались отправиться на скромный прием, устроенный

ВСЛ 1 note 5. А впрочем, все не так уж плохо - если фотографии напечатают, платье будет замечено и кто-нибудь может заинтересоваться именем его создательницы.

Двое принесших приглашение, производили впечатление людей хорошо воспитанных. Вежливо сообщили, что у дверей ее ждет автомобиль, и добавили, что уверены - у столь опытной модели сборы не займут больше четверти часа.

Потом один, достав из сумки ноутбук и портативный принтер, сказал, что они прибыли составить великий каннский контракт. Остались мелочи - они сообщат и запишут в соответствующие графы условия, а ее агент (они знали, что женщина, сидевшая рядом, - не только ее модельер, но и агент) подпишет.

Они обещают оказать модельеру всяческое содействие в создании следующей коллекции. Да, разумеется, с сохранением имени на этикетке. Да, конечно, с использованием возможностей их собственной пиар-службы. Более того - хотел бы вообще выкупить у нее бренд, а также инвестировать сумму, достаточную для того, чтобы о ней широко оповестила итальянская, французская и британская пресса.

Но есть два предварительных условия. Первое: вопрос должен быть решен незамедлительно - с тем. чтобы новость успела попасть в утренние газеты.

Второе - расторгнуть контракте Жасмин Тайгер, которая отныне будет работать исктючительно с Хамидом Хусейном. Недостатка в моделях на рынке нет, так что бельгийка очень скоро сумеет подыскать ей замену. Кроме того, она в качестве се агента получит большие деньги…

- Расторгнуть контракт с Жасмин я готова, - без раздумья отозвалась она. - Насчет всего остального мы поговорим позже.

Как же это она согласилась так скоро? Женщина, ответственная за все, что случилось в жизни Жасмин, теперь легко и даже как будто с удовольствием расстается с ней… Женщина, которую она любила больше всего на свете, нанесла ей удар в спину.

Первый достает из кармана свой смартфон.

- Мы прямо сейчас отправим ваше заявление для прессы. Оно уже готово: «Я очень взволнована возможностью…»

- Да погодите вы! Ничего я не взволнована. Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.

Но ее подруга начинает править текст, заменяя «взволнована» на «рада», «возможность» - на «предложение». Придирчиво вчитывается в каждую фразу, каждое слово. Требует, чтобы был упомянут чудовищно высокий гонорар. Двое не соглашаются, уверяя, что это приведет к взвинчиванию цен на рынке. В таком случае, следует ответ, будем считать, что мы не договорились. Двое, извинившись, выходят, доставая мобильники, и вскоре возвращаются. Предлагают не называть конкретную сумму, а указать расплывчато и неопределенно: «превышающее шестизначное число». Потом пожимают руки обеим, бормочут несколько комплиментов модельеру и модели, прячут ноутбук и принтер в сумки, просят наговорить в телефон формулу официального согласия в доказательство того, что переговоры по поводу Жасмин прошли успешно и предложения приняты. Выходят так же стремительно, как появились, на ходу куда-то звоня, и просят не задерживаться дольше пятнадцати минут - сегодняшняя вечеринка уже оговорена в только что заключенном контракте.

- Приготовься.

- Какое право ты имеешь распоряжаться моей жизнью?! Ты ведь знаешь - я не согласна, но не могу даже высказать собственное мнение. С другими работать мне неинтересно!

Модельер выбирает из кучи расшвырянных по всей комнате платьев самое красивое - белое, отделанное кружевами в виде бабочек. На минутку задумывается, какие туфли и сумка к нему подойдут, но быстро делает выбор - время не ждет.

- Они забыли потребовать от тебя, чтобы ты появилась на вечере в туалете от XX. И у нас есть возможность показать кое-что из моей коллекции.

Жасмин не верит своим ушам;

-Так это все только ради этого?

-Только и исключительно.

Они стоят лицом к лицу, и смотрят, не отводя глаз.

- Врешь ты все. -Вру.

Они обнимаются.

- С того уикенда на пляже, когда мы сделали первые снимки, я знала: этот день наступит. И вот он пришел - пусть чуть позже, чем я предполагала - но тебе уже исполнилось девятнадцать лет, ты стала взрослой и можешь принять вызов. Приходили ко мне и другие люди, делали предложения насчет тебя. Я неизменно отвечала отказом, а сама думала: это оттого, что боюсь тебя потерять, или оттого, что ты еще не готова? И сегодня, увидев в зале Хамида Хусейна, поняла, что он пришел не только чтобы отдать дань уважения Анн Салене: он задумал что-то еще, и теперь я знаю, что именно. Мне передали, что он очень бы хотел поговорить с нами… Я немного растерялась, но сообщила, в каком отеле мы остановились. И когда эти двое явились к нам, нисколько не удивилась.