ГЛАВА 11. Я нежилась с закрытыми глазами, приникнув спиной к груди Гидеона и прислушиваясь к плеску воды, в то время как его руки неспешно скользили по моему телу

Я нежилась с закрытыми глазами, приникнув спиной к груди Гидеона и прислушиваясь к плеску воды, в то время как его руки неспешно скользили по моему телу. Сначала он вымыл волосы, потом и всю меня, нежа и балуя. Как бы исправляя то, что проделывал со мной прошлой ночью, чтобы добиться от меня признания правды – правды, которую он и так знал, но считал нужным заставить и меня увидеть и признать ее.

Как, откуда он мог так хорошо меня знать… лучше, чем я знала себя сама?

У меня вырвался глубокий вздох. Я ждала, когда он спросит меня про Бретта, ведь я тоже знала Гидеона.

– Прежде всего, скажи, с ним все в порядке?

Последовала пауза, потом он ответил:

– Опасных повреждений нет. А тебя заботит, есть или нет?

– Разумеется, заботит.

Я услышала, как заскрипели его зубы.

– Я хочу узнать о нем, – натянуто произнес он.

– Нет.

– Ева…

– Не надо говорить со мной таким тоном, Гидеон. Я и так пытаюсь быть для тебя открытой книгой, в то время как ты свои секреты придерживаешь при себе.

Моя голова отклонилась в сторону, так что щека оказалась прижатой к мокрой груди.

– Если я могу получить от тебя только твое тело, ладно, так тому и быть. Но я в ответ не могу дать больше

– Ты имеешь в виду не «не могу», а «не хочу». Давай будем…

– Не могу!

Я отстранилась и повернулась к нему лицом:

– Посмотри, что со мной происходит. Вчера я уязвила тебя. Хотя сама не отдавала себе в этом отчета, потому что меня гложет чувство обиды даже тогда, когда я пытаюсь убедить себя, что в состоянии жить со всеми твоими умолчаниями.

Выпрямившись в сидячем положении, он раскинул руки:

– Да я широко открыт перед тобою, Ева. Тебя послушать, так можно подумать, будто ты вовсе меня не знаешь… что, кроме секса, у нас нет ничего общего… тогда как на самом деле ты знаешь меня, как никто другой.

– Поговорим лучше о том, чего я не знаю. Почему ты владеешь такой большой долей в «Видал рекорде»? Почему на дух не переносишь семейный дом? Что за раздор у тебя с доктором Терренсом Лукасом? Куда ты отравился в ту ночь, когда мне приснился кошмарный сон? Что таится за твоими ночными кошмарами? Почему…

– Хватит! – рявкнул он, запустив руки в мокрые волосы.

– Ты должен бы знать, что можешь рассказать мне все, – мягко произнесла я, видя его мучительную внутреннюю борьбу.

– Могу? – Его взгляд пронзил меня насквозь. – Тебе недостаточно того, что есть? Сколько еще дерьма я должен выкалить на тебя, чтобы ты пустилась наутек сломя голову?

Взявшись руками за края ванны, я откинулась назад, и закрыла глаза.

– Ну и ладно. Будем просто трахающейся парочкой, посещающей для успокоения раз в неделю терапевта. Приятно это узнать.

– Я ее оттрахал, – заявил он. – Тебе легче?

Я дернулась так, что из ванны выплеснулась вода. Желудок мой скрутило узлом.

– Ты оттрахал Коринн?

– Нет, черт побери! – Его лицо побагровело. – Жену Лукаса.

– О… – Я припомнила ее фотографию, найденную через поисковик Google. – Она же рыжая, – вырвалось у меня.

– В Энн меня привлекло именно ее отношение к Лукасу.

Я нахмурилась, сбитая с толку.

– Погоди, ты рассорился с доктором Лукасом до того, как переспал с его женой? Или из‑ за этого?

Гидеон оперся локтем о край ванны и потер лицо.

– Он отвратил меня от моей семьи. Я отплатил ему тем же.

– Разбил их семью?

– Я имел дело с ней, – хрипло вздохнул он. – Она обратилась ко мне в связи с какой‑ то благотворительной акцией. Мне и дела до нее не было, пока я не узнал, кто она. Поскольку для меня было очевидно, что Лукаса это убьет, а она явно была не против, я ее трахнул. Думал, на этом все и кончится, но на другой день она позвонила. Чтобы он, узнав об этом, мучился еще больше, я пошел ей навстречу. Ну а когда она дозрела до того, чтобы бросить его ради меня, отослал ее к мужу

Я уставилась на него, отмечая вызов и смущение одновременно. Он мог бы проделать это снова, но все равно стыдился содеянного.

– Ну, скажи что‑ нибудь, – потребовал он.

– Она думала, что ты ее любишь?

– Ни хрена! Одно дело трахать чужую жену, а другое – пудрить ей мозги. Я ничего ей не обещал.

Через нее я трахал Лукаса и не думал, что это повредит ей. Иначе не дал бы всему зайти так далеко.

– Гидеон… – Я вздохнула и покачала головой.

– Что? – ощетинился он. – Почему ты произносишь мое имя вот так?

– Да потому, что трудно поверить в подобную тупость, проявленную столь смышленым малым. Ты всерьез хочешь сказать, будто регулярно спал с женщиной, но никак не ожидал, что она в тебя влюбится?

– Господи! – Он со стоном откинул голову. – Только не все сначала! – Но затем резко выпрямился. – Ага, стало быть, таково твое мнение? Ты все еще думаешь, ангел мой, что для женщин я прямо‑ таки дар Божий. Ну что ж, для меня же лучше, если ты веришь, будто я лучшее, что может тебе достаться.

Я плеснула в него водой. То, как он обошелся с собственной привлекательностью, тоже являлось зеркальным отражением моего поведения. Мы оба знали, в чем наша сила, и умели использовать свои активы. Однако не могли видеть, что именно делает нас для кого‑ то настолько уникальными, чтобы пробудить настоящую любовь.

Гидеон подался вперед и поймал меня за руки:

– Ну а теперь расскажи, что за долбаная история была у тебя с Бреттом Клайном.

– Ты не рассказал мне, чем тебя достал доктор Лукас.

– Нет, рассказал.

– Без подробностей, – настаивала я.

– Сейчас твоя очередь. Исповедуйся.

Мне потребовалось немало времени, чтобы найти нужные слова. Ни одному парню не понравится рассказ о том, какой отпадной шлюхой была его подруга. Однако Гидеон ждал терпеливо. Упорно. И я знала, что он просто не выпустит меня из ванны, пока не услышит рассказ про Бретта.

– Я для него была не более чем подстилкой для траха. – торопливо призналась я, желая проскочить эту тему побыстрее, – и я терпела это, принимала это, поскольку в тот период моей жизни секс был для меня единственным, что позволяло почувствовать себя любимой.

– Ева, он написал про тебя любовную песню.

Я отвела взгляд.

– Ну конечно, правда не сравнится с балладой, верно?

– Ты любила его?

– Я… Нет.

Гидеон выдохнул так резко, словно до сего момента сидел затаив дыхание.

– Меня привлекал и он сам, и его песни, но это было весьма поверхностно. Я его никогда толком не знала.

Все тело Гидеона ощутимо расслабилось.

– Он был частью… периода? Верно?

Кивнув, я попыталась высвободить руки, желая заодно как‑ то избавиться от чувства стыда. Вовсе не обвиняя при этом ни Бретта, ни других парней, появлявшихся в ту пору в моей жизни. Если мне и следовало кого‑ то в чем‑ то винить, то только себя.

– Иди сюда.

Обняв за талию, Гидеон притянул меня ближе и снова прижал к груди. Его объятия были самым восхитительным ощущением в мире. Его руки успокаивающе поглаживали меня по спине.

– Врать не стану. Я бы хотел вышибить все дерьмо из каждого, кто к тебе прикасался, и тебе лучше держать их от меня подальше, но ничто в твоем прошлом не способно изменить мои чувства к тебе. Да и сам я, Бог свидетель, не святой.

– Как бы мне хотелось от всего этого избавиться, – прошептала я. – Терпеть не могу вспоминать ту девчонку, которой тогда была.

Он пристроил подбородок мне на макушку:

– Уж я‑ то врубаюсь. Сам, сколько ни торчал под душем после секса с Энн, никогда не чувствовал себя отмывшимся начисто.

Я крепко обвила руками его талию, подбадривая и успокаивая его. И получая в ответ то же самое.

***

Белый шелковый халат, обнаруженный мной в шкафу, был великолепен, с мягчайшей ворсистой каймой и серебряной вышивкой по манжетам. Все было бы чудесно, только вот, похоже, во всем доме это был единственный предназначавшийся для меня предмет одежды. Глядя, как Гидеон натягивает пару черных домашних брюк, я подергала за шнурок.

– Почему у тебя есть одежда, а у меня только халат?

Он взглянул на меня сквозь упавшую на лоб черную прядь:

– Может, потому, что все это организовал я?

– Демон.

– Просто мне так легче откликаться на твои ненасытные сексуальные запросы.

– Мои ненасытные сексуальные запросы? – Я направилась в ванную, чтобы снять полотенце с головы. – Помнится, прошлой ночью я кое‑ кого просто умоляла оставить меня в покое. Или это уже утром было, после всенощного бдения?

Он заполнил собой дверной проем за моей спиной:

– Погоди, нынешней ночью ты тоже взмолишься. А пока я пойду сварю кофе.

По отражению в зеркале я проследила за тем, как он повернулся, и заметила у него на боку, там, где его невозможно было увидеть раньше, наливавшийся синевой кровоподтек.

– Гидеон! У тебя синяк. Дай посмотрю.

– Со мной все в порядке. – Прежде чем я успела его остановить, он уже спускался по лестнице. – Не задерживайся.

Охваченная чувством вины, таким, что хоть плачь, я принялась дрожащими руками расчесывать редким гребнем мокрые волосы. В ванной было полно привычных для меня туалетных принадлежностей, что лишний раз подтверждало внимательность и предусмотрительность Гидеона, ну а заодно подчеркивало мои недостатки. Я превращала его жизнь черт знает во что. После того, что он уже перенес, ему только не хватало разбираться с моими закидонами.

Спустившись по лестнице на этаж, я вдруг почувствовала, что не могу вот так взять и присоединиться к Гидеону на кухне. Мне потребовалась минута, чтобы внутренне собраться и напустить на себя довольный вид. Не хватало только испортить выходные еще и ему.

Я вышла на террасу, и на меня тут же обрушился рев прибоя. Окатило солеными брызгами, подол моего халата затрепетал на обдававшем меня бодрящей прохладой ветру.

Глубоко вздохнув, я взялась руками за перила и закрыла глаза, пытаясь обрести покой. Главной моей проблемой являлась я сама, и мне вовсе не улыбалось напрягать Гидеона тем, чего он все равно не мог изменить. Только я сама могла сделать себя сильнее и нуждалась в этом, если хотела, чтобы он был счастлив и обрел то, чего так отчаянно от меня добивался.

Услышав, как позади меня отворилась дверь, я глубоко вздохнула и, изобразив на лице улыбку, повернулась к Гидеону, который держал в руке две дымящиеся чашки – одну с черным кофе, а другую с молоком со сливками. Я знала, что он приготовлен в полном соответствии с моим вкусом, поскольку Гидеон точно знал, что мне нравится. И не потому, что я ему говорила, а потому, что не обходил вниманием ничего, что могло иметь ко мне отношение.

– Кончай самоедством заниматься, – строго заявил он, ставя чашки на ограждение.

Я вздохнула. Ну конечно, нечего было и пытаться скрыть свое настроение за напускной улыбкой. Он видел меня насквозь.

Гидеон взял мое лицо в ладони и в упор посмотрел на меня:

– Все прошло и осталось позади. Забудь.

Я потянулась пальцами к тому месту, где видела синяк.

– Этому нужно было случиться, – отрывисто произнес он. – Нет, помолчи и послушай меня. Я полагал, будто понимаю твои чувства насчет Коринн, и, честно признаюсь, считал, что в этом отношении ты неправа. Но на самом деле не врубался. Я был эгоцентричным идиотом.

– Я действительно была неправа. Ненавидела ее до умопомрачения. Подумать о ней не могла, чтобы не зайтись от злости.

– Сейчас до меня это дошло. А раньше не доходило. – Его рот печально скривился. – Подчас для пользы дела меня нужно как следует встряхнуть. К счастью, ты всегда была сильна по части привлечения моего внимания.

– Не пытайся отшутиться, Гидеон. Из‑ за меня ты мог основательно пострадать.

Я попыталась отвернуться, но он поймал меня за талию.

– Я и так серьезно пострадал из‑ за тебя. Увидеть тебя в объятиях другого парня, целующей его… – Его глаза потемнели и налились гневом. – Это выпотрошило меня, Ева. Вывернуло наизнанку, заставив изойти кровью. Я надрал ему задницу в целях самообороны.

– О господи! – выдохнула я, опустошенная его беспощадной честностью. – Гидеон.

– Я сам себе противен из‑ за того, что не проявил большего понимания в связи с Коринн. Если поцелуй мог заставить меня почувствовать себя так… – Он крепко обнял меня: одна рука обхватила бедра, а другая – затылок. Я угодила в плен. – Если ты обманешь меня, – хрипло выдавил он, – это меня убьет.

Повернув голову, я прижалась губами к его шее.

– Этот дурацкий поцелуй ничего не значил. Меньше чем ничего.

Взяв меня за волосы, он отвел мою голову назад.

– Ты не понимаешь, Ева, что значат для меня твои поцелуи. Для тебя вот так подарить один и назвать его дурацким… – Не закончив фразу, Гидеон наклонился к моему рту, мягко, нежно, поглаживая кончиком языка нижнюю губу.

Я открыла рот, и наши языки встретились, а потом язык Гидеона стал проникать в мой рот все чаще, пробуждая закипающее желание.

Потянувшись вверх, я запустила пальцы в его мокрую шевелюру и приподнялась на цыпочки, чтобы усилить поцелуй, а когда он всосал в себя мой язык, застонала, тяжело привалившись к нему. Его губы шевелились вплотную с моими, становясь все более влажными и жаркими. Мы прямо‑ таки поедали друг друга, заводясь все сильнее, буквально трахались ртами, используя губы, языки и легкие укусы. Я задыхалась от нараставшего желания, из горла вырывались похотливые стоны.

Каждый его поцелуй был настоящим даром. Он вкладывал в него все: силу, страсть, голод, любовь. Не придерживал ничего, все отдавая, все демонстрируя.

Его мощные мышцы напряглись, шелковистая кожа разгорячилась, язык все глубже проникал мне в рот, встречаясь с моим, участившееся дыхание мешалось с моим, наполняя мне легкие. Все мои чувства были переполнены им, его запахом. Меняя угол наклона головы, я старалась усилить взаимные проникновения, лизать глубже, сосать сильнее. Меня одолевала жажда. Я так сильно его желала.

Его руки неустанно двигались вверх‑ вниз по моей спине. Он застонал, и моя половая щель, отзываясь на это, напряглась. Потянув за пояс халата, он развязал его, распахнул и схватил меня за голые бедра, одновременно ухватив нижнюю губу зубами и поглаживая языком. Я застонала, желая большего.

Вне зависимости от того, как бы ни были мы близки. всегда казалось, что этой близости недостаточно.

Гидеон подтянул меня к себе за ягодицы, и его торчащий, словно стержень из раскаленной стали, член обжег мой живот сквозь тонкий шелк его штанов. Отпустив губу, он снова проник своим пытливым бархатным языком в мой рот, наполнив меня нетерпением и желанием.

Он мощно содрогнулся, бедра заходили ходуном, пальцы впились в мой зад, губы, соприкасавшиеся с моими, извергли дрожащий стон. Я ощутила, как задергался между нами его член, а потом по моей коже растеклась горячая жидкость. Он кончил с мучительным стоном, намочив разделявший нас шелк.

Я вскрикнула, болезненно тая, безумно возбужденная пониманием того, что смогла заставить его утратить контроль над собой всего лишь поцелуем.

Его хватка ослабла, бока ходили ходуном от тяжелого дыхания.

– Твои поцелуи принадлежат мне.

– Да, Гидеон…

Этот, пожалуй самый эротический, момент в моей жизни потряс меня до глубины души, заставив полностью раскрыться.

Он опустился на колени и языком довел меня до судорожного оргазма.

***

Мы приняли душ, после чего, несмотря на утро, прикорнули. Было так сладко снова заснуть с ним рядом положив голову, как на подушку, ему на грудь, обхватив рукой его твердый как камень живот и переплетясь с ним ногами. Проснулись мы вскоре после полудня, и я ощутила страшный голод. Вместе мы поспешили вниз, на кухню, ультрамодернистское оснащение и убранство которой пришлось мне по вкусу. Двери из дымчатого стекла прекрасно сочетались с гранитом и темным прочным деревом. Вдобавок кладовка была полна продуктов, так что не было никакой надобности покидать дом.

Поленившись готовить, мы сделали сэндвичи и отправились с ними в гостиную, где устроились, скрестив ноги, на диване друг напротив друга.

Я уже умяла половину угощения, когда поймала на себе насмешливый взгляд Гидеона.

– Что? – спросила я, не переставая жевать.

– Арнольдо прав. Смотреть, как ты лопаешь, – сплошной кайф.

– Помолчи!

Его ухмылка сделалась еще шире. Он выглядел таким счастливым и беззаботным, что мне едва не стало больно.

– Как ты нашел это место? – поинтересовалась я. – Или его Скотт нашел?

– Моя собственная заслуга. – Он отправил в рот шепотку картофельных чипсов и облизал соль с губ, что я нашла чертовски сексуальным. – Мне хотелось забрать тебя куда‑ нибудь на остров, где бы никто нас не потревожил. Ну а этот дом практически тот же самый остров, если не считать времени на дорогу. Сначала я планировал лететь сюда самолетом.

Не переставая жевать, я задумалась, вспоминая долгую поездку. Конечно, история была еще та, совершенно сумасшедшая, однако было нечто волнующее в том, что он решил полностью переиначить свое расписание лишь для того, чтобы часами трахать меня до бесчувствия, используя мою потребность в нем, чтобы заставить взглянуть в лицо правде, от которой я внутренне отгораживалась. Стоит только представить себе все раздражение и ярость, породившие этот план…

– У тебя на лице выражение изголодавшейся самочки, – заметил он. – И ты называла меня сексуальным демоном.

– Прошу прощения.

– Можешь не извиняться.

Мысленно вернувшись к более ранним событиям, я заметила:

– Наверное, Арнольдо теперь думает обо мне плохо.

Гидеон выгнул темную бровь:

– Ну ты даешь! Вид изголодавшейся самочки, а думает при этом, оказывается, об Арнольдо. Мне что, нужно и ему задницу надрать?

– Нет, черт возьми! Я об этом заговорила, чтобы отвлечь нас обоих от секса, ну и вообще, нужно же это прояснить.

– Я с ним поговорю.

– Думаю, это стоило бы сделать мне.

Голубые глаза Гидеона уставились на меня с удивлением.

– И что бы ты ему сказала?

– Что он прав. Я тебя не заслуживаю и надурила выше крыши. Но я безумно тебя люблю и хотела бы получить шанс доказать вам обоим, что я именно то, что тебе нужно.

– Ангел, да если бы я нуждался в тебе еще больше, то просто не смог бы функционировать. – Он поднес мою руку к губам, чтобы поцеловать кончики пальцев. – И мне дела нет до того, что там думает кто‑ то еще. Мы уловили собственный ритм, и это работает на нас.

– Точно ли это работает на тебя? – Я взяла с кофейного столика бутылку холодного чая и отпила глоток. – Я знаю, что это тебя опустошает. Ты вообще думаешь о том, что это слишком сильно и слишком болезненно?

– Ты ведь понимаешь, на какие мысли наводят оба эти слова, верно?

– О господи! – Я залилась смехом. – Ты ужасен.

Его глаза сверкнули удивлением.

– Обычно ты говоришь нечто иное.

Покачав головой, я вернулась к еде.

– Я лучше буду ругаться с тобой, ангел, чем смеяться с кем‑ нибудь другим.

«Господи».

Мне потребовалась минута, чтобы прожевать и проглотить последний кусок.

– Знаешь… я безумно тебя люблю.

– Да, знаю, – улыбнулся он.

***

После того как мы помыли посуду, я бросила губку в раковину и объявила:

– Мне нужно позвонить папе, я всегда разговариваю с ним по субботам.

– Увы, это невозможно, – покачал головой Гидеон. – Придется подождать до понедельника.

– Как? Почему?

Он взялся руками за кухонный прилавок по обе стороны от меня.

– Нет телефонов.

– Ты что, серьезно? А как насчет твоего сотового!

Свой я оставила дома перед тем, как поехать на концерт, потому что, во‑ первых, мне некуда было его засунуть, а во‑ вторых, я не собиралась им пользоваться.

– Он едет обратно в Нью‑ Йорк в лимузине. И Интернета здесь тоже нет. Еще до нашего приезда я распорядился убрать модемы и телефоны.

Я просто онемела. При его высочайшем уровне полномочий и ответственности изолировать себя от внешних контактов на все выходные казалось… невероятным.

– Вау! И когда, хотелось бы знать, ты в последний раз исчезал таким образом с лица земли?

– Хмм… похоже, со мной такого еще не бывало.

– Наверняка по меньшей мере с полдюжины людей ошалевают оттого, что не могут решить какой‑ нибудь вопрос без тебя.

– Пусть сами разбираются, – небрежно пожал он плечом.

Во мне всколыхнулась волна удовольствия.

– Так, получается, ты весь в моем распоряжении?

– Полностью. – Его губы изогнулись в плотоядной улыбке. – И что, ангел мой, ты собираешься со мной делать?

Я, вне себя от счастья, улыбнулась в ответ:

– Уверена, уж что‑ нибудь, да придумаю.

***

Для начала мы отправились прогуляться по берегу. Я надела пижамные штаны Гидеона, которые закатала и свою белую майку, в которой выглядела отпадно, потому что мой бюстгальтер преспокойно катил обратно в Нью‑ Йорк за компанию с сотовым телефоном Гидеона.

– Я умер и вознесся на небеса, – заявил он, глядя на мою грудь, в то время как мы шли вдоль кромки воды. – Туда, где все мои самые шальные мечты, самые сумасбродные фантазии полностью сбываются.

Я толкнула его плечом:

– Как тебе удается за один час побывать и лирически настроенным романтиком, и сущим дикарем?

– А это один из моих многочисленных талантов. – Его взгляд снова упал на мои соски, обтянутые тонкой, обдуваемой океанским бризом тканью, и он сжал мою руку с несказанно счастливым вздохом. – Я на небесах, ангел. Не может быть ничего лучше.

Возражений у меня не нашлось. Берег был прекрасен первозданной красотой, чем напоминал мне мужчину, чью руку я держала в своей. Шум прибоя и крики чаек рождали уникальное чувство умиротворения. Вода холодила босые ноги, ветер сдувал волосы на лицо. Я уже очень давно не чувствовала себя так здорово и была благодарна Гидеону за то, что он додумался избавить нас от общества, чтобы дать насладиться друг другом. Лучше всего нам было вместе, когда мы были одни.

– Тебе здесь нравится, – заметил он.

– Всегда любила бывать у воды. Мамин второй муж имел дом у озера. Помню, прогуливаясь вот так, как сейчас, по берегу с ней, думала, что когда‑ нибудь куплю и себе нечто подобное.

Он выпустил мою руку и обнял меня за плечи:

– Ну, давай так и сделаем. Как насчет этого места? Тебе нравится?

Я смотрела на него, любуясь тем, как ветер ерошит его волосы.

– Он продается?

Гидеон перевел взгляд на тянувшуюся перед нами береговую полосу.

– Все продается, только за правильную цену.

– А тебе нравится?

– Интерьер, на мой взгляд, холодноват, со всей этой белизной, хотя главная спальня – это да, то, что надо. А остальное мы можем переделать. Больше приспособить под нас.

– Нас, – задумчиво повторила я, гадая, что бы это могло быть. Он любил свои апартаменты с их старинной элегантностью, но чувствовал себя достаточно уютно и у меня, в современной обстановке. Соединить это… – Покупка совместной собственности – серьезный шаг.

– Неизбежный шаг, – поправил меня Гидеон. – Ты ведь сама сказала доктору Петерсену, что неудача неприемлема.

– Да, сказала.

Некоторое время мы шли в молчании. Я пыталась осмыслить свои чувства относительно намерения Гидеона связать нас покрепче, а заодно и понять, почему он решил, будто лучше всего для этого подходит совместная собственность.

– Короче, я правильно понимаю, что тебе здесь тоже нравится?

– Мне нравится берег. – Он отбросил волосы с лица. – Сохранился снимок, где мы с отцом строим на берегу замок из песка.

Просто чудо, что мне как‑ то удалось не запнуться. Гидеон был настолько скуп на информацию о своем прошлом, что услышать хоть что‑ то было настоящим потрясением.

– Вот бы взглянуть.

– Он у матери. – Мы прошли еще несколько шагов, и Гидеон добавил: – Я получу его для тебя.

– Я пойду с тобой.

Он не объяснил пока почему, но как‑ то сказал мне, что дом Видалов для него сущий кошмар. И я подозревала, что именно оттуда произрастали корни его парасомнии.

Грудь Гидеона всколыхнулась от глубокого вздоха.

– Я могу получить ее курьером.

– Ладно.

Я повернулась, чтобы поцеловать сбитые костяшка его лежавшей на моем плече руки.

– Но мое предложение остается в силе.

– Что ты думаешь о моей матери? – неожиданно спросил он.

– Она очень красива. Чрезвычайно элегантна. Кажется доброжелательной. – Глядя на него, я видела Элизабет Видал с ее иссиня‑ черными волосами и ошеломляюще голубыми глазами. – И похоже, очень сильно тебя любит. Это читается в ее взгляде.

– Она не любила меня достаточно, – буркнул он, глядя перед собой.

Я резко выдохнула. Не зная, что стояло за его мучительными кошмарами, я в свое время даже предположила, что она чересчур его любила, и узнать, что это не так, было для меня своего рода облегчением. То, что его отец покончил с собой, было ужасно уже само по себе, и чувствовать себя преданным еще и матерью было бы слишком тяжело, может быть настолько, что у него недостало сил от этого оправиться.

– Достаточно – это сколько, Гидеон?

Его челюсть напряглась, грудь приподнялась в глубоком вздохе.

– Она не верила мне.

Резко остановившись, я развернулась к нему лицом:

– Ты рассказал ей о том, что с тобой случилось? Ты рассказал, а она тебе не поверила?

Он уставился куда‑ то поверх моей головы.

– Сейчас это уже не имеет значения. Дело давнее.

– Чушь. Еще как имеет. Огромное значение. – Я разозлилась на него. И на то, что мать не исполнила свой долг и не защитила свое дитя. И на то, что это дитя было Гидеоном. – Держу пари, это тоже до сих пор чертовски тебя изводит.

– Ты на себя взгляни. Кого это чертовски изводит, так это тебя. Не надо мне было ничего говорить, – посмотрев на меня, произнес он.

– Тебе надо было рассказать мне все раньше.

Его напрягшиеся плечи расслабились, губы печально скривились.

– Я ничего тебе не говорил.

– Гидеон.

– И ты, конечно же, веришь мне, ангел мой. Ты спала со мной в одной постели.

– Я. ТЕБЕ. ВЕРЮ.

Его лицо на какое‑ то мгновение исказилось мукой, а затем он по‑ медвежьи подхватил меня на руки.

Я обвила ногами его талию, а руками плечи и повторила:

– Я тебе верю.

***

Когда мы вернулись в дом, Гидеон сходил на кухню и открыл бутылку вина. Я тем временем просмотрела книжные полки в гостиной и улыбнулась, обнаружив первую книгу из серии, о которой я ему говорила, потому что именно оттуда позаимствовала прозвище Ас.

Мы развалились на диване. Я читала ему вслух, а он рассеянно поигрывал моими волосами. После нашей прогулки Гидеон пребывал в задумчивом настроении, мысли его витали где‑ то далеко. За пару последних дней мы оба преподнесли друг другу немало тем для размышления.

Когда начался прилив, волны и правда стали закатываться под дом: ошеломляющее зрелище. Мы вышли на террасу посмотреть, как наше жилище превратилось в остров посреди пенящейся воды.

– Давай поджарим зефир с шоколадом – сказала я, перегнувшись через ограду, в то время как Гидеон придерживал меня сзади. – На этом переносном очаге.

Он ухватил меня зубами за мочку уха и прошептал:

– Это то, что надо. Хочу слизать с твоего тела расплавленный шоколад.

– Да сколько хочешь, – поддразнила я его. – А не обожжешься?

– Нет, если все делать правильно.

Я повернулась к нему, а он приподнял меня, посадил на широкие перила, сделал шаг вперед, чтобы оказаться у меня между ног, и обнял меня за бедра. Смеркалось, вокруг царило удивительное умиротворение, и мы упивались им. Я взъерошивала его волосы, соперничая в этом с вечерним бризом.

– А с Айерленд ты вообще разговаривал? – поинтересовалась я, вспомнив его сестру по матери, такую же красавицу.

Я познакомилась с ней в особняке Видалов и с ходу поняла, что она жадно ловит любые сведения о своем старшем брате.

– Нет.

– А как смотришь на то, чтобы пригласить ее на обед, когда ко мне папа приедет?

Гидеон, склонив голову набок, посмотрел на меня:

– Ты хочешь пригласить семнадцатилетнюю девчонку на обед со мной и твоим отцом?

– Нет, я хочу, чтобы твои родные познакомились с моими.

– Да она со скуки помрет.

– Ты‑ то откуда знаешь? – с вызовом спросила я. – Да и в любом случае, думаю, что твоя сестра тебя боготворит. А потому уверена: если ты будешь обращать на нее внимание, она будет в полном восторге.

– Ева, – вздохнул он с нескрываемым раздражением, – ну будь ты реалисткой. Я не имею даже отдаленного представления о том, как развлекать несовершеннолетнюю девицу.

– Айерленд не какая‑ нибудь девица, она…

– Да какая разница! – сердито нахмурился он.

И тут до меня дошло.

– Да ты же ее боишься.

– Давай, давай… – проворчал он.

– Да‑ да. Она пугает тебя.

И я сомневалась, что это как‑ либо связано с возрастом его сестры или с ее полом.

– Да что на тебя накатило?! – возмутился он. – Прицепилась к Айерленд. Оставь ее в покое.

– Гидеон, она – это вся твоя семья.

Мне очень хотелось, чтобы Гидеон и Айерленд сблизились. Его сводный брат Кристофер был порядочной сволочью, мать же не заслуживала того, чтобы Гидеон был частью ее жизни.

– У меня есть ты!

– Совсем ребенок, – вздохнула я и поплотнее обвила его ногами. – Да, ты заполучил меня. Но в твоей жизни есть место и для других близких, любящих тебя людей.

– Ничего она меня не любит, – буркнул он. – Она меня не знает.

– Думаю, ты неправ, но если и так, она полюбит тебя, когда узнает. Поэтому позволь ей узнать себя.

– Ну, хватит. Давай вернемся к разговору насчет зефира с шоколадом.

Я пыталась воздействовать на него, буравя взглядом, но все было без толку. Раз уж он решил, что предмет разговора утомляет, его было не переупрямить. И я ре‑ шила пойти в обход:

– Стало быть, о зефире с шоколадом поговорить хочешь, Ас? – Я облизала губы кончиком языка. – Ох уж этот липкий, тягучий шоколад на наших пальцах.

Глаза Гидеона сузились.

Я пробежалась растопыренными пальцами по его плечам и груди.

– Я могла бы согласиться на то, чтобы дать тебе размазать этот шоколад по мне. Но могла бы и на то, чтобы часть его размазать по тебе.

Его брови выгнулись дугой.

– Снова пытаешься подкупить меня через секс?

– Разве я сказала что‑ то подобное? – заморгала я с видом оскорбленной невинности. – Не припоминаю. Тебе не послышалось?

– Эго подразумевалось. Так что давай не темнить. – Его голос сделался опасно низким, глаза потемнели, рука, скользнув под майку, накрыла мою грудь. – Я приглашу Айерленд на обед с твоим отцом, потому что это порадует тебя, а значит, и меня.

– Спасибо, – едва выдохнула я, так как он уже начал ритмично сдавливать и покручивать мой сосок, заставляя меня постанывать от удовольствия.

– При этом с плавленым шоколадом и твоим телом я буду вытворять все, что вздумается, потому что это доставит удовольствие мне и доставит удовольствие тебе. Я скажу когда, я скажу как. Повтори.

– Ты скажешь… – Я охнула, потому что его губы, поверх рифленого хлопка, сомкнулись на моем соске. – О господи…

Он слегка укусил меня за сосок.

– Закончи.

– Ты скажешь когда. Ты скажешь как.

– Ангел мой, есть вещи, относительно которых ты можешь торговаться, но твое тело и секс не предмет торга.

Мои руки вцепились ему в волосы, непроизвольно я на непрекращающейся дурманящее посасывание моего чувствительного соска. Я уже давно оставила попытки понять, почему мне хотелось подчиняться ему. Просто хотелось.

– А о чем еще я могла бы поторговаться? Все и так твое.

– Твое время и внимание – вот два твоих рычага воздействия. Ради них я готов на все.

Меня пробрала дрожь.

– Я уже мокрая для тебя, – шепотом произнесла я. Гидеон, со мной на руках, отошел от перил.

– Это потому, что я так тебя хочу.