Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Раздел IV. Была война






 

4.1 Юрий Николаевич Наумов «О Лямонах и о себе».

(страницы из биографического дневника.)

Данные воспоминания принадлежат перу краеведа, педагога, ветерана Великой Отечественной войны, старейшины Псковского объединения художников-любителей Ю.Н. Наумова (1925-2002). На протяжении многих лет он занимался краеведческой работой, восстанавливал забытые страницы села Лямоново. Он составил родословную владельцев имения Пещуровых, писал о встрече в имении друзей-лицеистов А.С. Пушкина и А.М. Горчакова, о реставрации Лямоновского парка. Длительное время Юрий Николаевич вел дневник, в котором он попытался описать свою жизнь и историю своей деревни Лямоново на документальной основе. При публикации был сохранён стиль и орфография автора

Утром 22 июня 1941 года, после завтрака, как было накануне условлено, наша группа вместе с преподавателем отправилась на стадион. Стояло чистое безоблачное утро, предвещавшее теплый июньский день.

На стадионе все необходимые занятия были проведены и мы часов в 11 прибыли в расположение техникума и в ожидании предстоящего обеда занимались каждый своим делом. На дворе были смонтированы спортивные брусья и перекладина(турник), где всегда были любители позаниматься и блеснуть своими успехами, тут же вокруг спортивных снарядов толпились неизменные болельщики.

Над входом в студенческую столовую был установлен радиоприемник, из которого звенела музыка и деловая информация о текущей жизни.

Ровно в 12 часов обычная информация была прервана и в эфире прозвучали позывные, извещавшие о том, что будет передано важное правительственное сообщение. Все находящиеся во дворе и у раскрытых окон застыли в ожидании. И вот выступил нарком иностранных дел В.М.Молотов и поведал всему нашему народу о страшной беде - вероломном нападении на нашу страну фашисткой Германии.

Вся жизнь в г. Пскове, как и во всей стране, сразу же преобразилась, посуровела, сделалась тревожной и сосредоточенной. Внешне город жил обычной жизнью, но война в той или иной форме давала о себе знать. С первых дней ежедневно стали отправляться на фронт добровольцы и призывники определенных возрастов, начались ежедневные налеты немецкой авиации. Первоначально основным объектом для бомбежки немцы избрали военный аэродром в Крестах, но вскоре смертоносный груз стал падать и на город, вызывая разрушения и пожары. Добровольные дружины дежурили на чердаках и крышах домов с целью борьбы с бомбами зажигалками, которые сбрасывались с немецких самолетов.

Жизнь в техникуме пока что шла своим чередом: студенты сдавали курсовые экзамены и ходили за город на полевую геодезическую практику, но тревога в душе каждого учащегося нарастала. Все мы были воспитаны в духе непобедимости нашей армии и сознанием того, что любая война будет перенесена на территорию противника. Но события первых дней войны с фашисткой Германией разрушили эту доктрину. Сводки с фронтов сообщали о стремительном продвижении немцев вглубь нашей территории по всем направлениям, и к первым числам июля месяца фронт докатился к предместьям года Пскова.

5 июля 1941 года дирекция техникума (директор Морохов Алексей Львович) объявила о том, что в виду осадного положения г. Пскова, занятия в техникуме и полевая практика переносятся на осень 1941 года.

Студентам техникума предлагалось разъехаться по домам до нового учебного года. Но не у всех была возможность добраться до отчего дома. Для уроженцев северных и восточных районов такая возможность еще сохранялась, а для тех чьи родные места оказались под немецкой оккупацией такой возможности практически не существовало. Эта проблема встала перед студентами Островского, Пушкиногорского, Опочецкого, Себежского и Красногородского районов.

В поисках какого-то выхода из данной ситуации, группа студентов из вышеназванных районов(в том числе и я) решили обратиться в горком ВЛКСМ, где нам предложили вступить в формировавшийся в Пскове истребительный батальон, основной задачей которого предполагалась борьба с немецкими диверсантами в прифронтовой полосе.

Поскольку нам было по 15-16 лет (непризывной возраст) командование батальона зачислило нас в свой состав, учтя сложившуюся обстановку с нашими родными местами.

Военную экипировку (обмундирование, вооружение) бойцы истребительного батальона получали на площадке у палат Меньшиковых (по Советской улице). Получил форменные брюки, гимнастерку и ботинки с обмотками. Я и мои товарищи по техникуму отнесли свои вещи на склад в техникум, по своей наивности надеясь получить их обратно, как только немцев отгонят от Пскова, и мы вновь возвратимся в техникум и приступим к занятиям.

Итак, закончив экипировку, поужинав и приведя себя в соответствующий вид, стали ждать дальнейших распоряжений командования. Город горел, что-то было подожжено в результате бомбежки, подожжено по распоряжению местных властей, чтобы ничего не оставлять немцам. По улицам города расплывался дым и смрад, иногда раздавались непонятные взрывы. Особенно много дыма и копоти западный ветер нес на город от горевшего кожевенного завода «Пролетарий». Зрелище было жуткое.

Когда на город опустились июльские сумерки, под покровом темноты и дыма батальон был построен и двинулся в путь. Первоначально двигались по улице Гоголя, затем у Гремячей башни перешли Пскову по небольшому мостику, и дальше путь лежал на север к Крыпецкому монастырю. Прощай любимый город, доведется ли свидеться в жизни? Это происходило в ночь с 6 на 7 июля 1941года.

В целях общей скрытности двигались небольшими группами. Иногда неизвестно кем пускались ракеты. Ходили слухи, что это немецкие шпионы демаскируют путь продвижения батальона. Днем 7-го июля, где-то в лесу был отдых, получили паёк: хлеб, сухари, рыбные консервы. Осваивались с новыми условиями жизни, полной тревоги и неизвестности, особенно для рядовых бойцов. Никто не знал где тот противник, с которым нам предстоит сражаться и в каком количестве. Пока что за прошедшие сутки никаких стычек не произошло. Откуда-то проник слух, будто ночью был захвачен один из диверсантов в форме советского командира, который пускал ракеты.

Еще двое суток мы куда-то продвигались то лесом, то проселочными дорогами и 9-го июля очутились в Крыпецких болотах. К вечеру в наше расположение зашел наш красноармеец, который сказал, что сегодня, то есть 9-го июля немцы заняли Псков.

Шли дни за днями, военных действий не происходило, создалось критическое положение с питанием. Свои скудные запасы мы реализовали, а пополнять было нечем. Население близ лежащих деревень скрывалось от немцев, попрятав скот и запасы продовольствия, на огородах к тому времени также поживиться было нечем. К концу июля месяца линия фронта продвинулась под Лугу, а наш батальон, потеряв связь между отдельными подразделениями, засевшими в Крыпецких болотах, оказался в глубоком тылу. В этих условиях командир нашей группы в звании капитана(фамилию забыл), собрав оставшихся в его распоряжении бойцов поделился дальнейшими своими планами. Разделив группу на взрослых призывного возраста и подростков, отдал следующее распоряжение: взрослые под его командованием будут пробиваться через линию фронта на соединение с частями Красной Армии, а подросткам предлагалось разойтись по домам и ждать возвращения нашей армии назад. В тот же день мы четверо подростков взяли курс на Восток, т.к трое из нашей группы были уроженцами Карамышевского и Славковского районов. У каждого на душе было тоскливо и тревожно. Двигаясь лесами, болотами и проселками опасались напороться на немцев, тем более, одеты мы были в военную форму, но без оружия. Документы и винтовки командир при расставании приказал оставить при нём, какова их дальнейшая судьба мне неизвестно. До д. Кебь наша группа двигалась в полном составе. В лесу под Кебью мы разделились, я повернул на юг, а трое моих товарищей на восток.

Первого живого немца я увидел на расстоянии 200-300 метров от себя при переправе через реку Череха. Немец стоял на посту у железнодорожного моста и не заметил как я, используя заросли прибрежного кустарника, форсировал реку и постарался удалиться от этого небезопасного места. В ближайшей деревне, куда я зашел попросить у селян чего-нибудь покушать, мне удалось обменять мою военную форму на старые латанные застиранные брюки и рубашку-косоворотку. В таком наряде я выглядел обыкновенным деревенским сорванцом, и встреча с немцами не грозила арестом или того хуже. Но, тем не менее, двигаться я продолжал проселками, не выходя на шоссе, чтобы избежать встреч с немцами, но все же от одной неприятности мне не суждено было уйти.

Первая встреча с немцами лицо в лицо произошла в городе Острове при переходе через охраняемый мост. Но все обошлось благополучно - мой латаный наряд и изможденный вид сыграли свою роль. Охрана пропустила меня (как и жителей Острова без задержки). Вторая встреча произошла в лесу по дороге из Острова на Гривы, когда я нежданно-негаданно напоролся на отдыхавшую немецкую колону, но и эта встреча закончилась благополучно. Итак, после недельного пешего перехода, полного страха и голодного режима 3 августа 1941года я пришел в Лямоново и встретился с родителями, которые двумя днями ранее вернулись из эвакуации из г. Холма, где их обогнал фронт, и они оказались на оккупированной территории.

Потекли дни, месяцы, годы фашисткой оккупации. Всем стало ясно, что война с фашисткой Германией приобретала затяжной характер. Сводки с фронта приносили тревожные вести. Под натиском врага наши войска продолжали отступать. Но наш народ, в основе своей верил в непобедимость Советского Союза и его армии. Дело было во времени. А пока наши люди присматривались к новой, оккупационной обстановке, решали, как выжить в таких условиях.

Прежде всего, нужно было решать проблему с жильем. Наша деревня во время пограничного боя 5 июля 1941 года была почти полностью сожжена: из 25 предвоенных крестьянских дворов сохранилось только 4, остальным пришлось расселяться в сохранившиеся постройки погранзаставы, колхозного клуба и школы. Наша семья заселилась в бывшую заставскую баню. Это было если не комфортное жилье, но вполне сносное.

В август пришла пора собирать урожай с засеянных колхозам весною полей. Созрели яровые хлеба, наливалась рожь, ждал своей очереди клевер. На состоявшемся собрании односельчан было решено весь урожай долить на корню с учетом качества и местоположения тех или иных участков. Принимался во внимание состав семей. Так или иначе, хлеба были убраны, выкошены клевера и сенокосные угодья. Колхозный скот частично погиб во время боевых действий, какую-то часть забрали немцы и новая немецкая администрация. Осталась часть лошадей у тех колхозников, которые пытались выехать в тыл, но так и не смогли этого сделать. Осталась лошадь у моих родителей, насколько помню, были лошади у Василькова П.Р. и у Ильина С.И. владельцев лошадей местные немецкие власти обязывали выполнять различные «гужевые» отработки на заготовке дров для районной администрации, на ремонте дорог. Формировали обозы для отправки к линии фронта под Старую Руссу для подвозки необходимых грузов фронту, но многие ухитрялись как-то избежать этих вербовок.

В январе 1942 года такое предписание явиться с лошадьми в санной упряжке в Красногородск получили моя семья и семья Ильина Сафона. Нужно было что-то предпринимать, чтобы не попасть на фронт и вместе с тем не повлечь особый гнев властей. Решили так: в назначенный день мы с Василием Ильиным запрягли лошадей и отправились в дорогу. Местное население видело и могло подтвердить, что мы действительно уехали, но куда?

А мы, доехав до «Кудрявой сосны» повернули в сторону миновав деревни Ганьково, Треньки, Габоны и дальше в Островский район. В одной из деревень сделали остановку с ночлегом, сказав, что едем в сорный пункт в Остров для дальнейшей поездке в Старую Руссу. Проплутав, таким образом, еще пару, суток мы возвратились домой, сказав что в дороге отстали от обоза и не зная куда ехать вернулись домой. А за это время обоз ушёл, и власти успокоились до очередной компании.

Миновала первая военная зима 1941-42 годов. Весной 1942 года на территории бывшего колхоза им. Дзержинского было организовано немецкое имение (земский двор), по своей организационной структуре напоминавшее наши совхозы, т.е. земля, находилась в распоряжении оккупационных властей, тягловая сила у частных лиц была конфискована и поставлена в общественный двор, была создана молочно-товарная ферма.

Все полевые и внутрихозяйственные работы выполнялись местными жителями по наряду администрации имения, во главе с хозином-немцем и управляющим имением. Хозяин немец(Шмидт) во все тонкости производства не вникал. Всеми практическими делами руководил управляющий по фамилии Аллунан, который был назначен на эту должность немецкими оккупационными властями района. Таких госимений в районе было несколько. Насколько я припоминаю, кроме Лямоново, они находились в Станкееве, Олисове, где-то в Мозулевском или Покровском сельсовете. Расчёт за выполненные работы производился частично немецкими марками и скудной натуроплатой(рабочим пайком) куда входило небольшое количество муки, сливочного масла и сахара. И хотя жизнь в этом имении для рабочего люда была полуголодная, но все же дома, а не в лагере.

Начиная с весны 1942 года, все чаще стали проводиться наборы молодёжи для отправки в Германию на принудительные работы. Не исключением стала и наша деревня. Первыми жертвами этих наборов стали Сафонова Нина, Архипова Галина и Кудрявцева Валентина. Нависла такая угроза и надо мной, но по совету родителей я ушел на неделю из дома к родственникам в д. Филиппово Покровского сельсовета, где и пережил очередную компанию по набору. В мае 1942 года при очередном наборе я все же был схвачен полицией и отправлен в Красногородск на сборный пункт для отправки в Германию. Но и на этот раз судьбе было угодно пожалеть меня и оставить дома. Все решило как говорят дело случая. Отвозил меня в Красногородск на лошади отец, где мы встретились со знакомым отцу землеустроителем Дюжиковым С.И., который работал в отделе с\хозяйства. Из разговора стало понятно, что их отделу требуется чертежник-топограф. Поскольку у меня к этому времени было закончено 2 курса землеустроительного техникума, и топочерчением я владел хорошо, то моя кандидатура вполне подходила на эту должность. Дюжиков С.И. предложил нам зайти в в сельхозотдел и переговорить по существу этого вопроса с начальником по землеустройству Красногородского района Горожанко Ф.Н. вопрос был решен положительно и я таким образом остался дома.

В этой должности я проработал до конца 1942 года, занимаясь различными чертежными работами, изредка выезжая на полевые землеустроительные работы по отводу земельных участков для организаций и частных лиц. В декабре 1942 года я был с этой работы уволен и жил дома с родителями, продолжал работать в имении в качестве разнорабочего.

Оккупационная жизнь в нашей округе проходила относительно спокойно, если не считать этих принудительных наборов в Германию. До нас доходили слухи о том, что в Себежском районе стали появляться партизаны и проводить диверсии на шоссейных и железных дорогах, нападать на немецкие и полицейские гарнизоны. В ответ немцы начали практиковать карательные мероприятия, вплоть до уничтожения целых деревень вместе с жителями. Но это было где-то, а в наших краях таких военных стычек пока не происходило. Тут надо отметить такую деталь, что в Лямонове с образованием госимения разместили и полицейский отряд в количестве 15-20 человек. Возглавлял этот отряд немец, а младшими командирами и рядовыми были молодые люди, завербованные из местного населения. В функции отряда входила охрана имущества госимения и администрации. До поры до времени полицейские жили вольготно, не страшась особенно за свою судьбу. Но так было до марта 1943 года, когда в ночь на праздник «масленицы» партизанский отряд под командованием Шувалова Сергея Степановича, впоследствии погибшего на реке Исса, летом 1943 года, воспользовавшись «праздничным» беспечьем полицейских почти без боя разгромил Лямоновский гарнизон, не понеся никаких потерь. Но когда на другой день в деревню из Красногородска прибыл отряд немцев и полицейских, начался разбор случившегося накануне. Была арестована семья Терентьевых (мать, двое дочерей и сын). Вечером того же дня мать Анна, дочь Валентина и сын Анатолий были расстреляны. Младшей дочери Евгении удалось чудом избежать страшной участи и, поселившись в Латвии, она дожила до наших дней.

Вскоре в Лямоново прибыл новый отряд полицейских, вместо уничтоженного, но не надолго. На этот раз сами полицейские, расстреляв немцев командиров, в полном составе ушли в партизаны, после чего немецкие власти прислали уже третий полицейский отряд, укомплектованный из опытных карателей, которые находились в Лямонове до последних дней оккупации и отступили в июле 1944 вместе с немцами. Такова вкратце история трёх полицейских отрядов, направленных в разное время немецкими властями в Лямоново.

Заканчивая разговор о трехлетней жизни на оккупированной территории, тех трудностях и страхах, которые пришлось пережить нашим людям, следует отметить своеобразную черту, присущую молодости человека- это ее жизнеутверждаемость.

Не страх быть убитым или забранным в немецкие лагеря, ни голод не могли убить у молодежи чувства любви, веселья при малейших условиях к этому. Так было и у нас. Молодежь находила подходящее место для сбора(чаще всего в помещении бывшей школы или в доме Ивана Трофимовича в Котляровке), чтобы потанцевать под гармошку, попеть частушки или популярные советские песни, поделиться услышанными новостями о положении на фронте, особенно в последний год и даже месяцы оккупации, когда всем стало ясно, что немец стал отступать по всем фронтам и что для нашей местности близится час освобождения, который наступил 18-20 июля 1944 года.

В первые же дни освобождения нашего района была проведена мобилизация всех возрастов, подлежащих призыву в армию. Призывников направляли для краткой военной подготовки, обмундирования и вооружения в 225-й запасной полк, который располагался в лесу у деревни Пустое Воскресенье (Пыталовский район). Спустя две недели я в числе других своих сверстников из Красногородского, Пушкиногорского и Пыталовского районов из запасного полка был направлен для прохождения дальнейшей службы в 12 инженерно-саперную бригаду, которая на тот момент была придана 54-й армии 3-го Прибалтийского фронта (командующий генерал Маслеников).

Первым боевым крещением для нового пополнения бригады было устройство переправ через реку Гаую, которая находилась на нейтральной полосе, и где готовился прорыв немецкой обороны нашими войсками. Дальнейший путь бригады пролегал в полосе дороги Псков-Рига, с конечной целью её освобождения, что и произошло 13 октября 1944года, и бригаде в числе других воинских соединений было присвоено почетное наименование «Рижская».

После освобождения Риги бригада была отведена для отдыха и боевой учёбы в небольшие предместья Риги - Ропажи и Сунтажи, где находилась до 20 января 1945 года. В этот день бригада в полном составе была погружена на станции Огре в воинские эшелоны и направлена в Польшу, в распоряжение 2-го Белорусского фронта (командующий маршал Рокоссовский), где выполняла инженерно-саперное обеспечение войск фронта при взятии городов.

Последней крупной операцией в действиях бригады было форсирование устья Одера в районе г. Воллин и г. Свинемюнде, где закончились для нас боевые действия с фашисткой Германией. Там мы встретили долгожданный день Победы.

После Победы подразделения бригады занимались сугубо гражданскими делами: собирали бродящий по полям бесхозный скот для отправки его в Советский Союз, некоторые подразделения занимались демонтажем промышленных предприятий и пр.

Так было до 24 июня 1945 года, когда бригада была погружена в воинский эшелон и направлена на Дальний Восток в распоряжение войск 1-го Дальневосточного фронта (командующий маршал Мерецков).

 

«Кто вы, полковник Яковлев? Или шаг в бессмертие».

Анатолий Сизов.

Великая Отечественная война для жителей Псковщины оказалась не только самым тяжелым испытанием за весь период истории, но и самым героическим. Уже на начальном этапе войны предметом особой гордости стал коллективный подвиг народа и Красной Армии, совершённый у стен древнего русского города на Ловати.

Один из немногих городов России – Великие Луки – испытал радость освобождения от немецко-фашистских захватчиков еще 21 июля 1941 года, а затем держали героическую оборону до 24 августа 1941года.

В этом, в определённой степени уникальном историческом факте, большую роль сыграли воины-красноармейцы 48-й танковой дивизии и её бесстрашный командир полковник Дмитрий Яковлевич Яковлев, которому, увы, жизнь уготовила трагическую судьбу.

Д.Я. Яковлев родился в 1900 году в г. Мариуполе (по некоторым источникам 7 ноября 1901 года в селе Селиваново). С созданием Красной Армии в 1918 году был зачислен красноармейцем 1-го кавалерийского полка. После этого события до конца своей трагической кончины он не порывал связи с армией. За долгие годы службы Д.Я. Яковлев достиг высокого воинского мастерства, которое по достоинству оценило вышестоящее командование. Результатом было быстрое продвижение по служебной лестнице за успехи, достигнутые в боевой подготовке, он был удостоен медали «ХХ лет РККА». (1).

Неслучайно в период модернизации Вооружённых Сил, осуществляемой в преддверии Великой Отечественной войны, полковнику Яковлеву Народным комиссариатом обороны было доверено формирование нового соединения Красной Армии – 48-й танковой дивизии.

Однако если личным составом дивизия, в определенной степени, была к началу войны укомплектована, то материальная часть – вооружение, новые технические средства, практически отсутствовали. В таком состоянии ей приказано было погрузиться в эшелоны и направляться к фронту. Местом сосредоточения дивизии был определен район Невеля, где её воинам под командованием Д.Я. Яковлева и довелось принять боевое крещение 11 июля 1941 года….

По приказу командующего 22-й армии генерал-лейтенанта Ф.А. Ершакова (2) командир 48-й танковой дивизии полковник Яковлев сразу же сформировал из танкистов дивизии сводный танковый отряд и под личным командованием выступил навстречу в район города Пустошка.

Более трех суток танковый отряд Яковлева вел упорные кровопролитные бои с превосходящими силами врага на рубеже реки Ущанка. Крупной гитлеровской танковой группировке так и не удалось здесь смять оборону яковлевского сводного отряда (3).

Гитлеровцы, не сумев прорвать оборону дивизии в лобовых атаках, смогли обойти её правый фланг и выйти и выйти в тыл дивизии. В создавшейся обстановке по приказу сверху полковник Яковлев возглавил руководство отходом частей дивизии и других подразделений к Великим Лукам.

С тяжелыми арьергардными боями против немецко-фашистских захватчиков бойцы дивизии отступали к древнему русскому городу на Ловати через Поречье по невельскому шоссе и параллельным просёлочным дорогам.

К 17 июля 1941 года, когда подразделения гитлеровских войск, двигаясь со стороны Невеля, развернули наступление на Великие Луки, на ближних подступах к городу их мужественно встретили воины полков 48-й танковой дивизии, ведомые полковником Яковлевым, и народные ополченцы.

Длительное время они совместными усилиями сдерживали во много раз превосходящие силы противника части 19-й танковой дивизии и приданные ей другие подразделения. Ценой больших усилий гитлеровские войска смогли войти в город и 19 июля заняли его.

Но праздновать очередную победу гитлеровским захватчикам долго не пришлось. Уже 21 июля после скрытой перегруппировки частей 29-го стрелкового корпуса 22-й армии стремительным контрударом Великие Луки были освобождены от оккупантов.(4). Решающая роль в успехе ночной атаке советских воинов принадлежала 48-й дивизии. Здесь ярко проявилось командирское дарование и талант полковника Яковлева, главного творца смелой наступательной операции. Уверенно и умело руководимые им подразделения дивизии в течение короткого времени довершили разгром врага в городе.

В боевом донесении командиру 22-й армии по этому поводу командование 48-й танковой дивизии сообщало: «противник под ударами наших частей ночной атакой выбит из Великих Лук и отброшен в район Булынино, Жолобово, Маслово (5).

Высокое воинское мастерство, искусное веление наступательного боя, отвага и храбрость красноармейцев отрезвляюще подействовало и на высшее гитлеровское командование. Неслучайно командующий 3-й танковой группой генерал Г. Гот так характеризовал обстановку в штабе фашистского командования, царившую в день освобождения Великих Лук: «настроение главнокомандующего сухопутными силами 21 июля было подавленным. Также и начальнику генерального штаба перспективы на достижение сколько-нибудь значительного успеха в этой битве не казались блестящими. Из кольца окружения под Невелем, на создание которого бросили так много сил и средств, ускользнуло значительное количество русских войск. Великие Луки, оперативное значение которых ОКХ (главное командование сухопутных сил фашисткой Германии) понимало лучше, чем группа армий «Центр», пришлось оставить…(6).

И генерал Гот в действительности оказался провидцем. С каждым днем усиливалось сопротивление врагу. После освобождения Великих Лук 21 июля советские войска более месяца удерживали город в своих руках. На смену 19 танковой дивизии противник подтянул, свежую укомплектованную 253 пехотную дивизию с танками, которая вместе с другими частями уже 25 июля возобновила бои за город Великие Луки. Однако благодаря мужеству и отваге бойцов 48-й танковой дивизии эти попытки врага оказались тщетными. Душой и цементирующей силой обороны являлся её командир полковник Яковлев

Неслучайно сам командир со своими подчиненными бойцами в тот исключительно тяжелый период удостоился не просто внимания центрального печатного органа Народного Комиссариата Обороны СССР «Красной Звезды», а отдельного репортажа собственных корреспондентов газет 1 августа 1941 года из Великих Лук о разгроме 253-й немецкой пехотной дивизии. Он ярко характеризует противостояние противоборствующих сторон и значительные успехи в нём воинов Красной Армии. Складывающуюся ситуацию в действующей армии в районе Великих Лук военные журналисты охарактеризовали так: «Четверо суток не прекращались ожесточенные бои у города В.(Великие Луки). Фашисты подтянули сюда огромные резервы, стремясь, во что бы ни стало сломить упорство наших бойцов. С рассветом над расположением красноармейских частей поднялись эскадрильи вражеских бомбардировщиков. Однако все попытки врага окончились для них провалом.

Враг всеми силами старался вклиниться в расположение советских войск, прорваться вперед, но каждая его атака неизменно отбивалась с большими для него потерями. Наши бойцы неоднократно шли в смелые контратаки. Сближаясь с неприятелем в рукопашной схватке, красноармейцы лишили немцев возможности применить свою артиллерию. Фашисты не решались открывать огонь из орудий, опасаясь поражения собственных войск.

Вчера бойцы командира Яковлева четыре раза ходили в контратаки, нанося немцам, громадные потери… на плечах на неприятеля они ворвались в его расположение, форсировали реку и закрепились на новом рубеже.

К концу дня наши войска разгромили значительную часть 253-й германской стрелковой дивизии. Всё поле боя было усеяно трупами фашистских солдат и офицеров – их насчитали 2250.

Захвачено много пленных. Взяты богатые трофеи. Среди них: 24 орудия, 29 минометов, 47 грузовых автомашин, 19 мотоциклов, 55 ручных пулеметов, 8 тяжелых пулеметов, огромное количество винтовок. Захвачено также 5 легковых машин, в том числе две штабные с оперативными документами, полковая касса, весь обоз дивизии и прочее военное снаряжение»(7).

Активная боевая деятельность наших бойцов заставила того же Гота отметить, что «попытка соединений северного крыла (немецких войск) продвинуться в направлении на Великие Луки 2 августа разбилась об упорную оборону противника». (8). А начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Гальдер в своем дневнике 3 августа 1941 года пошел еще дальше, признав, что в районе Великих Лук о наступающих действиях не может быть и речи. Русские войска вынудили перейти к обороне.

В только что опубликованных воспоминаниях непосредственного участника описываемых событий с немецкой стороны генерала пехоты (на тот период командира 464-го пехотного полка 253-й дивизии) Нихоффа, дана краткая оценка боевых качеств русских войск. В частности он писал, что их «фронтальная оборона была превосходна даже, несмотря на очень сильное сосредоточение огня артиллерии, бойцы не отступали не на шаг. Оборонительная позиция была очень хорошо выбрана и оборудована..».(9).

Естественно, успешные действия участников обороны Великих Лук в этот период удовлетворяла всем строгим требованиям военного искусства и со стороны вышестоящего командования советских войск. В краткой характеристике о состоянии боевых качеств 22 Армии данной ей командованием, указывалось: «..необходимо отметить особую стойкость, упорство, храбрость и героизм бойцов и командиров 48-й ТД..

Моральное состояние и боевые качества бойцов и командиров высокие. Как дивизия, так и её командир полковник Яковлев заслуживают быть отмеченными.».(10).

 

 

И впоследствии воины 48-й танковой дивизии продолжали стойко держать оборонительные рубежи у стен древнего русского города и успешно контратаковать противника, проводить наступательные операции и мелкими группами путем внезапных ночных ударов по небольшим фашистским гарнизонам в глубине его обороны.

«длительное стояние» в районе Великих Лук дорого обходилось гитлеровцам и навсегда «запомнилось не только немецким генералам, но и рядовым солдатам. Так, пленный разведчик 253-йпехотной дивизии обер-ефрейтор Фергедес при допросе предположил о 30-35% потерях личного состава дивизии у Великих Лук..(11) а военнопленный солдат Ф Вагнер признал, что в боях за Великие Луки конный взвод, в котором он служил, потерял 11 человек, или третью часть всего личного состава.(12).

Лиш9шь когда наступление гитлеровцев захлебнулось под Смоленском, и они перешли к обороне, фашистское командование смогло усилить свои фланги. 22 августа немецкие войска нанесли сильный танковый удар по 22-й армии, оборонявший Великолукский плацдарм, и вышли в её тылы.

Несмотря на это оборона по всему фронту 48-й танковой дивизии в Великих Луках продолжалась до 24 августа и только с получением приказа вышестоящего командования 48-я танковая дивизия, измотанная в непрерывных боях, потерявшая значительную часть своего личного состава, вооружения и боевой техники, оставили город Великие Луки.

Высокое тактическое мастерство в этих тяжелейших условиях продемонстрировал командир 48-й танковой дивизии Яковлев. Всесторонне изучив данные разведки, он сумел определить наиболее оптимальный вариант выхода частей дивизии из окружения и выполнить приказ командующего 22-й армии.

В ночь с 24 на 25 августа 1941 года дивизия, смяв заслон гитлеровцев, вышла из окружения вполне боеспособной и сосредоточилась в указанном приказе районе. В этой ночной атаке воины дивизии уничтожили большое количество живой силы и техники противника.

 

 

«48-я дивизия под Великими Луками сделала все, что было в её силах. Возможно, даже больше, - писал позднее генерал-майор танковых войск И.А.Вовченко.(14). – и вел нас полковник Яковлев.. командир 48-й танковой дивизии полковник Яковлев был способный и смелый военачальник, один из организаторов героической обороны Великих Лук.(15).

Однако вместо рассудительной оценки действий командира 48-й танковой дивизии по выводу её из окружения представитель Западного фронта тут же потребовал от полковника Яковлева заведомо невыполнимых задач.

То, что такие недоразумения негативно сказывались на общей фронтовой обстановке, образно выразил наш выдающийся полководец маршал К.К. Рокоссовский, всецело уважавший и не посылавший на бессмысленную бойню подчиненных воинов. В своих знаменитых, опубликованных в 1997 году, уже бескупюрных мемуарах «Солдатский долг» он, в частности, писал: «Не могу умолчать о том, что в начале войны, так и в Московской битве вышестоящие инстанции не так уж редко не со временем, ни с силами, которым они отдавали распоряжения и приказы. Часто такие приказы и распоряжения не соответствовали сложившейся на фронте к моменту получения приказа обстановке, нередко в них излагалось желание, не подкреплённое возможностями войск.

Походило это на стремление обеспечить себя, (кто отдавал такой приказ) от возможных неприятностей свыше. В случае чего обвинялись войска, не сумевших якобы выполнить приказ, а «волевой» документ оставался для оправдательной справки у начальника или его штаба. Сколько горя приносило войскам эти «волевые» приказы, сколько неоправданных потерь было понесено!».(16).

В то время опытные полевые командиры, знавшие и реально смотревшие на складывающуюся обстановку часто оказывались не просто не у дел, а подвергались страшным репрессиям. Именно такой печальный результат фронтовой судьбы полковника Яковлева.

Как это происходило, рассказал в 1978 году бывший начальник штаба дивизии генерал-майор И.И. Ющук.(17). «утром 28 августа 1941 года в деревне Коробкино, меня, спавшего за столом, разбудил какой-то лейтенант и передал приказание, что меня вызывает к себе представитель Западного фронта полковник Кузнецов.

При входе в дом, где находился полковник, он предъявил документ представителя фронта, тут же сразу меня спросил, что мне известно о противнике. Я доложил данные о противнике на час-два ночи 28 августа 1941 года. Полковник спросил: какое моё соображение о дальнейших действиях 48-й танковой дивизии полковника Д.Я. Яковлева. Выслушав мой доклад, решение представитель одобрил. При этом сказал, что бывший командир 48-й танковой дивизии Д.Я.Яковлев за невыполнение им боевого приказа отстранён от занимаемой должности, и подал мне шифрограмму, подписанную командующим Западным фронтом Маршалом Советского Союза Тимошенко. В которой было написано, что я, начштаба 48-й танковой дивизии, с 28 августа 1941 года назначаюсь командиром 48-й танковой дивизии.

При попытке мной задать представителю фронта вопрос, где Д.Я.Яковлев, он резко меня прервал, сказав, что не время этим заниматься, и объявил в приказном тоне, что я, как представитель командования фронта подчиняю Вам, (то есть мне, командиру 48-йт.д.) 126-ю, 170-ю и 214-ю стрелковые дивизии.

Когда совещание было окончено и три генерала, командиры стрелковых дивизий отправились к своим соединениям, я спросил полковника о Яковлеве. Он недовольно поморщился, сказал, что Яковлев под арестом. Его навещать не стоит. Но я все же настойчиво повторил просьбу о встрече. И он разрешил.

Пройдя около 100шагов по огороду, мы с лейтенантом подошли к бане, у дверей которой стоял красноармеец с винтовкой. Лейтенант приказал бойцу выпустить полковника Яковлева. Дверь открылась, на пороге показался с красными, опухшими от бессонных ночей глазами полковник Д.Я.Яковлев. Мы сели на лужайке у бани. Я спросил его, что произошло?

В два часа ночи, когда я отдыхал, - сказал Дмитрий Яковлевич, - меня вызвал к себе полковник, представитель командования Запфронтом для наведения порядка в частях и соединениях 22-й армии, который приказал:

- с утра сегодня (28 августа 1941г.) контратаковать противника всеми частями 48-й танковой дивизии в юго-западном направлении, нанести удар по тылам противника и занять станцию Назимово и оборонять её до особого распоряжения. Я ему пытался доказать, что в нашей дивизии отсутствуют танки, артиллерия и другие средства усиления. Кроме того, 48-я танковая дивизия при выходе из окружения понесла значительные потери людьми, и с одними винтовками, голодными, измученными бойцами против танков врага да еще на глубину 30 км. Контратака невозможна. Эта затея, сказал я, кроме напрасной гибели людей не даст никаких результатов.

Несмотря на мои доводы, полковник повторил свой приказ в категорической форме. Видя явный абсурд его приказа, я также в категорической форме отказался его выполнить.

- и вот видишь, какой результат. Мне угрожают расстрелом, - сказал Дмитрий Яковлевич. – но я не сомневаюсь, что с этим делом наверху разберутся в мою пользу… я вполне с ним согласился, так как решение командира 48-й т.д. полковника Д.Я. Яковлева, нанесённое на мою карту, только подтвердилось. Никаких контрударов не было, а был отход всех частей на восток, на другой оборонительный участок.

По-дружески крепко пожал Дмитрию Яковлевичу руку, спросил, что ему прислать на завтрак. Он мне ответил, что кушать присылать не надо, а курева надо бы. Выслав Дмитрию Яковлевичу несколько пачек папирос, я зашел к представителю Запфронта полковнику Кузнецову, просил его смягчить режим содержания Д.Я. Яковлева. Не томить его в бане, потому, что тот никуда не уйдет. Представитель фронта пообещал содержать Яковлева на открытом воздухе.

Командуя 48-й т.д. фактически четырьмя дивизиями, пробиваясь на восток с рубежа на рубеж, по лесным тропам, ведя непрерывные бои с наседавшими гитлеровцами, у меня не было даже минуты, чтобы узнать о судьбе многоуважаемого Дмитрия Яковлевича. Позднее стала известна печальная судьба его, как и других видных военачальников того времени в связи с процветанием культа личности. Как Яковлев надеялся, вверху «разобрались», но не в его пользу. 48-й танковая дивизия, а вместе с ней Красная Армия потеряла мужественного, храброго, в высшей степени волевого, прекрасного командира-танкиста, до глубины души преданного нашему народу.

Будучи назначен на должность старшего инспектора в Главную инспекцию Министерства Обороны в 1952 году, я позднее как-то был приглашён к следователю Главной прокуратуры Советской Армии, который занимался разбором дела полковника Яковлева

Я ему подробно рассказал все, что помнил про Яковлева. Следователь опростил меня собственноручно написать подробную характеристику на Яковлева Д.Я. Полковник-следователь просил меня подождать его, а сам с моей характеристикой ушел на доклад к Главному прокурору Советской Армии. Некоторое время спустя следователь вернулся от Главного прокурора и показал резолюцию на моей характеристике на Д.Я.Яковлева, на которой было написано, что полковника Д.Я. Яковлева полностью реабилитировать.»(18).

Полученные нашим архивом документы из Главной военной прокуратуры Генеральной прокуратуры Российской Федерации, Военной Коллегии Верховного Суда Российской Федерации, Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации подтверждают всю нелепость ареста и предъявленных обвинений командиру дивизии. Они основывались только на докладной записке командира Кузнецова и рапорте особого отдела НКВД 48-й танковой дивизии, которые органами предварительного следствия не были исследованы. Хотя решением Военного совета 22-й армии предусматривалось тщательное расследование этого дела. Однако репрессивная государственная

машина заработала на полную мощь, выискивая свои жертвы среди армейского командного состава в оправдание неудач начального периода войны. В такой обстановке решение Военного Совета армии для неё отнюдь не являлось обязательным и было проигнорировано.

По официальным документам военный трибунал Западного фронта 1 сентября 1941 года осудил Д.Я.Яковлева по ст. 193-17, п, «б» УК РСФСР к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией имущества и лишением воинского звания полковник.

Приговор был привёден в исполнение 6 сентября 1941 года.

Яковлев был признан виновным в том, что являясь командиром 48-й танковой дивизии, преступно-халатно относился к выполнению своих служебных обязанностей и не выполнил ряд боевых приказов вышестоящего командования.(19).

Характерно, что сам Яковлев на судебном заседании убедительно показал, что все приказы вышестоящего командования своевременно исполнялись, и у военного трибунала не было достаточных оснований для признания его виновным в преступлениях, вмененным приговором.

В 1957 году супруга осужденного, Лидия Павловна Яковлева (проживавшая в тот период в городе Белополье Сумской области) обратилась с просьбой о пересмотре дела.

Проведённым в 1957-1958 годах дополнительным расследованием установлены новые обстоятельства, которые не были известны суду (Военному трибуналу) 1 сентября 1941 года. Эти обстоятельства свидетельствуют об отсутствии в действиях Д.Я. Яковлева состава преступления и абсурдности первоначально выдвинутых обвинений.

Было установлено, к примеру, что приказа о занятии ст. Назимово и удержания её до особого распоряжения кузнецов Яковлеву вообще не отдавал. Из приобщенных к материалам дополнительного расследования боевого приказания штаба 48-й т.д. за № 020/ 1 от27 августа 1941 г., подписанного Яковлевым усматривается, что эти приказы были направлены на выполнение поставленных Кузнецовым перед частями 48 т.д. задач в приказе от 27 августа 1941 года.

Допрошенные в процессе производства дополнительного расследования бывшие командиры частей 48-й танковой дивизии Н.П. Николаев, К.Д. Шукшин, М.П. Кононенко(20), А.В. Вовченко, начальник штаба дивизии И.И. Ющук и другие военнослужащие дивизии показали, что Яковлев был дисциплинированным, общительным, отзывчивым, требовательным и способным командиром дивизии, приказы вышестоящего командования выполнял четко и умел правильно организовать и управлять боевыми действиями частей в сложной боевой обстановке.

Рассмотрев материалы дела и проверки Военная коллегия Верховного Суда СССР определением №1 н 4170/58 от 18 декабря 1958 года постановила: «приговор военного трибунала Западного фронта от 1 сентября 1941 года в отношении Яковлева Дмитрия Яковлевича по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело о нем производством прекратить за отсутствием состава преступления».(21).

Так один из героев обороны Великих Лук спустя 17 лет после своей трагической кончины обрел законное право на бессмертие.

В нелепую расправу над талантливым командиром длительное время не мог «поверить» сам Народный Комиссариат обороны СССР. Когда наиболее подготовленного полковника Д.Я. Яковлева 5 сентября 1941 года (т.е. уже осужденного Военным трибуналом западного фронта к расстрелу и за день до приведения приговора в исполнение) приказом НКО № 02537 назначают …командиром 17 танковой бригады, а главное управление кадров НКО лишь 18 февраля 1942 года исключило его из своих списков.(22).

….прошло более 60 лет от описанных событий. Казалось бы, навсегда потерялась надежда на встречу с детьми Д.Я. Яковлева. Но вот мартовским днем 2005 года в Государственный архив в г. Великие Луки пришло письмо из Харькова..от его сына Анатолия Дмитриевича. Дочь, родившаяся уже после трагического расстрела Дмитрия Яковлевича, живет в Подмосковье. Жива и жена героя великолукской обороны Лидия Павловна Яковлева.

Так спустя многие десятилетия великолукская военная эпопея 1941 года соединила великолучан с потомками героя.

 

 

1.

2. Ершаков Филипп Афанасьевич, генерал-лейтенант, командующий 22-й, потом 20-й армиями Западного фронта. Пленен противником в октябре 1941 г. Умер в плену в июле 1942 года.

3. Государственный архив в г. Великие Луки (ГАВЛ), ФР-2379, ОП. 1, Д. 119, л.3, 13.

4. Освобождение городов: Справочник.- М. Воениздат, 1985. – с.61.

5. ЦАМО РФ, ф. 22 А, оп. 10803, д. 24, л. 12.

6. Гот Г. Танковые операции. – Смоленск: Русич, 2003. – с. 132.

7. «Красная Звезда». – 1941. – 2 августа. - № 180. – с. 2.

8. Гот Г. Указ. Соч. – с. 145.

9. Военно-исторический архив. – 2004. - № 7. – с. 72.

10. ЦАМО РФ, ф. 22 А, оп. 10803, д. 72.

11. ЦАМО РФ, ф. 208, оп. 2552, д. 175, л. 77

12. Там же.

13. ЦАМО РФ, ф. 48 т.д., оп. 74446, д. 11.

14. Вовченко Иван Антонович, во время описываемых событий майор, командир 48-го отдельного разведывательного батальона 48-й танковой дивизии, в последующем – командир 3-й гвардейской танковой бригады и 3-го гвардейского танкового корпуса, генерал-майор танковых войск.

15. Вовченко И.А. Танкисты. Документальная повесть. – М. Изд-во ДОСААФ СССР, 1976. – С. 43.

16. Рокоссовский К.К. Солдатский долг. – М. Воениздат, 1997. – с. 132.

17. Ющук Иван Иванович, во время описываемых событий полковник, начальник штаба 48-й танковой дивизии, в последующем командир 32-й танковой бригады, 6-го и 11-го танковых корпусов, генерал-майор танковых войск.

18. ГАВЛ, ФР-2379, ОП. 1 д. 119, л. 11-11об., 26; «Великолукская правда». – 1992. – 18 июля. - № 128. – с. 3.

19. Письмо Главной военной прокуратуры РФ № 7 ун – 19898-57 от 18 июля 2002 г.

20. Николаев Н.П., во время описываемых событий подполковник, командир 95-го танкового полка 48-й танковой дивизии;

Шукшин Константин Дмитриевич, во время описываемых событий подполковник, командир 96-го танкового полка 48-й танковой дивизии. Во время отхода из Великих Лук 24-25 августа 1941 года раненым, в бессознательном состоянии, попал в плен. Прошел систему немецких лагерей. Бежал из лагеря и организовал в Бельгии из советских военнопленных партизанскую бригаду «За Родину»;

Кононенко Матвей Прокофьевич, во время описываемых событий подполковник, командир 48-го мотострелкового полка 48-й танковой дивизии, в последующем генерал-майор.

21. Определение № 1 н 4170/58 от 18 декабря 1958 г. Военной Коллегии ВЕРХОВНОГО Суда РФ.

22. Архивная справка ЦАМО № 11/117923 ОТ 09.09.2002 Г.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.