Глава 12. То, что творилось в школе следующие два дня, едва ли можно было назвать агитационными мероприятиями: скорее

То, что творилось в школе следующие два дня, едва ли можно было назвать агитационными мероприятиями: скорее, это был просто хаос. Одни пары, как я и предполагала, расклеивали по школе плакаты и носили футболки с изображением собственных счастливых лиц и надписями на спине типа " Мой принц" и " Моя принцесса". Другие показательно обнимались и целовались каждую свободную минуту, демонстрируя тем самым свою жаркую (жаркую — в прямом смысле, потому что некоторые из них увлекались настолько, что были близки к потере сознания от недостатка кислорода). Такие пары, как Зоя и Дима, ни в рекламе, ни в обсасывании лиц друг друга не нуждались — они знали, что победа итак у них в кармане. Лично я проголосовала за Катю и Стаса — пару из 11 " А". Они были вместе уже довольно долгое по всем существующим мерам измерения времени и всегда напоминали мне замужнюю пару: спокойные, уверенные друг в друге, и не требующие показательного выражения чувств для того, чтобы им поверили.
— Ты уже выбрал кого—нибудь? — спросила я Никиту по пути в столовую.
По пятницам на завтрак всегда давали наивкуснейшую кукурузную кашу с орехами и сухофруктами. Для Никиты, как оказалось, всегда делали отдельную порцию без орехов.
Ну разумеется, разве кто—то в этом мире мог устоять перед его обаянием?
— Ага, — кивнул он.
Мы заняли столик в самом центре столовой, и это было непривычно и неуютно для меня: со всех четырёх сторон чужие взгляды то и делали, что скользили по моему лицу и спине. Никита принёс две порции ароматной каши, пышущей жаром, и два стакана компота из ягод.
Но мне кусок в горло не лез: я сидела и глядела, стиснув ложку, на Никиту. Мне нравилось, когда он надевал футболку с V—образным вырезом, и я с трудом могла отвести взгляд от его крепкой шеи и того места, где она переходила в плечи.
— Ты будешь смеяться. Я проголосовал за Диму и Зою, — сказал Никита.
Я сфокусировала взгляд на его лице.
— Да ладно? — протянула я.
— Ага. Надеюсь, если она получит свою корону, то перестанет быть такой стервой.
— А не всё ли равно? — я запихнула одну ложку каши в рот и, прожевав и проглотив, добавила: — Последний звонок, экзамены, выпускной — и прощай, школа, вместе со всеми одноклассниками, включая Зою!
— О!
— Так что, считай, ты ей услугу оказал.
— Ну а ты за кого проголосовала?
— За Катю и Стаса.
Никита посмотрела на меня так, как будто я только что совершила гениальное открытие. Он часто так смотрел.
— Блин, почему я про них не вспомнил?! Они и правда этого достойны!
Я покачала головой.
— Просто ты не такой умный, как я.
— А вот с этим спорить не буду!
Затем я спросила у Никиты, по какому принципу будут проходить итоговые выборы, и он с искренней заинтересованностью в глазах пустился в объяснения.
— В общем, с шестого по восьмое мая будет проходить выбор трёх пар—номинантов. С одиннадцатого по двадцать третье — выбор победителей. Зоя предложила ещё взять какой—то один день в этом периоде, чтобы все претенденты смогли рассказать, почему именно они достойны стать королём и королевой, но я не знаю, как к этому отнесутся номинанты. Не все, сама знаешь, любят публичные выступления.
— Я бы сказала публичные унижения, — поправила я.
Никита спорить не стал и лишь коротко кивнул. Он расправился с кашей быстрее, чем я, хоть и отвлекался на разговоры. А я не могла одновременно любоваться им, смеяться над его глупостями и есть, отчего к концу перемены моя тарелка была скорее полной, чем пустой.

Мы проводили вместе всё свободное время: на переменах мы сидели в коридоре на подоконнике, после занятий вместе работали в актовом зале, а потом шли домой, где часами висли на телефонной линии. За эти дни я узнала о Никите Макарове больше, чем о Варе, с которой общалась уже больше четырёх лет. Оказалось, что он был фанатом пиратской тематики и обожал черничное мороженое, никогда не был в парке аттракционов и не ездил заграницу. В шесть лет Никита сломал ногу в двух местах, когда свалился с тарзанки, а в тринадцать спас щенка от группы неадекватных подростков, пытающихся поджечь ему хвост, и теперь на его боку навсегда поселился белый шрам в виде четырёхконечной звезды от осколков бутылки.
Мне не хотелось признаваться, но с каждым днём я всё сильнее симпатизировала ему. Каждый раз, когда он невзначай касался меня, убирая выпавшую ресничку со щеки, все мои внутренние стены рушились к чертям.
Для самого Никиты, казалось, совершенно ничего не изменилось после его признания. Он всё так же продолжал восхищённо на меня смотреть и с жаром спорить со мной на разные глупые темы, смеяться, когда я не понимала очевидных вещей и соглашаться, когда я оказывалась права. Он оставался тем же Никитой, каким был всегда. Я же менялась: мне начало нравится часами висеть на телефоне, общаться с другими людьми, кроме Вари, обнимать Никиту при встрече, хвататься за его рукав, когда сильный ветер лишал меня, далеко не хрупкую, но пытающуюся устоять на высоких каблуках, равновесия. Мне нравилось, что его дурацкое чувство юмора заставляло меня смеяться в три часа ночи, когда в семь я должна была уже вставать в школу.
Мне нравился Никита Макаров. Очень. Но несмотря на это, я всё ещё оставалась самой собой: холодность и резкость, выработанную годами, едва ли можно было вычеркнуть из меня одной только милой улыбкой, принадлежащей светловолосому высокому парню с васильковыми глазами. И потому я знала, что любое внезапное событие сможет выбить меня из колеи — и новая стена, выросшая между мной и миром, была бы не самым страшным итогом в этом случае. Но я не могла и подумать, что событие, ударившее меня под дых, произойдёт так скоро.

В понедельник одиннадцатого числа я появилась в школе за пятнадцать минут до звонка. Никита застал меня в гардеробе, когда я лениво стаскивала с себя кожаную куртку, параллельно пытаясь не заснуть, удерживая себя в равновесии лишь упершись одной рукой в стену. Прошлой ночью мы проболтали до двух, а потом ещё целых полтора часа я просто не могла сомкнуть глаза и лишь лежала и смотрела в потолок, не в состоянии стереть глупую улыбку с лица.
— Доброе утро! — провозгласил он, хлопнув меня по спине.
Я попыталась улыбнуться, но не смогла.
— Руки бы тебе оторвать, — в итоге заявила я.
— Ребята в актовом разбирают бюллетени, — проигнорировав мои возмущения, сообщил Никита.
Я неопределённо покачала головой. Никита стоял рядом, ожидая, когда я поинтересуюсь насчёт голосования.
— Литература? — вместо этого уточнила я, словно за целый семестр не смогла выучить расписание.
Никита схватил меня за руку и слегка сжал её.
— Пойдём, узнаем, кого выбрали номинантами!
— Мне это не интересно.
— Ну пожалуйста!
Я тяжело вздохнула и последовала за Никитой, который так и не дождался моего ответа.
В актовом зале было слишком много народа: несколько человек, включая Яна и Сёму, окружённые стопками с бюллетенями, разместились на сцене, а остальные топтались вокруг, ожидая объявления. Среди них я приметила Зою и Диму и всю их шайку—лейку, а так же Катю, Стаса и даже Варю. Последняя, увидев меня, энергично замахала рукой.
— Ты—то что здесь делаешь? — спросила я, когда она подскочила к нам и в виде приветствия поцеловала меня в щёку.
— Меня парни помогать позвали, — она махнула рукой себе за спину. — Я уже перебрала свою стопку бюллетеней, и ты не поверишь, но...
Шелест бумаги, падающей со сцены, прервал Варю. Я увидела, как Ян всплеснул руками и отплевался, а затем пнул остатки бюллетеней и воскликнул:
— Чёрт с ними! Всё равно везде одно и тоже! — под вопросительные восклицания остальных людей, он сложил ладони рупором. — Номинантами на звания короля и королевы выпуска стали Зоя Тимофеева и Дима Лавров, Катя Котова и Стас Павлов и...
Ян замолчал буквально на секунду, чтобы перевести виноватый взгляд на Никиту, а затем и на меня.
— И я понятия не имею, каким образом, но Никита Макаров и Рита Девятова.
Все, абсолютно все без исключения, в этом дурацком актовом зале посмотрели на меня. Я в буквальном смысле сгорала от стыда под десятками пар чужих глаз. Я посмотрела на Никиту. Тот выглядел таким же удивлённым, и я поняла — он шокирован не меньше моего.
— Ян, дружище, ты ничего не перепутал? — сказал он, кивнув другу. — Просто этого не может быть, ведь мы с Ритой хорошие друзья, а не пара. Мы не встречаемся, а значит это будет не по правилам. И Рита, думаю, со мной согласится. — Он протянул руку в успокаивающем жесте. Я приняла её.
— Спасибо. — Я сжала его ладонь.
В зале повисло молчание, и оно было настолько неловким и пронизывающим, что собиралось вокруг меня и давило со всех сторон, пытаясь подкосить и лишить кислорода.
— Держатся за руки и говорят, что не пара, — раздался где—то в толпе голос Зои.
Все, кто скрывал её от моих глаз, тут же расступились прочь. Зоя выглядела как всегда слишком самодовольной: она небрежно водила пальцами по ремню своей дорогой сумки, висящей на плече, и кривила ровно накрашенные красной помадой губы.
— Ой ли!
— А тебе, наверное, завидно? — прыснула я.
Я знала, что если меня никто не остановит, то я начну плеваться ядом направо и налево как сварливая старуха.
— С чего это вдруг я буду завидовать вам, неудачникам?
Я глубоко вдохнула. Выдохнула. И сказала:
— Брось, все знают, что Дима давно встречается с твоей лучшей подругой Аней. Все, включая тебя. Но ты делаешь вид, что всё хорошо — пять с плюсом за отличную актёрскую игру, Тимофеева. Только вот правда в том, что тебе всё равно никто не верит. Раскрой глаза — люди выбрали вас на автомате, потому что привыкли видеть тебя наверху. Но пирамида не вечна, и при желании кто—нибудь просто возьмёт и снесёт к чертям один кубик у основания, и тогда всё — ты окажешься в самом низу.
По мере того, как я говорила, лицо Зои то багровело от стыда, то белело от злости. Её пальцы крепко впились ногтями в ремешок сумки.
— Рита... — слышала я шёпот Вари за своей спиной.
Никита молчал. Зоя поджала губы в тонкую полоску. Я не видела Диму, но была уверена, что и его лицо залилось краской. Да, люди знали, какая нешуточная драма разворачивалась в их кругах, но почему—то делали вид, словно просто этого не замечают. Возможно, предпочитали не выходить из зоны комфорта — пусть всё будет так, как будет. И я не винила их в этом, ведь сама ещё некоторое время назад придерживалась данной позиции. Но теперь, пока Никита стоял ко мне плечом к плечу и сжимал мою ладонь в своей, любое море было мне по колено.
— Добро пожаловать на экспресс неудачников, следующая остановка — вокзал несбывшихся надежд, — зачем—то добавила я, уничтожив всю серьёзность своего обвинения детской концовкой.
Могу поклясться, что услышала, как Никита хохотнул.
— Я уничтожу тебя, — прошипела Зоя. — Вас двоих. С лица земли сотру.
Она выскочила из актового зала, протиснувшись между учениками, окружившими нас в кольцо, и громко хлопнув двери. Теперь все взгляды снова были обращены на меня.
— Нам пора на литературу, — произнёс Никита.
Я коротко кивнула. И только когда мы оказались за дверью, в небольшом квадратном коридорчике, отделяющем вход в актовый зал и основной корпус второго этажа я поняла, что меня трясёт.

— Хочу, чтобы ты знала — я тут не причём...
До моего дома оставалось совсем немного, до дома Никиты — ещё ближе. Каждый день мы заново прокладывали один и тот же маршрут мимо сквера, за который успевали насладиться не только общением друг с другом, но и тишиной: той, которая никого из нас не напрягала.
— Я и не говорила, что считаю тебя крайним, — мягко перебила я, опуская взгляд вниз. — Я просто не знаю, что теперь делать. Ты знаешь, как я не люблю все эти конкурсы — унижение же в чистом виде, потому что кто—то, так или иначе, в итоге оказывается в дураках. И, поверь моему опыту, это буду я. И ты вместе со мной. А я... — я вдруг заговорила другим голосом, — Не хочу, чтобы твоя репутация в школе из—за меня портилась прямо перед самым выпускным.
— Брось, — отмахнулся Никита. Он обежал меня точно так же, как я сделала тогда, вечером после посиделок у него дома, и теперь шёл ко мне лицом и спиной по направлению движения. — Репутация — это последнее, о чём я думаю. Если хочешь, мы завтра же объявим всем, что участвовать не будем. Прям завалимся в кабинет директора и по громкоговорителю скажем: " Шли бы вы лесом со своим конкурсом! Шли бы вы куда подальше! Не царское это дело, с холопами связываться! "
Никита щурился, энергично размахивая руками и изображая то, как мы вальяжной походкой идём по коридору и смотрим на всех так, словно они недостойны даже крупицы нашего внимания, а я громко смеялась и зачем—то всё время толкала его кулаком в плечо. Мне было хорошо с ним. Так хорошо мне не было даже в компании ромашкового чая с молоком и любимой книги.
— И всё—таки, меня самого интересует, почему столько людей решили номинировать нас, да ещё и как пару...
— Не знаю, — соврала я.
Потому что всё начинало казаться мне слишком очевидным — в большинстве случаев, мы вели себя именно как влюблённая пара, хоть и так сильно старались это отрицать: он помогал мне надеть куртку, я поправляла его причёску ни к чему не обязывающим жестом. Мы вместе садились в столовой и вместе выходили из школы. Мы всё делали вместе.
Именно поэтому окружающие подумали, что мы в буквальном смысле вместе.
— Хотя, знаешь, что? — я провела рукой по волосам, сама не веря в то, что собираюсь это сказать. — А давай поучаствуем! Не всё Зое с Димой масленица! А если выиграют Катя со Стасом, я буду только рада.
— Ты уверена? — с сомнением переспросил Никита.
Мне не хотелось ставить Никиту в неловкое положение — не хотелось, чтобы он думал, будто бы я делаю это из чувства вины. И поэтому я остановилась на месте и вытянула перед руку в кулаке с оттопыренным мизинцем.
Никита вопросительно изогнул левую бровь.
— Обещай мне, что мы не дадим Зое и Диме оставить в истории школы след ярче, чем наш собственный. Мы сделаем их — и это не обсуждается.
Никита заметно повеселел: его губы растянулись в однобокой улыбке, образующей морщинки в уголках глаз. Он подцепил своим мизинцем мой и несколько раз тряхнул рукой.
— Обещаю.
— Чудно!
Мы простояли на месте ещё несколько долгих мгновений, прежде чем расцепили руки. А затем Никита произнёс:
— Для протокола: я сказал, что люблю тебя, не потому что хотел услышать то же самое в ответ. Я сказал это, потому что хотел, чтобы ты знала.