Глава 4. Едва вернувшись из школы, я поднялась к себе и принялась искать

Едва вернувшись из школы, я поднялась к себе и принялась искать. Комната выглядела почти так, как мне запомнилось, разве что стала почище. Я чувствовала – чего-то не хватает, но не знала, чего именно. Я открывала ящики, в шкафу отодвинула вешалки с новой одеждой, но не нашла ни единого намека на свое прошлое. Либо я была вообще никем, либо таким подарком, что в Программе сочли за лучшее стереть все.

Чертыхнувшись, я захлопнула ящик. Мне требовалось что-то, хоть что-нибудь, понять, какой я была раньше. Я медленно оглядывала комнату, соображая, не пропустила ли чего, когда мать позвала из кухни:

– Слоун! Ужинать!

Я пошла к двери, расстроенная, что не нашла даже завалявшейся фотографии. Здесь кто-то побывал и все выгреб. Больше всего меня беспокоило, как я дошла до такого, что меня пришлось отправлять в стационар. Сейчас это казалось немыслимым.

Отец работал допоздна, поэтому ужинали мы с матерью вдвоем. Я тыкала вилкой в жареную картошку на тарелке. Мне хотелось спросить о прошлом, но я равно боялась и ответа, и молчания. Вдруг, узнав правду, я снова заболею?

– Как в школе? – спросила мать. – Освоилась?

– Хорошо. – Я медленно жевала. – Мам, а куда делась моя одежда?

– Мы же новую купили. Тебе не нравится?

– Да нет, отчего же. Просто хочу понять, как выглядела прежняя.

– А, почти так же. Это доктор Уоррен предложила обновить твой гардероб для нового старта. Но если тебе не нравится, давай завтра после школы съездим в магазин. – Она улыбнулась. – Это даже будет весело.

Новый старт. Сердце забилось сильнее.

– Замечательно, – вяло сказала я. – Мне вот интересно… – Я с трудом сглотнула. – Ты не подскажешь, у меня раньше был бойфренд?

Заметной реакции я не уловила – мать спокойно резала курицу на тарелке.

– Ну конечно, – ответила она, не поднимая глаз. – Ты встречалась с мальчиками, но без серьезных увлечений.

– Оу. – Отчего-то от этих слов мне стало не по себе. – А подруги?

– Откуда этот интерес, Слоун? – резко спросила мать. – Беспокойся лучше о настоящем, а не о прошлом.

– Ты права, – согласилась я, лишь чтобы убрать морщинку у нее между бровей. Мы снова начали есть. Через минуту я с улыбкой спросила, разрезая мясо: – А ты не знаешь такого Джеймса Мерфи?

Мать посмотрела на меня.

– Нет. Твой одноклассник?

– На математике. Подруга говорит, он побывал в Программе незадолго до меня. У него репутация хулигана, – засмеялась я.

Мать мило улыбнулась:

– Ну, таких подростков следует избегать. Меньше всего тебе сейчас нужны проблемы. Нужно помнить, что ты болела, а теперь вылечилась. Тебе же не рекомендовали зацикливаться на прошлом, вот и живи сегодняшним днем.

– Я не зацикливаюсь. – Щеки у меня горели от этой отповеди. – У меня вообще нет прошлого. Ты хоть понимаешь, каково это?

– Уверена, что нелегко. Но врачи убрали лишь зараженные воспоминания. А если начнешь копаться в голове, реальность станет ускользать. Доктор Уоррен говорила…

– Откуда ты знаешь, что убрали только плохие воспоминания? – возразила я. – Я же ничего не помню. Я не знаю, что случилось с Брэйди, мне известно только, что он мертв. Что с ним произошло?

– Брэйди утонул, – просто ответила мать. Это я знала и без нее – от доктора Уоррен. Но никаких подробностей она не привела.

– Но как?

– Слоун. – В голосе матери появились угрожающие нотки.

– Как можно утверждать, что нам стирают только необходимое? – спросила я. – В моей жизни сплошные дыры, лакуны, я…

– Разговор окончен, – перебила мать. Я встретилась с ней взглядом – в ее глазах плескалась паника. – Ты пыталась убить себя, Слоун. Нам сообщили, что ты и в Программе вела себя строптиво. Мы могли тебя потерять, как и твоего брата. Программа сохранила тебе жизнь – большего мне и не надо. Неудобства, которые ты сейчас испытываешь, скоро пройдут. А если не хочешь потерпеть, мы позвоним врачам и узнаем, нет ли другого лечения. Второй раз мне этого не вынести…

У нее полились слезы. Мать оттолкнула стул и вышла, оставив тарелку с почти не тронутым ужином. Мне стало стыдно, будто я превратилась в неустранимую проблему, которая возникает снова и снова.

Я бросила салфетку на стол и ушла к себе.

Примерно через час мать постучалась и спросила, можно ли со мной поговорить. Я согласилась, все еще мучаясь угрызениями совести. Мать казалась старше, чем в моих воспоминаниях, и мне пришло в голову, что я помню все отнюдь не точно.

– Насчет твоего брата, – сказала она, присаживаясь на кровать. – Это была трагедия, о которой мы решили забыть.

– А что произошло? – По спине пробежали мурашки. – Брэйди же прекрасно плавал, как он мог утонуть?

– Несчастный случай на плоту. Врачам пришлось стереть тебе память, потому что смерть брата очень повлияла на тебя. По их мнению, это дало толчок развитию твоей болезни.

У меня и мысли не возникло, что Брэйди намеренно мог себе навредить. Он не поступил бы так эгоистично. Он любил нас, мы были счастливы.

– Мне его не хватает, – сказала я, глядя на мать.

Она заморгала, прогоняя слезы, и невесело улыбнулась.

– Мне тоже, но надо жить дальше. Твой брат утонул в реке, это было страшное горе, но мы нашли в себе силы жить дальше. Не заставляй нас переживать эту боль заново, хорошо?

Мне стало тяжело – просьба показалась несправедливой, я ведь не помню, как потеряла брата. Мне требовалось больше уединения, чтобы погоревать сейчас, когда я уже дома. Однако я кивнула, и мать ласково потрепала меня по бедру.

– Ну, расскажи же мне о своих новых подружках! – сказала она, будто мы все выяснили раз и навсегда.

– Оу… – Я наморщила лоб, удивившись смене темы. – У меня одна новая подруга, Лейси, я же тебе рассказывала. Она очень милая, тебе понравится. – За это я бы не поручилась, но вдруг, познакомившись с Лейси, мать перестанет пугаться куста. – Можно, я приглашу ее на ужин?

Мать сжала губы.

– Давай попозже, когда все успокоится. – Мне это не понравилось, но я ничего не сказала. – А мальчики?

– Да нет никаких мальчиков, – засмеялась я. – Я просто спросила об ученике, которого видела на математике.

Мать натянуто улыбнулась, и у меня упало сердце. Она не пустит Лейси к нам в дом и никогда не позволит мне встречаться с парнями. Надо найти Релма. Больше мне довериться некому. Он просил подождать, не торопиться его искать, но я не могу. Мне нужно поговорить с тем, кто поймет. Вот бы Кевин отвез меня к Релму сегодня!

Мать заправила мне волосы за ухо.

– Я рада, что мы поговорили, – сказала она, с любовью глядя на меня. – Мы так счастливы, что ты дома, детка. Ты понятия не имеешь, как мы по тебе соскучились.

Я сказала, что тоже скучала по ней, но глубоко в груди зародилась ноющая боль – без причины, и оттого непонятная. Я будто тосковала по себе прежней или по кому-то другому. Во мне многого недостает, и что бы я ни делала, мне не заполнить этой пустоты.

Прошла почти неделя. Я сидела на математике. Кевин сказал, пока встречаться с Релмом рано – мне еще поправляться и поправляться. Так лучше для моей психики, и это не обсуждается. Он напомнил, что хотя присматривает за мной по просьбе Релма, но мое здоровье для него важнее всего, так что придется выбирать приоритеты.

Джеймс Мерфи сидел за соседней партой, внимательно слушая учительницу. Я опустила голову, чтобы волосы свесились на щеки, и смотрела на Джеймса через темную завесу.

Белые шрамы на бицепсе были странной крестообразной формы. Не представляю, что могло оставить такие следы. На обычные розовые шрамы непохоже. Неужели это ожоги?

Джеймс перехватил мой взгляд и снова уставился на доску с бесстрастным видом. Я отчего-то огорчилась.

Я списала с доски несколько задач, осторожно поглядела на Кевина, задумчиво глазевшего в окно, и снова скосила глаза на Джеймса. Его упорное нежелание меня замечать будоражило любопытство. Я его не рассматривала, но могла отметить, что он очень красив. Это просто бросалось в глаза. Он не очень следит за собой – подбородок небрит, щетина немного темнее волос на голове. В уголках рта угадывалась улыбка, хотя он и смотрел на доску. Джеймс подался вперед, перевернул страницу тетради и что-то быстро настрочил, повернув тетрадь со спиралью вбок и продолжая смотреть на доску. Я не понимала, что происходит, пока он беззвучно не постучал пальцем по странице.

До меня дошло – он хочет, чтобы я прочитала. Я чуть подалась вправо.

«Почему ты меня рассматриваешь?»

Голубые глаза на секунду задержались на мне, и я почувствовала, как щеки заливает краска. Смущение лишило меня самообладания. Я пожала плечами.

Джеймс кивнул и снова нацарапал что-то в тетради, повернув ее мне.

«У меня уже возникают комплексы».

Я прыснула, тут же прикрыв рот ладонью. Полкласса обернулись на звук. Джеймс сидел с совершенно невинным видом, мгновенно открыв прежнюю страницу и сложив руки перед собой.

– Что-нибудь случилось, Слоун? – спросила учительница. Через секунду рядом оказался обеспокоенный Кевин.

– Нет, – ответила я. – Извините, жвачкой подавилась.

– Именно поэтому жевать жвачку на уроке запрещено. – Учительница не сдерживала раздражения – ее перебили во время объяснения.

– Тебе нехорошо? – тихо спросил Кевин. – Может, выйдем в коридор подышать?

– Нет, – тут же сказала я. – Со мной все в порядке, правда.

Кевин покосился на Джеймса и подошел к учительнице, прервав ее на полуслове. Я не смела посмотреть на Джеймса, но чувствовала на себе его взгляд.

– Конечно, – сказала учительница моему хендлеру. – Слоун, пересядь, пожалуйста, вперед.

Я быстро собрала вещи и перешла на пустовавшую первую парту. Я сидела перед всем классом, чувствуя себя униженной – и немного польщенной.

На перемене Кевин отвел меня в сторону и внимательно посмотрел в глаза.

– Что это было? – спросил он.

– Ну, засмеялась. Пустяки, – мне не понравилось такое дотошное любопытство. Впрочем, другой хендлер вел бы себя намного придирчивее.

– Ты знаешь Джеймса Мерфи?

– Нет.

Кевин с облегчением выдохнул и выпрямился.

– Тогда вот так и продолжай. Джеймс не тот, с кем тебе следует знаться. Я не смогу защитить тебя, Слоун, если ты ступишь на эту дорожку.

– На какую?

– Саморазрушения. Обещай держаться от него подальше, пожалуйста.

Я не люблю, когда мне указывают, с кем общаться, но в глазах Кевина была мольба, и я кивнула. Сдержать обещание будет нелегко.