Безветренно-тихая ночь Сетимиэля.

Сетимиэль.

Всю ночь Омелия жалась к Гилииру, словно перепуганная до смерти птица. Нереальность происходящего дурманила разум, похищая уверенность и самообладание. Мир падал в тартарары, и хаос радостно раскрывал свой беззубый рот в терпеливом ожидании будущих жертв, а они с Гилииром решились нестись в эту пропасть первыми, пытаясь выстоять, уберечь, удержать волосинку надежды на острие меча безумства и войны.

Омелия уже чувствовала новую жизнь у себя под сердцем, и от этого оно трепетало еще больше. Тишина и покой материнства боролись в ней с дерзостью и решительностью боевого мага, готового вести в бой армии.

- «Ты, судьба, забрала у меня одного сына, подарив взамен мужа. Сейчас же ты наделила меня еще одной душой, которую я мечтаю выносить и явить свету, но тотчас требуешь от меня чудовищной жертвы монаршей власти… Где же справедливость? Где правда?»

Гилиир до глубокой ночи сидел с Анари и Эниралом, раскладывая и прикидывая расстановку сил на завтрашнем Кольце Высшей знати. Все выходило пока не плохо. Без особых возражений элита Сетимиэля поддерживала их с Омелией. Участие в бое на землях орков, несмотря на понесенное поражение, только возвысило чету в глазах общества. Но вот, что скажет, взбешенная сожженным Фиэнеем, когорта бежавшей знати столицы? Что скажут семьи, сгоревших в стенах Магистрата, членов совета? Вопрос оставался открытым.

- Хорошая ночь сегодня. Тихая. Безветренная, - выйдя глубоко за полночь на балкон, потянулся Анари. В его руке поблескивал кубок с тягучим вином.

- Такие обычно перед ураганами и бурями случаются, - мысленный голос Саприла со ступеней родового замка Гилиира полнился вибрирующей тревоги.

- М-да, - протянул Анари. – Сколько мы их с тобой пережили, добрый друг, - всадник сделал небольшой глоток и поставил кубок на резные перила.

Из дверей неторопливо вышел Энирал и встал рядом.

- Гилиир? – Анари поднял бровь.

- Пошел пытаться заснуть… Настоящий вояка… Спокойный, твердый… даже не хладнокровный, а студеный какой-то. Порой, когда рядом с ним стоишь, аж озноб пробирает, - нехотя признался сухощавый Энирал.

- Интересно, каким он станет, когда Великая его память вернет? – призадумался Анари.

- Я надеюсь… Очень хочу надеяться, что он будет достойным королем. Суровым временам нужен суровый правитель, - Энирал пригубил вина из кубка в руке.

- А черным временам – правитель черный Лорд… Мне порой кажется, что все мы исполняем свои мелодии по хорошо прописанным нотам. До липкой противности хорошо прописанным. Тебе так не кажется, Саприл? – Анари чуть свесился с балкона, любуясь лунно-голубым блеском чешуи друга.

- Именно. И все чаще мне эта навязчивая мелодия кажется скрежещущей фальшью, - маслянистый бас Саприла дарил равновесие недвижных льдов Тироля.

- Возможно, Великая нас научит свои мелодии самим писать? Как думаешь? – Энирал устремился взором в звездную даль.

- Когда со своей разберется, - улыбнулся глава ордена.

Гилиир ласково гладил жену по голове. Его разум бесцельно бродил меж картинами прошлой жизни Данира, тихой отрешенностью воина затерянной в горах деревушки Килин, иногда будоражимой задиристым смехом толстяка Тиринара. Видения путались со смутными темными тревогами из запертой памяти Лорда Шарина, но им на смену неизменно приходило нежное, ласковое марево семейного счастья и единства с душой Омелии.

Будущее его не пугало, не страшило ни мгновения, сколь бы ужасным оно не казалось, сколь бы роковым не отбрасывали его отражения зеркала не наступивших времен. Сердце воина уверенно и неторопливо отмеряло ток жизни. Жизни сильной, правильной. Жизни с чистым сердцем.