Состояние материальной части 2-го механизированного корпуса на 20 июля 1941 г. 16 страница

«Задача армий Южного фронта, — говорилось в первой директиве фронта от 25 июня, — оборонять госграницу с Румынией. В случае перехода и перелета противника на нашу территорию — уничтожать его активными действиями наземных войск и авиации и быть готовым к решительным наступательным действиям»{258}.

Килия-Веке. Наиболее известным событием в полосе 9-й армии является захват советскими войсками плацдарма на румынской территории в районе города Килия-Веке. Частная операция по захвату Килии была спланирована и начала разрабатываться 23 июня в штабе 23-го стрелкового полка 51-й стрелковой дивизии. [227]

«Командир 23-го стрелкового полка майор П.Н. Сирота и начальник штаба капитан Л.А. Поплавский на второй день войны обратились с просьбой к генерал-майору П.Г. Цирульникову разрешить высадить десант в город Килия-Веке и уничтожить стоявшие там артиллерийские батареи неприятеля. Они очень мешали нашим войскам и препятствовали маневру Дунайской военной флотилии. Просьба, повторявшаяся два раза, наконец, была удовлетворена»{259}.

Операция, очевидно, частная и с весьма ограниченными целями. Иногда эта операция представляется как признак агрессивного характера действий Красной Армии. При этом предполагалось, что высадка имела далеко идущие цели, что совершенно не соответствует действительности. Для понимания этого достаточно посмотреть на карту. Советские войска форсировали Килийское гирло в направлении с севера на юг. Дальше в глубину румынской территории простиралась дельта Дуная, изрезанная речками и речушками, сплошь покрытая болотами. Более того, операция не приближала советские войска к Плоешти, а удаляла. Высадка десанта была произведена на остров, образуемый рукавами устья Дуная. Ни на Плоешти, ни куда-либо в другое место отсюда наступать невозможно — нужно форсировать еще два рукава, между прочим, каждый шириной более километра, Сулинское и Тульчинское гирла реки и захватывать плацдарм в районе Тулчи. Но и после этого от Плоешти будет отделять... Дунай, ибо советские войска для захвата Килии переправились с того берега Дуная, на котором находится Плоешти, на противоположный. Чтобы достичь Плоешти, нужно сразу форсировать не Дунай, а Прут. Цели операции у Килии были гораздо более прозаическими. Что скрывается за словами А. Вахмута «препятствовали маневру Дунайской военной флотилии»? С началом войны Дунайская военная флотилия попала в сложную ситуацию, поскольку Килийский рукав на всей протяженности оказался в пределах досягаемости румынских батарей, расположенных на южном берегу. В итоге флотилия не могла использоваться и была стянута в Измаил, но и там подвергалась артобстрелу и атакам авиации. Эта проблема была решена: [228]

«26 июня 1941 г. в 6.00 при поддержке пограничных подразделений части Красной** А*рмии** форсировали р. Дунай и заняли населенные пункты на румынской стороне: с. Сатул-Ноу, с. Пардина, г. Килия-Веке. Занятие указанных румынских населенных пунктов дало возможность свободного плавания средствам Д*унайской** В*оенной**Ф*лотилии** от городов Килия-Нова и Измаил» (выделено мной. - А.И.) {260}.

Боевые действия в полосе Южного фронта 25 июня — 1 июля. Южный фронт был в первую неделю войны одним из наиболее спокойных участков советско-германского фронта. Суть боевых действий сводилась к борьбе за плацдармы на восточном берегу реки Прут. Немцы создавали плацдармы, некоторые из них утрачивались, вместо них появлялись новые. Приступив к исполнению своих обязанностей, командование Южного фронта первым делом занялось ликвидацией плацдарма у Скулени. Против стоявшего как кость в горле плацдарма были брошены 30-я горно-стрелковая дивизия, 203-й артиллерийский полк и части 11-й танковой и 15-й моторизованной дивизий 2-го механизированного корпуса. Атака 25 июня в районе Петрешты, на южном фасе плацдарма, успеха не имела, было потеряно 8 танков 11-й танковой дивизии. 26–27 июня борьба за плацдарм продолжилась, и та и другая сторона атаковали, но остались при своих. К 30 июля плацдарм у Скулени был расширен и подготовлен к ведению с него решительного наступления.

На фоне вспарывающих фронты ударов танковых дивизий борьба за клочки земли на берегу Прута выглядит не слишком впечатляющей. Но и в этих тепличных условиях руководство Южного фронта умудрилось добиться замечаний из Москвы. Достаточно четко оценивавший обстановку начальник Генерального штаба Красной Армии Г.К. Жуков указывал руководству Южного фронта на недопустимость ослабления обороны на направлении, потенциально опасном как плацдарм для развития охвата левого крыла Юго-Западного фронта. 29 июня командующий 9-й армией боевым приказом № 0023 выводил 30-ю стрелковую дивизию в резерв 35-го стрелкового корпуса. Тем же приказом в резерв выводились два полка 176-й стрелковой дивизии. Это незамедлительно вызвало негативную реакцию из Москвы. Директива Ставки ГК № 0015 за подписью Г.К. Жукова отменяла (что само по себе случай исключительный) приказ командующего 9-й армией. [229] Командованию фронта указывалось, что

«снятием *с** фронта 30 стрелковой** д*ивизии**, имеющей боевое соприкосновение с противником у Скулени, и оставлением на фронте Корпачи, Петрешти всего двух с*трелковых** п*олков** 176 с*трелковой** д*ивизии** ослабляется оборона»{261}.

Именно на участке 30-й и 176-й стрелковых дивизий началось впоследствии наступление 11 армии немцев с целью окружения главных сил Юго-Западного фронта. Той же директивой Г.К. Жуков приказывал перебросить в район севернее Кишинева 18-й механизированный корпус.

Не слишком разумно командование Южного фронта распорядилось и неожиданно появившимся пополнением в лице 2-го механизированного корпуса. Согласно предвоенным планам, это соединение должно было убыть к началу первой операции в полосу ударной группировки Юго-Западного фронта. В директиве на разработку плана прикрытия было прямо сказано, что командование Одесского военного округа не имеет права распоряжаться 2-м механизированным корпусом. Он должен был находиться в подчинении высших инстанций:

«5. На территории округа будет расположен резерв Главного Командования: 2 механизированный** корпус (11, 16 т*танковые** д*ивизии**, 15 моторизованная** д*ивизия**) в районе Кишинев, Тирасполь, Котовск и 3 возд*ушно-** дес*антный** корпус (5, 6, 212 воз*душно**-дес*антные** бр*игады**) в районе Первомайск, Вознесенск, которые без разрешения Главного Командования не использовать»{262}.

В изменившихся условиях командование 9-й армии подмяло корпус под себя и использовало его в метаниях вдоль фронта армии. К 24 июня 2-й механизированный корпус был сосредоточен в лесах севернее Кишинева, намотав на гусеницы первые несколько десятков километров. Двумя днями позже командование 9-й армии выдвинуло корпус еще ближе к границе, в район Корнешты. К 29 июля 2-й механизированный корпус был отведен от Прута и перемещен в район южнее города Бельцы. В последние спокойные дни на Южном фронте соединение было перемещено севернее Бельц, в район Дрокия — София с целью нанесения контрудара в направлении Костешты. [230] Все только растрачивали моторесурс танков соединения Ю.В. Новосельского. Корпус и так обладал достаточной подвижностью для выдвижения на направление удара немецких и румынских войск. Но, пропетляв по дорогам Молдавии, корпус к началу июля находился на марше в район, в котором он вскоре понадобился.

1 июля произошла смена оборонявшегося на границе 2-го кавалерийского корпуса П.А. Белова подошедшей из Одессы 150-й стрелковой дивизией. Тем самым высвобождалось подвижное соединение Южного фронта, которое теперь можно было использовать для нанесения контрударов. После смены корпус ко 2 июля был выведен в армейский резерв в леса южнее Кишинева.

В тот же день 1 июля по указанию начальника Генерального штаба РККА Г.К. Жукова 147-я и 227-я стрелковые дивизии, направлявшиеся в Шепетовку, были переадресованы в Жмеринку, к юго-западу от Винницы, и включены в состав Южного фронта. В тот же населенный пункт направлялся 18-й механизированный корпус.

Фигуры на гигантской шахматной доске для сражения на южном фланге советско-германского фронта были расставлены. В стране винограда должна была решиться судьба южной охватывающей «клешни» немецкого плана разгрома Юго-Западного фронта.

Обсуждение

Для начала обратимся к эмоциональной оценке произошедшего. Уже первые бои показали немцам, что легкой победы, на которую они рассчитывали, не будет:

«Русским тем не менее удалось сдержать наступление немецких войск. Они не только нанесли наступающим войскам потери и заставили себя уважать, но и выиграли время. Их не удалось ввести в замешательство клинообразными прорывами танковых групп. Русские также несли тяжелые потери, однако им удалось отвести свои плотные боевые порядки за Случь, верхний Буг, Днестр. Прошли первые 10 дней кампании. После 10 дней во Франции немецкие танки, разгоняя перед собой трусливых французов и англичан, прошли 800 км и стояли у берегов Атлантики. За первые 10 дней «похода на Восток» было пройдено всего 100 км по прямой, и ударные танковые группы немецких войск противостояли превосходящему по силе и техническому оснащению противнику, часто прибегавшему к неизученным эффективным тактическим приемам. Успешное продвижение на этот раз не укладывалось во временной график, установленный командованием. После первых 10 дней оперативный прорыв на южном участке еще не был завершен»{263}. [231]

Тезис о том, что уже в первых боях наши войска показали себя как серьезный противник, изрядно затерт советской пропагандой, но это действительно так. Несмотря на все минусы подготовки солдат и офицеров, недостатки техники, невыгодные условия вступления в сражение, РККА упорно сражалась, сохраняя относительный порядок и высокий боевой дух.

Итоги приграничного сражения. В целом, конечно, ничего хорошего 22 июня — 2 июля для советской стороны не произошло. Обстановка и соотношение сил сторон на 22 июня 1941 г. практически не давали советской стороне надежды на выигрыш сражения. Наиболее значимым фактором, повлиявшим на результат боев у границы на Украине в июне 1941 г., была недоразвернутость и неотмобилизованность РККА. Войска на территории Киевского особого военного округа были разорваны на три оперативно не связанных эшелона, каждый из которых в отдельности уступал собранной немцами группировке. Это позволяло 6 и 17 армиям немцев уничтожать советские дивизии по частям, каждый раз обладая количественным превосходством. После того как приграничные дивизии отступали и соединялись с «глубинными» стрелковыми корпусами, от них в большинстве случаев оставались одни лохмотья. В свою очередь, «глубинные» стрелковые корпуса встречали прорвавшиеся вглубь построения советских войск немецкие танковые дивизии, будучи растянутыми по фронту на 20–30 км. Поэтому они, так же как и соединения армий прикрытия, не могли оказать 11, 13 и 14 танковым дивизиям 1 танковой группы серьезного сопротивления. У командования фронта в силу незавершенности развертывания войск просто не было технической возможности построить войска в одну линию достаточной плотности с выделением нормативного количества соединений в резерв. В этих условиях особенно весомо звучат вышеприведенные слова о военных действиях в Европе: Франция в мае 1940 г. встретила вермахт с развернутой и отмобилизованной армией. [232]

Интерес с исторической точки зрения представляет вопрос о том, было ли сделано все возможное для минимизации ущерба от изначально невыгодного расклада сил. Ответ на этот вопрос, к сожалению, отрицательный. В борьбе с немецким наступлением было задействовано большое количество авиации, танков. Но отсутствие должной активности в организации контрударов привело к разрозненному, разновременному вводу в бой механизированных соединений. Запаздывание в переходе мехчастей в наступление снижало эффект от использования авиации. Существенным просчетом командования Юго-Западного фронта было отсутствие поддержки контрударов танковых дивизий стрелковыми соединениями. Стрелковые корпуса были задействованы только в попытках свести сражение к обороне статичного фронта. Попытки эти были изначально обречены на неудачу вследствие неверного определения направления ударов противника.

Вместе с тем нельзя не обратить внимания на реальный эффект от действий командования. Юго-Западный фронт был единственным направлением, на котором контрудары механизированных и стрелковых соединений Красной Армии оказали заметное влияние на темпы продвижения немецких войск. Этому способствовал целый ряд субъективных и объективных обстоятельств. Во-первых, Киевский округ был сильнейшим из «особых» военных округов, обладавшим несколькими крупными механизированными соединениями, оснащенными новыми танками. Во-вторых, командование округа не худшим образом распорядилось имеющимися в наличии стрелковыми и механизированными соединениями. И на Северо-Западном, и на Западном фронте механизированные соединения приграничных армий перестали существовать в первые десять дней войны. Но только на Юго-Западном фронте от этого был реальный эффект. Наконец, противник действовал на Украине хуже, чем на Западном фронте или в Прибалтике.

Задержка в продвижении немецких соединений в глубь страны на Украине еще не перешла из количества дней в качество срыва замысла агрессии. Было бы преувеличением сказать, что план «Барбаросса» потерпел неудачу уже в первых сражениях. [233] Однако снижение темпов немецкого наступления в полосе Юго-Западного фронта позволило Ставке ГК рокировать армии из внутренних округов на север, заново создавая разрушенный Западный фронт. Юго-Западный фронт в общем-то неплохо держался, и это позволило безболезненно перебросить 16-ю армию М.Ф. Лукина и 19-ю армию И.С. Конева в полосу группы армий «Центр».

Оперативно-стратегические выводы. Контрудары механизированных и стрелковых соединений Юго-Западного фронта дают обширную пищу для размышлений о маневренном сражении с использованием танковых соединений, ставшем визитной карточкой Второй мировой войны. Если Первая мировая война ассоциируется с перемотанными проволокой окопами на лунном пейзаже Соммы или Вердена, то 1939–1945 гг. прочно связаны с образом рвущихся в глубину обороны противника танков, обходящих узлы сопротивления и опрокидывающих наспех построенную оборону оперативных резервов.

Одной из характерных черт маневренной войны в период Второй мировой является напряженная борьба за автострады, проходившие в полосе немецкого наступления. Анализ действий сторон в приграничном сражении показывает важность коммуникаций для механизированной массовой армии. Крупные дорожные магистрали получают огромную значимость, и за их обладание разворачивается схватка не на жизнь, а на смерть. Причины этого вполне очевидны. Тысячи автомашин и сотни танков, тягачей танковых дивизий ежедневно требуют топлива. Сотни орудий на острие удара требуют постоянной подпитки боеприпасами. Дорога за спиной моторизованного соединения становится конвейером, по которому непрерывным потоком текут бочки с бензином, ящики со снарядами, патронами, минами. Бесперебойное функционирование этого конвейера является залогом успеха наступления. Немцы даже называли крупные автострады «панцерштрассе» — танковые магистрали. Этот термин встречается, например, в воспоминаниях командира III моторизованного армейского корпуса Эбергарда фон Маккензена. Вытеснение немцев с крупных магистралей или даже их перехват (как это произошло в ходе удара группы Н.К. Попеля на Дубно) неизбежно вызывали снижение темпов наступления 1-й танковой группы. [234] При этом отсутствовало окружение передовых танковых дивизий как полное прерывание коммуникаций в тылу. Автомашины, мотоциклы могли передвигаться между головой и хвостом танкового клина. Но вместо колонны в несколько рядов приходилось довольствоваться выбоинами проселочных дорог, снижая скорость перевозок и их объем. Магистрали порождали появление на карте сражений невидимых непосвященному пунктов, захват и удержание которых оказывали существенное влияние на оперативную обстановку. Командование Юго-Западного фронта в силу отсутствия опыта не чувствовало важности магистралей и узлов коммуникаций и строило планы обороны и наступления в расчете на удержание местности в целом, а не определенного пункта на этой местности. Вместо удержания Дубно 228-я стрелковая дивизия была растянута по фронту в линию. Линия эта была легко прорвана наступающими немцами. Контрудары 9-го и 19-го механизированных корпусов нацеливались навстречу южной ударной группировке, а не на решение самостоятельной задачи. Такой задачей мог быть захват и удержание северной или южной «панцер-штрассе» немецкого наступления.

Вместе с тем в руках советского командования были механизмы, применявшиеся еще в Первой мировой войне. Наметившийся прорыв порождал переброску на такой участок резервов и войск с более спокойных мест фронта. Нельзя сказать, чтобы командование фронта и армий сделало все для уплотнения боевых порядков на направлении главного удара немцев. Из крупных соединений с других участков фронта был переброшен 8-й механизированный корпус, из глубины построения войск выдвинули 19-й механизированный корпус. Но маневр стрелковыми соединениями отсутствовал. В послевоенном закрытом исследовании прямо указывалось на ошибку в построении войск, допущенную М.И. Потаповым. Ему вменяли в вину отказ от маневра соединениями 15-го стрелкового корпуса на юг:

«В действиях 5-й армии вызывает недоумение нахождение 15 с*трелкового** к*орпуса** на правом фланге, где отсутствовал сильный противник»{264}.

С оперативно-тактической точки зрения это, безусловно, грубая ошибка, допущенная командармом-5. Но зачастую формально неверные решения давали неожиданный эффект. [235] 15-й стрелковый корпус был подобен английскому флоту in being, то есть оказывал влияние на развитие событий самим фактом своего существования. Сравнительно крупная группировка советских войск в не просматриваемой с самолета лесистой местности Припятских болот вызывала серьезное беспокойство в стане противника на самом высоком уровне. В Журнале боевых действий группы армий «Юг» мы находим такую оценку возможностей советских войск на этом направлении:

«Во время телефонного разговора с оперативным отделом группы армий начальник Генерального штаба сухопутных сил лично выразил озабоченность по поводу северного фланга 6 армии. По мнению ОКХ, в районе, прилегающем к реке Припять, находится не менее семи русских дивизий. Начальник Генерального штаба сухопутных сил опасается, что у 6 армии будет недостаточно сил для решения всех трех задач, поставленных перед ней в Директиве № 2. По его мнению, особенно мало сил у XXIX армейского корпуса для решения двух стоящих перед ним задач: следовать вплотную за боевыми порядками III моторизованного корпуса и прикрытие левого фланга»{265}.

При этом в реальности 15-й стрелковый корпус обладал довольно скромными боевыми возможностями. На 30 июня в корпусе вместе с 589-м гаубичным артиллерийским полком насчитывалось 18 432 человека личного состава, шестьдесят девять 45-мм противотанковых пушек, шестьдесят 76-мм дивизионных пушек, девять 76-мм зенитных пушек, тринадцать 107-мм пушек образца 1907–1930 гг., шестьдесят 122-мм и шестьдесят семь 152-мм гаубиц. Это соответствовало одной усиленной немецкой пехотной дивизии. «Туман войны», страх неизвестности заставлял немцев обсуждать меры противодействия небольшой в стратегическом масштабе группе солдат и офицеров 15-го стрелкового корпуса на самом высоком уровне. Заметим, что командующий 6 армией Рейхенау оценивал отступающие в болотах советские части куда объективнее.

«Угроза северному флангу со стороны соединений разбитой в ходе приграничного сражения 5-й армии русских, отступивших в северном направлении, имеет чисто локальное значение. Признаков подготовки к переходу в решительное наступление не отмечено»{266}.

Если крупные группировки войск из состава Юго-Западного фронта убывали в Белоруссию, то группа армий «Юг» постоянно подпитывалась новыми соединениями. [236] В состав 11 армии должна была до 10 июля прибыть 46 пехотная дивизия, а до 22 июля — 73 пехотная дивизия. 17 армия Штюльпнагеля должна была до 3 июля получить в качестве резервов управление ХХХХ моторизованного армейского корпуса, 60 моторизованную и 132 пехотную дивизии. До 7 июля в армию Штюльпнагеля должна была прибыть 94 пехотная дивизия. 6 армия Рейхенау до 3 июля получала на усиление 95 пехотную дивизию, до 8 июля 98 пехотную дивизию из Франции и до 13 июля — 294 пехотную дивизию. Усиление группы армий шло не только за счет пехотных соединений, но и за счет артиллерии и авиации. Перспектива взлома «линии Сталина» заставляла немцев перебрасывать на фронт ГА «Юг» тяжелую артиллерию:

«Начальник оперативного отдела ОКХ сообщает по телефону начальнику штаба группы армий, что в распоряжение группы армий будут дополнительно переданы части тяжелой артиллерии из полосы группы армий «Центр»{267}.

Помимо вывода с территории Украины 16-й и 19-й армий, командование Юго-Западного фронта само предпринимало шаги, вызывающие ослабление находящихся в соприкосновении с немцами войск. Это прежде всего решение командования фронта вывести из боя механизированные соединения. Да, они без отдыха находились в бою уже в течение десяти дней. Но такое же время вели непрерывные бои немецкие танковые дивизии. Попытки вывести из боя механизированные соединения привели к значительному ослаблению стрелковых соединений, доселе словно цементом скреплявшиеся контрударами танков. Отходившие на старую границу пехотные соединения были лишены поддержки танкистов, тем самым значительно ослаблены и потому уязвимы. Роскошь вывести механизированные соединения из первой линии была позволена М.П. Кирпоносом и М.А. Пуркаевым совершенно безосновательно.

Активная versus пассивная стратегия. Давним спором историков, занимающихся начальным периодом войны, да и войной в целом, является обсуждение целесообразности контрударов, наступательных действий. Противопоставляется этому построение статичного фронта упорной обороной. Однако рассмотрение событий приграничного сражения Юго-Западного фронта показывает слабость пассивной стратегии. [237] Когда руководство фронта пыталось остановить наступление противника статичным фронтом обороны, решения М.А. Пуркаева и М.П. Кирпоноса сталкивались с неустранимым недостатком этого вида ведения боевых действий. Таким недостатком является неопределенность планов противника. Предполагая тот или иной порядок действия противостоящей стороны и выстраивая под эти предположения свои оборонительные мероприятия, штаб Юго-Западного фронта сталкивался с тем неприятным фактом, что его предположения оказывались подобны замку, построенному на песке. Противник «неожиданно» избирал совсем другой порядок действий, одним махом делая бесполезными все оборонительные мероприятия советской стороны. М.П. Кирпонос и М.А. Пуркаев постоянно готовились вести оборону с перевернутым фронтом, но командование группы армий «Юг» так и не оправдало их ожиданий. Поворота на юг с целью охвата и обхода армий в львовском выступе в ходе приграничного сражения не последовало. Выделенные для отражения поворота на юг соединения простаивали. Напротив, даже плохо организованные контрудары приносили зримые плоды. Нажим на северный фланг немецкого наступления заставил немцев уйти с магистрали Луцк — Ровно — Житомир и со сниженным темпом пробиваться по проселочным дорогам. Перехват крупной магистрали у Дубно силами частей 8-го механизированного корпуса вызвал задержку в наступлении 1-й танковой группы вермахта на несколько дней. Действия по флангам немецкого наступления были менее зависимы от деталей плана действий противника. Куда он собирался направить острие танкового клина, при такой стратегии не так уж важно, если не стремиться выстроить заслон на пути этого клина. Удар по флангам имел целью ухватить наступление противника за «хвост» и тем самым останавливал его острие.

Следование пассивной стратегии с неверной оценкой планов противника привело к тому, что командованием Юго-Западного фронта уже в финальной фазе приграничного сражения были заложены основы будущих неудач. Пониженное внимание к острию немецкого танкового клина у реки Горынь в ожидании его поворота на юг ослабило защиту «линии Сталина» на этом направлении. [238] Новоград-Волынский укрепленный район в начале июля защищали артиллерийско-пулеметные батальоны УРа без поддержки сильного пехотного заполнения. Оперативная пауза, возникшая в период между выходом 11 танковой дивизии к Острогу и ликвидацией немцами кризиса в районе Дубно, не была использована командованием Юго-Западного фронта для уплотнения построения войск на реке Горынь. Между тем на этот рубеж в начале июля стали выходить немецкие пехотные дивизии, и сдержать их удар остатками 19-го механизированного корпуса, 228-й стрелковой дивизии и группы Лукина было нереально. Ошибочные предположения о немецких планах вместо усиления фронта этих соединений заставили командование фронта выстраивать свои резервы севернее Проскурова, на направлении, немцам совершенно неинтересном.

Следование пассивной стратегии обусловило также существование не задействованных в бою соединений. Три противотанковые бригады, 24-й механизированный корпус, 199-я стрелковая дивизия фактически простаивали 24–26 июня в бездействии. Они были построены в линию для отражения так и не состоявшегося удара немцев во фланг отступающим армиям Юго-Западного фронта.

Контрудары во фланг были мощным средством решения оперативных задач, стоявших перед Юго-Западным фронтом. Помимо очевидных недостатков, они обладали и неоспоримым достоинством: нажим на фланги был в меньшей степени связан с ожидаемой последовательностью действий противника. И разумеется, нельзя проецировать неудачи в организации контрударов на активную стратегию в целом. Плохо организованная оборона была столь же бесполезна, сколь и неудачный контрудар. Как гласил германский устав «Вождение войск» 1933 г.:

«Возможность неудачи наступления ни в коем случае не должна вести к сокращению энергии в его проведении»{268}.

Военно-воздушные силы. К сожалению, в отечественной исторической литературе, рассчитанной на массового читателя, вопросы оперативного применения авиации хромают на обе ноги. В лучшем случае рассказывается о череде воздушных боев и таранов. [239] Однако вопросы влияния воздушного флота на операцию мало зависят от отдельных воздушных боев. Война в воздухе охватывает огромное пространство, и зачастую летчики могут летать на задание и не сталкиваться с противником вовсе. В условиях отсутствия сплошного радиолокационного поля обнаружение самолета противника визуально на дистанции в несколько десятков километров напоминает поиски мухи на стекле сотого этажа небоскреба. Поэтому даже техническая беззащитность ударных самолетов перед лицом истребителей противника не означала автоматически его господства в воздухе. Господства, подчеркну, как воспрещения деятельности авиации вражеской стороны и лишения ее возможности влиять на развитие событий.

Ценность авиации как средства ведения войны — это прежде всего возможность доставлять некое количество взрывчатки в расположение противника. Если несколько упростить, то авиация — это своего рода аналог тяжелой артиллерии. 50-кг бомба эквивалентна 152-мм снаряду, 100-кг бомба — 203-мм. Удары самолетов 100-кг бомбами подобны обстрелу той же цели восьмидюймовой артиллерией. При этом авиация, в отличие от артиллерии, обладает колоссальной маневренностью. Она может сконцентрировать свой огонь на крошечном пространстве в течение нескольких часов. Это было хорошо продемонстрировано ударами советской авиации по 11 танковой дивизии у Острога и ударами немцев по 8-му механизированному корпусу в районе Бродов и по отступающим войскам 6-й армии в районе Золочева. Вес сброшенных авиабомб, в свою очередь, определяется количеством боевых вылетов и числом частей ВВС, задействованных против данной конкретной цели. Обладая несовершенной организационной структурой (описанной в первой главе), ВВС РККА не могли концентрировать усилия на одной определенной цели. Полки 5-й и 6-й армий могли работать на износ, а полки, подчиненные 26-й и 12-й армиям, попросту простаивать. Слабым местом было и непосредственное взаимодействие с войсками. Теоретически самолеты могли восполнить недостаток артиллерии мехкорпусов, но практически этого не делали из-за отсутствия взаимодействия с танковыми частями. В немалой степени в этом виноваты и сами наземные войска, не утруждавшие себя обозначением своего переднего края вкладыванием полотнищ. [240] В общем случае задачи ВВС ставил фронт или армейское руководство, и удары бомбардировщиков по немцам не совпадали с ударами мехкорпусов во времени. Поэтому эффект давали удары по мехчастям противника на марше и в районах расположения. Описание боевых действий в историях немецких танковых дивизий постоянно перемежается жалобами на удары с воздуха. На ВВС РККА жалуются куда чаще, чем на танки. Это достаточно неожиданный взгляд на эффективность действий советской стороны. Общим местом были резкие слова в сторону летчиков, отдавших воздух на откуп асам люфтваффе. Между тем удары с воздуха оказали существенное воздействие на немецкие танковые дивизии, внесли свой неоценимый вклад в уменьшение их боевых возможностей.

Важную роль в приграничном сражении сыграла и немецкая авиация. Характерной особенностью работы люфтваффе был универсализм. Бомбардировщики типа Не-111 и Ju.88 использовались для решения как стратегических задач, так и задач поддержки своих войск на поле боя. При этом дальность этих двухмоторных бомбардировщиков конвертировалась в длительность «висения» над полем боя. «Юнкерсы» и «Хейнкели» были самым страшным противником нашей артиллерии, еще до начала артиллерийской дуэли выбивавшие наши батареи. Еще более страшным противником они были для колонн автомашин на дорогах львовского выступа. Если войска в окопах и танки на исходных позициях — это «крепкий орешек», то толпы людей и автомашин в пробках и узостях выкашивались авиабомбами с устрашающей эффективностью.