Наполеон

Если Жуков подойдет к вам сам, и только после этого подтянутся и остальные, Наполеон, как правило, подойдет с небольшой, искренне обожающей его «свитой», поскольку он, как никто другой умеет сплотить любящих его людей возле себя. Ваш рассказ будет слушаться вроде бы с искренним интересом, но в любой момент Наполеон может переключить внимание с вас на себя какой‑ нибудь фразой к полному восторгу «свиты». Кстати, он также любит исключительную точность почти «энциклопедичность» выражений, как и Гексли, поскольку не умеет мыслить логически. Но Гексли обращает внимание на вашу манеру общаться с другими, чтобы уловить лично ваш образ из рассказа, чтобы понять, какой вы человек и как с вами надо общаться. А Наполеон ставит целью узнать, каким образом вами можно манипулировать. Если Гексли будет весело смеяться, то Наполеон станет очень внимательно фиксировать ваши слабые и сильные места. Чтобы в будущем знать, войдете ли вы в его свиту или нет, можно ли от вас чего‑ то добиться (а если можно, то в какой форме), будете ли вы ему полезны (а если будете, то в чем). Гексли просто хочет научиться общаться с вами, а Наполеон – понять, а станете ли вы ступенькой для него, чтобы самому возвыситься еще больше. При этом Наполеон вовсе не бесчувственный, он искренне расположен к своим «ступенькам», проявляет к ним внимание, позволяет проявить им внимание к себе и очень не любит, когда одна из «ступенек» срывается. Он бесконечно переживает, если в его «свите» ссоры. Резко порвать отношения он не в силах, то есть, поссорившись со «ступенькой», он первым извинится. Но если ссоры будут частыми, то одну «ступеньку» заменят другой, но никогда не сделают этого резко, а как бы постепенно удаляя человека от себя. В то время, как тот же Жуков во время «бунта на корабле» громко заявляет: «Или по‑ моему, или я ухожу!», чтобы другие члены коллектива, признающие его лидерство, или одернули зарвавшегося, чтобы вернуть его «в лоно», или же публично предали анафеме.

ЭтикиЭИИ, ЭИЭ, ЭСИ, ЭСЭ (Достоевский, Гамлет, Драйзер, Гюго)

В зависимости от того, экстраверт человек или интроверт, этика эмоций бывает черной – то есть, экстравертной, сопровождаемой ярким выплеском эмоций во внешнюю среду и белой – когда эмоциональный выброс происходит внутри человека, а во внешней среде проявляется спокойное, «прохладное» поведение.

Достоевские и Драйзеры как белые этики, грубо говоря, ратуют за внешнее соблюдение приличий. С той разницей, что Достоевский делает это, потому что считает, что «все люди должны быть добры друг к другу» как творческий черный интуит, а Драйзер, потому что «я так сказал» – как творческий черный сенсорик.

Если вы недовольны поездкой в Гондурас или вокруг нее собирается разгореться скандал, Достоевский выйдет на сцену в любом случае, по причине того, что очень чувствителен к атмосфере, в которой находится. Его угнетают крики и ссоры, поэтому он всегда выступит примирителем, в случае конфликта. Только сделает он это своеобразно. Для него нет «плохих» и «хороших». Для него есть люди, которые могут быть кем угодно с любыми проблемами и неприятностями, но которые обязаны себя вести с сохранением внешних приличий по отношению друг другу. Тоже самое он относит и к себе. Церковным голосом он примется вещать, что нужно быть добрыми друг к другу, возлюбить ближнего своего (кстати, среди Достоевских много верующих). При этом, Достоевскому ни разу не интересна причина конфликта, и узнавать ее он не станет. Собственно, по этой причине конфликтующие стороны часто вместо отношений друг с другом начинают выяснять отношения с ним в форме: «Ну чего ты лезешь, если тебя не касается?!», и все шишки сыплются на «примирителя». Впрочем, Достоевский вовсе не такой бесчувственный, каким хочет казаться, и у него периодически случаются сильные эмоциональные срывы.

Если вы рассказываете медленно, со вкусом описывая события, или долго останавливаетесь на каких то мелких вопросах, всегда найдется нетерпеливый, что станет вас подгонять, восклицая что‑ то вроде: «Я бы в сто раз быстрее рассказал, чтобы время ни свое, ни людей не отнимать». Можете не сомневаться, перед вами Драйзер. Драйзеры очень ценят время вообще, чтобы позволить его бессмысленно расходовать. При этом, «люди» могут совершенно не тяготиться длинным рассказом, но Драйзер всегда уверен в своих словах, тем более, что среди слушателей найдется парочка таких, которым скучновато слушать по каким‑ то своим причинам. Таких людей Драйзер безошибочно заметит и представит вам в качестве доказательства, если вы, конечно, в этом нуждаетесь. Потому что Драйзер прекрасно определяет расстановку сил и знает, как и на кого следует надавить, чтобы заставить поступить по‑ своему. В этом он похож на Макса, который тоже знает на кого и как надавить и тоже не любит терять времени даром, только с разницей, что Максу скорее всего будет безразлично на самом деле, отрывают ли «людей», если конечно, эти люди не его подчиненные.

Гамлеты и Гюго сходны в том, что оба проявляют эмоции во внешнюю среду. Разница в манере это делать – творческой функции. Гамлет делает это, воплощаясь в разные образы, в просторечии «выделывается», поскольку он белый интуит, а Гюго через прикосновения к людям, поскольку он белый сенсорик, познающий мир через свои ощущения.

Если вы увидите человека, который практически изображает ваш рассказ о Гондурасе в лицах или во время вашего рассказа о разговоре с администратором, вдруг изобразит вас, копируя ваши интонации, вполне возможно, что перед вами Гамлет. Особенность Гамлета в том, что лучше всего ему удается изображать «пострадавшие» стороны, поскольку это предполагает больше эмоций, а Гамлеты весьма эмоциональны. Помимо этого, они очень уважают официальных лиц, если их ранг выше ранга Гамлета (поэтому администратора Гамлет точно изображать не станет). Будьте готовы к тому, что актер‑ Гамлет во время вашего рассказа переключит внимание на себя, однако если вы сделаете попытку резко оборвать его, он станет играть образ короля в изгнании Надавите еще, и он может взорваться. Гамлеты не терпят открытой грубости по отношению к себе, хотя при посторонних они способны сдержаться. При этом все равно он добьется своего. Внимание людей (позитивное или негативное – уже второй вопрос) – для Гамлета главное. Он, скорее всего, не будет стоять вместе со всеми. Гамлеты не любят толпы, поскольку не любят прикосновений чужих людей, и очень восприимчивы к их эмоциональному фону. Отсюда боязнь Гамлета «слиться с толпой» или «утонуть в толпе». Он предпочтет устроиться чуть поодаль, выбрав себе как бы сцену, откуда он сможет начать шоу. В конечном итоге, Гамлет с удовольствием посмотрит фотографии с поездки, но желательно, чтобы на них не было людей. Лица, и эмоции, застывшие на них в момент съемки, очень мешают Гамлету, заслоняя его восприятие своим фоном и отвлекая внимание (скажем с пейзажа) на себя. Тот же Джек, который воспринимает людей как куклы, только порадуется лицам на фотографии. А Гамлет воспримет лицо на фотографии как насильно навязанное ему, и ничего, кроме злости и раздражения, у него это не вызовет, поскольку он не терпит принуждения.

Гюго вполне способен встретить вас из поездки, выражениями бурной радости, а в следующую секунду торопливо прокричать уже с лестницы: «Потом поговорим, у меня дела!». При этом дела у Гюго имеют обыкновение не кончаться. Поэтому «поговорить» с ним вряд ли удастся, максимум «перекричаться» парой фраз. Но Гюго каждый раз станет демонстрировать знаки расположения к вам на ходу. Они вечно торопятся. Гюго, как человек, умеющий ценить разные новаторские и необычные идеи, вполне может после вашей поездки в Гондурас, подбить вас на поездку по Амазонке на каноэ, причем идти туда через Урал, если вдруг эта идея покажется ему чем‑ то привлекательной. Они энтузиасты. Если же вам все таки удастся рассказать Гюго о Гондурасе, то возмущаться и радоваться за вас в процессе рассказа он станет гораздо больше, чем радовались и возмущались вы в момент самого события (если вы, конечно, сами не Гюго). При этом, он будет одной рукой писать текст, параллельно говоря по телефону, и вы ни на секунду не почувствуете, что на вас не обращают внимания. Внимания у Гюго хватает на все.

* * *

Вот, примерно, такие пироги. А на этом примере можно поиграть в любую другую игру. Например, «Сегодня я получу продвижение по службе», или «Сегодня эта девушка согласится пойти со мной на свидание», или что угодно в подобном роде. К Максу надо зайти с этой стороны, Габену нажать на эту кнопочку, Бальзака молча взять за руку, бросить плащ в грязь перед Гамлетом или назвать «очаровательной» безделушку, стоящую на столе у Есенина. И, конечно, думать про себя: «Сегодня начальник‑ Штирлиц даст мне прибавку к зарплате». И даст, никуда не денется. Порадуется дуалу, уважит контролера, снисходительно похлопает по плечу подконтрольного. Но все сделает. Это ли не волшебство?

Заключение

Вот и подошла к концу очередная наша беседа. Верю, что она оказалась для вас полезной. Надеюсь также, что это далеко не последний наш разговор. Ведь у меня еще много идей, много тем, на которые мне есть что сказать. И я обязательно скажу, только подождите немного.

Главное – я не требую от вас, подобно многим записным психологам, чтобы вы принимали все сказанное мной на веру и не смели ни в чем сомневаться. Сомневайтесь, сомневайтесь как можно больше, в каждом слове, в каждой букве, в каждой запятой! Потому что слепая вера еще никогда не приводила ни к чему хорошему. Пользу человеку может дать лишь знание. А знание мы получаем только через сомнение.

Все мы очень разные – я не устаю повторять эту, в общем‑ то, банальную мысль. Именно поэтому я всегда стараюсь показать в своих книгах несколько альтернативных точек зрения на одну и ту же проблему. Читатель всегда найдет среди них ту единственную, которая ляжет бальзамом на сердце именно ему, которая как раз ему и принесет успех. И это замечательно!

Безбрежный океан вокруг нас, и мы всего лишь челны, что пустились в путешествия и влекомы теперь волей стихии. И нет нам покоя, потому что жизнь слишком сладостна и заманчива, чтобы просто позволить разбить наш корабль о камень.

Камни мы научились огибать. С течениями справляться. И преодолевать миллионы миль, которые отделают нас от своей мечты. Это всего лишь судьба. И почему мы всему научились?

Потому что мы капитаны, управляющие своим кораблем, и мы отвечаем за тех, кто избрал нас вести судно сквозь мятежный океан. Нам нужно взять штурвал, и как в доброй детской сказке сказать:

– Я капитан своей жизни.

И, как в доброй старой игре, эхо ответит:

– Ты капитан…