Римма Ефимкина, Новосибирск

Данное сообщение продолжает серию публикаций автора на тему «Психологическая инициация женщины в волшебных сказках» (1, 2, 3). Речь идет о таком феномене, как двойной брак, который характерен для героев некоторых волшебных сказок.

Сначала напомним, что, согласно В.Я.Проппу, есть сказки одноходовки, а есть двухходовки. В одноходовках Пропп выделяет 31 функцию, в пределах которых развивается действие решительно всех сказок, причем одна вытекает из другой в строгой последовательности. Однако зачастую «сказка заставляет героя пережить новую беду» (5, с. 46), и тогда появляется вставной ряд функций, с 8 по 15, которым Пропп присвоил те же номера, но с пометкой bis; он назвал сказки с подобными вставными блоками двухходовками. Пропп констатирует этот факт, но не объясняет, зачем герою, который только что в результате смертельных испытаний приобрел волшебное средство, нужно снова потерять его, а потом снова пройти испытания и снова приобрести волшебное средство.

Есть одноходовки и двухходовки и среди так называемых «женских» сказок, героиней которых является девушка. Если сказка состоит из одного хода, то девушка в финале, как правило, выходит замуж за обыкновенного человека и получает более высокий статус и состояние. Но если это сказка-двухходовка, то героиня, едва выйдя замуж, обязательно теряет мужа, а потом вынуждена в испытаниях добиваться того, чтобы его же вернуть. Это сказки типа «Аленький цветочек» (Аксаков), «Перышко Финиста ясного сокола», «Эрос и Психея» (Апулей) и др. При этом муж героини – не обыкновенный человек, а заколдованный царский сын или даже бог.

Таким образом, девушка проходит через смертельное испытание дважды в своей жизни: сначала чтобы выйти замуж, а затем чтобы вернуть своего же мужа. Почему в волшебной сказке повторяется этот мотив?

Пропп считал, что явление двойного брака имеет исторические корни: «Как юноши, так и некоторые девушки имели каждый в своей жизни последовательно два брака. Один – вольный, в «большом доме», брак временный и групповой, другой – после возвращения домой, брак постоянный и регламентированный, брак, из которого создается семья» (5, с. 221). Обратившись к жизни примитивных народов, он обнаружил, что существовали так называемые «мужские дома», в которые женщинам нельзя было заходить под страхом смерти, но в который они, однако же, заходили, жили там какое-то время и выходили оттуда с приобретенным сексуальным опытом, чтобы вступить в брак уже официально и с соблюдением всех условностей: «В мужских домах всегда находились женщины (одна или несколько), служившие братьям женами. Это настолько типичная черта этой системы, что Шурц прямо говорит о наличии трех групп мужского населения: непосвященных, юношей в мужском доме в вольных брачных отношениях, и женатых, живущих в регламентированных брачных отношениях» (5, с. 212). Пропп отмечает сходство некоторых обычаев с тем, о чем мы узнаем из сказок. Ниже мы приводим сведения из этнографии, которые совпадают со сказочным материалом:

Двойственный социальный статус девушки. «Девушки, живущие в мужских домах, не подвергались никакому презрению. Родители даже сами побуждали их вступать туда… В этих домах обычно имеется одна или несколько незамужних девушек, которые часто являются временной собственностью молодых людей»; «Положение девушки в доме очень почетное. При этом пребывание в доме временное, впоследствии она выходит замуж. Если бы женщина предпочла остаться в доме на всю жизнь, ее бы не уважали» (5, с. 212).

Невидимое обслуживание. «Пища подается ей так, что она при этом никого не видит». Поскольку совершенно очевидно, что от подобных «браков» были дети, «отцы» которых находились в подобном же двойственном статусе, то при таких условиях проще сохранять анонимность, которая проявляется, в частности, в обычае подавать пищу через специальное отверстие.

Награда за службу. «За услуги они вознаграждались, сперва – кольцами или другими вещами для них самих, или стрелами для братьев, впоследствии они получали плату» (5, с. 214).

Временный характер брака. «Этот групповой брак имеет тенденцию закончиться индивидуальным браком» (5, с. 214).

Заканчивается «брак» инициацией девушки. Пропп пишет, что иначе и быть не могло – девушку не должны были выпустить из дома, где она стала свидетельницей мужских тайн, что для женщин всегда каралось смертью. Поэтому смерть оформлялась ритуально.

Перечисленные признаки двойного брака находит отголоски и в сказке. Достаточно вспомнить злоключения царевны из сказки А.С.Пушкина[1], чтобы обнаружить, что они есть не что иное, как посещение девушкой «мужского» дома: «Но невеста молодая, / До зари в лесу блуждая, / Между тем всё шла да шла / И на терем набрела. / … / В ворота вошла она, / На подворье тишина. / … / Поднялася па крыльцо / И взялася за кольцо; / Дверь тихонько отворилась. / И царевна очутилась / В светлой горнице; кругом / Лавки, крытые ковром, / Под святыми стол дубовый, / Печь с лежанкой изразцовой. / Видит девица, что тут / Люди добрые живут; / Знать, не будет ей обидно. / Никого меж тем не видно. / Дом царевна обошла, / Всё порядком убрала, / Засветила богу свечку, / Затопила жарко печку» (6, с. 637).

Как мы помним из сказки, «Братья милую девицу / Полюбили». И сделали предложение выйти замуж за одного из них. Девушка отказалась, сославшись на то, что она уже невеста. В исторической реальности девушка вступала в сексуальные отношения с «лесными братьями». Далее следует ритуальная смерть, а в указанной сказке она представляется как смертельный сон в хрустальном гробу, нарушить который в силах только законный супруг. Есть примеры двойного брака и в других «женских» сказках. Так, в сказке «Аленький цветочек» девушка попадает в сад, где ей прислуживают невидимые слуги, что соответствует этнографическим фактам, в «Эросе и Психее» девушка также живет в «земном раю», ни в чем не нуждаясь, однако она ни при каких условиях не должна видеть своего супруга и спрашивать, кто он. Можно и далее продолжать приводить подобные примеры, в том числе и из «мужских» сказок. Например, в «Царевне-лягушке» герой получает в жены волшебницу, но в силу своей незрелости теряет ее и вынужден пройти суровые испытания и сам «дорасти» до нее, чтобы брак стал браком равных.

Главное, на чем мы хотим заострить внимание, – это то, что в первый брак в сказках не является окончательным. Он, скорее, является помолвкой, а настоящий брак заключается только после второго круга испытаний героини. Причем в первом круге испытаний она предстает как жертва, а во втором – как искательница пропавшего мужа. Исходя из того, что сказка в самой своей структуре содержит информацию об инициациях, мы предполагаем, что два брака в сказке соответствуют двум инициациям героини, или двум психологическим нормативным кризисам. Причем, нахождение в доме мужа соответствует стабильной стадии, а выход за пределы дома (для испытаний, связанных с обретением мужа) – критической стадии.

В качестве примера рассмотрим сказку «Эрос и Психея» Апулея. Несмотря на то, что у героини один и тот же супруг, брак все же следует квалифицировать как двойной. Первый брак соответствует первой инициации героини – отделению от родителей и созданию своей семьи на своей территории. Эта инициация соответствует нормативному кризису, оформляющему переход в стадию молодости. Согласно сказочной традиции, девушка должна «умереть» как девушка и «родиться» как молодая женщина. Вот как это происходит в сказке.

Первый брак: оракул предсказал, что девушка выйдет замуж за самого ужасного монстра на свете – за Смерть. Родители, безропотно подчинившись приказанию, приковывают девушку к скале в ожидании Смерти. Но в нее случайно влюбляется Эрос и переносит ее к себе во дворец. Это первый выход замуж, он не является выбором девушки. Ожидая на скале чудовищного монстра, она уверена, что Эрос и есть этот монстр, и она с ним живет. Проверить это она не может, так как муж взял с нее обещание жить «вслепую»: не задавать вопросов и не видеть его. В связи с замужеством меняется социальный статус девушки. Он носит двойственный характер: с материальной стороны жизнь девушки – это жизнь в раю. С точки зрения социума, олицетворяемого старшими сестрами девушки, – она замужем за ужасным монстром. Сестры одновременно и завидуют сестре в связи с ее богатством, и осуждают ее за то, что она сама не знает, с кем живет. Эрос со своей стороны не спешит показывать жену на Олимпе, что свидетельствует о том, что что-то не так в ее статусе: она не законная жена, а то, что сегодня называется «в гражданском браке». Партнер уже найден, но с ним пока не достигнуто близости, супруги в комплиментарных отношениях. В сказках это проявляется в том, что у супругов нет детей, то есть брак не продуктивный. Героине только еще предстоит освоить следующий этап развития. Пока же она учится строить близость. Для этого ей нужно «проснуться», «прозреть».

Второй брак. Ему предшествует нарушение запрета. Психея не желает больше оставаться в неведении и узнает, кто ее муж. За это Эрос наказывает ее тем, что покидает ее, и, чтобы вернуть супруга, героиня должна пройти ряд испытаний, основное из которых – схождение в мир мертвых. Там она должна получить для богини Афродиты (своей будущей свекрови) некое волшебное средство, которое она пробует сама и чуть было не умирает, но к ней на помощь приходит сам Эрос и спасает ее. За прохождение испытания она воцаряется и становится бессмертной, Богиней, то есть способной творить. Второй брак – это брак равного с равной, Бога с Богиней.

Теперь героиня поняла, что ей нужно, и ничто не остановит ее в достижении своей цели – божественного союза. Только теперь героиня получает высочайший социальный статус, статус бессмертной Богини – так высоко оцениваются в социуме индивидуумы, достигшие прозрения, просветления. Психея входит в высшую стадию жизни, акме, характеризующуюся продуктивностью, творчеством. Символически это проявляется в рождении дочери по имени Наслаждение.

Итак, два брака в сказке соответствуют двум инициациям или двум нормативным психологическим кризисам развития. Первый соответствует переходу в стадию молодости, второй – в стадию продуктивной зрелости. В традиционных обществах эти переходы поддерживались институтом двойных браков, что давало возможность женщине получить социальную поддержку при освоении новых форм поведения. В современном обществе подобная практика утрачена, женщина, «уколовшись веретеном», не имеет возможности заснуть на сто лет, как в сказке «Спящая красавица», чтобы проснуться уже зрелой женщиной, осознающей свои потребности. По словам Юнга, «единственным процессом инициации, который живет и фактически практикуется на Западе, является анализ бессознательного, используемый врачом в терапевтических целях» (4, с. 88). Таким образом, знание закономерностей развития, закодированное в сказке, открывает не только доступ к психологии современной женщины, но и перспективы терапевтического вмешательства.

Литература:

1. Ефимкина Р.П. Инициация женщины в сказках и терапевтических сессиях. //Социальная психология XXI столетия. В 3-х т. Т. 1. / Под ред. В.В.Козлова. – Ярославль, 2002. – 320 с. С. 260-265.

2. Ефимкина Р.П., Горлова М.Ф. Психологическая инициация женщины //Семейная психология и семейная терапия. - М. – 2000. – № 4.

3. Ефимкина Р.П. Три инициации в «женских» волшебных сказках.// Российский гештальт. Вып. 4. – Новосибирск, 2003.

4. Зеленский В.В. Толковый словарь по аналитической психологии (с английскими и немецкими эквивалентами). – СПб.: Б& К, 2000. – 324 с. 2-е расширенное и дополненное издание.

5. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В.Я.Проппа.) – М.: Лабиринт, 1998.

6. Пушкин А.С. Сочинения в 3-х т. Т. 1. Стихотворения; Сказки; Руслан и Людмила: Поэма. – М.: Худож. лит., 1985. – 735 с. С. 637.