АННА. Во что не веришь?

Пролог

Недалеко от Тольятти, в двух часах пути по Волге, есть небольшая деревня Берёзовка. А недалеко от Берёзовки есть совсем маленькая, в полтора десятка дворов, брошенная деревенька. Беспонтовое и красивейшее место, с заросшими лебедой и двухметровыми конопляными кустами сельскими улицами. Несколько домов совсем развалились, окна заколочены, но доски сгнили, и утром из окон, если посмотреть против солнца, видно тёплый воздух.

Как будто там кто-то дышит.

Нас было шестеро, нам было лет по 18 или 19. Всё, чего мы хотели – это просто отметить день рождения товарища в месте, где никто не прикопается к нам за длинные волосы, не станет бить в лицо потому, что у нас драные джинсы и перевёрнутый крестик на шее. Мы хотели быть свободными и заниматься тем, чем хочется. Пить водку. Закусывать консервами из банки (потому что долго ждать костра). Разговаривать ночью, пить и купаться, придумывать страшные истории.

Мы приехали и пошли – сначала через остывающее пустынное поле, огромное и умное, как вечернее небо, потом по лесу, потом лес с еле слышным шелестом отошёл на второй план и потянулась старая, проросшая травой и бесцветными цветами дорога.

Старая. Сношенная и ненужная, похожая на старую обувь, она скакала под ногами как поцарапанная виниловая пластинка. Нас было шестеро – или около того. Шестеро и магнитофон, который мы пока что не включали – боялись местных.

Пока мы добрались до этой дороги, наступил вечер. Далеко за нашими спинами загорелся закат. Трава выпрямилась и строго смотрела в небо – а небо держалось, изо всех сил слабеющими руками за оба горизонта, чтобы не упасть, и не задушить вечерней тоской ночную романтику. Пахло фиалками и сырой землёй.

Мы думали о том, что займём любой дом, расстелим на полу одеяла, зажжём свечки, поставим бутылки… Мы сядем вокруг, разольём водку, заговорим, а вечер и ночь будут играть в любовь и войну прямо за заколоченными окнами – красться по улицам, прятаться друг от друга, застукивать друг друга и целоваться – тайком, чтобы не увидел рассвет… Мы пойдём гулять в заброшенный колхозный яблоневый сад, и, если нам повезёт, мы увидим, как зайцы обгрызают кору с деревьев…

И в этот момент Чак остановился. Он шёл прямо передо мной, я наткнулся на его спину и тоже остановился. Глаза Чака были широко открыты, он, как и все мы, совершенно не дышал. И я тоже не дышал. Не было слышно ничего, и я сначала не понял… а потом посмотрел, и увидел, что что-то шевелится в траве.

А потом увидел, что это не трава. Это крысы.

Крысы – сотни, наверно, хотя совершенно точно, что тысячи. А может, десятки тысяч. Хвосты шевелились, крысы волнисто бежали, точно повторяя пересечённый рельеф местности, то впитываясь в траву, то выныривая из неё.

Дорога была старая. Сонный вечер лениво раскачивал на небе тоненький серпик несмышлёной новорождённой луны. В её свете крысы казались серебряными.

Никогда столько не видел. Никогда. Крысы бежали в абсолютной тишине – ну, может только ветер, да наше дыхание. Глаза Чака сверкали поблизости – всё это было сумасшедше красиво, при всей отвратительности момента. Вообще-то я боюсь крыс. Тогда тоже боялся. Но красота – это красота. Маленькие зверьки стелились по земле – как я потом понял, оттуда уходила последняя жизнь.

Они бежали о т т у д а. Оттуда, куда мы ш л и.

Уже потом, через год, работая в одной из городских газет, я узнал историю этого места. Там действительно была крошечная, в полтора десятка дворов, деревня. Но после того, как оттуда по какой-то причине ушли люди, туда пришли другие.

Это были бомжи. И несколько бывших зеков. Эти последние основали там что-то вроде государства. Они заставили бомжей работать на себя. Те собирали бутылки, милостыню, что-то воровали – и отдавали им большую часть. Тех, кто плохо работал, или приносил мало, наказывали по законам этого государства. Зеки не знали других законов, кроме своих, тюремных… хотя что это я? Конечно, знали. Но им было плевать на другие законы. В их мире такие не работали. И им другие законы были не нужны. Так, как делали они, было лучше.

А они убивали окончательно провинившихся. И сбрасывали трупы в старый колодец.

Видимо, крысы не выдержали первыми. И сбежали.

Мы, конечно, в ту деревню тогда не пошли. Как-то не очень хотелось идти в ночь туда, откуда только что сбежали крысы. А потом туда всё-таки дошла милиция. Республику разгромили, зеков, наверное, посадили, хотя вряд ли кто-то из бомжей подал на них в суд. Даже если и так – много вы знаете судей, рассматривающих всерьёз заявления людей без паспорта?

Так что, наверное, зеки вернулись туда. И бомжи тоже вернулись – всё-таки это место, где можно жить. Ну и что, что их убивают и сбрасывают в колодец? Да ведь и не это главное…

Всех убивают. Всех сбрасывают – так или иначе.

Недавно я платил за телефон, и там на стене висела карта Ленинградской области. Возле совсем близко расположенных к городу деревень в маленьких скобках стояло «(ненасел.)».

Думаете, там никого нет?

АННА

П ь е с а

События пьесы происходят в одной из российских деревень в ближайшем будущем. А может, уже происходят.

Персонажи в порядке появления:

Витя «Малыш», стрелок

Анна, жена Вити, домохозяйка

Тот-Кто-Не-Хочет-Спать, местный философ

Председатель, представитель власти

Тот-Кто-Слушает-Спящих, деревенский врач

Лена «До свидания», проститутка

Сергей «Левша» Вяземский, стрелок

Колян «Одиночка», стрелок

Даня, Валера, Яшка – деревенская молодёжь

Турист_1 и Турист_2, наркоманы из города

Несколько охотников за головами из Акимовки.

Стрелок.

Горница. По стенам – длинные лавки. Большой обеденный стол посередине комнаты. На стенах – старые, пожелтевшие фотографии в рамках. Некоторые фото сделаны «полароидом», но тоже уже пожелтевшие. Печь. Комод. Большое зеркало. Открытое окно. Утро. Анна снимает с печи большой чайник. Потягиваясь, входит Витя.

ВИТЯ. Доброе утро, Анна.

АННА. Доброе утро, Витя. (Ставит чайник на стол. Звенит мобильный телефон, Витя начинает искать его по комнате).

АННА. Это новый? Раньше у тебя был другой звонок…

ВИТЯ. Сменял вчера в кабаке, у Коляна. Он мне на день рождения ничего не подарил.

АННА. Что отдал?

ВИТЯ. Рысь, которая у нас в прихожей висела. Она всё равно лысая посередине.

АННА. А ему зачем?

ВИТЯ. Он на мотоцикл натянет сзади… да где же он, чёрт?

АННА. А на этом денег много?

ВИТЯ. Я как раз хотел тебе показать – чтобы ты посмотрела баланс. Если что – отдам обратно.

АННА. Ты же поменялся – значит, дал слово.

ВИТЯ. Мужчина – хозяин своего слова. Поэтому легко может взять обратно то, что дал. Тем более, что я стреляю лучше, чем Колян. И Колян это знает. (Находит телефон в куче дров для печи). А, вот он! (Принимает звонок). Да! Что? Что? Кто? Нет, я не знаю такого! Не знаю! Мой телефон! Теперь, говорю, это мой телефон! А чёрт его знает! Ваше право, конечно… я вам советую не в милицию, а к бандитам. Ментовская форма у меня уже есть, мне кожаная куртка нужна! (Выключает телефон).

Анна ставит на стол еду.

АННА. (Подаёт мужу хлеб и нож). Садись завтракать.

ВИТЯ. (Крупно режет хлеб). С удовольствием.

Некоторое время оба молча молятся. Потом принимаются за еду.

ВИТЯ. Позавчера ночью сгорел ещё один дом.

АННА. Знаю. Молочница приходила, рассказала. Тот, где раньше библиотека была, да?

ВИТЯ. Угу. Фермеры атаковали Председателя. Говорят, что устроят ему досрочные перевыборы, если сгорит ещё одно здание.

АННА. А тот?

ВИТЯ. (Брезгливо). Что может власть? Пообещал разобраться… не верю я в это.

АННА. Во что не веришь?

ВИТЯ. Ну, по одной из версий – это кто-то стравливает стрелков с фермерами. Мол, фермеры больше боятся, чаще обращаются к стрелкам за помощью… фигня. Куда фермерам больше бояться? Они и так без охраны только в нужник ходят – да и то только те, у кого он внутри дома!

АННА. А другие версии?

ВИТЯ. Ничего оригинального. Акимовские – но это вряд ли. Во-первых огонь у них табу, они им пользуются только в исключительных случаях. И потом наши дежурят на подходах… Есть предположение, что это местные… те же фермеры, чтобы свалить всё на стрелков.

АННА. А это зачем?

ВИТЯ. Ну, например, для того, чтобы изгнать стрелков. И потом приглашать на своих условиях.

АННА. Идиотство. Если изгнать стрелков, акимовские в первую же ночь вырежут деревню.

АННА. Верно мыслишь – вот что значит – учитель! У меня есть собственная версия. Сказать?

АННА. Конечно.

ВИТЯ. Думаю, это просто у кого-то крыша поехала. И пока не встанет на место, поджоги будут продолжаться. А потом мы все сойдём с ума, подозревая друг друга, и перестреляем друг друга же. Я лично первым делом вызову Коляна – у него классная тачка, Председателя – потому что он в детстве запрещал мне смотреть телевизор, и…

АННА. Витя? Ты это серьёзно?

ВИТЯ. Поверила? (Смеётся). Нет, конечно. Это шуточная версия.

Пауза.

АННА. Ты сегодня вечером свободен?

ВИТЯ. Мои сожаления, Аня.

Открывает комод ключом, висящим у него на шее, достаёт оттуда пояс с двумя револьверами, садится к столу, начинает чистить оружие.

АННА. Дело?

ВИТЯ. Провожу Зверева к тёще. Он вчера голубя получил – говорит, у старухи с ногой что-то.

АННА. А обратно когда?

ВИТЯ. В это-то и прикол… обратно поздно – по свету он бы и сам сбегал! А там дорога мимо водяной мельницы идёт, по старому мосту – помнишь?

АННА. Помню…

ВИТЯ. Вчера в кабаке Мишка рассказал, что два дня назад видел там пару акимовских в военных цветах и с топорами. Зверев услышал – и, понятное дело, теперь опасается за свой скальп!

АННА. А я опасаюсь за твой. Если действительно возвращаться так поздно – может, возьмёшь с собой ещё кого-нибудь?

ВИТЯ. Ну, вряд ли… во-первых, Зверев – жадная паскудина, вряд ли даст столько, что можно было бы поделить на двоих… А во-вторых – стрелок моего уровня обязан держать марку! Если сегодня мне нужна помощь, чтобы провожать фермера к тёще и обратно – что тогда завтра? Помощь в обращении с молодой женой? (Шутливо щиплет Анну).

АННА. Держать марку, в моём понимании – значит возвращаться живым. И если для этого необходимо взять с собой на опасное дело товарища – нет в том ничего постыдного. Особенно, когда дело касается акимовских охотников за скальпами.

ВИТЯ. Мужское мнение на этот счёт существенно отличается от женского.

АННА. Статистика мужской смертности тоже существенно отличается от женской. Думается мне, не в последнюю очередь из-за разброса мнений относительно техники безопасности.

ВИТЯ. Тем не менее это мужской мир, Аня. Мы живём так, а вы ждёте тех, кто вернётся живыми. Так делали наши отцы, и поэтому мы смогли появиться на свет. Так?

АННА. Так.

Витя надевает пояс с револьверами и крестится, оборотясь к иконам.

АННА. После дела – домой?

ВИТЯ. Ну, может, на минутку заскочу к ребятам… если ещё открыто будет. Посидим. Потом домой. (Улыбается). К любимой.

АННА. Я буду ждать.

ВИТЯ. Я обязательно вернусь.

Витя уходит. Анна подходит к окну, машет ему рукой. Улыбается. Посерьезнев, отворачивается от окна. Садится на лавку, некоторое время сидит молча, потом решительно собирает в узелок продукты (несколько яиц, лук, огурцы, полкраюхи хлеба). Захватив крынку с молоком, выходит из дома.

2.

На стенах – виниловые диски jungle и indie-групп вперемешку с пучками трав и гроздьями засушенных ягод. Чучело ворона вцепилось когтями в медвежью голову. Прожекторы, увешанные мелкими костями, по стенам. Огромная стереосистема в углу, где положено быть иконам. Стол завален радиодеталями и религиозной литературой. Окна наглухо зашторены. Посреди комнаты некто в противогазе занимается древней китайской гимнастикой у-шу. Входит Анна. В комнате тихо, только равномерное дыхание человека в противогазе.

АННА. Извините, если помешала.

Человек снимает противогаз. Ему за тридцать, но у него седая борода и ирокез на голове тоже местами седой.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Разве можно помешать человеку, у которого в распоряжении 24 часа в сутки? Проходи, Анна. Садись.

Анна присаживается на краешек стула. Перекрестившись, отодвигает пучок проводов и кладёт на стол узелок.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. (Вешает противогаз на гвоздь, кланяется ему традиционным японским поклоном). По делу или поболтать?

АННА. А как лучше?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Лучше – поболтать. Это дольше. Как показывает мой опыт, большинство здешних дел решается за полчаса, а потом я снова остаюсь в одиночестве. В твоём случае это вдвойне грустно?

АННА. Почему вдвойне? И почему именно в моём?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Потому что ты – умный человек, Анна. Интеллекта большинства местных хватает от силы на полчаса разговора, по делу или нет. Мужчин обычно интересует апгрейд к оружию, женщин – колдовство на любовь или способ поизощрённее нагадить под дверь соседке, к которой шастает муж по ночам… скучно.

АННА. Мне не нужно никому гадить под дверь.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Знаю. Тебе нужно узнать, вернётся ли твой муж живым с очередной вылазки на передовую.

АННА. Откуда вы знаете?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Я живу на холме. Вижу всех, кто проходит мимо. Двадцать минут назад некто, по внешнему виду удивительно похожий на Витю «Малыша» проехал по направлению к старой водяной мельнице, а в качестве прицепа у него был некто, по внешнему виду напоминающий фермера Зверева… так?

АННА. Верно. Теперь скажите – что с ним будет?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Попробую обойтись без сверхъестественного. Сухая логика. Твой Витя – хороший стрелок. Сейчас сентябрь. Новолуние. Это значит, что ему хватит света для того, чтобы прицелиться. Зверев – кромешный жадина, поэтому не пьёт. И по пути нет ни одного кабака. Это значит, что Вите достанет не только света, но и реакции. Следствие – Витя вернётся домой, несмотря ни на что.

АННА. Блестяще! Хотела бы я так уметь…

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Ты и умеешь. Просто люди не верят себе. Им надо, чтобы то же самое сказал кто-то другой. Тогда это для них становится истиной. Мы покончили с делами? Тогда давай болтать – тем более, что мне кажется, это именно то, зачем ты сюда пришла. Нет?

Анна кивает. Тот-Кто-Не-Хочет-Спать широким жестом сгребает кучу радиодеталей со стола в холщовый мешок.

АННА. Я видела там Библию. Не очень-то вежливо…

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Тем, у кого есть Кодекс Отцов, ни к чему грустить о Ветхом Завете. В любом случае, для меня это просто книга. Причём, в отличие от остальной художественной литературы, эта не помогает от бессонницы.

АННА. А с чего вы взяли. Что Библия – это художественная литература?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Исходя из содержания. В наши, несравненно более цивилизованные дни, человека, который вёл бы себя как Моисей, просто забили бы бейсбольными битами. А уж в те, дикие времена…

АННА. Давно вы не спите?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Третьи сутки. Думаю, это на месяц. Как минимум.

АННА. Я вот всё хочу спросить…

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. …откуда у меня это? Это привет из прошлой жизни. Давайте сначала о деле, Анна. Что вас интересует?

АННА. Хорошо. Вы слышали о поджогах?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. А что именно тебя интересует?

АННА. Всё.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. У каждого намерения должна быть причина. Какова твоя?

АННА. Мне интересно.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Почти всё на свете сделано человеком. И почти всё – из любопытства. А что будет, если я подброшу это яблоко вверх? А что будет, если я потру друг о друга эти вот две палки? А что будет, если я возьму вот этот кусочек плутония, и засуну его в бомбу?.. И почти все войны тоже начаты из любопытства. А кто круче – мы или они?

АННА. Вы думаете, поджоги – это война?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Огонь – всегда война. Или знак.

АННА. Знак? Кому?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. В нашем случае даже не знаю. Сомневаюсь, что кому-то из стрелков. Их интересует только размер вознаграждения за голову Поджигателя.

АННА. Тогда кому?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Тому, кто может прочесть. И подумать над прочитанным.

АННА. То есть нам? Вам, мне, Председателю?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Может быть. В любом случае – это знак, что что-то кончается. Может, эпоха. Может – просто чьё-то терпение.

АННА. Что делать?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Чертовски банальный вопрос. Надеюсь, Анна, он вырвался у тебя не нарочно. Уж больно не хочется попадать в дурацкое положение, пытаясь ответить на него.

АННА. Жаль. Я, между прочим, спрашивала серьёзно.

Тот-Кто-Не-Хочет-Спать подходит к своему мешку, садится на корточки и начинает перебирать детали и святые книги.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Я 15 лет назад был ди-джеем в Вологде. Играл jungle dram’n’bass для аудитории примерно человек в 200. Всем нравилось. И мне тоже. Легко стать звездой, когда население города не превышает число дневных покупателей в столичном супермаркете.

АННА. Это вы к чему?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. (Не замечая вопроса). Когда тебе 18, ты точно знаешь, как должна вести себя звезда. Надо много трахаться, читать Ницше и употреблять все наркотики, какие сможешь достать. Ассортимент в маленьких городах невелик – мне ещё повезло, что я перебрал с экстази, а не, скажем, с героином.

АННА. Поэтому вы не хотите спать?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Не всегда. Время от времени нападает бессонница по месяцу или больше. Когда мне было 20, меня привезли сюда родители. Моя бабка была тут чем-то типа местной целительницы. Помогала разродиться коровам. Вправляла местным позвонки, вывихнутые на драках в клубе. Она мной занялась. Привела как-то на скотомогильник, а там – полно коровьих останков. Куски шкур, кости, вонь страшная. Она говорит: возьми камень и кинь туда. Я кинул.

АННА. И что?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Крысы. Вылезли из нор, которые они прогрызли в падали, побегали, покрутили носами… некоторые попробовали взобраться к нам, но сорвались и шлёпнулись на своих. Всё колыхалось внутри минут пять… или больше. А бабка мне говорит: то, что ты видишь внизу – твои мозги сейчас. Они так же выглядят и так же пахнут. А крысы, говорит – это мысли. Только такие мысли могут родиться в таких мозгах. Понимаешь, говорит, почему тебе так плохо?

АННА. И вы?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Стал с ней на речку ходить. В огороде помогать. Траву в лесу искать. Полностью меня вылечить ей не удалось, но по крайней мере я перестал видеть в каждом встречном агента преисподней. А потом всё случилось.

АННА. Что случилось?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Я видел, как появились стрелки. Первым был Саня-Мотылёк и его школьный друг, тёзка твоего мужа, Витя-Медведь. Они вернулись из Афганистана.

АННА. Не из Чечни?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Из Чечни было второе поколение. Но суть была одна – парни хотели работать. Но работы, как всегда, было гораздо меньше, чем водки. А их научили работать там, в горах. Они водили танки, вертушки, они стреляли из любых видов оружия.

АННА. И появились стрелки?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Ну, сначала они сопротивлялись… Витя-Медведь как-то раз привязал местного председателя колхоза к комбайну и провёз по всей деревне – в знак протеста. Показал ему всю нашу грязищу, всю разруху… они ведь были добрые ребята, в общем-то… Хотели как лучше.

АННА. Ну, нельзя сказать, что они совсем не пригодились, верно?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Они хотели не этого. Они начали стрелять, когда поняли, что им никто ничего не даст построить. Не было ни работы, ни вещей, ни денег, ни перспектив. В городах все только и смотрели, что где оставлено без присмотра, чтобы слямзить и поменять на наркотики или дорогую шлюху – я немного утрирую, но в целом всё так. Я как раз собирался уезжать обратно в Вологду… но потом задержался. Потому что в один поганый день те, кто пошёл, как всегда, косить на поле, вернулись все в крови. И без волос.

АННА. Акимовка?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Акимовка. Только тогда, когда они вернулись, я вспомнил, что мы год с ними не общались.

АННА. Совсем?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Абсолютно. Не замечала – за то время, пока ты не общаешься с человеком, с ним может многое произойти. Даже за неделю. А тут – целая деревня. И год времени.

АННА. Но не могут же люди…

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Могут. Запросто. Мотылёк рассказывал про то, как за три месяца из простых деревенских пацанов в Афгане делали психованных убийц. Того требовали обстоятельства. А разве здесь легче? У нас до города – сто пятьдесят километров! Да и то – разве это город? Полсотни тысяч человек… даже в Вологде больше.

АННА. Ну, я тебе скажу, что количество – не значит качество.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Правильно. А что значит качество? Что вообще город за последние пятьдесят лет дал деревне? Я вот только вижу самогонные аппараты на электричестве. И всё.

АННА. Да ладно вам… а техника?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Она вся проржавела ещё на 40-летие Сталина… А когда пришёл Брежнев, здесь уже все снова пересели на лошадь. Но даже не это главное, Анна. Главное – осознать свою ненужность. Знать, что никто к тебе не придёт, даже если ты изойдёшь кровью. Через тебя просто перешагнут и поедут на вечеринку. Акимовские это поняли. Плохо только, что поняли они это одновременно с тем, что спились окончательно.

АННА. Значит, всё просто из-за водки?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Всё из-за сочетания водки с отчаянным желанием как-то участвовать в этом мире, полном – если верить телевизору – охренительно занимательных событий. Ведь все только и делают, что воюют и развлекаются. Воюют и развлекаются… А чем хуже акимовские? Они взялись за топоры не потому, что им больше нечего делать – а потому, что это, по их разумению, наиболее соответствует тому миру, в который их загнали. По-моему, так.

АННА. Ну, по крайней мере, это объясняет их особую жестокость по отношению к туристам из города.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Наверное. А потом было почти так же, как у нас. Чёрт, да у нас – не «почти», у нас так же, как у них, просто мы пока не пляшем возле каменной бабы, разукрасив морды разноцветной глиной! Полагаю, мы просто ощутимо меньше пьём. Пока. Ничего, у нас всё ещё впереди… Ещё пара спятивших сектантов поселится в этих местах, и мы завоем не хуже акимовских.

АННА. А в Акимовке была секта?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Здесь везде секты. В деревнях почти не осталось нормального христианства – да оно и понятно. Уже после первого удара по щеке ты останешься не просто с синяком, но с сифилисом. А если подставишь другую – тебе просто оторвут башку. Так было всегда. А после разрухи те, кого разыскивали в городах, потянулись сюда. Растратчики, растлители… извращенцы… они стали здесь жить так, как привыкли жить там, потому что другой жизни не знают, да и не хотят, в общем-то. В результате – Община Крови, Орден Последней Святыни, Евангелисты Афония… Эти городские суки раз в два года приезжают сюда с охраной и снимают их на ТВ для своих сучьих остросоциальных репортажей! А что думают местные? «Если человека снимают на ТВ, значит это – большой, важный человек, значит, его стоит послушать…»

АННА. Но вы ведь тоже важный человек?

Пауза.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. 10 лет назад я пошёл в лес, проверить силки. В полукилометре отсюда есть брод… когда особенно жарко, он пересыхает совсем, и зарастает кустами, травой… в общем, от леса не отличишь. Я проверил две свои ловушки – они были пустые, и стал искать третью… видимо, я отклонился от маршрута и сам не заметил. Как пересёк тот брод. Тогда как раз было жаркое лето. Очень, очень жаркое… И брод пересох… и зарос. А им и так-то редко пользовались – там хоть и мелко, но место топкое, песок ненадёжный, и кусты вокруг… Короче, там нет дороги, только тропинка, а она за время, пока мы не общались с акимовскими, успела зарасти. Ну, а после у нас, понятное дело, было ещё меньше причин с ними общаться… В общем, я попал на их территорию. На Кладбище Клановых Кольев.

АННА. Как?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Это мой термин. На их языке это, скорее всего, звучит как «ухуяха», или что-то типа того. Сначала я ничего не заметил – когда ищешь ловушку, смотришь больше вниз, чем куда-либо ещё. Просто мух стало больше. Я хлопал себя по шее, по плечам, махал рукой возле глаз… они липли к потной шее, к рукам… жужжали, скользили возле лица. Запутывались в волосах, лезли в нос… да что это с ними?! Что это за мухи такие?! Почему их так много, чёрт?! Где-то падаль? И я немного испугался. Потому что падаль в лесу оставляет только медведь. Он не ест добычу сразу, он её оставляет, чтобы мясо подгнило… И я пошёл осторожнее, и стал смотреть по сторонам, вдруг где куча валежника, или разрытая земля. Или свежесваленное дерево… так обычно маскируют добычу медведи… а потом деревья расступаются. И появляется поляна. Огромная, поросшая пронзительно-зелёной, вкусной и пахучей травой… И раскрашенные колья точат повсюду группами. Красные колья. Головы, надетые на них, без ушей. Безглазые головы, с вставленными вместо глаз осколками бутылок надеты на синие колья. Проломленные головы, полные толстых опарышей, пенящиеся и стекающие – на жёлтых кольях. И чёрные, обоженные колья. Те головы, что на них – скальпированы. А на лицах вырезано что-то, напоминающее буквы. Это ведь не просто жестокость, Анна. Это то, что, как они думают, меняет мир к лучшему. Это то, что они стали делать, потому что им просто не оставили ничего другого.

АННА. Почему вы не сбежали? Почему не уехали отсюда?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Поезда ходят крайне нерегулярно через наши места – и я, чёрт побери, могу понять машинистов. Кого отсюда забирать? Стрелков? Они не поедут. Что им делать в городе? Улицы подметать? Работать на заводе? Здесь они, по крайней мере НУЖНЫ. Жизненно нужны, Анна. И они этого хорошо понимают. Это ведь самое главное для каждого из нас – быть нужным.

АННА. Но вы-то не стрелок…

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Не стрелок. Поэтому и остался. Потому что боялся идти один, через поле, на железнодорожную станцию. И знаешь что, Анна? Никто не пошёл со мной туда, хотя я ходил по деревне и упрашивал всех идти со мной. Идти и не возвращаться больше.

АННА. Почему?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Думаю, их держало то же, что мешало моей маме развестись с моим отцом, хотя тот был алкаш и дебошир, 12 чёртовых лет. Она говорила: «какой-никакой, а отец. А так – не будет семьи». А семьи давно не было, Анна. Были бессонные ночи, нищета, синяки и водка. И кровь на маминых губах. Каждые два дня.

АННА. Вы думаете, здесь – то же самое?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Здесь – гораздо хуже. Через десять лет тех, кто думал: «какой-никакой, а здесь – дом», перебили пьяные стрелки или сожрали акимовские каннибалы. Остались только те, кого устраивает такая жизнь.

АННА. Что-то я не совсем понимаю. Вас тоже устраивает? Такая жизнь?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Я потом думал об этом. Возможно, это смешно прозвучит, но я хочу отдать долг моей бабке долг. Я остался здесь, и люди ходят ко мне, когда у них есть проблемы, которые стрелки не могут разрешить. Я разговариваю с людьми. Штопаю их души, как Тот-Кто-Слушает-Спящих штопает пулевые пробоины в из телах. Может, в том, что мы не стали второй Акимовкой, есть и моя заслуга. А как насчёт тебя? Ты из какого участка спектра?

АННА. А то вы не знаете? Проезжала мимо. Попала в засаду. Выручил местный стрелок. Вышла за него замуж… (после паузы). Родила.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. …а потом твой ребёнок умер. Застрелился, играя с пистолетом мужа. Год назад.

АННА. Да.

Пауза.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Поджигает тот, кто хочет быть услышанным. Во что бы то ни стало. Или тот, кто находится здесь по зову сердца. То есть ему нравится то, что он делает. Во всяком случае, рекомендую на ночь обливать дом водой. Горели пока только пустые дома, но кто знает…

АННА. Послушайте… его можно как-то найти? Что-то же можно сделать?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Думаю, в данной ситуации можно сделать только одно.

АННА. Что?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Начать делать что-то действительно нужное всем. Что-то п о л е з н о е.

АННА. А вы? Вы не можете сделать что-то?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. С удовольствием. Что именно? Выйти на площадь перед сельсоветом и проповедовать добро? Душить стрелков по ночам рояльной струной? Залезть у реки на старую ветлу и перестрелять всех акимовских апачей? Каждый занимается своим делом, Анна. Воины воюют, а бывший ди-джей пытается собрать единственный в окрестностях радиопередатчик…

АННА. Зачем?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Затем, что надо попробовать связаться с другими бывшими ди-джеями. Или просто с добрыми людьми. Попробовать объяснить, что тут творится. Может, не всем по хрену на нас.

АННА. А если всем?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Тогда мы умрём. Просто умрём, потому что горящие дома – только начало, Анна. Поверь мне, только начало. Дальше будет кровь. И необязательно со стороны Акимовки.

АННА. А откуда ещё?

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Ты никогда не задумывалась, почему стрелки не уничтожат деревню чокнутых вырожденцев через реку? Она им нужна, потому что она их кормит. Ну? Простой вывод – когда кончатся пустые дома, начнут гореть жилые. Фермеры, оставшись без крова, подадутся туда, где поспокойнее. Что делать стрелкам? Что они умеют, кроме как щёлкать курком?

АННА. Думаю, мне надо поговорить ещё с одним человеком.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Точно. Поговори с Председателем, Анна. Тем более, что он сегодня у меня уже был. И я ему сказал то же самое.

АННА. Спасибо.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Не за что. Я ничего тебе не сказал такого, что не было бы тебе известно.

АННА. Зато вы освежили это в моей памяти.

ТОТ-КТО-НЕ-ХОЧЕТ-СПАТЬ. Может быть. Иди, Анна. И… постарайся сделать что-то полезное. Мой опыт подсказывает, что только так можно чего-то добиться. (Внезапно вспомнив что-то). Музыка.