Змок на мосту

Со стороны, противоположной пролому, непосредственно к башне примыкал

пощаженный временем каменный трехарочный мост. Раньше на этом мосту стояло

здание, от коего остались лишь руины. Это здание, с явными следами пожара,

представляло собой почерневший остов, сквозной костяк, через который

свободно проходил дневной свет; башня и замок стояли рядом, словно скелет

рядом с призраком.

Ныне эти руины окончательно рассыпались, и от них не осталось ничего.

То, что воздвигалось многими веками и многими монархами, пало от руки одного

крестьянина и в один день.

Ла Тург на здешнем крестьянском языке, склонном сливать слова, означает

Ла Тур Говэн, точно так же, как Жюпель означает Жюпельер, равно как имя

одного из вожаков вандейских банд горбуна Пэнсон-Череп должно было значить

Пэнсон-Черепаха.

Тург, сорок лет тому назад бывший руиною, а ныне ставший призраком, был

в девяносто третьем году крепостью. Эта фортеция, принадлежавшая роду

Говэнов, преграждала с запада подход к Фужерскому лесу, который в наши дни

не заслуживает названия даже перелеска.

Цитадель возвели на одной из сланцевых скал, которых такое множество

между Майенном и Динаном; они в беспорядке нагромождены среди зарослей

кустарника и вереска, и кажется, что титаны в гневе швыряли эти глыбы друг в

друга.

Вся крепость в сущности и состояла из одной башни; она возвышалась на

скале, у подножья скалы протекал ручей, в январе -- полноводный, как горный

поток, и пересыхающий в июне.

Сведенная ныне к одной только башне, крепость была в средние века почти

неприступна. Единственным уязвимым ее местом являлся мост. Средневековые

Говэны построили крепость без моста. В нее попадали через висячие мостки,

которые ничего не стоило разрушить одним ударом топора. Пока Говэны носили

титул виконтов, такая крепость их вполне удовлетворяла, даже ласкала их

взор; но, ставши маркизами и покинув свое гнездо ради королевского двора,

они перекинули через поток трехарочный мост, чем открыли к себе путь из

долины, а себе открыли путь к королю. Господа маркизы в семнадцатом веке и

госпожи маркизы в восемнадцатом уже не дорожили неприступностью. Все

подражали Версалю, как прежде примеру предков.

Напротив башни с западной ее стороны простиралось довольно высокое

плоскогорье, которое постепенно переходило в равнину; оно почти достигало

подножья башни и отделялось от нее лишь крутым оврагом, по дну которого

протекала речка, приток Куэнона. Мост, единственное связующее звено между

крепостью и плоскогорьем, покоился на высоких устоях; на них-то и стояло,

как в Шенонсо, здание в стиле Мансара, более пригодное для жилья, нежели

башня. Но тогдашние нравы еще отличались суровостью; сеньоры предпочитали

ютиться в каморках башни, похожих на тайники. Через все строение, стоявшее

на мосту и представлявшее собой небольшой замок, шел длинный коридор,

служивший одновременно прихожей и называвшийся кордегардией; над

кордегардией помещалась библиотека, а над библиотекой чердак. Высокие узкие

окна, богемские стекла в частом свинцовом переплете, пилястры в простенках,

скульптурные медальоны по стенам; три этажа: в нижнем -- алебарды и

мушкетоны, в среднем -- книги, в верхнем -- мешки с овсом, -- во всем облике

замка было что-то варварское, но вместе с тем и благородное.

Стоявшая рядом башня казалась дикаркой.

Своей мрачной громадой она подавляла кокетливое строеньице. С ее

плоской крыши ничего не стоило уничтожить мост.

Столь близкое соседство двух зданий -- одного грубого, другого изящного

-- скорее коробило, чем радовало глаз гармонией. По стилю они не подходили

друг к другу: хотя два полукружья, казалось бы, всегда одинаковы, тем не

менее округлая романская арка ничем не похожа на классический архивольт.

Башня, достойная сестра пустынных лесов, окружавших ее, была весьма

неподходящей соседкой для моста, достойного украсить версальские сады.

Представьте себе Алэна-Бородача под руку с Людовиком XIV. Страшный союз. И

тут и там величие, но в сочетании -- варварство.

С точки зрения военной, мост, повторяем, отнюдь не служил башне

защитой. Он украшал ее и обезоруживал; выигрывая в красоте, крепость

проигрывала в силе. Мост низводил ее на один уровень с плоскогорьем.

Попрежнему неприступная со стороны леса, она стала уязвимой со стороны

равнины. В былые времена башня господствовала над плоскогорьем, теперь

плоскогорье господствовало над ней. Враг, овладевший плоскогорьем, быстро

овладел бы и мостом. Библиотека и чердачное помещение становились

пособниками осаждающих и обращались против крепости. Библиотека и чердак

схожи в том отношении, что бумага и солома -- горючий материал. Для

осаждающего, который прибегает к помощи огня, безразлично: сжечь ли Гомера,

или охапку сена -- лишь бы хорошо горело, что французы и доказали немцам,

спалив Гейдельбергскую библиотеку, а немцы доказали французам, спалив

библиотеку Страсбургскую. Итак, этот мост, пристроенный к башне, был ошибкой

с точки зрения стратегической; но в семнадцатом веке, при Кольбере и Лувуа,

принцы Говэны, так же как и принцы Роганы или принцы Тремуйли, и думать

забыли об осадах. Строители моста все же приняли кое-какие меры

предосторожности. Прежде всего они предусмотрели возможность пожара; под

окнами, обращенными в сторону рва, подвесили на крюках, которые можно было

видеть еще полвека тому назад, надежную спасательную лестницу, доходившую до

второго этажа и превосходившую высотой три обычных этажа; предусмотрели и

возможность осады: мост отделили от башни посредством тяжелой низкой

сводчатой двери, обитой железом; запиралась она огромным ключом, который

хранился в тайнике, известном одному лишь хозяину; будучи на запоре, дверь

эта не боялась никакого тарана и, пожалуй, устояла бы и перед пушечным

ядром.

Чтобы добраться до двери, надо было пройти через мост, и надо было

пройти через дверь, чтобы попасть в башню. Иного входа не имелось.