Третий — лишний

Обыкновенная семья: мама, папа и дочка. Обыкновенные проблемы: дочка не слушается, убегает из дому. Однако удивительные вещи обнаруживаются в недрах некоторых обыкновенных семей, и самые банальные «детско-родительские конфликты» оборачиваются фатальными, зачастую безнадежными проблемами, корни которых сидят в детстве родителей, а может быть, уходят в еще большую глубину, глубину поколений.

Молодые родители и десятилетняя дочь. С первого взгляда можно подумать, что мать привела на консультацию двоих разных по возрасту детей.

Женщина — рослая, с большими руками и ногами, очень громким голосом и ярким макияжем, выглядит еще более массивной возле своего бледного, бесцветного, субтильного мужа. Однако не разница в габаритах создает превратное впечатление об их родственных взаимоотношениях; ее материнская забота о нем обнаруживается в каждом движении: она вешает его куртку, разматывает шарф, сначала ему, потом дочке, одергивает ему пиджачок, дочке платье, вводит обоих ко мне в кабинет, рассаживает и приступает к изложению проблемы, не дожидаясь моих вопросов. Девочка, мол, невыносимо трудная, на все всегда только «нет», но это бы еще ничего, да вот ссорится и скандалит с отцом, он же выгоняет ее из дома. «Нет, вы не подумайте, что это он всерьез, он такой нервный, такой ранимый, он только кричит в сердцах: «Убирайся вон из моего дома, иди собирай вещи!» А она — просто поразительный характер — принимает его слова всерьез, собирается и действительно уходит. И хорошо еще, если к бабушке, а то и на вокзалах уже не раз ночевала, с милицией искали». Выговорив все это буквально на одном дыхании, она вдруг спохватывается, замечает, что дочка сидит здесь же, взглядывает на капризно нахмуренное лицо мужа и решительно заявляет, что они, родители, желали бы обсудить поведение ребенка в ее отсутствие. Лишь только девочка скрывается за дверью, лицо отца разглаживается, он удовлетворенно вздыхает и вступает в разговор. При этом беседовать он, похоже, расположен исключительно о собственной персоне, своих настроениях, страхах, детских и недетских травмах, о хрупкой своей нервной организации и крайне неустойчивой психике. Его громогласная и напористая жена слушает его не дыша. Всем своим видом выказывая живейшее сочувствие, они и сидят лицом друг к другу, ко мне развернувшись в профиль. Их двое, у них диалог, я — третья.

Когда я вмешиваюсь, задавая конкретные вопросы про дочку, он с явной неохотой отвлекается от своего повествования и ждет, пока жена закончит о скучном и даст ему, наконец, еще поговорить о том, что его действительно очень и очень занимает: о себе. Собираю то, что называется «ранний анамнез»: как носила, как рожала, кормила ли? Спрашиваю: «Это была запланированная беременность, желанный ребенок?» Смотрят оба, как будто бы не вполне понимают вопрос: «Ну что вы, она родилась только через год после свадьбы, вы об этом спрашиваете, да? У нас нормальная семья, ребенок, все как положено...»

— А когда же с девочкой стало вам трудно?

— С первого дня! Поверите ли, она все время что-то требовала, а потом еще и обижаться по любому поводу стала.

— И все театр, все сплошное лицемерие, — вступает в разговор отец. — Вы знаете, она вообще очень на меня в детстве похожа, я тоже был такой же врун и плакса, только можете мне поверить — у меня-то были на то причины. Видели бы вы мою мамашу!

— Может быть, и у вашей дочки есть основания для обиды?

— Может и так, я человек вспыльчивый. Так пусть протестует, я жду поступка. А то всё слезы да угрозы пустые.

— Что за угрозы?

— Уйду из дома, из окошка брошусь!

— А вы?

— Бросайся, говорю, да нет, кишка тонка!

— Но ведь одну угрозу она уже выполнила, из дома уходила, вы не боитесь ее спровоцировать?

— Говорю вам, она устраивает театр, на пустом месте устраивает, на поступок она не способна!

Он повторяет все это, сидя так же вполоборота ко мне, лицом к жене, и она так же согласно ему кивает! И снова я не могу отделаться от ощущения, что это сын жалуется матери на соседскую девчонку, а мать восхищается им безмерно и его успокаивает...

Зачем они пришли в консультацию, задаю назревший вопрос. «Мы пришли, чтобы вы нам помогли с ребенком». Хорошо, но не пора ли поговорить с этой комедианткой и притворщицей? Беседа наша между тем длится уже более часа, однако родители и не вспомнили, что ребенок томится под дверью, изнывая в ожидании и печальных раздумьях о том, как родители сейчас на нее жалуются. Более того, на мое предложение позвать девочку и оставить нас вдвоем отец надувается и капризно тянет: «Так вы еще с ней беседовать собираетесь? Зачем, я вам сам все расскажу намного лучшее. И вообще помогать нужно мне, а не ей». «Вот видите, — умиляется жена, — вы так ему понравились, что он теперь и уходить не хочет».

Ни умиления, ни сочувствия, нужно признаться, этот «младенец» не вызывает. Но в одном он прав — в помощи он и в самом деле нуждается. Узел взаимоотношений в этой семье необходимо постараться распутать, постараться понять, почему муж так инфантилен, эгоцентричен, жесток; почему жена с такой готовностью соглашается на роль его матери, становится стеной между мужем и миром, между мужем и собственным ребенком.

Распутывать этот узел придется еще и потому, что, если все оставить как есть, наступит момент, когда их маленькая дочка решит, что она не просто третья, но третья — лишняя. И тогда она оставит их, наконец, вдвоем. Оставит навсегда.