Петушиная корона

Есть игра, распространенная среди горцев. Этой игре трудно научиться, еще труднее по-настоящему овладеть ею. Это комбинация карт и фишек с рунами. Колода состоит из семнадцати карт, обычно размером с мужскую ладонь, сделанных из светлого дерева. На каждой из этих карт изображен персонаж горных преданий, например Старик Ткач или Та, Кто Следит. Эти сильно стилизованные изображения обычно выполняются красками по выжженному контуру. Тридцать одна кость с рунами вырезаются из серого камня, характерного для гор. На них есть иероглифы, означающие Камень, Пастбище, Воду и тому подобное. Все карты и камни раздаются игрокам, обычно троим. И карты, и руны имеют традиционное значение, которое варьируется в некоторых комбинациях. Считается, что это очень древняя игра.

Остаток пути до юрты мы прошли в молчании. Сказанное Кеттл настолько потрясло меня, что я не мог придумать никакого ответа. Было бы глупо обрушить на нее десятки вопросов, которые мне хотелось задать. У нее были ответы, и она бы решила, стоит давать их мне или нет. Теперь я это знал. Ночной Волк вернулся ко мне бесшумно и быстро и тесно прижался к моим ногам.

Она убила в своей стае?

Похоже на то.

Это случается. Это очень нехорошо, но это случается. Скажи ей это.

Не сейчас.

Никто не сказал ничего особенного, когда мы вошли в палатку. Никто не хотел спрашивать. Поэтому я тихо сказал:

— Мы убили стражников, прогнали лошадей и сбросили в пропасть все их запасы.

Старлинг только непонимающе смотрела на нас. Ее глаза были большими и темными, как у птицы. Кетриккен налила нам по кружке чая и тихо присоединила принесенную нами еду к нашим собственным, быстро тающим припасам.

— Шуту стало немного лучше, — сказала она как бы для того, чтобы завязать общий разговор.

Я посмотрел, как он спит, завернувшись в одеяло, и усомнился в этом. Его глаза запали. Тонкие волосы спутались и прилипли ко лбу. Но когда я приложил руку к его лицу, кожа была почти холодной. Я подоткнул одеяло.

— Он ел что-нибудь? — спросил я Кетриккен.

— Он выпил немного бульона. Думаю, он поправится, Фитц. Он болел, день или два, на Голубом озере. Все то же самое, лихорадка и слабость. Он тогда сказал, что это, возможно, не болезнь, а только изменения, через которые проходит его род.

— Он и мне вчера говорил что-то подобное, — согласился я.

Она дала мне миску теплого супа. На мгновение его запах показался мне приятным, а потом я вспомнил об остатках похлебки, которую испуганные стражники разлили по заснеженной дороге. Я сжал зубы.

— Ты видел членов группы? — спросила Кетриккен. Я покачал головой, потом заставил себя заговорить:

— Нет. Но там была большая лошадь, и одежда в седельных сумках подошла бы Барлу. В других были синие куртки, которые любит Каррод. И простые вещи для Уилла.

Я неохотно называл имена, в некотором роде боясь вызвать их появление. Владеют они Скиллом или нет, но горы покончат с ними. Тем не менее я не испытывал никакой гордости и знал, что не поверю в их смерть до тех пор, пока не увижу их тела. На данный момент я знал только, что могу не особенно опасаться нападения этой ночью. На мгновение я представил себе, как они возвращаются в лагерь, надеясь найти еду, огонь и палатку. Но их встретит только холод и темнота. Они не увидят даже крови на снегу.

Я понял, что суп совсем остыл. Я заставил себя съесть его, проглотил, почти не ощутив вкуса. Таллоу когда-то играл на свистульке. Внезапно я вспомнил, как он сидит на задних ступеньках кухни, играя для нескольких служанок. Я закрыл глаза, тщетно надеясь вспомнить что-нибудь плохое о нем. Похоже, что его единственным преступлением была преданность не тому хозяину.

— Фитц! — Кеттл ткнула меня.

— Я не блуждал.

— Ты бы скоро начал. Страх был твоим союзником сегодня. Он заставлял тебя сосредоточиться. Но ты должен хоть немного поспать. А во сне тебе придется держать свое сознание при себе. Когда они вернутся к столбу, они узнают твою работу и пойдут охотиться на тебя. Думаешь, нет?

Я знал, что это так, но было очень неприятно услышать, как Кеттл произносит это. Я хотел бы, чтобы Кетриккен и Старлинг не слышали и не наблюдали за нами.

— Так. Теперь мы снова немножко поиграем, да? — уговаривала Кеттл.

Мы сыграли четыре игры. Я выиграл два раза. Потом она составила позицию, почти из одних белых камней, и дала мне черный, которым я должен был выиграть. Я попытался сосредоточиться на игре, зная, что это срабатывало раньше, но слишком устал. Я думал о том, что прошло уже около года с тех пор, как я покинул Баккип в виде трупа. Больше года с тех пор, как я спал на настоящей кровати, которую называл своей собственной. Больше года с тех пор, как я мог не волноваться о том, что я буду есть сегодня. Больше года с тех пор, как я держал в объятиях Молли, и больше года с тех пор, как она потребовала, чтобы я навсегда оставил ее.

— Фитц! Не надо!

Я оторвал взгляд от игры и увидел, что Кеттл пристально наблюдает за мной.

— Ты не можешь потворствовать этому. Ты должен быть сильным.

— Я слишком устал, чтобы быть сильным.

— Твои враги были беспечны сегодня. Они не ожидали, что ты обнаружишь их. Больше они беспечными не будут.

— Я надеюсь, они будут мертвыми, — сказал я с деланным весельем.

— Все не так просто, — ответила Кеттл, не зная, какой холод охватил меня после этих слов. — Ты сказал, что в городе было теплее. Когда они увидят, что все запасы потеряны, они вернутся в город. Там у них будет вода, и я уверена, они захватили с собой что-нибудь поесть. Не думаю, что мы можем сбросить их со счетов. А ты как думаешь?

— Думаю, нет.

Ночной Волк сел подле меня и возбужденно заскулил. Я подавил свое отчаяние и успокоил его прикосновением и тихо сказал:

— Я только хочу хоть немного поспать. Один в собственном сознании, среди собственных снов. Не боясь, что окажусь где-нибудь не там и что на меня нападут. Не боясь, что мой голод по Скиллу одолеет меня. Просто поспать. — Я говорил, обращаясь прямо к ней. Я знал, что она хорошо понимает, о чем речь.

— Этого я тебе дать не могу, — спокойно ответила Кеттл. — Все, что я могу, — это играть. Доверься мне. Многие поколения использующих Скилл с помощью этой игры защищались от таких опасностей.

И я снова склонился над доской, пытаясь удержать игру в своем сознании, и когда я лег рядом с шутом в эту ночь, снова у меня перед глазами были белые и черные камни.

В эту ночь я парил, как колибри, где-то между сном и бодрствованием. Я смог попасть в безопасное место на грани сна и долгое время оставался там, обдумывая игру Кеттл. Несколько раз я просыпался. Я начинал осознавать слабый свет жаровни и тела спящих рядом со мной. Несколько раз я протягивал руку, чтобы проверить шута; каждый раз его кожа казалась холоднее, а сон глубже. Кетриккен, Старлинг и Кеттл по очереди стояли на часах в эту ночь. Я заметил, что волк дежурил вместе с Кетриккен. Они не оставляли меня одного, и я был благодарен им за это.

Перед самым рассветом я проснулся в очередной раз и увидел, что все тихо. Я проверил шута, а потом снова лег и закрыл глаза, надеясь еще хоть немного отдохнуть. Но передо мной возник огромный глаз, как будто, закрыв глаза, я вызвал его из небытия. Я попытался снова открыть собственные глаза, я отчаянно пытался вернуться к бодрствованию, но меня держали. Что-то ужасно тянуло мое сознание, как подводное течение засасывает пловца на дно. Я сопротивлялся всей силой своей воли. Я чувствовал, что почти готов очнуться, стоит только слегка коснуться бодрствования, но не мог. Я боролся, напрягая все силы, в попытке открыть непослушные глаза.

Глаз следил за мной. Один-единственный огромный темный глаз. Не Уилла. Регала. Он смотрел на меня, и я знал, что он наслаждается моим сопротивлением. Казалось, ему не стоило никаких усилий держать меня как муху под стеклянной миской. Но даже в своей панике я знал, что, если бы он мог сделать что-то большее — он бы сделал это. Он пробился сквозь мои стены, но мог только угрожать мне. Хотя и этого было достаточно, чтобы заставить мое сердце отчаянно колотиться.

Бастард, — ласково сказал он. Это слово обрушилось на мое сознание, как холодная океанская волна. Я был пропитан его угрозой. — Бастард, я знаю о ребенке. И о твоей женщине, о Молли. Зуб за зуб, бастард. — Он замолчал, смакуя нарастающий во мне ужас — А теперь такая мысль. У нее миленькая грудка, бастард? Я хорошо позабавлюсь?

НЕТ!

Я вырвался, на мгновение ощутив силу Каррода, Барла и Уилла. Я был свободен.

Я внезапно проснулся. Я вылез из-под одеяла и выскочил наружу, босиком, не накинув даже плаща. Ночной Волк следовал за мной по пятам. Черное небо было усыпано звездами. Воздух был холодным. Я судорожно вдыхал его раз за разом, пытаясь успокоить тошнотворный страх.

— Что случилось? — испуганно спросила Старлинг. Она стояла на страже у палатки.

Я только покачал головой, не в силах говорить об этом ужасе. Через некоторое время я вернулся внутрь. Пот струился по моему телу, как будто меня отравили. Я сел на измятое одеяло, пытаясь отдышаться. Чем больше я пытался унять свою панику, тем сильнее она захватывала меня. Я знаю о ребенке. И о твоей женщине. Эти слова снова и снова эхом отдавались у меня в голове. Кеттл зашевелилась в своей постели, потом поднялась и прошла через палатку, чтобы сесть рядом со мной. Она положила руки мне на плечи.

— Они пробились к тебе, да?

Я кивнул, пытаясь сглотнуть. Горло у меня пересохло. Она потянулась за мехом с водой и подала его мне. Я сделал глоток, чуть не захлебнувшись, потом еще один.

— Думай об игре, — убеждала меня Кеттл. — Очисти свое сознание от всего, кроме игры.

— Игра! — воскликнул я свирепо, разбудив и шута, и Кетриккен. — Игра? Регал знает о Молли и Неттл! Он угрожает им. А я бессилен! Беспомощен.

Я чувствовал, как паника снова нарастает во мне. Волк заскулил, потом тихо зарычал.

— А ты не можешь связаться с ними Скиллом и предупредить их? — спросила Кетриккен.

— Нет! — отрезала Кеттл. — Он не должен даже думать о них.

Во взгляде Кетриккен смешивались мольба о прощении и уверенность.

— Боюсь, мы с Чейдом были правы. Принцесса будет в большей безопасности в Горном Королевстве. Не забудь, он должен привезти ее. Мужайся. Может быть, уже сейчас Неттл с ним, в безопасности, вне досягаемости Регала.

Кеттл заставила меня оторвать взгляд от королевы.

— Фитц! Сосредоточься на игре. Только на игре. Его угрозы могут быть уловкой, чтобы заставить тебя выдать их. Не говори о них. Не думай о них. Вот, смотри сюда. — Ее дрожащие старые руки отодвинули мое одеяло и разложили доску. Она перемешала камни и выбрала белые, чтобы я занял мозг постановкой и решением задачи. — Решай ее. Сосредоточься на этом, и только на этом.

Это было почти невозможно. Я смотрел на белые камни и думал, что все это дурацкая затея. Какой игрок может быть настолько неуклюжим и близоруким, чтобы позволить игре превратиться в такой хаос белых камней. Это не было задачей, достойной решения. Но я не мог лечь спать. Я боялся моргнуть, чтобы снова не увидеть этот глаз. Если бы я видел все лицо Регала или хотя бы оба его глаза, может быть, это не казалось бы мне таким ужасным. Но лишенный тела глаз был всевидящим и неотвратимым. Я стоял и смотрел на доску до тех пор, пока мне не начало казаться, что белые камни летают над пересечениями линий. Один черный камень, чтобы придать всему этому хаосу победный рисунок. Один черный камень. Я держал его в руке и тер большим пальцем.

Весь следующий день, пока мы шли по дороге, спускаясь по склону, я держал камень в обнаженной руке. Другая рука обнимала талию шута, а он держался за мои плечи. И то и другое не давало мне блуждать.

Казалось, шуту полегчало. Его больше не лихорадило, но он не в силах был есть и даже пить чай. Кеттл вливала в него воду, пока он не сел, бессильно качая головой. Он был так же нерасположен к разговорам, как я. Старлинг и Кеттл с ее посохом возглавляли нашу маленькую усталую процессию. Мы с шутом шли за джеппами, а Кетриккен со своим луком охраняла тылы. Волк непрерывно бегал вдоль всей цепочки, то забегая вперед, то отходя назад по нашим следам.

Наша бессловесная связь с Ночным Волком восстановилась. Он понимал, что я вообще не хочу думать, и делал все, что мог, чтобы не отвлекать меня. Меня все еще раздражало, когда он пытался использовать Уит, чтобы связаться с Кетриккен.

Сзади никого нет, — говорил он, рысью пробегая мимо нее в очередной раз. Потом он забегал вперед, только для того, чтобы вернуться к Кетриккен и заверить ее, что впереди тоже все чисто. Я убеждал себя, что она просто верит в то, что Ночной Волк даст мне знать, если почует что-то неладное. Но я подозревал, что она все больше и больше настраивается на него.

Дорога все круче шла вниз. По мере того как мы спускались, изменялась и местность вокруг нас. К концу дня склон над дорогой стал более пологим и на нем появились скрюченные деревья и покрытые мхом каменные глыбы. Снега стало меньше, и он только местами виднелся на склоне. Дорога теперь была гладкой и черной. Высохшие пучки травы желтели у самого края дороги. Было трудно заставлять двигаться голодных джеппов. Я сделал слабую попытку с помощью Уита дать им понять, что впереди их ждет хорошее пастбище, но был недостаточно знаком с ними, чтобы произвести на них какое-то впечатление. Я старался думать только о том, что сегодня нам не так трудно будет найти дрова для костра, да и день становился все теплее, по мере того как мы спускались.

В какой-то момент шут сделал жест в сторону низкорослого растения, усыпанного крошечными белыми бутончиками.

— Наверное, в Баккипе уже весна, — тихо сказал он и быстро добавил: — Не обращай на меня внимания. Прости.

— Тебе лучше? — спросил я, решительно выкидывая из своего сознания весенние цветы, пчел и свечи моей Молли.

— Немного, — голос его дрожал. Он сделал быстрый вдох. — Нельзя ли нам идти помедленнее?

— Мы скоро разобьем лагерь, — ободрил я его, зная, что сейчас мы не можем останавливаться. Я чувствовал настойчивый зов и был уверен, что он исходит от Верити. Это имя я тоже выкинул из своего сознания. Даже при дневном свете на большой дороге я боялся, что глаз Регала рядом, и если я снова увижу его, то уже не смогу вырваться. Я надеялся, что Уилл, Каррод и Барл замерзли и проголодались, но быстро понял, что и об этом я не могу думать, не подвергая себя опасности.

— Ты уже болел так раньше? — спросил я у шута, главным образом для того, чтобы подумать о чем-нибудь другом.

— Да. В Голубом Озере. Моя королева истратила все деньги, чтобы найти комнату, в которой я мог бы укрыться от дождя. — Он повернул голову и посмотрел на меня. — Думаешь, это могло быть причиной?

— Причиной чего?

— Того, что ее ребенок родился мертвым…

Его голос прервался. Я пытался вдуматься в эти слова.

— Я сомневаюсь, что этому была какая-то одна причина, шут. Она слишком много пережила, пока вынашивала его.

— Баррич должен был пойти с ней и оставить меня в Баккипе. Он бы лучше позаботился о ней. Я был не в состоянии думать тогда…

— В таком случае, я был бы мертв, — заметил я. — И послушай, шут, нет смысла играть в эту игру с прошлым. Сегодня мы здесь и только с этого места можем делать ходы.

И в это мгновение я внезапно нашел решение задачи Кеттл. Оно стало таким очевидным, что я никак не мог понять, почему не видел его раньше. Потом понял. Каждый раз, когда я изучал доску, я думал, как могло создаться такое жалкое положение. Все, что я видел, — это бессмысленные ходы, предшествовавшие моим. Но эти ходы не имели значения, раз в моей руке сейчас был черный камень. Я слегка улыбнулся, погладив пальцем свой камень.

— Сегодня мы здесь, — эхом отозвался шут, и я почувствовал, что его настроение соответствует моему.

— Кетриккен сказала, что на самом деле ты, может быть, вовсе и не был болен, что это… характерно для твоего рода. — Я чувствовал себя неловко, даже столь осторожно приблизившись к этому вопросу.

— Возможно. Смотри-ка. — Он снял варежку, потом поднял руку и провел ногтями по щеке. На ней остались сухие белые следы. Он потер их, и кожа осыпалась под его руками. Кожа на тыльной стороне его ладони тоже шелушилась, как после ожога.

— Так бывает, когда сгоришь на солнце. Думаешь, это из-за погоды?

— Тоже может быть. Если все будет как в прошлый раз, кожа начнет чесаться и шелушиться по всему телу. А когда это прекратится, я стану темнее. У меня глаза изменились?

Я посмотрел ему в глаза. Хотя я был хорошо знаком с ним, это все равно была нелегкая задача. Потемнели эти бесцветные глаза?

— Может быть, они стали чуть темнее. Не больше, чем поднесенный к свету эль. И что с тобой будет? Ты и дальше будешь темнеть после лихорадки?

— Возможно. Не знаю, — признался он через несколько мгновений.

— Как ты можешь не знать? — спросил я. — Как выглядели твои родители?

— Как ты, глупый мальчик. Они были люди. Где-то в моем роду был Белый. Во мне, как это случается, но редко, проявилась его древняя кровь. Но я настолько же Белый, насколько человек. Ты думаешь, что такие, как я, обычны для моего народа? Нет, я аномалия даже среди тех, кто разделяет мою смешанную кровь. Думаешь, Белые Пророки рождаются в каждом поколении? Нас бы никто не принимал всерьез, если бы это было так. Нет. На время моей жизни я единственный Белый Пророк.

— Но разве твои учителя не могли рассказать тебе, чего следует ждать? Ты ведь говорил, что у них есть какие-то записи…

Он улыбнулся, но в его голосе была горечь:

— Мои учителя были слишком уверены, что знают, чего ожидать. Они планировали вести мое обучение так, чтобы открыть мне то, что, как они считали, я должен узнать лишь тогда, когда, по их мнению, придет для этого время. Когда мои пророчества разошлись с тем, чего они ждали, мною были недовольны. Они пытались интерпретировать мне мои собственные слова! Но когда я попытался заставить их понять, что я — Белый Пророк, они не смогли принять этого. Они показывали мне разные письмена, пытаясь объяснить, какая чудовищная наглость движет мною. Но чем больше я читал, тем больше росла моя уверенность. Я пытался сказать им, что мое время уже пришло. Они отвечали только, что мне следует ждать и учиться, чтобы быть уверенным. Мы не были в восторге друг от друга, когда расстались. Думаю, они были поражены, обнаружив, что я ушел от них таким молодым, хотя я и предсказывал им это задолго до ухода. — Он взглянул на меня со странной виноватой улыбкой. — Может быть, если бы я остался и продолжил обучение, мы бы лучше знали, как спасти мир.

Я почувствовал, как внезапно что-то сжалось у меня в животе. Я уже начал полагаться на веру в то, что хотя бы шут точно знает, к чему мы идем.

— Что же на самом деле ты знаешь о будущем?

Он набрал в грудь воздуха, потом выдохнул.

— Только то, что мы вместе строим его, Фитци-Фитц. Мы строим его вместе.

— Я думал, ты изучил все эти писания и пророчества…

— Изучил. И когда я был младше, я видел много снов и у меня бывали видения. Но я уже говорил тебе — там нет ничего определенного. Вот посмотри, Фитц. Если бы я показал тебе шерсть, ткацкий станок и ножницы, мог бы ты посмотреть на это и сказать: «О, вот куртка, которую я завтра надену»? Но когда куртка уже на тебе, легко оглянуться назад и сказать: «Да эти вещи предсказывали куртку».

— Тогда какая в этом польза? — спросил я с отвращением.

— Польза? — повторил он. — Ах, я никогда не думал об этом так. Польза.

Некоторое время мы шли молча. Я видел, какого труда ему стоило шагать вровень со мной, и жалел, что нельзя было оставить одну из лошадей и провести ее через оползень.

— Ты можешь читать знаки погоды, Фитц? Или следы животных?

— Что касается погоды, то только некоторые. В следах животных я разбираюсь лучше.

— Но и в том и в другом ты всегда уверен, что прав?

— Нет. Никогда до рассвета не знаешь следующего дня или пока не загонишь зверя.

Так и с чтением будущего. Я никогда не знаю… Пожалуйста, давай остановимся. Хотя бы на минутку. Я хочу отдышаться и сделать глоток воды.

Я неохотно согласился. Прямо у дороги лежал покрытый мхом камень, и шут уселся на него. Недалеко от нас росли вечнозеленые деревья. Приятно было снова видеть их. Я сошел с дороги, чтобы сесть рядом с шутом, и внезапно ощутил: дорога звучит. Звук дороги был слабым, как жужжание пчелы, и, когда он внезапно прекратился, я понял это. Я зевнул, чтобы прочистить уши, и внезапно в голове у меня прояснилось.

— Много лет назад у меня было видение, — заметил шут. Он выпил еще немного воды, потом передал мне мех. — Я видел черного оленя, который поднимался с ложа из блестящего черного камня. И когда я впервые увидел черные стены Баккипа, поднимающиеся над водами, я сказал себе: ага, вот что это значило. А теперь я вижу, как юный бастард, на гербе которого тоже олень, идет по дороге, сделанной из черного камня. Может быть, сон означал именно это? Но видение было должным образом записано, и когда-нибудь, много лет спустя, мудрые люди решат, каково было его значение. Вероятно, это случится, когда и ты, и я уже будем мертвы.

Я задал вопрос, который давно мучил меня:

— Кеттл говорит, что есть предсказание о моем ребенке… ребенке Изменяющего.

— Есть такое, — спокойно признал шут.

— Значит, ты считаешь, что нам с Молли предстоит потерять Неттл, посадив ее на трон Шести Герцогств?

— Неттл. Знаешь, мне нравится ее имя. Очень нравится.

— Ты не ответил на мой вопрос, шут.

— Спроси меня снова, лет через двадцать. Такие вещи гораздо проще решить, когда оглядываешься назад. — Он искоса бросил на меня взгляд, давая понять, что не стоит и мечтать вытянуть из него еще что-нибудь. Я сделал новую попытку:

— Так ты прошел весь этот путь, чтобы Шесть Герцогств не были захвачены красными кораблями?

Он странно посмотрел на меня, потом улыбнулся, пораженный:

— Ты так это видишь? Ты думаешь, мы делаем все это, чтобы спасти твои Шесть Герцогств? — Когда я кивнул, он покачал головой: — Фитц, Фитц, я пришел, чтобы спасти мир. Шесть Герцогств, побежденные красными кораблями, это всего лишь первые камешки огромной лавины. — Он снова сделал глубокий вдох. — Я знаю, что красные корабли кажутся вам ужасным бедствием, но горе, которое они приносят вашему народу, не более чем прыщик на заднице мира. Если бы это было все, если бы речь шла только о войне с варварами — это было бы нормальным развитием мира. Но нет. Они первое пятно потока яда. Фитц, смею ли я говорить тебе это? Если мы потерпим поражение, яд польется рекой. «Перековывание» пускает корни как новый обычай — нет, как развлечение для знати. Посмотри на Регала и его «королевское правосудие». Он уже поддался этому. Он ублажает свое тело наркотиками и умерщвляет душу дикими развлечениями. Да, и распространяет эту болезнь среди своего окружения. Скоро они не будут получать удовлетворения от искусства, не проливающего крови, а игры будут развлекать их только в том случае, если ставкой является сама жизнь. Жизнь обесценивается, распространяется рабство, ведь если человеческую жизнь можно отнять ради развлечения — насколько разумнее с выгодой использовать ее!

Его голос набирал силу и страстность, пока он говорил. Потом он внезапно сбился и опустил голову на колени. Я положил руку ему на плечо, но он только покачал головой. Через мгновение шут выпрямился.

— Вынужден заявить, что разговаривать с тобой гораздо тяжелее, чем идти. Поверь моему слову, Фитц. Они такое же зло, как красные корабли, а не дилетанты и экспериментаторы. У меня были видения того, во что превращается мир, когда они процветают. Но клянусь, что в этом цикле такого не случится.

Он со вздохом поднялся на ноги и подал мне руку. Я взял ее, и мы продолжили путь. Он дал мне достаточно пищи для размышлений, и я мало говорил. Я воспользовался преимуществом более пологих склонов и пошел вдоль дороги, а не по ней. Шут не жаловался на неровную почву.

По мере того как дорога все глубже уходила в долину, становилось теплее, а на деревьях прибавлялось листвы. К вечеру склон стал таким, что мы смогли разбить палатку на порядочном расстоянии от дороги. Перед сном я показал Кеттл решение ее задачи, и она кивнула, будто была очень довольна. Она немедленно начала составлять новую задачу, но я остановил ее:

— Не думаю, что это понадобится мне сегодня. Я на самом деле хочу спать.

— Да? Тогда тебе не стоит хотеть снова проснуться.

Я посмотрел на нее, удивленный. Она продолжала расставлять камни.

— Ты один против троих, и эти трое — группа, — заметила она уже мягче. — А на самом деле, возможно, их даже четверо. Если братья Регала владеют Скиллом, вполне вероятно, что и у него есть какие-то способности. С помощью остальных он может научиться отдавать им свою силу. — Она наклонилась ближе ко мне и понизила голос, хотя наши спутники были заняты обычной вечерней работой. — Ты знаешь, что Скилл может убить. Думаешь, он пощадит тебя?

— Но если я сплю вне дороги… — начал я.

— Сила дороги похожа на ветер, который дует одинаково для всех. Дурные желания группы похожи на стрелы, целью которых являешься только ты. Кроме того, ты никак не можешь спать и не беспокоиться о Молли и ребенке. И возможно, каждый раз, когда ты о них думаешь, группа видит их твоими глазами. Ты должен вытеснить их из сознания.

Я склонил голову над доской.

На следующее утро я проснулся под стук дождя по крыше палатки. Некоторое время я лежал и прислушивался к нему, благодарный за то, что это не снег, но без радости ожидая целого дня пути под дождем. Я чувствовал, как просыпаются мои спутники, и такой остроты чувств я не испытывал уже много дней. Я почти отдохнул. По другую сторону палатки Старлинг сонно заметила:

— Мы проснулись от зимы к весне.

Шут рядом со мной потянулся и пробормотал:

— Типичный менестрель. Все преувеличивает.

— Вижу, тебе полегчало, — парировала Старлинг. Ночной Волк просунул голову в палатку. В зубах у него болтался окровавленный кролик. С дичью тоже стало лучше. Шут сел в гнезде из одеял.

— Он хочет с нами поделиться?

Моя добыча — твоя добыча, маленький брат.

Почему-то мне было неприятно слышать, как он называет шута братом.

Особенно если с утра съесть двух таких же? — саркастически спросил я.

Никто не заставлял тебя валяться в постели до рассвета.

Некоторое время я молчал.

Я был плохим товарищем в последнее время, — извинился я.

Я понимаю. Теперь мы не одни. Теперь мы стая.

Ты прав, — просто ответил я. — Но сегодня вечером мы с тобой поохотимся.

Лишенный Запаха может пойти с нами, если хочет. Из него выйдет хороший охотник, если он попробует, потому что запах никогда не выдаст его.

— Он не только хочет поделиться мясом, он еще и приглашает тебя поохотиться с нами этим вечером.

Я ждал, что шут откажется. Даже в Бакке он не выказывал никакой склонности к охоте. Но он торжественно наклонил голову к Ночному Волку и сказал:

— Почту за честь.

Мы быстро свернули лагерь и вскоре пустились в путь. Как и прежде, я шел рядом с дорогой, а не по ней и чувствовал, что голова у меня ясная. Шут с жадностью ел за завтраком. И теперь снова стал самим собой. Он шел по дороге, но на небольшом расстоянии от меня, и весь день весело болтал. Ночной Волк, как всегда, бегал взад и вперед, временами переходя на галоп. Легкий дождь скоро сменился полосами солнечного света, и от земли пошел душистый пар. Только мое постоянное беспокойство о Молли и изводящий страх перед Уиллом и его группой отравляли этот прекрасный день. Кеттл напомнила мне, чтобы я не позволял себе задумываться об этих проблемах, иначе привлеку внимание группы. Поэтому я нес свой страх в себе, как холодный черный камень, решив, что все равно абсолютно ничего не могу сделать.

Странные мысли возникали у меня в голове весь день. Я не мог посмотреть на бутон цветка, чтобы не подумать, захочет ли Молли использовать его для окраски или ароматизирования своих свечей. Я обнаружил, что размышляю о том, владеет ли Баррич обычным топором так же хорошо, как боевым топориком, и сможет ли защитить их. И может ли Регал, зная об их существовании, быть в неведении относительно их местонахождения?

— Прекрати это, — резко сказала Кеттл, подкрепив слова легким ударом дорожного посоха. Я немедленно очнулся. Шут с любопытством посмотрел на нас.

— Что прекратить?

— Эти мысли. Ты знаешь, о чем я говорю. Если бы ты думал о чем-нибудь другом, я не могла бы подойти к тебе незамеченной. Возьми себя в руки.

Я так и сделал и неохотно вспомнил задачу прошлой ночи, чтобы сосредоточиться на ней.

— Так-то лучше, — с тихим одобрением сказала Кеттл.

— А что вы здесь делаете? — внезапно заинтересовался я. — Я думал, вы и Старлинг ведете джеппов.

— Мы подошли к развилке дороги. И к еще одному столбу. Мы хотим, чтобы королева увидела все это, прежде чем мы продолжим путь.

Мы с шутом поспешили вперед, предоставив Кеттл возможность рассказать Кетриккен о развилке. Мы нашли Старлинг сидящей на каком-то камне с выгравированным орнаментом на краю дороги. Вокруг паслись джеппы. Развилка была отмечена огромным вымощенным кругом, окруженным открытым, заросшим травой лугом. В центре стоял еще один монолит. Следовало ожидать, что черный камень будет покрыт мхом и изъеден лишайником, но он был гладким и чистым, если не считать пыли, нанесенной ветром. Я стоял и смотрел на камень, изучая иероглифы, а шут бродил вокруг. Я думал, совпадает ли какой-нибудь из этих символов с теми, которые я скопировал в городе, когда шут воскликнул:

— Здесь когда-то был город, — и широко развел руками. Я поднял глаза и увидел, что он имел в виду. На лугу были выемки. Низкая трава покрывала старые вымощенные дорожки. Широкая прямая дорога, которая, возможно, когда-то была улицей, бежала через луг и дальше, под деревья. Небольшие выпуклости, покрытые мхом и увитые плющом, — вот все, что осталось от домов. Деревья росли там, где когда-то горели очаги. Шут нашел огромный камень и влез на него, чтобы оглядеться.

— Похоже, когда-то это был довольно большой город. Это было не лишено смысла. Если дорога действительно когда-то была широким торговым путем, было бы вполне естественно, чтобы на каждом перекрестке был город или хотя бы селение. Я представил яркий весенний день, когда крестьяне приносят свежие яйца и зелень, а ткачи вывешивают новые ткани, чтобы привлечь покупателей и…

На долю секунды мощеный круг наполнился людьми. Видение началось и кончилось на камнях мостовой. Только в области действия черного камня люди смеялись, жестикулировали и торговали. Девушка в венке из плюща прошла сквозь толпу, оглядываясь на кого-то через плечо. Клянусь, что она заметила меня и подмигнула. Мне показалось, что я услышал, как кто-то зовет меня по имени, и я повернулся. На помосте стояла женщина в летящих одеждах, которые мерцали от вплетенной в ткань золотой нити. На ней была позолоченная деревянная корона, украшенная искусно вырезанными петушиными головами и перьями. Ее скипетр был всего лишь метелочкой для пыли, с перьями на конце, но она по-королевски взмахивала ею, оглашая какой-то указ. Люди вокруг меня почти ревели от смеха, а я мог только смотреть на ее белую, как лед, кожу и бесцветные глаза. Она смотрела прямо на меня.

Старлинг сильно толкнула меня. Моя голова дернулась от силы ее удара. Потрясенный, я оглянулся на нее. Я чувствовал во рту соленый привкус крови — я прикусил губу. Она снова подняла сжатый кулак, и я понял, что это был не просто толчок. Я поспешно отступил и схватил ее за запястье.

— Прекрати! — сердито закричал я.

— Это ты… прекрати! — задыхаясь проговорила она. — И ее заставь! — Она сердито взмахнула рукой в сторону шута, который застыл на своем камне, артистично изображая статую. Он не дышал и не мигал. И пока я смотрел, он медленно перекувыркнулся вперед, упав лицом вниз.

Я ожидал, что он обопрется на руки и мгновенно встанет, как он часто делал, когда развлекал двор короля Шрюда. Но он во весь рост вытянулся на траве и не двигался.

Мгновение я стоял как прикованный к месту. Потом бросился к нему. Я схватил шута под мышки и потащил прочь от черного круга и камня, на который он влез. Какой-то инстинкт заставил меня отнести его в тень и прислонить к стволу дуба.

— Дай воды! — резко крикнул я Старлинг, и она мгновенно перестала браниться. Она побежала к нагруженным джеппам и взяла мех с водой.

Я приложил пальцы к горлу шута и почувствовал уверенное биение жизни. Его глаза были полузакрыты, и он лежал, как будто его оглушили. Я позвал его по имени и похлопал по щеке. Тем временем Старлинг вернулась с водой. Я раскупорил мех и вылил немного холодной воды прямо ему на лицо. Некоторое время он не шевелился. Потом втянул в себя воздух, выплюнул воду и сел. Но глаза его были пустыми. Наконец он встретил мой взгляд и безумно улыбнулся:

— Какие люди и какой день! Это было провозглашение пришествия дракона Риалдера, и он обещал, что возьмет меня полетать… — Он нахмурился и огляделся. — Оно тускнеет, как сон, оставляет меньше, чем тень…

Кеттл и Кетриккен внезапно тоже оказались с нами. Старлинг рассказывала обо всем, что произошло, а я помогал шуту немного попить. Когда Старлинг закончила, Кетриккен выглядела очень мрачной, а Кеттл ринулась на нас.

— Белый Пророк и Изменяющий! — с отвращением закричала она. — Нет уж, называйте их собственными именами — Шут и Идиот! Из всех бессмысленных и дурацких вещей, которые только можно сделать… Он совершенно нетренирован, как он может защититься от группы?

— Вы знаете, что случилось? — перебил я ее.

— Я… ну конечно нет! Я могу предполагать. Камень, на который он влез, наверняка камень Скилла, сделанный из того же материала, что дорога и эти столбы. На этот раз дорога каким-то образом захватила вас обоих.

— Вы знали, что такое может случиться? — Я не стал ждать ответа. — Почему вы не предупредили нас?

— Я не знала! — ответила она и добавила виновато: — Я только предполагала и никогда не думала, что кто-то из вас окажется настолько глупым, чтобы…

— Не обращайте внимания! — перебил шут. Он засмеялся и встал, отталкивая мою руку — О, я не чувствовал себя так много лет, с тех пор как был ребенком. Уверенность в этих силах! Кеттл! Хотите услышать речь Белого Пророка? Тогда слушай и радуйся, как радуюсь я. Мы не только там, где мы должны быть, мы еще и тогда, когда мы должны быть. Все связи соответствуют. Мы подходим все ближе и ближе к центру паутины. Ты и я! — Он сжал мою голову ладонями и прижался лбом к моему лбу. — Мы именно те, кем должны быть.

Внезапно шут отпустил меня и отскочил. Он сделал прыжок с опорой на руки, которого я ждал прежде, встал на ноги, изогнулся в глубоком реверансе и снова ликующе засмеялся. Все мы смотрели на него разинув рты.

— Ты в опасности, — сердито бросила Кеттл.

— Я знаю, — почти искренне ответил он и добавил: — Как я уже сказал. Мы там, где должны быть. — Он помолчал и спросил меня неожиданно: — Ты видел мою корону? Правда, роскошная? Интересно, смогу я вырезать ее по памяти?

— Я видел петушиную корону, — медленно сказал я, — но ничего не понял.

— Не понял? — Он склонил голову набок, глядя на меня, потом с жалостью улыбнулся: — О, Фитци-Фитц, я бы объяснил, если бы мог. Не то чтобы я так уж любил хранить тайны, но эта тайна не поддается передаче простыми словами. Это больше чем наполовину ощущение. Можешь ты довериться мне в этом?

— Ты снова стал прежним, — удивленно сказал я. Я не видел такого света в его глазах с того времени, когда он заставлял короля Шрюда плакать от смеха.

— Да, — тихо сказал он, — и обещаю тебе, что, когда мы закончим, то же будет и с тобой.

Три женщины, не понимавшие, о чем мы толкуем, стояли и бросали на нас гневные взгляды. Посмотрев на ярость в лице Старлинг, упрек в глазах Кеттл и раздражение Кетриккен, я почему-то улыбнулся. Почти против своей воли. У меня за спиной хихикнул шут. Как мы ни старались, мы так и не сумели более или менее сносно объяснить происшедшее. Однако мы добросовестно пытались сделать это.

Кетриккен вытащила обе карты и сверила их. Кеттл решительно пошла вместе со мной, когда я понес свою карту к центральному столбу, чтобы сличить иероглифы. Было несколько одинаковых знаков, но Кетриккен узнала лишь один, тот, который она уже называла раньше. «Камень». Когда я неохотно предложил проверить, не сможет ли и этот столб перенести меня куда-нибудь, Кетриккен решительно отказалась. Мне было стыдно признать, что я испытал при этом огромное облегчение.

— Мы начали этот путь вместе, и я намерена вместе закончить его, — мрачно сказала она. Я знал о ее подозрениях насчет того, что мы с шутом что-то скрываем от нее.

— Тогда что вы предлагаете? — кротко поинтересовался я.

— То, что и раньше. Мы пойдем по этой старой дороге, которая идет через лес. Похоже, она совпадает с тем, что здесь отмечено. Судя но картам, до ее конца остается не больше двух переходов. Особенно если мы тронемся в путь прямо сейчас.

И без лишних слов она встала и щелкнула джеппам. Вожак немедленно подошел к ней, а остальные послушно выстроились в цепочку. Я смотрел, как она большими и ровными шагами уводит животных вперед по тенистой дороге.

— Что ж, идите, парочка! — резко крикнула Кеттл нам с шутом. Она взмахнула своим дорожным посохом, и я почти заподозрил, что ей хотелось бы гнать нас вперед, как заблудившихся овец. Но мы послушно пристроились к цепочке джеппов, предоставив Старлинг и Кеттл следовать за нами.

В эту ночь мы с шутом оставили палатку и отправились охотиться с Ночным Волком. И Кеттл, и Кетриккен очень сомневались, что это разумно, но я обещал действовать крайне осторожно, а шут заверил их, что не будет спускать с меня глаз. Кеттл закатила глаза в ответ на это. Но ничего не сказала. Нас обоих явно считали полными идиотами, тем не менее нам позволили уйти. Старлинг сердито молчала, но, поскольку мы с ней не разговаривали, я решил, что у ее дурного настроения какой-то другой источник. Когда мы отходили от огня, Кетриккен тихо сказала:

— Следи за ними, волк.

Вместо ответа Ночной Волк весело вильнул хвостом.

Ночной Волк быстро увел нас с заросшей травой дороги в лесистые холмы. Я видел следы диких кабанов, но был рад, что сами кабаны нам не попадаются. Волк побежал вниз и убил двух кроликов, которых не без изящества препоручил мне. Возвращаясь окружной тропой в лагерь, мы вышли к ручью. Вода была ледяной и сладкой, а вдоль берега густо рос водяной кресс. Мы с шутом искали рыбу, пока наши руки совсем не онемели от холода. Когда я наконец поймал одну, она конвульсивно взмахнула хвостом и обрызгала возбужденного волка. Он отскочил, потом с упреком рявкнул на меня. Шут игриво зачерпнул пригоршню воды и облил его еще раз. Ночной Волк подпрыгнул, широко раскрыв пасть, чтобы встретить шквал брызг. Через несколько мгновений все трое были вовлечены в водяную баталию, но лишь я умудрился рухнуть в ручей, когда волк прыгнул на меня. Шут и волк хохотали от всего сердца, когда, промокший и замерзший, я выбирался на берег. Я обнаружил, что тоже смеюсь. Я не мог вспомнить, когда в последний раз вслух смеялся из-за такого пустяка. Мы вернулись в лагерь поздно, но принесли свежее мясо, рыбу и водяной кресс.

У палатки горел небольшой приветливый костер. Кеттл и Старлинг уже сварили на ужин кашу, но Кеттл вызвалась снова заняться стряпней. Она готовила, а Старлинг молча смотрела на меня, пока я не спросил:

— Что?

— Как это вы все умудрились так промокнуть? — поинтересовалась она.

— В ручье, в котором поймали эту рыбу. Волк столкнул меня в воду — Я слегка поддал ему коленом, направляясь к палатке. Он попытался шутливо укусить мою ногу.

— И шут упал?

— Мы брызгались, — кисло признался я. Я улыбнулся ей, но вместо того, чтобы ответить мне улыбкой, она с отвращением фыркнула. Я пожал плечами и вошел в палатку. Кетриккен посмотрела на меня, оторвавшись от карты, но ничего не сказала. Я порылся в своей сумке и нашел одежду, которая была сухой, хоть и грязной. Королева сидела ко мне спиной, и я поспешно переоделся. Мы уже привыкли предоставлять друг другу определенную свободу, не обращая внимания на такие мелочи.

— Фитц Чивэл! — внезапно сказала Кетриккен голосом, который требовал моего внимания.

Я натянул через голову рубашку и застегнул ее.

— Да, моя королева. — Я подошел и опустился на колени рядом с ней, думая, что она хочет посоветоваться по поводу карты. Но она отложила карту, повернулась ко мне и посмотрела мне прямо в глаза.

— У нас маленький отряд, и все мы должны полагаться друг на друга, — сказала она. — Любая ссора между нами на руку нашим врагам.

Я ждал, но она молчала.

— Не понимаю, почему вы говорите это, — кротко признал я наконец.

Она вздохнула и покачала головой:

— Я боялась этого. И возможно, я принесу больше вреда, чем пользы, вообще заговорив об этом. Старлинг мучится из-за твоего внимания к шуту.

Я онемел. Кетриккен пронзила меня синим взглядом и снова отвела глаза.

— Она верит, что шут — женщина и что этой ночью у вас было свидание. Ее огорчает, что ты полностью ею пренебрегаешь.

Я обрел дар речи:

— Моя леди королева, я не пренебрегаю госпожой Старлинг. — Ярость заставила меня быть официальным, — По правде говоря, это она избегает моего общества и отдалилась от меня, обнаружив, что я владею Уитом и связан с волком. Уважая ее желание, я не навязывал ей свою дружбу. А что касается того, что она говорит о шуте, то вы, конечно, находите ее слова такими же смехотворными, как и я.

— Правда? — тихо спросила Кетриккен. — На самом деле я с уверенностью могу сказать только то, что шут не такой мужчина, как другие.

— Не стану спорить, — согласился я, — я никогда не видел человека, похожего на него.

— Неужели ты не можешь быть с ней поласковее, Фитц Чивэл? — взорвалась Кетриккен. — Я не прошу тебя ухаживать за ней, просто не заставляй ее так ревновать.

Я поджал губы и заставил себя найти вежливый ответ:

— Моя королева, я могу предложить ей то, что предлагал всегда, — свою дружбу. Последнее время мне казалось, что она не хочет даже этого, не говоря о большем. Но если уж говорить об этом, то я не пренебрегаю ни ею, ни какой-нибудь другой женщиной. Мое сердце занято. Точно так же можно сказать, что вы пренебрегаете мной, потому что в вашем сердце только мой лорд Верити.

Кетриккен бросила на меня ошеломленный взгляд. Потом она опустила глаза на карту, которую все еще держала.

— Этого я и опасалась. Я сделала только хуже, заговорив с тобой. Я так устала, Фитц! Отчаяние все время терзает мое сердце. А тут еще видеть мрачную физиономию Старлинг! Я ведь только хочу, чтобы между вами все было хорошо. Я прошу у тебя прощения, что вмешалась. Но ты красивый юноша, и, думаю, эти проблемы у тебя не в последний раз.

— Красивый? — Я рассмеялся. — С этим шрамом на лице и истерзанным телом? Я вижу в кошмарных снах, что Молли, увидев меня таким, в ужасе отвернется. Красивый!

Я отвернулся. Горло мое сжалось, больше я не мог говорить. Я не так уж горевал о потерянной красоте, меня просто пугала мысль о том, что Молли когда-нибудь увидит мои шрамы.

— Фитц, — тихо проговорила Кетриккен. Внезапно ее голос стал голосом друга, а не королевы. — Я говорю тебе как женщина, что, хотя ты и покрыт шрамами, ты отнюдь не такой урод, каким, очевидно, себя считаешь. Если бы мое сердце не было полно моим лордом Верити, я бы сама не пренебрегла тобой. — Она протянула руку и провела прохладными пальцами по старому шраму на моей щеке, как будто ее прикосновение могло стереть его. Сердце мое отозвалось в груди эхом страсти Верити, усиленной моей невероятной благодарностью за ее слова.

— Вы поистине заслуживаете любви моего лорда, — сказал я от всего сердца.

— О, не смотри на меня его глазами, — произнесла она покорно. Потом поднялась, прижав к груди карту и быстро вышла из шатра.