Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Алкоголь






Когда телефон Лухана звонит, и на дисплее высвечивается «Сехун», Мин решает поднять трубку – потому что, во-первых, Лухан в душе, во вторых – а что тут такого?
Сехун не очень-то и удивляется (воображение Мина услужливо рисует ему привычное лицокирпич собеседника, и Мин негромко фыркает), просто говорит, что хочет позвать их выпить в пятницу.
- А что за повод? – интересуется Мин.
- Да без повода, - отвечает Сехун. – Просто так, ради компании. Тао захотелось официально отметить окончательный переезд из Китая.
- А, ну… Это здорово. Почему бы и нет, мы придем, - соглашается Мин сразу за двоих, не думая, что Лухан станет отказываться, в конце концов, Сехун с Тао – единственные, от кого не надо прятаться и скрывать «неправильные» отношения.
- Отлично, - хмыкает Сехун, и воображение Мина пририсовывает лицокирпичу кривенькую улыбочку уголками губ, - тогда в пятницу в шесть.
- Хорошо, - отвечает Мин, отключаясь.
- Шпионишь за мной? – выходящий из ванной Лухан с полотенцем на голове кивает на свой телефон в руках Мина.
- Мечтай дальше, - отмахивается Мин. – Опять на тебе мое полотенце?
- Что нашел, то и взял, - невозмутимо отвечает Лухан. – Какого черта ты все время куда-то запихиваешь мое?
- Я не запихиваю! – нервничает Мин. – Я его сушиться повесил! Вон же оно, на балконе!
- Как будто если бы я ходил голый и мокрый по квартире, разыскивая полотенце, ты бы ругался меньше… - бурчит Лухан.
Мин тихо скрипит зубами: неорганизованность Лухана доводит его до белого каления – вот если ты идешь в душ, разве не логично задуматься о том, чем будешь вытираться? Но нет, в программу Лухана этот алгоритм просто не вшит, нет его там – в тупой оленьей голове. И не появится – хоть ты постучи ей об паркет.
- Ладно, - заканчивает Мин, вытаскивая себе чистое полотенце. – Чтоб я еще раз подобрал твои вещи…
Лухан корчит трогательную рожицу и канючит до безобразия знакомое:
- Нумииин…
- «Нумииин», блин, - передразнивает Мин. – Ненавижу тебя просто… Как ты меня жутко бесишь…
Лухан привычно запечатывает поток ругательств поцелуем. Мин пытается вырваться. Лухан перехватывает его запястья и разводит руки в стороны. А потом, когда Мин успокаивается, отпускает их – он знает, что Мин положит освободившиеся руки ему на плечи и привычно повернет голову вбок, позволяя целовать себя крепче – и когда его предсказание сбывается, он чувствует прижавшееся к нему мягкое тепло, как от пушистого крольчонка, думая, что если заканчивать так все ссоры с Мином, он готов и дальше терпеть его упреки.
Мин ни черта не понимает: зачем он постоянно ругается с Луханом, цепляясь за каждую мелочь, беззастенчиво осыпает его попреками – а потом позволяет закончить все поцелуем. Проблема не решается, нервы тратятся, поцелуи расходуются впустую… Лухан просто позволяет ему не сдерживаться, с готовностью встречая выхлестывающее из Мина раздражение. И Мин думает, что если бы ему пришлось удерживать его в себе – он бы давно уже развалился.
Когда Лухан начинает прижимать его к себе чересчур тесно, подтягивая за задницу, Мин высвобождается, вспоминая вдруг про звонок Сехуна:
- Тут твой бывший звонил, - говорит он, трогая покрасневшие губы, и Лухан вскидывает бровь. – Зовет нас в пятницу выпить вместе со своим этим Завезенным-в-чемодане.
Лухан кашляет, пытаясь задушить смешок. Когда после того, как они переспали, Мин начал загоняться не только по поводу того, что он по пьяни трахнулся с парнем, но и потому, что этот парень оказался официальным парнем его друга, Лухан рассказал ему про чемодан, презервативы в нем и вообще все про Сехуна. И вот когда на горизонте нарисовался Тао, Мин мстительно припомнил Сехуну его хитрые манипуляции, назвав Тао завезенным из Китая сувениром, случайно затерявшимся в чемодане между носками и трусами. Сама мысль о том, что здоровенный, высокий и выглядящий, как мафиозо, Тао был транспортирован в эту страну какими-то контрабандистскими методами в обход закона, приличий и Лухана, уже смешила, а если взглянуть на все с позиции Лухана… Что ж, Лухан тогда ржал до слез, как упоротый лис, икал и катался по полу:
- В чемодане, понимаешь, - всхлипывал он. – Нарочно же не придумаешь.
Мин, глядя на него, прикидывал, принести ему воды или пора уже звонить людям в белом, просить подать карету к подъезду.
Когда Лухана слегка отпустило, он высказался уже без икоты и всхлипываний:
- Если бы не ты, это бы, честно говоря, здорово меня задело. Вся эта дурацкая история… Мне бы обижаться на Сехуна, но я могу только поблагодарить его за то, что он такой беспринципный эгоист. Если бы не он, я бы не нашел тебя.
- Плюс ему в карму, - вздохнул Мин, имея некоторые свои соображения насчет сложившейся ситуации.
С тех пор они про себя именовали нового парня Сехуна не иначе, как Тао-завезенный-в-чемодане, дико прихахатывая над тем, что когда-нибудь они-таки спалятся, и это прозвище вылезет наружу. И кому тогда придет пиздец – неизвестно… Впрочем, это уже преувеличение: сам Сехун никогда не славился богатой палитрой эмоций, а Тао… Тао был нормальным парнем по большей части. Он легко принял Лухана в роли бывшего своего парня, а к Мину вообще проникся чем-то трогательным и уважительным и на первых порах даже обращался к нему официально. Мину тоже нравился Тао, он относился к нему, как к младшему брату, который почему-то давно уже перерос старшего, но трогательная заботливость осталась: Мин поправлял черную смоляную челку Тао, вечно прикрывавшую такие же раскосые и опасно изогнутые глаза, как у него самого, позволял себя обнимать и часто просил Тао переводить проскакивающие в его речи китайские словечки. Лухан бесился, Сехун, очевидно, тоже переживал тайфун эмоций… где-то глубоко под кирпичеподобным выраженим лица. А Тао с Мином перемигивались, получая чистое удовольствие от того, что умудрялись дразнить ревнивцев даже самыми невинными жестами.
- И мы пойдем? – прокашлявшись наконец, спрашивает Лухан у улыбающегося его реакции Мина.
- А чего дома сидеть? – отвечает Мин, захлопывая за собой дверь ванной.

Когда Лухан с Тао уходят покурить, Мин ковыряется в остатках заказанной к пиву закуски, отрывая жареным креветкам лапки и лениво перебрасываясь с Сехуном замечаниями.
- Вы как будто ближе стали, - задумчиво говорит Сехун. – Он от тебя вообще не отходит.
- Не знаю, - отвечает Мин, лишая креветку конечностей и думая о недавнем эпизоде с собственным побегом. – Наверно…
- Знаешь, я сначала очень удивился, когда вы с Луханом…
- Сам же меня к нему привел, - перебивает Мин.
- Да, но… Я не думал, что у вас что-то получится.
- Ничего и не получилось, - отзывается Мин.
Сехун улыбается.
- Тебе, конечно, лучше знать. Но со стороны похоже на любовь.
- Может быть, - Мин не спорит - в последнее время ему все чаще приходится отвечать на все вопросы этим размытым неопределенностью «может быть». Теоретически, все может быть – это математика.
- Что может быть? – спрашивает подошедший Тао, пробираясь на диван через Сехуна.
- Ничего, - отвечает Мин. – Эй, ты на меня наступил!
- Извини, здесь темно. Я не специально, - оправдывается Лухан.
- Еще бы ты специально, - раздраженно шипит Мин, отряхиваясь.
- Ну прости, принцесса. Может, тебе извинение на гербовой бумаге прислать?
- Разоришься на конвертах, умник.
- А я голубями отправлю.
- Лучше на рога себе повесь.
- Тогда ты удовлетворишься?
- Вряд ли.
- Чем же мне тогда вымолить прощение?
- Убейся?
Сехун с Тао прячут улыбки: они уже успели заметить, что такие вот диалоги для Лухана и Мина – это нормально. Мин же смотрит на них с легкой завистью – Сехун блестит глазами и лежит головой на плече Тао. Эти двое, в отличие от них с Луханом, никогда не выносят мусор на людях, так что Мину становится до ужаса любопытно – они вообще не ругаются или просто делают это наедине? Сехун и Тао вместе выглядят настолько мило, что хочется вытереть розовые сопли – в их отношениях нет того противостояния, которое чувствуется между Луханом и им самим, вечно пытающимся отстоять свою независимость. Сехун и Тао – пара, партнеры, команда. Можно называть как угодно – просто с первого взгляда на них понятно, что они на одной стороне. С первого взгляда – ясно, что Тао сверху, а Сехун не против, что именно Тао решает все вопросы, а Сехун, как терпеливая женушка, если и имеет свою точку зрения, то считает разумным ее не озвучивать. Мин завидует им – и не понимает. Из него самого жена получилась бы сварливая, самоуверенная глупая бабища… И это как минимум некрасиво, но… Он и Лухан – это всегда просто пиздец. Страшный и без изысков катаклизм, с закипающей в вулканах лавой и рвущимся наружу паром, готовым ошпарить неосторожно попавшегося под руку. Странно думать, что ты годен только на такие отношения, странно и обидно знать, что у них с Луханом никогда не будет ничего похожего на идиллию Тао и Сехуна. Пиздец сам выбрал их, постучался к ним в двери, да так и остался жить.
Утешает только одно: что этот пиздец и счастье – вещи совсем разные.
- Может, еще чего-нибудь закажем? – предлагает Тао.
- Как насчет абсента? – шутит Сехун, изучая винную карту. – Зеленая фея унесет нас в завтра.
- Звучит заманчиво, - смеется Мин. – Всегда хотел узнать, чем он так вдохновлял импрессионистов.
Лухан смотрит на него с легкой озабоченностью во взгляде. Ему кажется, что абсент для Мина – немного крепко.
- Надеюсь, идея отрезать себе ухо по-вангоговски никому в голову не придет, - говорит Тао, подзывая официанта. – Четыре абсента.
Когда рюмки с изумрудно-зеленой жидкостью появляются перед ними, Сехун отпускает нездоровый смешок, обращаясь к Тао:
- Ты же донесешь меня до дома? – и переворачивает бокал в себя.
- Конечно, детка, - Тао тоже выпивает свою порцию. - Когда протрезвею.
Мин продолжает нюхать содержимое своей рюмки, пытаясь угадать травы по запаху, когда замечает взгляд Лухана:
- Ты чего?
- Ничего, - говорит Лухан. – Может, тебе не надо?
Мин смеется.
- Меня не унесет с этого, не бойся, - и выпивает зеленую настойку.
Лухан не верит – он слишком хорошо помнит, что было с Мином после стакана виски той ночью, когда они переспали. Лухан убежден, что Мин не умеет пить.
- Хорошо бы, - отвечает он, опустошая свою рюмку.
Зеленая фея действительно приходит – но ненадолго. Зеленая фея дарит Сехуну суперспособность ржать, как лошадь, не останавливаясь, пятиминутными интервалами, Тао награждает неслыханной ловкостью – он опрокидывает на себя тарелку с мертвыми креветками, Мину достается философский талант – ему почему-то вдруг приспичивает объяснить остальным теорию кармы и растолковать основы буддизма, а Лухану… Лухану не достается ничего – зеленая фея раздала все подарки, поэтому он просто с усмешкой смотрит на цирк за столом.
- Фу, от меня до сих пор рыбой пахнет, - жалуется Тао.
Сехун наклоняется к его рубашке, принюхиваясь:
- И еще чесночком. Там еще чесночный соус был, - и ржет.
- Блядь, чья была идея это заказывать? – стонет Тао.
- Идея моя, заказывал ты, - припоминает Сехун.
Тао качает головой:
- Все, пошли домой, пьяница.
Лухан живенько подталкивает Мина в спину – в его голову, пока он смотрел на все это, закралась одна не дающая покоя мысль. Они прощаются на улице и расходятся в разные стороны. Мин зябко ежится в тонкой куртке, шагая по темной улице, и Лухан предлагает:
- Хочешь еще выпить?
Мин смотрит на него удивленно.
- Давай напьемся? Завтра же суббота, - продолжает Лухан. – Хочется надраться в стельку.
Мин пожимает плечами и позволяет завести себя в супермаркет, в котором Лухан покупает большую бутылку виски.
Дома Лухан подкатывает к низкому столику кресло, достает два стакана и лед из морозилки, тушит свет и разливает янтарную жидкость. Мин садится на диван.
- За что-нибудь, - Лухан поднимает свой стакан.
- За что-нибудь, - повторяет Мин.
Виски горячим обжигает горло и душит крепким запахом после. Невыносимо хочется занюхать его чем-нибудь.
- Чего тебе вдруг напиться захотелось? – спрашивает Мин, когда алкогольный ожог внутри затихает.
- Да просто так, - Лухан пожимает плечами.
- Стремно как-то без повода, - замечает Мин.
- Ну… есть один, - уклончиво добавляет Лухан. – Если допьем бутылку – скажу.
Мин смеется, подталкивая к нему по столу пустой стакан:
- Ну тогда наливай, чего сидишь.
- Точно? – переспрашивает Лухан, сужая глаза.
- Ты какой-то странный, - отвечает Мин.
- Не понимаю, о чем ты, - Лухан пожимает плечами, закручивая крышку на бутылке. – Держи.
- Без тоста? – с ухмылкой спрашивает Мин.
- Да ну его, - отвечает Лухан, делая глоток.
Мин следом за ним выливает в себя половину вновь наполненного стакана. Жжение становится терпимее, горячее тепло, пролившееся в желудок – приятнее. Мин вытирает губы ладонью:
- Такое ощущение, что ты меня спаиваешь.
- Я тебя споил уже один раз. Тебе вроде не понравилось, - отвечает Лухан, и Мин умолкает, словно пристыженный, вспоминая, как отчаянно, но недолго барахтался тогда в руках Лухана, пытаясь стряхнуть его с себя и застегнуть штаны обратно.
Лухан встает, идет на балкон и возвращается с пепельницей.
- Я тут подумал… Может, съездим куда-нибудь? – Лухан выковыривает из пачки сигарету и щелкает зажигалкой.
- И куда же? – Мин смотрит на взмахнувшийся из черного цилиндра зажигалки веселый огонек и ловит тонкий запах сигареты, поползший по воздуху.
- На море? Самый сезон сейчас, - Лухан смотрит на него, приподняв бровь, и Мин чувствует что-то странное во всем этом словно сложенном из коротких обрывков диалоге.
- Это все пьяные разговоры, - усмехается он. – Завтра посчитаешь деньги на кредитке и скажешь, что тебя и ванна с морской солью устраивает.
- Может быть, - соглашается Лухан, хотя на самом деле думает, что Мин просто не готов тратить с ним сколько-нибудь значительные суммы денег. Мин считает время, проведенное с Луханом, чем-то вроде временного континуума – никак не связанного с настоящим будущим.
- Дай-ка мне тоже, - Мин забирает со стола пачку с сигаретами и зажигалку.
- С чего вдруг? – спрашивает Лухан.
- Да просто так? – Мин передразнивает фразу, в самом начале сказанную Луханом.
Кончик сигареты запаливается, и Лухан стряхивает пепел с собственной: Мин сам помогает ему.
- Значит, никуда не едем? – решает уточнить Лухан.
- Ну… Давай до рождества подождем? – предлагает решение Мин, неглубоко затягиваясь.
- Не любишь без повода, да? – замечает Лухан. – Никогда ничего не делаешь просто так?
Мин пожимает плечами:
- Не привык.
Лухан не отвечает, потому что знает, что спорить с этим бесполезно. Вместо ответа он снова наполняет стаканы – половины бутылки уже нет. Мин вслед за ним тушит окурок в пепельнице, и Лухан еще сильнее сузившимися глазами разглядывает его: в Мине уже два стакана виски и сигарета, а он все еще не в обнимку с унитазом. В Лухане медленно собирается раздражение, и ему в самом деле хочется сильно напиться.
- А теперь давай с тостом, - Лухан откидывается на спинку кресла. – За сегодня.
- За сегодня?
- Ну.
- Почему за сегодня?
- Потому что ты не знаешь, что будет завтра?
- Ты тоже не знаешь, - замечает Мин.
- Мне хотя бы есть, на что надеяться, - отвечает Лухан.
- Звучит так, будто я ущербный, - хмыкает Мин. – А в общем пофиг.
Он двумя большими глотками опустошает стакан и ставит его обратно на стол. Где-то на краю сознания появляется дрожащая рябь, и он устойчивости ради забирается на диван с ногами.
- Скажи, - начинает Лухан, - почему ты тогда пришел с Сехуном?
- Он сказал, что ему нужна моя помощь, - вспоминает Мин. – Я не умею отказывать людям.
- Ага… Пока они окончательно не добесят тебя?
- Точно, - усмехается Мин.
- А почему остался со мной?
- Да все потому же.
- И я все еще не выбесил тебя настолько, что ты бы захотел уйти?
- Иногда ты чертовски близко к этому, - смеется Мин. Он чувствует себя порядком глупо, отвечая на эти вопросы. – С чего вдруг допрос?
- Да не знаю. Просто так.
- Что-то слишком много сегодня этих «просто так», - замечает Мин, косясь на Лухана одним глазом из-под прикрытых век. – Мне начинает казаться, что ты мне врешь.
- Я тебя никогда не обманывал, - Лухан качает головой. – А ты?
- Что я?
- Ни в чем не хочешь покаяться? – не без иронии осведомляется Лухан.
- Ну… Классе в третьем я подобрал в школе машинку. Она мне так понравилась, что когда ее начали искать, я не отдал… Чувствовал себя вором.
- Грехи, у которых истек срок давности, списываются автоматом, - кривляется Лухан, молитвенно сложив ладони на груди и, очевидно, изображая из себя посланника небесной канцелярии. – Нет ли у тебя других грехов, дитя мое?
Мин смеется, подтягивая к себе колени:
- Вряд ли, ваше святейшество. Я настолько морально безобразен, что во благо своей совести забываю прегрешения сразу по свершении.
- Сын мой, вы попадете в ад, - отзывается Лухан.
- Святой отец, я люблю жаркий климат, - догоняется Мин. – Тем более, мы попадем туда вместе.
- Я похож на грешника? – спрашивает Лухан.
- Ты похож на ангела, - честно отвечает Мин. – Но я передам им, что твоя внешность обманчива.
- Ахаха… Чем же я заслужил? – Лухан разливает остатки из бутылки, так что виски в ней остается на самом донышке.
- А ты алкоголик, - говорит Мин, забирая стакан.
- И ведь не поспоришь, - заключает Лухан, наблюдая за тем, как Мин, морщась, переворачивает в себя очередную порцию.
- Хах, - говорит Мин, отставляя стакан, - ты прав: пить без повода жутко весело.
- Я же говорил, что никогда тебя не обманываю.
Мин не отвечает, потому что устает говорить и смеяться: по правде говоря, ему, судя по ощущениям, уже, изрядно – приходится напряженно думать, чтобы произносить те слова, которые надо, а когда он откидывает голову на спинку дивана, то глаза не хотят открываться обратно, и где-то в глубине зреет приятная теплая мысль, что лучше всего сейчас было бы сползти на сиденье, свернуться клубком и заснуть, чтобы бедной голове завтра было легче.
Лухан со своего кресла долго смотрит на него, сидящего с закрытыми глазами, цепляется взглядом за рубашку, легко поднимающуюся от дыхания, разглядывает яркие острые скулы, тонкую белую шею над воротом, и чувствует, как раздражение сменяется чем-то усталым, похожим на смирение. Он пересаживается на диван рядом с Мином.
- А я-то все думал, когда ты приставать начнешь, - с усмешкой говорит Мин, открывая глаза, когда чувствует, как прогибается диван под чужим весом.
- Думал или ждал? – игриво спрашивает Лухан.
- Опасался, - выбирает свой глагол Мин.
- Мин? – зовет Лухан.
Мин поворачивает голову к нему, заставляя себя вынырнуть из приятной полудремы.
- Мин… - Лухан вдруг дотрагивается до его лица, удерживая за подбородок, чтобы заглянуть в глаза, на дне которых легкий туман – но даже вопреки ему взгляд Мина не становится бессмысленным. – Ты не так уж и пьян, да?
- Как видишь, я еще не валяюсь лицом в диван, - отвечает Мин, убирая руку от своего лица. – Почему ты спрашиваешь?
- Потому что тогда ты казался пьяным в стельку от одного стакана. Помнишь?
- Так вот оно все к чему, - из Мина вырывается нервный смешок, когда он понимает, почему Лухан затеял все это и о чем были его вопросы.
- Ты ведь не был тогда настолько пьяным, как мне казалось, да? – Лухан снова пытается повернуть его лицо к себе, но Мин стряхивает его руки. Лухан не отстает, ему слишком важно убедиться, и он разворачивает Мина к себе уже за плечи: - Это все была неправда, так? Ты можешь выпить гораздо больше, и тебе ничего не будет?
- Да пусти! – возмущается Мин, толкая Лухана в грудь и пытаясь отодвинуться от него. Он заставляет Лухана поднять ноги на диван, и Лухан крепко зажимает его коленями, запрещая двигаться. Когда Мин понимает, что Лухан держит его слишком крепко, и ему уже не вырваться, он решает сменить стратегию – расслабляется, нависая над Луханом, и мурлыкает ему в самое ухо: - Меня не в чем обвинять. Насколько я помню, я никогда не говорил тебе, что был пьян. Ты сам так решил.
Мин упирается ладонями возле плеч Лухана и смотрит на него сверху вниз, прищурившись, близко.
Лухан держит его руками за пояс и всматривается в черные зрачки хитрых лисьих глаз:
- Ты хоть понимаешь, что я все это время думал, что я тогда заставил тебя, едва ли не изнасиловал?
- Так тебе и надо, - отвечает Мин, не сводя с него взгляда убийственных раскосых глаз. – То, что я не был так пьян, как тебе казалось, тебя не оправдывает.
- Черта с два! Все это время я считал, что ты тогда был вообще без сознания. И ты прав, это моя вина. Но ты всегда пользовался этим, заставлял меня считать себя виноватым! Ты миллион раз шантажировал меня!
Насколько Мин помнит, это первый раз, что Лухан открыто высказывает претензии. Мин выпрямляется и вздыхает:
- Подумаешь…
- Ты пользовался мной! Ты меня обманывал!
Горячность Лухана забавляет Мина. Он еще никогда не видел его таким – будто Лухан маленький мальчик, отчего-то вдруг заступившийся за справедливость, когда весь мир отвернулся. Мин вдруг замечает, что он сидит на бедрах Лухана и очевидное решение вдруг возникшей проблемы высвечивается лампочкой в его голове – он начинает расстегивать пуговицы на рубашке.
- А что мне было делать? Отдать тебе своего самого крупного козыря, что ли? – невозмутимо отвечает Мин, расправляясь с самой последней пуговицей. – Стоило вспомнить тот стакан виски, и ты делал все, что я хотел.
- Какая же ты… сучка, - говорит Лухан.
- Зато твоя сучка, - нежным голосом произносит Мин, наклоняясь к Лухану, который только сейчас замечает распахнутую рубашку и голую грудь перед своим носом.
- И ты не думаешь, что тебя за это надо наказать? – спрашивает Лухан, осторожно опуская ладони на пояс Мина, на голую кожу под рубашкой.
- Наказывай, - снова мурлыкает Мин, опускаясь так, чтобы опираться локтями по бокам от головы Лухана, и слегка покачивает бедрами. Лухан чувствует, что его снова как-то хитро подставили, когда оказывается под Мином, под его расстегнутой рубашкой, спадающей светло-голубым по сторонам, когда до его груди остается расстояние, которое легко преодолеть, просто вытянув шею, когда руки сжимают тонкую гибкую талию, соблазнительно медленно покачивающуюся из стороны в сторону. Лухан останавливается взглядом на груди Мина, и тот, в очередной раз качнув бедрами, говорит: - Ну давай же, поласкай их…
Лухан пододвигает Мина вверх, держа за пояс, так что тот прогибается сильнее и чуть передвигает локти вверх, а потом закрывает глаза и касается губами соска. Поясница Мина проседает, когда Лухан обхватывает губами кожу вокруг и втягивает, посасывая. Маленький нежный сосочек взрывается целой бурей, расцветшей на кончиках нервов. Мин чувствует, как тянет кожу, когда Лухан вбирает его в себя, как меняется давление в одном ритме с дыханием Лухана. Он не выдерживает, его спина судорожно дергается, будто сухожилия рвутся, и он выдыхает куда-то в пространство выше головы Лухана пошлое:
- Как хорошо, а-а-ах…
Этот полный удовольствия выдох смешит Лухана, и он останавливается:
- Ты же помнишь, что я должен тебя наказать? – Лухан отодвигает Мина, заставляя выпрямиться, а потом и вовсе слезть с него.
- Я не забыл, - лукаво смеется Мин, думая, что дело закончится обычным сексом, и принимается торопливо сдергивать с себя рубашку.
- Мне нравится твое настроение, - Лухан откровенно наслаждается тем, что успел так завести Мина. - Подожди немного, - Лухан поднимается с дивана и идет к холодильнику.
Мин удивленным взглядом смотрит ему в спину. Но еще больше он удивляется, когда видит в руках Лухана решетку со льдом.
- Это еще зачем? – спрашивает он.
- Часть наказания, - Лухан подмигивает. – Ложись.
Мин недоверчиво опускается спиной на подушку, смотря, как Лухан берет из решетки кубик льда.
- Ты же не?.. – начинает он, но Лухан прерывает:
- Т-ш-ш… - и осторожно проводит плоскостью ледяного кубика по шее. Ледяное прикосновение обжигает Мина, и он пытается отстраниться, но Лухан одной рукой перехватывает его запястья и заводит руки за голову. А потом прижимает кубик к соску.
Мин чувствует, как нежная кожа промерзает вглубь, и кажется, что нервы застывают, переставая ощущать что-либо, кроме холода. И Мин понимает, как сильно он ошибается, когда Лухан начинает плавно двигать кубиком по кругу, задевая ребрами головку сосочка. Мина прошивает судорогой, и он перестает сопротивляться, позволяя Лухану отпустить его руки. Он сам вытягивается еще сильнее, когда Лухан перемещает ледяной кубик на второй сосок и едва ли не стонет, чувствуя, как капельки воды скатываются вниз по ребрам, разрисовывая его тело холодными полосами. Кубик льда быстро истаивает, и в конце Лухан прижимает его ладонью, пока под ней не остается только вода, которую Лухан растирает по бокам.
Мину кажется, что он сходит с ума. Лед, холод… Его бедные соски превращаются в один оголенные нерв, и ему хочется выть, когда Лухан кладет еще один кубик льда на его живот. Натаявшая вода заполняет ямку пупка, Мин судорожно вздыхает, живот поднимается – и тонкая струйка утекает вниз, намачивая ткань брюк, проникает под них, впитываясь в резинку трусов.
Лухан продолжает водить кубиком льда по розовому пятнышку соска, тающий лед становится совсем прозрачным, и сырая холодная поверхность прокатывается по головке сжавшегося соска, а потом обратно, и еще раз вперед, и снова обратно… Холодные пальцы Лухана касаются ребер сырым, лед, оставленный на соске, истекает прозрачной водой, и Мин хрипло просит:
- Поцелуй меня…
Когда Лухан наклоняется и прихватывает губы Мина, тот впивается в него, чуть ли не зубами кусая. Мин извивается, остатки льда с его груди сползают под диван, и Лухан думает, что этот поцелуй был нужен Мину только затем, чтобы можно было болезненно и громко стонать в его рот, потому что сдерживаться у Мина уже не получается, а всхлипывания в темноту кажутся слишком громкими.
Лухан отстраняется, чтобы расстегнуть замок на брюках Мина, который с готовностью возится, помогая стягивать с себя одежду. Мин остается на диване совсем беспомощным и голым, когда Лухан осторожно спускает вниз по ногам намокшую ткань трусов, и эта ничем не прикрытая, трогательная обнаженность возбуждает еще более дикое желание мучить нежно, до полной потери контроля.
- М-м-м, - выбивается из Мина, когда он чувствует мучительный холод, скользнувший на бедро. Лед тает мгновенно от прикосновения к горячей коже паха, и Мин загнанно сгибает ноги в коленях, чтобы ощутить, как холодная сырость обволакивает его снизу, лаская ледяным ожогом в самых беззащитных местах. Вода стекает по его бедрам, впитываясь в обивку дивана, и от этой сырости Мину начинает казаться, что протекает он сам, что что-то вот-вот вырвется из него, осовбодив от невыносимого, тягучего возбуждения. Но Мин снова ошибается, когда думает, что тающий прижатый к паху лед был пределом того, что он мог вытерпеть. Лухан берет новый кубик и сжимает его в ладони, опуская ее на член – и Мин снова задушено стонет, бесполезно сжимая кулаки, не находя, за что зацепиться. Лухан скользит по длине вниз, и капельки воды стекают следом, запутываясь в волосах, щекотно пробираются вглубь, достигают горячей кожи и сводят с ума, разливаясь дьявольским, невыносимым желанием.
- Луха-а-ан, - Мин думает, что над ним еще никогда не издевались так изощренно, и волны неконтролируемого возбуждения, требующего разрядки, перекрывают удовольствие, - заче-е-ем…
Мин пытается вывернуться, беспомощно скребет ногтями обивку дивана, но Лухан возвращает его на место, снова заставляя лечь на спину:
- Мин, крошка, потерпи… Тебе же хорошо…
Лухан двигает рукой по члену, доводит до головки – холодная вода проникает внутрь, и Мина снова душит длинный стон. Мин сдвигает бедра, сгибает ноги в коленях, запирая руку Лухана внутри, потому что внутри него, под животом, все пульсирует и бьется короткими толчками, а лед только возбуждает. Мин сжимается, стискивая руку Лухана между ног, начинает дрожать, когда подтягивает бедра кверху, и его возбуждение благодарно отзывается на трение. Но Лухан только смеется, высвобождает руку и сильно надавливает, чтобы раздвинуть ноги обратно. Мин снова оказывается распахнутым, и когда Лухан крепко сжимает его член у основания вместе с кубиком льда, вымораживающим холодом тонкую отзывчивую кожу, Мин просто бьется головой о диван:
- Лухан! Лухан! Луха-а-ан…
- Ты такой холодный после всего этого, - говорит Лухан, отправляя кубик льда ласкать яички, пока сам он второй рукой берется за член. – Такой приятный…
- Поцелуй… поцелуй меня еще, - снова просит Мин, когда чувствует, что напряжение заполняет уже даже его голову, гудит внутри, как лампочка, и угрожает раздавить.
Лухан целует, с наслаждением собирая с умоляющих губ короткие вздохи. Вода с тела Мина, когда он прижимается к нему, оставляет на его футболке мокрые пятна, и Лухану чертовски жаль позволять этой воде впитываться во что-то, позволять ей покидать бледное, распахнутое перед ним тело. Последние остатки льда и воды размазываются по внутренней стороне бедер, и Лухан мычит в поцелуй, пытаясь оторваться от жадных, впившихся в него губ Мина, который цепляется за его плечи, впутывается в волосы и целует так, будто хочет отдать Лухану часть разрывающих его ощущений.
- Так как, - спрашивает Лухан наконец, - тебе понравилось наказание? – он водит ладонью по холодному, сырому, беззащитно-плоскому животу Мина, скатываясь по воде вниз, и двумя пальцами коротко касается напряженного члена. – Хочешь еще?
- Да, - быстро говорит Мин, едва ли раздумывая над ответом. Он не знает, это из-за льда или от выпитого, но его мысли звучат совсем глухо, словно покидают его, и из всех чувств остается только способность отзываться на прикосновения. – Да, - повторяет он, приподнимаясь над диваном, чтобы прижаться к Лухану ближе, чтобы очертаниями его тела притупить бессильно бесящийся в нем голод.
- Иди ко мне, - Лухан помогает ему вцепиться в себя, выпрямляется и втаскивает его к себе на колени. Мин голый, как лягушка, и бледный, как молоко. Лухан прижимает его к себе, футболка снова покрывается мокрыми пятнами, а бедрами он чувствует сырость от воды, которая осталась между ног Мина. Он поглаживает ладонями ребра, спускается к пояснице, и Мин выгибается назад: - Мин, как я люблю твою спинку… твои бедра…
Лухан спускается еще ниже, сжимая ладонями бледные ягодицы. Он забирается пальцем между ними, поглаживая вход, такой сухой и горячий по сравнению с остальным телом. Лухан потирает там, вжимается пальцем, гладит… Ему нужно, чтобы Мину начало казаться, что он умирает от духоты, что он до смерти хочет охладить чем-нибудь этот пожар. И когда Мин начинает привставать на нем, безуспешно пытаясь ткнуться на играющие с ним пальцы, когда Мин вытягивается в струну и сжимает пальцами ткань его футболки, когда выдыхает его имя, которым обычно не пользуется:
- Ха-а-ан… - Лухан тянется за льдом.
Мин ошибся в третий раз за вечер, когда подумал, что со льдом закончено. И теперь, когда ледяная поверхность касается впадинки между ягодиц, и вода стекает вниз, задерживаясь у входа, Мина словно прошибает током. Был бы он трезвый, это бы испугало его, и он бы, конечно, попытался прекратить, но сейчас, когда он чувствует жуткое полыхающее огнем жжение внутри, он безумно хочет этот холод. Мин опускает руки на плечи Лухана и прогибается, подставляясь…
Лухан обкатывает кубик льда, так чтобы на нем не было острых граней, а потом вдавливает внутрь и сжимает ягодицы, чтобы он не выскользнул. Мин резко выдыхает, когда лед оказывается внутри, разносясь спазмом по мышцам. Лухан заставляет его выпрямиться, и Мин чувствует, как кубик льда в нем проскальзывает вверх. Это больше того, что он может вынести, и он ломается пополам, измученно выдыхая, упирается лбом в плечо Лухана, а рукой – в диван позади него.
Лухан снова заставляет его выпрямиться, нежно гладит по бедрам сзади, легко шепчет:
- Чувствуешь?
- Он… он тает внутри меня…
- Я знаю.
Лухан продолжает гладить его тело, и Мин чувствует его прикосновения сверху как отражение того, что внутри: там холодно, вода стекает вниз, кубик льда истаивает, уменьшается, начинает двигаться… Ощущения слишком сумасшедшие, извращенные, яркие… Он никогда такого не испытывал – такой сводящей с ума смеси неправильности и удовольствия, которая, кажется, вся напряженными нитями сконцентрировалась на Лухане. Он снова ведет бедрами, чувствуя, как лед перемещается, и от этого в и без того притупленном алкоголем сознании образуются глубокие черные пропасти, будто он обрывками теряет сознание, и Мин обнимает Лухана, чтобы удержаться на самой границе реальности, выдыхая возле самого его уха тихое-тихое, едва слышное:
- Люблю…
- Что? – Лухан резко отодвигает его от себя. – Что ты сказал?
- Ничего, - тихо говорит Мин, откидывая голову назад, чтобы зацепиться кончиками нервов за последние тающие внутри него ощущения, а потом смеется пьяно и весело: - Не слушай меня, я пьяный. Видишь?
- Мин, я же все равно слышал, - Лухан пытается заставить его посмотреть на себя.
- Я не могу, - жалобно говорит Мин, цепляясь за плечи Лухана, потому что все вдруг начинает кружиться и вертеться, смывая картинку перед глазами куда-то в желудок, к просыпающейся и ворочающейся внутри тошноте. – Я не хочу. Я боюсь…
Лухан понимает, что выпитый виски все-таки догнал Мина. Впрочем, сам он вряд ли намного трезвее. Поэтому он предлагает в шутку, удерживая Мина, чтобы он не уткнулся снова лицом ему в плечо:
- А ты шепотом?
- Шепотом? – недоуменно переспрашивает Мин.
- Именно, - уверенно кивает Лухан, чувствуя себя так, будто обманывает малыша.
- Хорошо… - вдруг соглашается Мин, и Лухан все-таки убеждается в том, что алкоголь превращает его в ребенка. – Я… - голоса Мина почти не слышно, и он придвигается к самым губам Лухана, чтобы сказать обреченно: – Я люблю тебя…
Лухан целует так нежно, как не целовал еще никогда в жизни, но Мин, наверно, слишком пьян, чтобы оценить. Он отодвигается от Лухана и падает лицом ему на шею:
- Я хочу еще… Сделай это еще раз.
Лухан достает еще один кубик льда из решетки, гладит им спину Мина, а потом пропускает внутрь. Мин целует его все время, цепляясь за его губы, как за единственное, что осталось от реальности. Его снова разрывает просто шквал ощущений, но в этот раз он связан не столько со льдом в нем, сколько с самим Луханом. Мин чувствует столько всего, и это настолько тяжело, что его эмоции просто смешиваются в один громкий вой:
- Лу-луха-а-ан… я люблю тебя…
Мину кажется, что он говорит очень громко, что он на самом деле воет, хотя на самом деле его губы едва шевелятся. Но Лухану хватает и этого.
- Я люблю тебя, - продолжает повторять Мин, когда Лухан укладывает его спиной на диван. – Лухан, я люблю тебя…
Лежа на диване под Луханом, Мину негде спрятаться. Он голый, ему нечем закрыться ни от Лухана, ни от того урагана, что заворачивается в нем, заставляя повторять снова и снова:
- Люблю… тебя…
Эхо этого слабого голоса отдается в Лухане на всех частотах, когда он смотрит на беззащитное тело перед ним, на острые плечи, проступающие ребра, нежный живот, и Лухан чувствует, что ради него может отдать все, что у него есть – не думая, не сомневаясь.
Внутри Мина холодно и сыро. Нежная гладкость выстуженной поверхности ласкает подушечку пальца Лухана, и его, как холодная синяя морская вода, наполняет безумие: коснуться плоского живота, провести по нему с невменяемым обожанием, будто он язычник, будто ему позволили дотронуться до божества, на рассвете появившегося из зеленых волн бешеного своенравного моря, чтобы подарить ему себя, выбрав одного из миллиона среди низших существ… крепко сжать ладонь Мина, когда он вцепляется в его руку, не позволяя оторваться и пропасть в заливающей их галлюциногенной аквамариновой воде.
Мин дрожит под его прикосновениями, рваными вздохами хватает воздух, который наполняет его легкие, раскрывает, как купол выкрашенного во все цвета спектра воздушного шара, размыкая ребра на груди и выворачивая спину дугой. Пальцы внутри него сгибаются, эластичные ткани послушно растягиваются, рассказывая ему о каждом нерве, который участвует в этом, о каждой клеточке кожи, которая беззвучно завоет, когда Лухан заставит его раскрыться еще шире, заполнив его тремя пальцами. Голос собственного тела – слишком громкий, оглушающее сильный… и все из-за этих слов, которые он продолжает повторять:
- Я люблю тебя…
Повторяет как мантру, как молитву, уже не волнуясь, слышит ли их Лухан – они нужны ему самому, чтобы просто не потеряться внутри воронки, что мечется внутри него, пугая неумолимой мощью и заставляя подчиняться. Когда он наощупь находит волосы Лухана, у него уже не остается ни секунды, чтобы продолжать терпеть нежность медленно подготавливающего его Лухана, и он, больно сжав пальцы в светлых жестких прядях, тянет Лухана на себя, сваливая на грудь и впиваясь в губы. Пальцы отпускают волосы, руки схлестываются на плечах, бедра с остервенением обхватывают Лухана, всей поверхностью нежной внутренней стороны ощущая грубый материал его одежды.
- Мин… - только и успевает пробормотать Лухан, прежде чем ему приходится просунуть руку под изогнутую спину и помочь Мину схватиться за него. Лухан чувствует это неестественное желание Мина прижаться к нему, перехлестнуться, слиться ртом, и, наверно, понимает, откуда оно. Ему и самому сложно сдерживать желание лечь на Мина и придавить его всем своим весом, чтобы бесконечно ощущать голую кожу, прижатую к нему всеми возможными поверхностями. Им обоим хочется оказаться как можно глубже друг в друге, слиться в одно, чтобы смешать две бури внутри.
- Мин, - просит он, наконец. – Подожди…
Но Мин не слышит его или не хочет подчиняться.
- Мин, - Лухан дует на его губы. – Тш-ш-ш…
Мин расслабляется, отпуская его, и Лухан привстает, чтобы достать с полки крем и упаковку с презервативом. Пока Мин ждет его, на его лице все четче проступает что-то похожее на страдание. Он опирается на руки и кладет ноги на бедра Лухана, пока тот ковыряется с замками, упаковкой и растирает крем по гладкому латексу.
Когда все закончено, Мин падает назад, утягивая Лухана за футболку за собой. Лухан опирается одной рукой рядом с его плечом, а другой направляет член. Когда он, запечатанный в скользкий от крема презерватив, медленно входит внутрь, и под его давлением растягиваются мышцы, Мин запрокидывает голову назад, сминая пальцами ткань футболки Лухана. Лухан заполняет его собой, и все внутри Мина растягивается, чтобы принять всю длину, по сантиметру раскрываясь, отдаваясь, замирая, когда Лухан останавливается. Мин жалобно и коротко выдыхает легкий стон, ощущая его внутри. Он заполнен Луханом до основания, до самой сердцевины, все его тело беспомощно распахнуто навстречу Лухану, он готов позволить пользоваться собой до самого конца, вывернув наизнанку и тело, и душу, надеясь только на то, что Лухан будет пользоваться, но не использует. Лухан… Он все-таки добился, чего хотел: в Мине больше нет ни одной клеточки, ни одного нерва, которые не принадлежали бы Лухану целиком и без остатка. Мин сдался…
Когда Лухан осторожно входит внутрь до самого конца и останавливается, чтобы дать Мину привыкнуть, а Мин отпускает его, сжимает кулаки и, отворачиваясь, болезненно стонет:
- Мне больно… - Лухан пугается – он не сделал ничего, чтобы Мину было неприятно, он был осторожен и нежен, так почему Мин…
- Мне больно из-за тебя, - повторяет Мин, и Лухан против воли понимает, о чем он говорит. Его собственная любовь тоже болит постоянно.
Лухан наклоняется над ним, разворачивает лицом к себе, пугается еще сильнее, когда видит выражение его лица, замученные черные глаза со смазанными линиями ресниц, будто кисть, которая рисовала их, дрогнула. Лухан гладит его щеку и тихо говорит:
- Тш-ш-ш… Не бойся.
Он всегда так боялся за Мина, готов был защищать его от чего угодно… Но теперь ему нужно защитить Мина от самого себя – и на это он не способен. Он причиняет Мину боль и не хочет это останавливать.
Лухан почти ложится на него, опираясь руками возле плеч Мина, двигается назад, выскальзывая из плотно обнявшей его тесноты, а потом снова заполняет собой. Крем и презерватив позволяют двигаться свободно, но напряжение все равно слишком сильное, и Лухан в первый раз не выдерживает, позволяя судороге подогнуть руки, вытянуть позвоночник. С губ Лухана срывается короткое:
- Ах…
Он двигается еще раз, входя глубже, и Мин под ним вытягивается, как струна, приподнимается, замирает, позволяя удовольствию разнестись эхом до самых дальних кончиков нервов, а потом обессиленно падает вниз. Если бы Лухан мог знать, что чувствует Мин, если бы мог угадать, что еще ему сделать, чтобы Мин забыл про свой страх, отдавшись целиком острому, прошивающему насквозь удовольствию, он бы продал душу дьяволу. Если бы он мог любоваться им вечно, всегда гладить тонкие, словно акварелью нарисованные плечи, целовать хрупкие запястья, чувствовать запах его волос и видеть необычный изгиб, в который улыбка превращает его губы, он бы предал, убил, совершил бы худшее из преступлений, потому что его любовь… Она больше моря, сильнее ветра, крепче, чем камни, и безумнее, чем океан. Его любовь убивает его…
Он толкается в мягкое, опускаясь на локти, почти ложится на Мина, замучивает его короткими ровными выпадами, заставляя почувствовать не острое и глубокое наслаждение, а наполненность, разрывающую глубокую зависимость. Он в Мине, двигается плавно, нежно и медленно, и Мин сходит с ума, чувствуя придавившую его тяжесть чужого тела, из под которой не высвободиться, ощущая в себе член, от измучивающей его тягуче-медленной длины которого никуда не деться.
Между ног Мина все дрожит мелкой дрожью, когда он чувствует прикосновения Лухана, внутренняя сторона бедер, пах – все воспаляется перенапряженными нервами, и он приподнимает бедра каждый раз, когда Лухан толкается в него, сбивая дыхание едва слышными растянутыми:
- А-а-ах…
Лухан замучивает Мина, продолжая двигаться медленно, и Мин начинает выгибаться под ним, выворачивая шею, поворачивая голову. В нем так много этой искренней чувственности, наполняющей изгибы его тела, что Лухану кажется, что именно она доставляет ему удовольствия больше, чем собственные ощущения: когда Мин совсем отворачивается, раскрывает рот, и нежный язычок высовывается, чтобы коснуться нижней губы, удерживая готовый вырваться стон. Мин привычно приподнимает бедра, ожидая встречного движения Лухана, но Лухан нарочно медлит, чтобы Мин почувствовал пустоту – а потом плавно двигается вперед, еще глубже, чем раньше, и Мин стонет так откровенно, что Лухан закрывает его рот поцелуем, перехватывая этот влажный розовый язычок, который дрожит у него во рту незаконченным стоном.
Мин чувствует, что он совсем на грани, и то, что Лухан снова целует его, медленно раскрывая его рот, чувственно принимая его губы, только раздразнивает сильнее. Мин забирается ладонями под футболку Лухана, накрывая горячее тело… А потом впивается ногтями в мягкую кожу, всаживая пластинки ногтей внутрь, прямо под ребра. Лухан от боли сбивается, проседает на него и в первый раз сам стонет в поцелуй. И Мин, чувствуя это, ведет по его спине вниз и наискось, безжалостно разрывая тело, так что ему кажется, что сорванная кожа забивается под ногти. Он располосовывает спину Лухана четырьмя глубокими полосами, и Лухан закусывает губу, пряча лицо у него за плечом.
- Я люблю тебя…
- Да.
Когда боль отпускает Лухана, он поднимается, находит руки Мина и прижимает их к дивану, переплетая с ним пальцы. Мин под ним с разведенными в стороны руками, тяжело придавленный его весом, стискивает пальцы добела, и Лухан начинает двигаться глубоко и резко. Мин молчит, потому что в нем уже не осталось ни слов, ни чувств, и толчки Лухана, поднимающие его вверх по дивану – всего лишь очевидная развязка, потому что оба они уже на пределе. Руки Лухана, удерживающие его, снизу кажутся тонкими и напряженными, и Мин думает, что это и в самом деле может быть так, когда после нескольких резких выпадов они подгибаются, и Лухан падает на него, чувствуя, как внутри него пульсирует и бьется короткими толчками горячая жидкость. Мину хватает нескольких прикосновений Лухана к напряженному члену, чтобы догнать его.
Лухан избавляется от использованной резинки, кое-как застегивает штаны и достает плед со спинки дивана, раскрывая его над Мином, а потом ложится рядом.
- Лухан?
Мину вдруг становится холодно и пусто. Прямо поверх горячего и усталого удовольствия, все еще эхом пульсирующего в члене и растянутой заднице, его накрывает волной беспричинного отчаяния.
- Лухан, обними меня, - просит он, и Лухан плотнее прижимает его к своему горячему телу, поглаживая по спине. Мин затихает, уткнувшись носом в плечо Лухана, его дыхание медленно выравнивается и становится почти бесшумным.
Лухан думает, что вряд ли уснет теперь. Рука Мина поверх пледа, и он осторожно проводит кончиками пальцев по косточке в основании квадратной ладони, перебирает пальчики, касается грубой шелушащейся кожи на сгибе локтя… Ему уже не кажется странным, что только прикосновения к Мину наполняют его этим трепетом, будто кто-то танцует у него в сердце, топчется маленькими ножками по полу его чувств. Он бесконечно обожает Мина, и это чувство уже даже не любовь, оно больше похоже на помешательство, оно вряд ли приятно тому, на кого направлено. Лухан понимает, что принуждает Мина слишком ко многому.
Мин не может заснуть даже несмотря на весь алкоголь в крови, на всю усталость, на то, что его чувства сегодня выжали его, как стиральная машина на высоких оборотах – старые джинсы. Он чувствует, что его тело грязное, измазанное кремом, покрытое растаявшей водой, все в отпечатках от прикосновений. Под этим пледом на диване он голый, как лягушка, рядом с одетым Луханем, до невозможности уродливый, затраханный, как резиновая кукла… Но Лухан все равно гладит его руку с таким обожанием, что оно громко чувствуется в тишине, цепляет пальцы, задумчиво рисует полоски на коже. Наверно, у него жутко болит расцарапанная спина, но он об этом не говорит, не жалуется – и завтра не будет. Мин думает, что это просто истерика – после виски, после странного секса, после всех признаний и демонстраций боли. Мин всхлипывает Лухану в грудь, и горячие слезы снова намачивают ткань.
Лухан чувствует и слезы, и то, как напряжена спина Мина, старающегося удержать всхлипывания, но не вмешивается, просто продолжает молча поглаживать его по спине. Он не знает, сколько проходит времени, когда Мин, наконец, затихает и засыпает по-настоящему. Сам он заснуть не может и всю ночь продолжает тихо гладить Мина, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить его.

Утром Мин просыпается, отрывает голову от подушки, и голова приветствует его тяжелой болью. Он приподнимается на локте, думая, какого черта он голый, а Лухан одет, смотрит на столик, на котором стоит открытая бутылка с остатками виски – и вспоминает… Лухан от его возни просыпается, подпирает голову рукой, и смотрит на него с искрящейся хитринкой улыбкой. Слишком довольное выражение на его лице воскрешает в памяти Мина то, что они делали: ледяные кубики, горячие стоны, все его жуткие признания… Как бы он хотел, чтобы все его воспоминания оказались просто сном. Он осторожно тянется к Лухану, чуть поворачивая его, приподнимает футболку – наискось через спину Лухана тянутся четыре красные ободранные полосы. Нифига ему не приснилось…
Мин зарывается с головой под плед и из-под него глухим голосом спрашивает:
- Я вчера вел себя, как дурак, да?
Лухан притягивает живой говорящий плед к себе и смеется:
- О чем ты? Ничего не помню…

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.