Между жизнью и смертью (Нравственный выбор человека на войне).

На примере повести Быкова «Сотников» мы рассмотрим трудную проблему героического выбора. Два главных героя, два партизана… Но как они различаются по своему мироощущению!

Рыбак – бывалый партизан, рисковавший своей жизнью не один раз. Сотников, вызвавшийся на задание отчасти из-за своего самолюбия. Больной, он не захотел рассказать об этом командиру. Рыбак спросил, почему он смолчал, тогда, как два других отказались, на что Сотников ответил: «Потому и не отказался, что другие отказались».
С первых строк повести, кажется, что оба героя до самого конца будут играть положительную роль. Они храбры, готовы пожертвовать своей жизнью ради цели, с самого начала чувствуется их довольно доброе отношение друг к другу. Но постепенно ситуация начинает меняться. Быков медленно раскрывает характер Рыбака. Первые признаки чего-то настораживающего появляются в сцене разговора с деревенским старостой. Рыбак собрался расстрелять старика, но, узнав, что не ему первому это пришло в голову, тушуется («… он не хотел уподобляться кому-то. Свои намерения он считал справедливыми, но, обнаружив чьи-то, похожие на свои, воспринимал собственные уже в несколько другом свете»). Это первый штрих в формировании образа Рыбака.
Ночью Рыбак и Сотников натыкаются на полицаев. Поведение Рыбака – второй штрих. Быков пишет: «Как всегда, в минуту наибольшей опасности каждый заботился о себе, брал свою судьбу в собственные руки. Что до Рыбака, то который
уже раз за войну его выручали ноги». Сотников отстает, попадает под обстрел, а его напарник бежит, спасая свою шкуру. И лишь одна мысль заставляет Рыбака вернуться: он думает о том, что он скажет товарищам, которые остались в лесу…

На исходе ночи партизаны доходят до очередной деревеньки, где их прячет женщина с детьми. Но и тут их обнаруживают полицаи. И снова одна мысль у Рыбака: «… вдруг ему захотелось, чтобы первым поднялся Сотников. Все – таки он ранен и болен, к такому же именно он кашлем выдал обоих, ему куда с большим основанием годилось сдаваться в плен». И выбраться с чердака его заставляет лишь страх перед смертью. Штрих третий.
Самым же ярким, содержательным эпизодом является сцена допроса. И как же различается поведение героев!

Сотников мужественно терпит пытки, но даже мысль не промелькнула в его голове о том, чтобы предать товарищей. Сотников не боится ни смерти, ни своих мучителей. Он не только пытается взять на себя вину других и тем спасти их, – для него важно достойно умереть. Его главная цель – положить душу «за други своя», не стараясь купить себе мольбами или предательством недостойную жизнь.

А Рыбак? С самого начала допроса он лебезит перед следователем, с готовностью отвечает на вопросы, хотя и пытается приврать. Рыбак, всегда прежде находивший выход из любого положения, пытается перехитрить врага, не понимая, что, встав на подобный путь, он неминуемо придет к предательству, потому что собственное спасение уже поставил выше законов чести, товарищества. Оказавшись в безвыходной ситуации, Рыбак перед лицом неминуемой смерти струсил, предпочтя звериную жизнь человеческой смерти.
Когда следователь Портнов предлагает ему стать полицаем, Рыбак задумывается над этим. «Сквозь минутное замешательство в себе он вдруг ясно ощутил свободу, простор, даже легкое дуновение свежего ветра в поле». Он стал лелеять надежду на то, что ему удастся бежать. В подвале герои снова встречаются. Рыбак просит Сотникова, чтобы тот подтвердил его показания. В его голову прокрадывается позорная мысль: «… если Сотников умрет, то его, Рыбака, шансы значительно улучшатся. Он сможет сказать, что вздумается, других здесь свидетелей нет». Он понимал всю бесчеловечность своих мыслей, но то, что ему от этого будет лучше, затмевало все «против». Рыбак утешал себя тем, что, если вывернется, рассчитается за жизнь Сотникова и за свои страхи.

И вот наступает день казни… Вместе с партизанами на виселицу должны пойти и ни в чем не повинные люди: женщина, укрывавшая их, деревенский староста, еврейская девочка Бася. И тогда Сотников принимает единственное верное для себя решение. На ступенях виселицы он признается в том, что является партизаном, что это он прошлой ночью ранил полицая. Рыбак же полностью раскрывает свою сущность, делая отчаянную попытку сохранить свою жизнь. Он соглашается стать полицаем… Но это ещё не все. Рыбак переступает последнюю грань, когда собственноручно убивает своего товарища.
Финал повести. Рыбак решает повеситься. Его мучает совесть, которую он не смог заглушить. Спасая себя, он не только казнит бывшего товарища – у него не хватает решимости даже на иудину смерть: символично, что повеситься он пытается в уборной, даже в какой – то миг почти готов броситься головой вниз – но
не решается. Однако духовно Рыбак уже мертв («И хотя оставили в живых, но в некотором отношении также ликвидировали»), и самоубийства все равно не спасло бы его от позорного клейма предателя.

Но даже тут Быков показывает нам, что раскаяние не было искренним: решив умереть, Рыбак не может расстаться со столь ценной для него жизнью, ради которой он предал самое святое – воинскую дружбу и свою честь.
Герои Василя Быкова преподают нам уроки чести, мужества, человечности. Человек всегда должен делать выбор – война делает этот выбор трагическим. Но суть остается той же, она не меняется, так как любимые герои Быкова следуют лишь зову своего сердца, поступают честно и благородно. И только тогда человека можно назвать «героем» в самом лучшем смысле этого слова.

Проблема нравственного выбора героя на войне характерна для всего творчества В.Быкова. Эта проблема ставится практически во всех его повестях: " Альпийская баллада", " Обелиск", " Сотников" и др. В повести Быкова " Сотников" подчеркнуто заострена проблема подлинного и мнимого героизма, которая составляет суть сюжетной коллизии произведения.

В повести сталкиваются не представители двух разных миров, а люди одной страны. Герои повести — Сотников и Рыбак — в обычных условиях, возможно, и не проявили бы свою истинную натуру. Но во время войны Сотников с честью проходит через тяжелые испытания и принимает смерть, не отрекаясь от своих убеждений, а Рыбак перед лицом смерти меняет свои убеждения, предает Родину, спасая свою жизнь, которая после предательства теряет всякую цену. Он фактически становится врагом. Он уходит в мир иной, чуждый нам, где личное благополучие ставится выше всего, где страх за свою жизнь заставляет убивать и предавать. Перед лицом смерти человек остается таким, каков он есть на самом деле. Здесь проверяется глубина его убеждений, его гражданская стойкость.

Идя на задание, они по-разному реагируют на предстоящую опасность, и кажется, что сильный и сообразительный Рыбак более подготовлен к подвигу, чем хилый, больной Сотников. Но если Рыбак, который всю жизнь " ухитрялся найти какой-нибудь выход", внутренне готов к предательству, то Сотников до последнего дыхания остается верным долгу человека и гражданина. " Что ж, надо было собрать в себе последние силы, чтобы с достоинством встретить смерть... Иначе зачем тогда жизнь? Слишком нелегко дается она человеку, чтобы беззаботно относится к ее концу".

В повести Быкова каждый занял в ряду жертв свое место. Все, кроме Рыбака, прошли свой смертный путь до конца. Рыбак стал на путь предательства только во имя спасения собственной жизни. Жажду продолжения жизни, страстное желание жить почувствовал следователь-предатель и, почти не раздумывая, в упор ошеломил Рыбака: " Сохраним жизнь. Будешь служить великой Германии". Рыбак еще не согласился идти в полицаи, а его уже избавили от пыток. Рыбак не хотел умирать и кое-что выболтал следователю. Сотников во время пытки терял сознание, но не сказал ничего. Полицаи в повести изображены тупыми и жестокими, следователь — хитрым и жестоким.

Сотников примирился со смертью. Он хотел бы умереть в бою, но это стало для него невозможно. Единственное, что ему оставалось, определиться в отношении к людям, оказавшимся рядом. Перед казнью Сотников потребовал следователя и заявил: " Я — партизан, остальные тут ни при чем". Следователь приказал привести Рыбака, и тот согласился поступить в полицию. Рыбак старался убедить себя, что он не предатель, что убежит.

В последние минуты жизни Сотников неожиданно утратил свою уверенность в праве требовать от других того же, чего он требует от себя. Рыбак стал для него не сволочью, а просто старшиной, который как гражданин и человек не добрал чего-то. Сотников не искал сочувствия в толпе, окружавшей место казни. Он не хотел, чтобы о нем плохо думали, и разозлился только на выполнявшего обязанности палача Рыбака. Рыбак извиняется: " Прости, брат". " Иди ты к черту! " — следует ответ.

Что случилось с Рыбаком? Он не одолел судьбы заплутавшегося на войне человека. Он искренне хотел повеситься. Но обстоятельства помешали, и остался шанс выжить. Но как выжить? Начальник полиции полагал, что " подобрал еще одного предателя". Вряд ли начальник полиции видел, что творится в душе этого человека, запутавшегося, но потрясенного примером Сотникова, который был кристально честным, выполнившим долг человека и гражданина до конца. Начальник увидел будущее Рыбака в служении оккупантам. Но писатель оставил ему возможность иного пути: продолжение борьбы с врагом, возможное признание в своем падении товарищам и, в конечном итоге, искупление вины.

Произведение проникнуто раздумьями о жизни и смерти, о человеческом долге и гуманизме, которые несовместимы с любым проявлением эгоизма. Углубленный психологический анализ каждого поступка и жеста героев, мимолетной мысли или реплики — одна из самых сильных сторон повести " Сотников".

«Сашка» -- «это история человека, оказавшегося в самое трудное время в самом трудном месте и на самой трудной должности—солдатской» (Симонов).

В центре художественной вселенной Кондратьева овсянниковское поле—в воронках от мин, снарядов и бомб, с неубранными трупами, с валяющимися простреленными касками, с подбитым в одном из первых боев танком.

Ничем овсянниковское поле не примечательно. Поле как поле. Но для героев Кондратьева все главное в их жизни совершается здесь и многим не суждено его перейти, они останутся здесь навсегда. И именно здесь и начинается нравственный выбор героя—между испорченной пищей, между трупами, между страхом.

Кондратьев изнутри раскрывает, какую тяжесть нес на своих плечах Сашка, которому «каждый отделенный—начальник», для которого КП батальона, находящийся в каких-нибудь два километра, был уже тылом. И вроде не очень много он может со своим автоматом и парой гранат (против него и пулеметы, и артиллерия, и танки, и авиация), а все-таки именно он и его товарищи—решающаяся сила армии.

Часто говорят, имея в виду судьбу человека, --река жизни. На фронте ее течение становилось катастрофически стремительным, она властно увлекала за собой человека и несла его от одного кровавого водоворота к другому. Как мало оставалось у него возможностей для свободного выбора! Но и выбирая, он каждый раз ставит на карту свою жизнь или жизнь своих подчиненных. Цена выбора здесь всегда жизнь, хотя выбирать обычно приходится в кругу вещей как будто бы вполне прозаически обыденных—позицию для пулемета с укрытием получше и с обзором пошире, время атаки, где нужно по-пластунски, а где можно и перебежками…

Сашка не избалован жизнью: с малых лет приучен к нелегкому крестьянскому труду, привык к невзгодам, но и ему невмоготу—все разом навалилось на него на войне. И устал Сашка не от одной лишь постоянно подстерегающей смертельной опасности—не меньше оттого, что все время на фронте впроголодь, что во всем нехватка (с хлебом плохо навару никакого, нет курева, боеприпасов), что негде обогреться и просушиться, а о бане и мечтать невозможно. Но, несмотря на это, Сашка готов выполнить свой долг, что бы ни случилось с ним.

Сашка—человек не только с обостренным нравственным чувством, но и с твердыми убеждениями. И, прежде всего он человек размышляющий, проницательно судящий и о происходящем вблизи него и об общем положении дел. «На все, что тут (на фронте) делалось и делается, было у него свое суждение».

И то, что многое о жизни, о людях, о войне продумано Сашкой, и то, что поступает он не безотчетно и импульсивно, а взвешенно и с пониманием, и то, что чувствует он себя, как сказано в «Василии Теркине», «в ответе за Россию, за народ и за все на свете», не раз обнаруживается в повествовании.

Пытливый ум и простодушие, жизнестойкость и длительная доброта, скромность и чувство собственного достоинства—все это соединилось, сплавилось в цельном характере Сашки.

Сашка обладает огромным чувством ответственности за все. Даже за то, что отвечать не мог. Стыдно перед немцем за никудышную оборону, за ребят, которых не похоронили: он старался вести пленного так, чтобы не видел тот наших убитых и не захороненных еще бойцов, а когда все-таки натыкались они на них, стыдно было Сашке, словно он в чем-то виновен.

Тонкий и проникновенный психологический анализ, свойственный Кондратьеву, вскрывает, что и первое движение души у героя, и привычные мысли, и обдуманные поступки всегда направлены в одну сторону: сначала о других, потом о себе. Заметив, что у ротного никудышные валенки, Сашка решает добыть для него целые—снять с убитого немца. Затея опасная, он это отлично понимает: «Для себя ни за что бы не полез». Ранило Сашку; ему бы сразу в тыл, но он возвращается к себе в роту: хочет оставить ребятам свой ППШ. Сашка взял на себя вину лейтенанта Володьки, швырнувшего тарелкой в майора, который в госпитале непотребно отчитывал их, фронтовиков: с него, солдата, что взять, а лейтенанта особист прижал бы сразу.

Сашка берет в плен немца и отказывается его расстрелять («вот поджигателей этих стрелял бы Сашка безжалостно, если б попались, а как в безоружного?»). «Очень много видел Сашка смертей за это время—проживи до ста лет, столько не увидишь, --но цена человеческой жизни не умалилась от этого в его сознании». «Есть у него в душе заслон или преграда, переступить которую он не в силах». Сашке не по себе от почти неограниченной власти над другим человеком, он понял, какой страшной может стать эта власть над жизнью и смертью.

И еще одно о Сашке. Он спас жизнь Зине. Это его первая любовь. Он так ждет встречи! Но, поняв, что ее отношение к нему всего лишь жалость, да к тому же узнав, что есть у нее другой, Сашка, не попрощавшись, уходит из госпиталя, не причиняя Зине боли лишними разговорами. Он подумал не о себе, а о ней. Сумел понять ее, простить. Он бы по-другому и не мог. Ведь «неосудима Зина. Просто война…И нету у него зла на нее!..». И Сашка отдал предпочтение правильному выбору—выбору человеческой совести и человеческого милосердия.

«Ну, Сашок…Ты человек…»—скажет Сашке лейтенант Володька, когда по дороге услышит от него историю про пленного немца. «Люди же мы, а не фашисты», --доскажет Сашка просто.

В бесчеловечной, кровавой войне Сашка остается Сашкой. Это для Кондратьева главное. Об этом и написана повесть: о страшной войне и сохраненной человечности.

Как и в этой повести, Распутин в своем романе «Живи и помни» показывает войну, но в качестве главного героя произведения он выбирает человека, который не выдержал испытания войной.

«Живи и помни», как никакое другое произведение Распутина, являет собою именно трагедию—во-первых, и именно путешествие вглубь человеческой души, до того уровня, где добро и зло еще не столь явно разделены, чтобы бороться между собою, --во-вторых.

Путь героев Распутина к гибели исторически закономерен, но тут уже другая литературная традиция, открытая М. Горьким, рассматривавшим мир не только с точки зрения решения нравственно-философских проблем, но, прежде всего с точки зрения перспектив социально-исторического развития. И это не только не снимает, но весьма часто включает трагическое начало в советский роман и повесть.

Распутин показывает в произведении редкую человечность Настены и обреченность Андрея. В этом изначальная трагедия—трагедия глобальной несовместимости, разрешить которую не может даже сила любви, ибо и любовь разбивается о предательство.

Андрей Гуськов не из стана классовых «врагов», он, как и все советские люди, был на фронте, воевал и лишь в конце войны дрогнул, потянуло домой – стал дезертиром. Работящий крестьянский мужик, который и на войне несколько лет подряд честно делал свое дело и даже заслужил уважение товарищей: они могли взять его в разведку, на трудное дело, то есть всецело доверяли ему, когда речь шла о жизни и смерти. Как осмелился он предать их и на каком основании решил, что они могут погибать, а он обязан выжить? Трусость, малодушие, хитрость, жестокость? Прежде всего—эгоизм, который В.А. Сухомлинский назвал «первопричиной рака души», а М.Горький—«родным отцом подлости». На все и на всех он обижен, и автор тщательно подчеркивает эти обиды Гуськова, заостряя на них читательское внимание.. И писатель мастерски, точно психологически ищет и находит ту червоточину индивидуализма, которая и обусловила закономерность окончательного «озверения» Гуськова.

С первых же страниц повести в нас возникает активно поддерживаемое писателем отвращение к Гуськову. Не зря же автор еще в первой главе представляет его как нечто страшное и даже неодушевленное, усугубляя это и грубостью Андрея, его себялюбием, откровенным потребительством: Настена нужна ему как добытчик—принести ружье, спички, соль.

Поначалу Андрей и не помышлял о дезертирстве, хотя бы потому, что прекрасно помнил «показательный расстрел, который ему довелось видеть весной сорок второго года»: расстреливали сорокалетнего «самострела» и совсем еще юного мальчишку, захотевшего сбегать в родную деревню, расположенную в пятидесяти верстах. Но мысль о собственном спасении жила в нем постоянно, все больше переходя в страх за свою жизнь: он уже молил судьбу о том, чтоб его ранило, --только бы выгадать время, не идти еще раз в бой, а там, глядишь, и война кончится. Не из этой ли мысли и родился затем роковой поступок? Когда его действительно ранило и он, почти три месяца провалявшись в госпитале и настроившись на поездку домой, понял, что поездке не бывать, не неумение срочно перестроиться, а именно боязнь, да еще «обида и злость на все то, что возвращало его обратно на войну», сыграли решающую роль. Эгоистичное желание выжить, только бы выжить самому стало испытательным, окончательно определившим отношение человека к таким понятиям, как честь, долг, достоинство, ответственность, товарищество. Его изначальная, родившаяся еще в день ухода на войну «обида на все, что оставалось на месте, от чего его отрывали и за что ему предстояло воевать», сейчас вспыхнуло с новой силой: обида на врачей, на деревню, на всех, кто в ней жил, на весь белый свет. И обида победила в нем. Вернее, он позволил ей одержать эту победу. Не «судьба его свернула в тупик, выхода из которого нет», а сам он указал судьбе маленькую лазейку, трещинку в своей душе, сквозь которую она и вывела Гуськова на бесповоротный путь, упирающийся в стену. Произошло то, о чем говорит Распутин; «Человек, хотя бы раз ступивший на дорожку предательства, проходит по ней до конца». Гуськов на эту дорожку ступил до факта предательства, он был уже подготовлен внутренне тем, что допускал возможность побега.

С этим встает вопрос, кто же виноват в падении Гуськова? Иными словами, каковы соотношения объективных обстоятельств и человеческой воли, какова мера ответственности человека за свою «судьбу»? Этот вопрос никогда не снимался в русской классической литературе, и чаша весов склонялась в сторону обстоятельств жизни. Решая нравственно-философские проблемы, большую скидку на общество делал Толстой, о значении воли человека много говорил Лермонтов, она стала одним из главных пунктов преткновения в творчестве Достоевского, но именно Горький провозгласил значение ответственности человека в новую историческую эпоху, когда задачей стало не только «объяснить мир», но и «изменить его». Традиционному «рок и воля» в повести уделено немало места. Это и понятно: война, как исключительное обстоятельство, поставила всех людей, и в том числе и Гуськова, перед тем «выбором», который должен был сделать каждый.

Сам Гуськов хотел бы переложить вину на «рок», перед которым бессильна «воля». Не случайно поэтому через всю повесть красной нитью проходит слово «судьба», за которую так цепляется Гуськов. Он не готов. Не хочет нести ответственности за свои поступки, за свое преступление всеми силами пытается прикрыться «судьбою», «роком». «Это все война, все она, - снова принялся он оправдываться и заклинать». «Андрей Гуськов понимал: судьба его свернула в тупик, выхода из которого нет. И то, что обратной дороги для него не существовало, освобождало Андрея от лишних раздумий».

Нежелание признавать необходимость личной ответственности за свои поступки – это один из тех «штрихов к портрету», которые раскрывают червоточину в душе Гуськова и обусловливают его преступление (дезертирство). Критики (в частности, А. Карелин) обращали внимание на поведение Андрея на фронте, когда, «поддаваясь страху, не видя для себя удачи, Гуськов осторожно примеривался к тому, чтобы его ранило, – конечно, не сильно, не тяжело, не повредив нужного, - лишь бы выгадать время».

Можно найти в повести Распутина те штрихи, которые снимают вопрос о «судьбе», но которые весьма глубоко вскрывают причины преступления: все разъедающий индивидуализм сопровождал, оказывается, Гуськова всю жизнь. Ко всему этому присовокупились и индивидуальные черты характера, в частности, жестокость, свойственная натуре Гуськова. Итак, писатель вскрыл для нас червоточину в характере Гуськова, объяснившую его дезертирство.

Если поначалу содеянное представлялось Гуськову гнусным, подлым, ели он согласен видеть в себе некую даже предрасположенность и способен хотя бы мельком, на словах, проявлять заботу о ближних, то прогрессирующая деградация лишает его затем всяческой критической самооценки. Период вины, словно ненароком забредший в его душу, прошел достаточно быстро; вина была изгнана, поскольку, являясь чувством для этого человека инородным, не могла соседствовать рядом со своими антиподами—обвинением всему миру, обидой на весь мир.

В. Распутин, раскрывая неуклонное расчеловечивание Андрея Гуськова, идущее параллельно с все большей потерей им связей с селом, с людьми, – не встает на облегченный путь однозначного показа поступков и внутреннего мира Гуськова. Пока процесс еще внутри, не виден; пока сами приходы Настены еще помогают ему сохранить обличье, держаться на плаву, но первые толчки, позывы уже зафиксированы писателем в сцене охоты на косуль. Подстрелив одну из них, он «не добил ее, как следовало бы, а стоял и смотрел, стараясь не пропустить ни одного движения, как мучается подыхающее животное, как затихают и снова возникают судороги, как возится на снегу голова. Уже перед самым концом он приподнял ее и заглянул в глаза—они в ответ расширились…Он ждал последнего, окончательного движения, чтобы запомнить, как оно отразится в глазах…» (в этой сцене—и психологическая подготовка к собственному неизбежному концу.).

Душа Гуськова опустошается постепенно. Так, уже совершив и другую измену, живя после госпиталя у немой Тани в Иркутске, «он все еще был не в состоянии прийти в себя от случившегося», «стараясь унять навалившуюся боль». «Он как-то враз опостылел себе, возненавидел себя...» Скрываясь затем от людей возле своего села, тайно встречаясь с женой, он на первых порах часто думал не о себе: «на люди…показываться нельзя, даже перед смертным часом», - говорил он Настене, - «не хочу, чтобы в тебя, в отца, в мать потом пальцами тыкали». Уходя в верхнее зимовье, оставаясь один на один с собой, он чувствовал, как «постанывало запретное, запертое на десять замков, запоздалое, дурацкое раскаяние» и «он ненавидел, боялся себя, тяготился собой…»

Падение Гуськова и невозможность для него нравственного «воскресения» становятся очевидными именно после высоко художественной, потрясающей, сюжетной ситуации – убийства теленка на глазах матери-коровы. Удивительно это: «корова закричала», - когда убийца Гуськов занес топор над ее ребенком

Крайнее проявление индивидуализма Гуськова, свидетельствующее о разрушении личности, выражается в неудержимом желании осуществить формулу «все позволено» и поставить себя вне человеческого общества, «по ту сторону добра и зла». «Срывы психики», как результат поселившегося «беса вседозволенности», фиксируются художником Распутиным в целом ряде других эпизодов: Гуськов воровал рыбу из сетей рыбаков (не из-за нужды, а желания «досадить тем, кто, не в пример ему, живет открыто») и т.д. Именно потребность досадить, оставить следы своего существования заставляла его творить безобразия. Ибо самое страшное для него—смириться с тем, что его нет ни для кого, что «он—мертвец, тень, пустое место». И вот уже он выкатывает на дорогу чурбан—кому-то придется убирать; едва сдерживается от «безудержного, лютого желания поджечь мельницу… Хотелось оставить по себе жаркую память» и т. д. Больной, агонизирующий дух ищет нездоровых занятий, ибо «умственное спокойствие покупается ценой нравственного достоинства» (Д.И. Писарев).

Наступил день окончания войны. Но – примечательно, если Андрей Гуськов в это время, разойдясь с историей, звереет и утрачивает связь не только с людьми, но и природой, не раз оскорбляя ее (убийство теленка и др.), – Настена еще острее чувствует природу. Это последнее не случайно: чувство природы не только органично поэтической, «народной» душе Настены, но также тесно гармонирует с чувством одиночества и вины перед людьми. Идя к своей гибели, Настена, вместе с тем, нравственно «очищается». Правда истории и нравственные законы побеждают не только в жизни народа, но и в душе яркой, незаурядной представительницы народного характера.

Финал повести удивительно органично заканчивает развитие характеров и выражает идею произведения. Идея повести возводится Распутиным в степень больших философских обобщений после того, как мысль о человеке – в его отношении и к самому себе, и к народу, и природе, и самой истории – прошла испытания не только в «судьбах» и поступках героев повести, но и прошла через их, такой разный, внутренний мир. Жизнь Настены в канун смерти отличается большим духовным напряжением и осознанием. Жизнь Андрея в конце повести – как отработанный штамп самосохранения. «Заслышав шум на реке, Гуськов вскочил, в минуту собрался, привычно приводя зимовку в нежилой, запущенный вид, заготовлен был у него отступной выход… Там, в пещере, его не отыщет ни одна собака».

Но это – еще не финал. Повесть заканчивается авторским сообщением, из которого видно, что о Гуськове не говорят, не «поминают» – для него «распалась связь времен», у него нет будущего. Автор говорит об утопившейся Настене как о живой (нигде не подменяя имени словом «покойница»): «После похорон собрались бабы у Надьки на немудреные поминки и всплакнули: жалко было Настену».

Итак, показывая нам трагедию Настены и Андрея, Распутин исследует деформирующее влияние на человека силы, название которой—война. Не будь войны, видимо, и Гуськов не поддался бы только смертью внушенному страху и не дошел бы до такого падения.

Война была высшей нравственной проверкой Гуськова. И эту проверку он не выдержал…