Мартин Макдонах. Палачи.

Перевел с английского Евгений Закиров. https://vk.com/id7474598 220ww@mail.ru

Действующие лица (в порядке появления):

Хенесси

Охранники

Губернатор

Доктор

Гэри

Сид

Элис

Билл

Чарли

Артур

Клэг

Инспектор Фрай

Муни

Ширли

Пьеррпойнт

Акт Первый.

Сцена первая.

Зажигается свет в тюремной камере в 1963 году. Посередине стол, за которым сидит Джеймс Хенесси, голова его на столе, он в ужасе, двое охранников сидят по обе стороны от него и смотрят друг на друга. Часы бьют восемь, Хенесси поднимает свою голову, как раз в тот момент, когда тюремная дверь перед ним резко распахивается и Гэри Уэйд в пиджаке и бабочке, а также Сид Армфилд, его помощник, входят, что заставляет Хенесси вскочить на ноги, опрокинув стул. Охранники тоже встают. Губернатор и Доктор стоят в дверях, заглядывая внутрь.

Хенесси (Лондонский акцент): Ах вы, пунктуальные ублюдки!

Гэри: Тебе же будет лучше, парень, если ты смиришься и не будешь суетиться.

Хенесси отстраняется обратно за стол.

Хенесси: Конечно, я буду суетиться! Я невиновный человек! «Суетиться»!

Гэри: Надень ремни, Сид. Охрана…

Хенесси: Зачем ремни? Кто это там в дверях?

Губернатор: Это губернатор и доктор, Джеймс.

Хенесси: Вылупили зенки! Это моя камера, валите отсюда!

Он изо всех сил хватает металлический остов кровати, свернутой на полу. Остальные пытаются его остановить.

Гэри: Успокойся, парень!

Хенесси: Нет, я не успокоюсь! Сам ты успокойся! Вы вешаете невиновного человека! Я никогда не встречал эту девчонку! Я даже ни разу не был в Норфолке!

Гэри: Эти ваши зачем и почему… Это не ко мне.

Хенесси: Конечно, это к тебе, ты, северный ублюдок!

Гэри: Чтоб я не слышал больше таких слов! «Северный»…

Хеннесси: Что он несет? Он не умеет нормально общаться. И он вешает невиновного человека! Могли, в конце концов, послать Пьеррпойнта!

Это задевает Гэри за живое, сбив его с толку.

Гэри: Я ничем не хуже гребаного Пьеррпойнта!

Хенесси: Казненный помоешным палачом, вот кто я!

Сид: Он ничем не хуже гребаного Пьеррпойнта, мистер Хенесси.

Хенесси: Да он вообще отстой!

Гэри: Это твоя роковая ошибка, парень! Свяжите уже ему руки!

Они пытаются отогнуть его пальцы от остова кровати, но у них это не особо получается.

Хенесси: Это все потому что мне страшно! Я вообще не агрессивный.

Гэри: А я говорил тебе, что если ты просто расслабишься, тебе же будет лучше.

Хенесси: Мне не будет лучше. Я умру.

Гэри: Все говорят, что ты хороший парень.

Хенесси: Я и есть хороший парень.

Гэри: Мы знаем, что ты хороший парень.

Хенесси: А на хрена вы тогда меня вешаете?!

Гэри: Это суды вешают тебя, не мы.

Хенесси: Но я считаю вас двоих виноватыми во всем. Да не вас, идиоты. (Охранникам) Вы были красавцами. Вас двоих. Я приду назад, в какой бы северной вонючей дыре вы не укрылись, и я, мать вашу, буду преследовать вас.

Сид: Блин, это не очень-то хорошо, что он так говорит, разве нет?

Гэри: Сид! Чего ты стоишь над душой и трепишься. Пищишь, как проклятая мышь.

Хенесси: Он имеет полное право стоять над душой и трепаться и пищать как проклятая мышь.

Сид: Но он все-таки прав, Мистер Хенесси. Если б вы просто постарались расслабиться, вы возможно уже были бы мертвы.

Хенесси: Он что шутит? Эта мышь шутит? Меня подвесят имбицилы!

Борьба продолжается.

Сид: Повесят.

Хенесси: Что?!

Сид: Вас повесят имбицилы, а не подвесят.

Хенесси: Я слышал! Придирается к словам в такой момент!

Гэри: Отпусти эту железку сейчас же.

Хенесси: Я отпущу эту железку, я покойник, поэтому черта с два я отпущу эту железку.

Гэри вынимает дубинку, смотрит на губернатора, от которого не получает никакого ответа, потом направляется к борющейся группе…

Гэри: Он, конечно же, прав.

…и сильно ударает Хенесси по голове. В помутненном, но все-таки в сознании, он падает и хватается за кровать. Люди за дверью издают громкий вздох.

Губернатор: О, я говорю…

Гэри: Молчать! Заткни свой проклятый рот. Поднимите его.

Охранники поднимают Хенесси и Сид быстро завязывает ему руки за спиной ремнями.

(Сиду) Ну что, мы мило потрепались?

Сид: Но только не я, Гэри.

Гэри: «Ты будешь подвешен проклятыми имбицилами».

Хенесси: Не затягивайте так туго, у меня больное запястье.

Гэри: Что-то у тебя не было больного запясться, когда ты вцепился в эту железяку!

Хенесси: Было!

Гэри: Затяните туже!

Сид затягивает.

И схватите его.

Охранники хватают его.

И следуйте за мной.

На авансцене появляется петля. Хенеси видит ее, и его тело обмякает. Гэри идет по направлению к петле, открываются люки и охранники с Сидом волокут Хенесси к петле. Губернатор и Доктор спокойно следуют за ними.

Хенесси: Нет, нет-нет-нет-нет, это несправедливо. Я никогда не встречал эту девчонку, Мистер Уэйд. У меня никогда не было проблем с девушками. Спросите кого угодно. Зачем мне совершать такую отвратительную вещь?

Гэри: Это не ко мне, парень, я же говорил.

Хенесси: Но я даже никогда не был в Норфолке. Да и вообще в Восточной Англии не был.

Гэри надевает колпак и петлю на голову Хенесси, пока Сид быстренько стягивает ноги ремнями.

Это что – мешок?! Я не хочу в мешке, можно мне без мешка? Я обещаю, что умру тихо, если мне не придется надевать мешок…

За мгновение до того, как слова сказаны, Сид отходит от стянутых ремнями ног, Гэри тянет за рычаг, люк под ногами Хенесси падает и его тело падает ниже уровня пола, веревка туго натягивается, ломая его шею, и убивает его там, вне поля зрения. Гэри и Сид шагают к краю люков и смотрят вниз на казненного. За ними и все остальные.

Гэри: Где доктор?

Доктор: Здесь, сэр.

Гэри: Ну так иди и проверь его уже, твою мать.

Доктор: Верно!

Доктор опускает голову вниз, вне поля зрения, чтобы проверить тело.

Гэри: Кто-нибудь собирается нормально выполнять сегодня свою работу? (Охранникам) Где вас двоих откопали? Ветром принесло из гребаного Дебенхама?! (Сиду) Тебя это тоже касается.

Сид: Что я должен был сделать, Гэри? Он вцепился в эту прикроватную ж- ж- железяку…

Гэри: «Железяку». Он еще и заикается…

Сид: Ж- ж- железяку…

Гэри: «Железяку».

Сид: Я изо всех сил стараюсь.

Гэри: Ты закончил, нет? Железяка? (Губернатору) И мы же не увидим ничего из этого в проклятом отчете?

Губернатор: О да. Нет, конечно.

Гэри: Он был казнен, отрицая свою виновность. Конец истории. Исключив его позор, исключив позор этих парней, исключив позор Железяки. Так ведь?

Губернатор: Именно так.

Гэри: Именно так, хорошо. (Пауза.) Альберт мать его Пьеррпойнт.

Возвращается Доктор, снимая стетоскоп.

Доктор: Да, он мертвый, Абсолютно мертвый.

Гэри: Конечно, он абсолютно мертвый. Каким же еще ему быть? (Пауза.) А теперь где же наш гребаный завтрак? Я, например, проголодался.

Затемнение.

Сцена вторая.

Большой, старомодный паб на окраине Олдэма примерно 1965 года, два года после предыдущей сцены. Гэри у стойки бара, как обычно в бабочке, потягивает пиво вместе со своей женой Элис. В баре еще пять человек: трое «дружков» Билл, Чарли и Артур (самый старый и глухой), Клэг – местный журналист, и одетый в штатское полицейский, возраста Гэри, Инспектор Фрай. Все они из северной Англии, и когда они появляются они говорят в довольно быстром темпе.

Клэг: Но ты обязан дать хоть какой-то комментарий, Гэри.

Фрай: Обязан?

Гэри: Я дал комментарий, парень. «Без комментариев».

Дружки смеются.

Чарли: Это был отличный комментарий, Гэри. «Без комментариев».

Артур: Какой он был?

Чарли: Парень из газеты говорит: «Ты обязан дать комментарий, Гэри.» А Гэри говорит: «Я уже дал комментарий. Без комментариев».

Артур: Это был отличный комментарий! Он сказал то же самое, что и тот паренек сказал.

Клэг: О Гэри. Я проделал такой путь из Манчестера.

Гэри: А теперь ты проделаешь такой же путь обратно, вот и все херантарии.

Все смеются.

Артур: Что он сказал?

Чарли: Он сказал «Проваливай обратно в Манчестер».

Гэри: Я не сказал «проваливай», Чарли…

Чарли: «вот и все херантарии»!

Артур: Хер-чего?

Чарли: Херантарии!

Артур: Вот это круто!

Фрай: Хочешь мы его арестуем, дружище Гэри? Или все же дадим ему мать его спрятаться?

Клэг: Арестуете меня за что, инспектор?

Фрай: За нахождение в баре, не достигнув допустимого возраста. Тебе сколько лет, двенадцать?

Смех.

Гэри: Скорее пять!

Еще больший смех.

Чарли: Инспектор говорит «Тебе сколько лет, двенадцать?» а Гэри говорит «Скорее пять!»

Артур: Ха-ха, моложе, я понял…

Клэг: Перестаньте, Гэри, не каждый день отменяют смертную казнь. Вам должно быть много есть что сказать.

Гэри: Не каждый, парень, ты прав. И я знаю, что именно поэтому половина из вас, ублюдков, сегодня здесь…

Элис: Выражения, Гэри!

Гэри: И я имею свое собственное мнение на эту отмену. Как же нет? Так же, как и на другие предметы с годами у меня появляются разные мнения…

Билл: У него появляются разные мнения на предметы с годами, я слышал их…

Гэри: Но одна вещь… Ты не слышал их, Билл, вот о чем я и говорю, потому что одной вещью я всегда гордился. Правильно это было или нет. Я не говорю, что я какой-то особенный, но этим я всегда гордился, к слову о смертных приговорах. Я всегда предпочитал иметь своего собственного адвоката. Я всегда предпочитал не выносить на всеобщее обозрение свои личные дела, и почему я предпочитал это, как вы думаете?

Артур: Почему?

Гэри: Потому что уже двадцать пять лет я – слуга Короны в должности палача. «Кто-кто Короны?» спросите вы. «Стукач Короны?»

Чарли: Нет, слуга Короны.

Гэри: Слуга Короны. И где это вы видели, чтобы слуга чесал языком?

Билл: В России…

Гэри (В это же время): Нигде… В России? В России тебя вообще застрелят, если ты что-то ляпнешь, Билл, о чем ты?

Билл: Нет, я думал в былые времена.

Гэри: В былые времена было еще хуже, не пори херню, Билл. Билл опять порет херню! Слуга Короны. Я допускаю, что другие люди могут толкать речи. Политики, министры… Адвокаты дьявола. Иногда полицейские, когда отрезвеют, ой, простите, инспектор Фрай, я вас не заметил!

Смех.

Фрай: Извинения приняты, ик!

Чарли: «Когда отрезвеют», он говорит, а инспектор говорит «ик!»

Артур: Я это слышал, но я не знаю, о ком он.

Чарли: Ты знаешь, о ком он…

Гэри: Я? Я держу свое личного адвоката. Наступит день, когда парни включат голову и еще совета будут у меня просить…

Молодой незнакомец по имени Муни входит, снимает пальто и садится за соседний столик. Гэри пристально смотрит на него.

…Но пока этот светлый день не настал, я буду довольствоваться своим личным адвокатом, так как считаю это правильным, и предоставлю треп всякой шушере. Извини, но всякая шушера это ты. А теперь кто хочет гребаного пива?!

Все кроме Клэга просят пива. Гэри и Элис милуются среди общего гвалта.

Клэг: Но этот день уже настал, Гэри. Мы включили голову. Я спрашиваю твое мнение.

Гэри (с достоинством) О да, и я уже говорил тебе, парень…

Фрай: Он уже говорил тебе, парень…

Гэри (кричит Муни): У нас самообслуживание!

Муни медленно встает и плетется к стойке.

Элис: Полегче, любовь моя. Парнишка только снял куртку…

Гэри: Кажется, я знаю этого парня. Сидит там.

Элис (Муни): Может пива, малыш?

Муни (Лондонский акцент): Пива, да, и маленький пакетик арахиса.

Элис: Одного будет мало, возьми еще.

Элис дает ему арахис и наливает ему пива.

Гэри: Ты из Лондона?

Муни: Что-то типа того.

Гэри: Нет, ты либо из, либо нет.

Муни: Точно.

Билл (Клэгу): Эй, парень, у меня есть для тебя заголовок.

Клэг: Да, и какой же?

Билл: Казнить их мало! Ну как?

Клэг (с сарказмом): О да, верно, спасибо.

Билл: Страна так считает, народ так считает. Это только политики не согласны, вот тебе и перепутье, на котором мы сегодня находимся. В естественном тупике. Не так ли, Гэри?

Гэри: Не так ли?

Билл: Повешение – это слишком легкое наказание для них.

Гэри: Разве я только что не произнес длинную мать ее речь о своем личном адвокате, Билл? Я уже не буду тем, кто держит своего личного мать его адвоката, если я прокомментирую это, не так ли? Ты слабоумный олух! Зачем я вообще тут потею?

Чарли: Правильно, Гэри! Ты не должен тут потеть!

Билл: Нет, я просто сказал. Я просто согласился. Повешение – это слишком легкое наказание для них, да?

Гэри останавливается, вылупившись на него. Фрай улыбается.

Гэри: Возьми себе еще пива, Билл. И постарайся не обоссаться!

Билл: Можно мне еще пива, Элис!

Смех и напряжение спадает.

Религия и политика, а? Они постоянно говорят, что ты не должен, не должен, не должен.

Элис (Муни): Вот твое пиво и арахис, малыш. С тебя шиллинг.

Муни: Это очень хорошая цена.

Он платит и общий гвалт продолжается. Гэри и Муни смотрят друг на друга, пока Муни идет к своему столу, где он садится со своим пивом, а потом обратно к стойке, где он открывает газету и орешки и читает.

Элис: Так что с ней стряслось, Джордж? Филис Кейн, о который ты говорил.

Фрай: Что с ней стряслось?

Элис: Из-за чего ей давали такие сильные препараты?

Фрай: Я расскажу тебе, что с ней стряслось. Она должна было прочесть вслух номера каждой машины, которая проезжала. Каждой машины, сечешь? В Бернли очень много машин. Каждый булыжник с трещинкой, который она проходила, она должна была… Или наступить на него, или не наступить, не помню, что-то из этого, но опять же – Бернли. Целый день будешь скакать. И что-то еще…

Элис: О, это знаменитая зацикленность на трещинках на асфальте. Я бы так не хотела.

Гэри: Прекрати, Элис.

Элис: Что?

Гэри: Ты постоянно поддерживаешь каких-то придурков.

Элис: Я не поддерживаю.

Фрай: Водоемы! Она должна была ходить по часовой стрелке вокруг водоемов. Типа озер или мостов. По часовой.

Гэри: Но опять же – Бернли.

Фрай: Не, против часовой. Она ходила так, чтобы водоемы были по левую руку.

Элис: Ну, у всех нас есть таки вещи, не так ли, Джордж? Причуды. Это не повод положить несчастную девочку в сумасшедший дом.

Гэри: У меня нет таких вещей.

Фрай: У меня нет таких вещей!

Гэри: У меня нет причуд! Я не читаю номер каждой машины, которая проезжает! Я не делаю такого, ты не делаешь такого!

Элис: Иногда я читаю про себя, если попадется какой-нибудь смешной.

Гэри: Да что ты сравниваешь чтение про себя с проклятым чтением в слух?!

Элис: Нет, в этом он прав!

Гэри: И не говоря уж о проклятых трещинках! Не говоря уж о проклятой часовой стрелке!

Фрай: Против часовой.

Гэри: Против часовой.

Элис: Это не повод упечь девочку в психушку. По крайней мере, пятнадцатилетнюю.

Гэри: О ком, мать вашу, мы вообще говорим?

Фрай: О Филис Кейн.

Гэри: О ком?!

Элис: Она школьная подруга нашей Ширли.

Гэри: О. А Ширли в курсе?

Фрай: Нет, мы ее вот-вот только отправили.

Гэри: Давай не будем говорить ей такое перед сном, Элис. А то вам с ней только дай повод сопли распустить.

Элис: Ах, эти юные годы… Музыка для души.

Гэри: Ах, эти юные годы… Целый день я сижу на своей толстой заднице и рыдаю…

Билл (одновременно): Читаю.

Гэри: Что?

Билл: Сижу на своей толстой заднице и читаю.

Гэри: Не читаю. Рыдаю.

Билл: А.

Гэри: И тебя это не касается.

Муни (подзывая): Можно мне еще пива, пожалуйста? Я заплачу, как только нальете.

Гэри таращиться ему в затылок, но Элис наливает ему.

Элис: Не обращай внимания, любовь моя. Он просто не знает правил приличия.

Гэри: Правила приличия везде одинаковые, вроде как, разве нет?

Фрай: Короче говоря, жаркая выдалась смена. Я про психов… за рулем. Просто я подумал, что если продолжать про тех самых психов, нужно быть уверенным, что никакого дерьма не всплывет в газетах от каких-нибудь репортеров или пьяных малолеток… О, прости, Клэг, ты еще здесь?

Смех. Муни получает свою кружку.

Муни: Спасибо. Я съел только половину орешков, поэтому больше не надо.

Элис: Как скажешь, малыш.

Муни: Я не фанат орешков.

Чарли: Еще две сюда, Гэри, пожалуйста.

Пока Муни идет обратно к столу, он шепчет что-то Клэгу на ухо, Клэг немного поражен…

Клэг: Что ты говоришь?

Муни: Что слышал.

…и идет дальше к своему столу, оставив Клэга озадаченным, в то время как на лестнице за баром появляется Ширли, пятнадцатилетняя дочь Гэри и Элис.

Гэри: Какого дьявола?

Ширли: Дьявола? Какого? Какого, Пап?

Фрай: Как дела, Ширли?

Ширли: Ништяк, инспектор Фрай. Парни!

Гэри: Может начнешь помогать разливать пиво или так и будешь стоять тут как бочка?

Ширли: А, да.

Она начинает помогать за баром.

Стоять тут как кто?

Гэри: Как дочка.

Ширли: А… Мне показалось ты сказал бочка.

Клэг: Ну что, ж, мне пора, Мистер Уэйд.

Гэри: Давай, парень. Только не говори своей маме, что ты был в баре.

Смех.

Чарли: Не говори маме!

Артур: Он сказал не говори маме, а мне кажется этот парень не настолько молод, что живет с мамой. Думаю, он живет отдельно.

Клэг: Не скажу. Возьму интервью у Альберта Пьеррпойнта, думаю, он согласится –

В пабе резко наступает тишина и Гэри пристально смотрит на Клэга. Муни закрывает газету.

- прокомментировать отмену смертной казни. (Пауза) Он, как известно… Палач Номер Один во все эти годы. (Пауза) И в те.

Гэри: Да?

Клэг: Да. У него кстати отличный паб. Как уж он называется?

Муни: «Помоги Несчатному». Очень хороший паб, в самом деле.

Гэри: «Помоги несчастному» находится в заднице. Ты проезжал паб Пьеррпойнта по дороге сюда. Почему же ты не зашел в него?

Клэг: Почему?

Гэри: Да! Почему?!

Клэг: Ну… Это же очевидно, разве нет?

Гэри (холодно): Если бы это было очевидно, парень, я бы тебя не спрашивал, разве нет?

Ширли: Пап…

Муни: У него было четкое место назначения. Почему бы тебе не пойти и не взять интервью у Пьеррпойнта? Это по пути.

Клэг (остановившись): Я просто… Я хотел взять интервью у настоящего палача, вот и все. У палача, который до этих самых дней гордо носит этот титул. У палача, чье мнение по-настоящему важно. Не у какого-то вонючего палачишки, который уже десять лет как покинул пост. (Пауза) Понимаете?

Муни улыбается и возвращается к газете, а Гэри берет свежую кружку пива.

Гэри: Это твоя кружка, парень.

Чарли: Нет, это моя…

Клэг: Я, пожалуй, пойду, Гэри…

Чарли: Это моя…

Гэри: Останься, допей свое пиво, парень, тут целая кружка.

Элис: За счет заведения.

Гэри: Нет, не за счет заведения, но зато полная кружка, так что давай, выпей ее. Так. Теперь, я не думаю, что нам стоит говорить здесь, но мы сделаем это наверху, подальше от этих надоедливых проклятых ушастых сорок.

Стоны любопытства со всех сторон.

Билл: О, Гэри!

Гэри: И я буду говорить с тобой без всякой записи, потому как я вроде бы предупреждал тебя, что предпочитаю иметь своего личного адвоката. А теперь пошли…

Клэг: Но нет смысла разговаривать, Гэри, если ничего не записывать.

Гэри: Не испытывай…

Клэг: Пьеррпойнт был бы не против записи…

Гэри: Не испытывай свою сраную удачу, ладно? Не испытывай удачу. (Муни) А ты чего лыбу тянешь?

Клэг: Ничего, просто в газете очень смешное фото черномазого парня.

Гэри (пауза): Наверх, если хочешь поговорить.

Он поднимается наверх, Клэг идет следом, убрав блокнот и ручку.

Элис: Но там свинарник, Гэри…

Гэри: Ну так и чья это гребаная вина?!

Они ушли. Дружки немного раздражены.

Чарли: Ох…

Артур: Гэри ушел?

Элис: А что не видно?

Артур: А когда он придет?

Элис: Откуда я знаю? Просто цирк какой-то… Это пивная, а не гребаный цирк!

Артур (Пауза): Он там будет недолго?

Элис вздыхает и направляется к дверям паба, доставая на ходу сигарету.

Ширли: Мам, ты куда?

Элис: Курить.

Ширли: Я не могу остаться за старшую!

Элис: Можешь. Тебе будет полезно. Сделай все как надо.

Она ушла. Ширли робко собирает кружки, стараясь быть незаметной.

Артур: Я собирался взять еще пива, но палач ушел, так что я пойду. Никогда не любил здешнее пиво, но зато у них был палач.

Фрай: Это дочка палача, Артур. Ширли.

Артур: Я знаю. Я знал это и так. А где находится другой паб с палачом?

Чарли: В заднице.

Артур: В заднице? До задницы далеко… Ну, я не знаю, что выбрать: ждать, когда вернется палач или пойти? Я только из-за палача в этой дыре торчу.

Фрай: Выпей еще пива, Артур! Господи!

Артур: Я выпью!

Муни допивает свое пиво и подходит к бару.

Муни: Можно повторить, Мисс.

Ширли: О, а какое у Вас было? Я пришла недавно.

Муни: Не знаю. В принципе, не имеет значения, они же все одинаковые, разве нет?

Фрай: Нет.

Муни: Они все одинаково северные, разве нет?

Ширли: Я не пью, поэтому не могу сказать.

Муни: Ты умница, Ширли, разве нет? Почему бы тебе не устроить такую маленькую лотерею, а я выпью, что ты выберешь?

Ширли: Правда? Можно? Типа маленькой лотереи? Хорошо…

Она начинает беззвучно считать, как дети выбирают, кто будет водить.

Это будет не это пиво.

Она продолжает считалку, исключив первый кран.

Муни: Надеюсь, оно будет вполне себе ничего.

Фрай: Где я мог тебя видеть?

Муни: Меня? Откуда я знаю?

Ширли (считая): И не это тоже.

Она продолжает счет, исключив два крана.

И не это! Это будет Гиннесс!

Она наливает кружку Гиннесс.

Муни: Я не люблю Гинесс. Давай какое-нибудь другое.

Ширли: О…

Муни: Я думал, ты поняла. Я хотел мягкого пива.

Она улыбается и наливает мягкого.

Оно такое…необычное, разве нет? Гиннесс?

Ширли: Да, оно такое Ирландское, разве нет?

Муни: Да, разве нет? Я бы сказал, что трудно не обратить на тебя внимание.

Фрай: Ты больше похож на любителя детского шампанского, с моей точки зрения.

Муни: Я похож больше на любителя чего?

Фрай: Детского шампанского. Человека, который пьет детское шампанское.

Ширли: Спокойно, инспектор.

Муни: Я не знаю, что такое детское шампанское.

Ширли: Это такое шипучее вино, на нем еще северный олень нарисован. Или обычный олень. Я уже не помню.

Муни: Никогда о таком не слышал. Я не из этих мест, как видите.

Фрай: Детское шампанское тоже не из этих мест. Это южный напиток.

Муни: Правда?

Фрай: Правда, ага.

Муни: Вы похоже много знаете о детском шампанском.

Фрай: Я нет. А вот ты много о нем знаешь.

Муни: Мы вроде бы остановились на другом.

Фрай: Тебе нужно взять еще орешков к твоему мягкому пиву, или у тебя достаточно орешков?

Муни: Я заранее взял лишнюю пачку.

Фрай: Да ты что?

Муни: Да. Я сделал запас орешков, на всякий пожарный.

Ширли: На всякий пожарный?

Муни: Да. На случай, если застряну в лифте с гориллой.

Ширли смеется.

Или с полицейским.

Фрай: Так…

Ширли: И часто это с вами случается?

Муни: Только в Уэльсе.

Ширли: Тогда вам нужно перестать ездить в Уэльс.

Муни: Я знаю, но меня гонят назад. Всякие гориллы гонят.

Фрай: Тебе стоит быть аккуратнее парень. Мы не очень-то дружелюбны тут к Северным.

Ширли: Я дружелюбна!

Муни: Она дружелюбна.

Фрай: Она занята, ясно тебе?

Муни: Она освободится, если захочет.

Ширли: Все это вздор!

Муни (резко): О, правда?. А твоя подруга Филис занята?

Ширли: Филис? Вы знаете Филис?

Муни: Филис? Нет. Филис Кейн? Нет.

Ширли: Знаете. Вы знаете ее имя.

Фрай: Отлично, парень. Очень хорошо.

Муни: Понравилось? Понравилось, как я исполнил этот трюк, Офицер?

Фрай: А теперь оставим это, правильно?

Муни: Конечно, оставим. Больше никой болтовни о детском шампанском. Я кстати очень хорошо знаю, что такое детское шампанское. Я знаю все его вкусовые оттенки.

Муни залпом осушает кружку.

Ширли, ты не знаешь, кто-нибудь сдает комнаты в этом районе?

Ширли: Моя мама сдавала комнаты какое-то время, но уже не сдает.

Муни: Почему, что случилось?

Ширли: Ничего не случилось, просто перестала. Может быть, люди были слишком любопытны.

Фрай: Из-за этого.

Муни: Любопытны по поводу?

Ширли: Ну, моего отца.

Муни: А что с твоим отцом?

Ширли смотрит на Фрая, прося помощи.

Ширли: Ну, ничего.

Муни: Он знаменит?

Ширли: Нет, не знаменит, нет.

Чарли: Знаменит.

Артур: Он знаменитый палач.

Муни: Так, мне повезло, я и не ожидал такого. Никогда не испытывал такого возбуждения. Я пойду поговорю с твоей мамой, хорошо? Она же вроде пошла покурить, так?

Ширли: Ага, она пошла покурить.

Муни: Да, я так и сказал.

Он идет, на ходу подбирая газету и плащ.

Ширли: Так вы… Знаете Филис?

Муни(загадочно): Знаю ли я Филис?

Он выходит.

Ширли: Так он знает или нет?

Артур: Кто это был Ширли? Развозит детское шампанское?

Ширли: Нет, просто парень. Просто парень!

Ширли берет бутылку детского шампанского с бара и смотрит на нее.

Это Северный олень. И он чертовски милый! (Убирает обратно) Я не могу работать, не узнав, знаком он с Филис Кейн или не знаком.

Фрай: Филис сегодня забрали, Ширли. В одно место. А он возможно это подслушал.

Ширли: Филис забрали?

Фрай: Ага.

Ширли: Из-за чего?

Фрай: Я не знаю, милая.

Чарли: Ты знаешь.

Ширли (пауза): В какое место?

Фрай: Не знаю.

Чарли: Ты же говорил, что в психушку.

Фрай: Я такого не говорил. Ее мать это сказала.

Ширли: Мама сказала? Почему она не сказал мне?

Билл: Потому что твой отец сказал, что ты развесишь сопли, если тебе скажут.

Фрай: Господи…

Ширли: Мой отец так сказал?

Чарли: Ага.

Артур: Что ага? Я все прослушал.

Чарли: Отец Ширли сказал, что Ширли нытик и что она опять развесит сопли из-за того, что Филис Кейн положили в дурку, поэтому нельзя ей об этом говорить.

Артур: О, девчонка бормочет.

Ширли (тихо): Это отца Филис Кейн надо было отправить в психушку. А не Филис.

Элис входит, подбирая несколько кружек на ходу, и встает за бар.

Элис: Есть новости, милая! Мы возможно возьмем квартиранта, если у него будут хорошие справки и если твой папа не станет снова материться на гостей.

Ширли (капризно): О, какая радость.

Элис: А ты чего опять ноешь? Ты была в порядке пять минут назад.

Ширли: Я не ною!

Клэг поспешно возвращается сверху и довольный убирает свой блокнот.

Клэг: Я был счастлив встретить человека, который держит своего личного адвоката, а точнее парня, который никогда не перестает болтать.

Фрай: Получил свое интервью, да?

Клэг (опрокидывая кружку пива): Жди меня на обложке, приятель. Я буду смотреть на тебя.

Артур: До встречи, школьник!

Клэг уходит.

Кто это был?

Чарли: Парень из газеты.

Артур: Все и так знают!

Гэри возвращается, гордый собой.

Фрай: А тебя долго не было, Гэри.

Артур: Мы уже собирались домой.

Гэри: Мне просто нужно было хорошенько обсудить с парнем несколько важных деталей. Но в особенности его интересовала одна вещь. Тот знаменательный день.

Элис: Ну я надеюсь, что ты не потерял контроль над собой, это ведь…

Гэри: Закрой свою проклятую хлебопечку, женщина, и налей уже пива этим парням, ради Христа. Это был знаменательный день! Потерял контроль над собой… (Ширли) А ты чего опять ноешь? Ты была в порядке пять минут назад.

Ширли уносится наверх со слезами на глазах.

Проклятые малолетки!

Всем снова налито пиво, включая Гэри, Элис пьет джин.

Джентльмены, тост! За Конец… Смертной Казни.

Билл: Ну нет, я не буду за это пить!

Гэри: Ты мать твою будешь за это пить, Билл, если ты хочешь еще остаться в этом баре!

Билл обиженно поднимает кружку.

Все: Конец Смертной Казни.

Все пьют.

Гэри: Вот и остался Палач без топора!

Все смеются, но после паузы, Гэрри реально задает себе вопрос, где он теперь будет работать.

Затемнение.

Сцена третья.

Зажигается свет. Гэри и Клэг на авансцене, лицом к лицу. Большая газетная фотография Гэри в котелке и галстуке-бабочке на холсте позади них. Интервью.

Клэг: Итак, ваш друг Билл сказал, что «Казнить их мало», Гэри…

Гэри: Билл завсегдатай моего бара, а не друг, к тому же тупой завсегдатай. Казнить их не мало, казнить их – правильно. Есть несколько парней, плохих парней, и если суд решит, что им нужно уйти, значит им нужно уйти, но если им придется уйти, то они должны уйти самым быстрым, самым достойным и самым мучительным путем, которым только возможно. Это, в моем понимании, и в понимании любого нормального человека, повешение.

Клэг: Но откуда ты знаешь, Гэри? Ты же никогда не видел других методов экзекуции, электрический стул, расстрел…

Гэри: Конечно, мать твою, не видел! Я из Ланкастера, а не из Арканзаса! «Электрический мать твою стул». Знаешь, что если что-то идет не так, они начинают шипеть как проклятый стейк! Нет уж, спасибо! Я обойдусь без вашей любимой картошки фри, долбанные янки!

Клэг: Готов поспорить, вам нравится Гильоттина.

Гэри: Гильоттина быстрая, но грязная и французская. Кто захочет ей воспользоваться в нашем Дареме? Никто. И кто захочет убирать грязь после? Головы повсюду катаются. Я бы не стал убирать головы. Охранники? Они и так достаточно всего делают, бедолаги.

Клэг: А как много людей вы казнили, Гэри? Дайте приблизительную цифру.

Гэри: Я горжусь тем, что никогда не удостоил этот вопрос ответом, Дерек. И я не собираюсь нарушать традицию.

Клэг: Больше сотни?

Гэри: Намного больше.

Клэг: Больше тысячи?

Гэри: Не пори херню, это же не Китай!

Клэг: Больше, чем Пьеррпойнт?

Гэри: Смотри, ты опять начинаешь наглеть, твою мать. Все знают, что Альберт Пьеррпойнт казнил дохера, но он казнил дохера немцев во время и после войны, так что некоторые его казни не считаются. Альберт казнил от пятнадцати до двадцати этих ублюдков в день, и я был готов протянуть руку помощи. Я хотел, но Пьеррпойнт занял всю сцену, он не пускал даже краем глаза взглянуть, а я был бы рад казнить немного немцев, я бы с удовальствием… Я никогда не любил их до войны и еще меньше во время. Один только акцент чего стоит…

Клэг: А почему вас не попросили, Гэри?

Гэри: Меня попросили один раз, под Нюрембургом, но я тогда был частично занят, и потом это совпало с Гранд Нэшнл Уик, скачки, понимаете… Мне пришлось уйти, я их отшил, сказав, что жена начала ныть, а она правда начала ныть, она всегда ноет, но они ни разу меня не позвали после этого, потому что им так нравится: ничего не говорят, но держат на тебя зуб. Я сожалею, что не согласился. Я бы хотел посмотреть Германию. Все что собственно хочу сказать…все эти нацисты, которых Пьеррпойнт…все эти ублюдки, которые прятались по лагерям и дзотам… Я протянул ему руку помощи, я хотел помочь. Это хорошее избавление для большинства из этих свиней. Все, что я хочу сказать… Они не считаются. Потому что казнить немцев кучами, это не очень-то сложная работенка, ведь так? Они делают, что им скажут, они следуют указаниям, не так ли? «Встаньте вон туда, под эту петлю». «Хорошо, сержант Пьеррпойнт, что еще я могу сделать для вас?» «Ничего, парнишка, ты готов.» Вжик! Так что если бы вычесть всех Альбертовских нацистов от обычных осужденных, я не говорю, что я бы выиграл, но мы определенно шли бы бок о бок. Простите за вспыльчивость.

Клэг: Это было бы великолепно для статьи, если бы вы назвали мне число, Гэри. Так сколько же вы казнили всего-всего?

Гэри: Нет, парень, без комментариев.

Клэг: Меньше двух сотен?

Гэри: Больше.

Клэг: Меньше трех сотен?

Гэри: Ты почти угадал первый раз, около двух сотен, но больше ничего не скажу, больше двух сотен. (Пауза) Две стони и тридцать три. Включая одного немца.

Клэг: Прекрасно. Хотя говорят, Пьеррпойнт насчитывает около шести сотен.

Гэри: Кто говорит? Его жена? Хуйня. И у него волосы пахнут.

Клэг: У кого волосы пахнут?

Гэри: У Пьеррпойнта волосы пахнут. В газетах об этом не писали, не так ли?

Клэг: Чем они пахнут?

Гэри: Они пахнут смерть как, воняют просроченным бриолином.

Клэг (записывает): «Просроченный бриолин…» И напоследок, Гэри. Ошибки правосудия. Произошедшие за последние десять лет…

Гэри: О, ну давай, назови их…

Клэг: Те из них, которые поколебали общественное мнение в отношении повешения…

Гэри: Это ты говоришь.

Клэг: Чьими руками чаще всего эти ошибки были исполнены: вашими или Пьеррпойнта?

Гэри: О. (Пауза). Пьеррпойнта. Определенно. Я думаю.

Клэг: Дерек Бентли?

Гэри: Умственно отсталый? Пьеррпойнт.

Клэг: Тимоти Эванс?

Гэри: Христианский парень? Этого казнил Пьеррпойнт, хотя я помогал, так что по очкам это 2-1.

Клэг: Рут Эллис?

Гэри: Пьеррпойнт. 3-1. Пьеррпойнт никогда даже не вешал женщину. А я вешал. Я к тому, что ты должен это сделать, потому что это твоя работа, но это оставляет тошнотный вкус у тебя во рту на много недель вперед.

Клэг: Джеймс Хенесси?

Гэри: Хенесси не был ошибкой правосудия. Я все прочитал потом про Хенесси. Он был классическим женоненавистником и психопатом, и я обычно не люблю что-либо говорить о тех, кого я повесил, но в этом случае, плевать на него, вонючий мусор, заслуженная кара.

Клэг: Говорят, он умер, отрицая свою виновность.

Гэри: Он просто был напуган, парень. Они все просто ужасно боятся. Кто-то показывает это, кто-то нет. Я отчетливо помню, что Хенесси был очень анти-северным, а мне это ужасно не нравится. Это предрассудок.

Клэг: Но ведь есть же новая жертва в Норфолке, женщина, на которую напали в прошлом году, полиция, говорят, обнаружила множество совпадений со случаем Хенесси…

Гэри: Женщин постоянно насилуют, парень. Это просто мужская природа, не так ли? А в Норфолке особенно, там больше нечего делать. Поверь, тебе быстро наскучит миниатюрный гольф!

Клэг: То есть, вы хотите сказать, что смертная казнь никогда не работала как средство устрашения, да, Гэри?

Гэри: Аха! Здорово, маленький ублюдок. Я тебе так отвечу, дорогой, Хенесси никого не убивал после того, как я повесил его. В этом можешь быть уверен.

Гэри: Может быть он и до того, как вы его повесили, никого не убивал?

Гэри: Может быть, мы этого никогда не узнаем. Boo hoo. Может еще пивка, дружище?

Затемнение.

Сцена четыре.

Пивная, утро следующего дня. Элис, в халате, отпирает и распахивает входную дверь, подбирает молоко и местную газету, закрывает дверь снова и обнаруживает в газете интервью Гэри.

Элис: О, Гэри…

Она наливает себе джина и продолжает читать.

Я не ныла под Нюрембургом. Я ною все время! Ты просто хотел нажраться на Гранд Нэшнл Уик со своими приятелями. (Читает. Фыркает.) Они теперь наши друзья, немцы. (Читает.) «Лоустофт». Да ты же не знаешь даже, где находится Лоустофт. Ты вообще ни о чем ничего не знаешь. (Читает.) И с волосами Альберта Пьеррпойнта все в полном порядке. У него милые волосы. (Тихо.) В отличие от твоих. (Пьет немного джина.) Он облажался. Или облажается.

Она сворачивает газету, входит Ширли.

Доброе утро, моя Ширли. (Пауза.) Я сказала «Доброе утро, моя Ширли»!

Ширли: Доброе. В дурдоме есть приемные часы?

Элис: Для начала ты можешь выбросить всю эту чепуху из своей головы. Я уверена, что мы вчера наслушались пустых сплетен о Филис Кейн. Я не пущу тебя одну в Бернли, ты не останешься одна в дурдоме.

Ширли: Значит, она там остается. В компании психов.

Элис: Прямо как я каждый вечер. Твой отец облажался в газете. Надеюсь, это не скажется на бизнесе и на количестве деревенщины в нашем пабе. Хотя скорее всего, это еще и поможет. Они с радостью заплатили бы, чтобы на что-нибудь поглазеть. Даже на смертельную аварию. (Пауза.) Две сотни и тридцать три. (Пауза.) Я бы не дала тебе читать эту статью, если бы не знала, что ты так или иначе стащишь газету.

Ширли: Я не хочу это читать. Мне пофиг.

Элис: Тебе не было бы пофиг, если бы это был Элвис Пресли.

Ширли: Лучше бы это был Элвис. Элвис Пресли не вешал народ. Элвис Пресли не говорил про людей за их спинами, что они капризничают и ноют.

Элис: К нам это не относится. И он не говорил такого за твоей спиной. Ты стояла прямо перед ним. (Тихо.) И ныла.

Ширли: Я не ныла. Я никогда не ною. Ты постоянно говоришь, что я ною. Я просто стесняюсь.

Элис: Хорошо, а как стеснение поможет тебе в жизни?

Ширли: Хорошо, оно не поможет мне в жизни, я сама себе помогу.

Элис: Но стеснение… Это почти то же самое, что нытье.

Ширли: Это не то же самое, что нытье. Я улыбаюсь. Нытики не улыбаются.

Элис: Тогда это почти то же самое, что зануда.

Ширли: Не то же самое. Я не зануда. Это зависит от того, кто передо мной.

Элис: Хорошо, но все люди в нашей округе, которые перед тобой…

Ширли: Думают, что я зануда.

Элис: Нет, думают, что ты нытик.

Ширли: Да, а может я тоже про них думаю, что они зануды.

Элис: Да? … А может быть ты и права.

Ширли: Может быть, я думаю, что вы с папой вообще самые большие зануды.

Элис: Не будь дурой. Мы не зануды. Я занимаюсь пивной, а он главный палач. Это не очень-то занудно, это интересно. Вот кухня на колесах для малоимущих, вот это занудно.

Ширли: Это вчера он был главный палачом. Сегодня он никто.

Элис: Он будет главным палачом еще много лет, попомни мои слова. В своей собственной голове, по крайней мере.

Она разглядывает Ширли какое-то время.

Послушай, любовь моя. Мне кажется, ты начала засматриваться на мальчиков…

Ширли: Я не начала! С чего ты взяла?!

Элис: Все эти музыкальные журналы, над которыми ты ноешь… в которые таращишься…

Ширли: Я не ною, мам!

Элис: Мальчикам не нравится ноющие девочки или стеснительные девочки. А если и нравятся, то это должны быть сногсшибательно красивые ноющие девочки, тогда они готовы будут сделать ставку на тебя.

Ширли: Но внутри я красивая, мам!

Элис: Да нет же, любимая! Ты капризная внутри и нытик снаружи. Мальчикам вряд ли понравится такое сочетание. Подумай над этим.

Ширли: Подумать на чем? Над фронтальной лоботомией?

Элис: Тебе это не поможет. Ты слишком упрямая. Нет, может быть есть какие-нибудь курсы продленки, которые ты можешь посещать, чтобы поработать над собой. Стрельба из лука или бадминтон. Что-нибудь, что заставит тебя двигаться. Я думаю, внутри ты красивая, любовь моя, ты ведь моя маленькая девочка, да? Я думаю, ты и снаружи красивая. Только иначе.

Раздается мелодичный звонок в дверь паба.

Какого дьявола, кого там черт принес, когда мы тут разговариваем по душам? И я еще в этом цветастом халате. Иди открой, Ширли.

Ширли: Нет, я не могу открыть. Я стесняюсь. Я не открываю двери никогда.

Элис: Когда тебе надо, ты их открываешь.

Ширли: Это в уставе для нытиков. Не открывать двери. Я расплачусь прямо под ней.

Снова звонок. Элис идет и открывает дверь, запахивая халат.

Элис: О, здравствуйте, Мистер Муни. Что вы делаете здесь в такой час?

Муни: Ну, я пришел со справками и еще для важного разговора.

Элис: О, но сейчас девять утра, милый мой.

Муни: Я знаю. И это показывает, как я заинтересован, не так ли? (Ширли) Привет. Давно не виделись.

Ширли: Привет.

Элис: Я думала, мы говорили про вечер.

Муни: Нет, нет. (Пауза.) Про вечер ничего не говорили. Нет, нет. Поэтому я сейчас здесь.

Элис: Я лучше схожу что-нибудь накину. Нельзя вести разговор в халате, правда?

Муни: Ну, это ваше дело.

Элис: Я… не могу. (Ширли) Ты не сделаешь мистеру Муни чашку чая, если он хочет, пока я поднимусь наверх. Это ваши справки, да?

Муни: Да. Они все превосходно упорядочены, посмотрите. Поля. И вы получили их день в день.

Элис: Хорошо, я их сейчас принесу, пробегусь взглядом.

Муни: Вы их принесете?

Элис: Да.

Муни: Вы их возьмете с собой наверх?

Элис: Да, если можно?

Муни (резко): Можно.

Он дает ей документы и она уходит наверх. Ширли ставит чайник, стеснительно улыбаясь. Муни садится за тот же стол, что и вчера.

Это стол, за которым я сидел вчера.

Ширли: Да. Это теперь ваш любимый стол, получается?

Муни пересаживается за другой стол.

Муни: Был таким. Я переменил его. Многие вещи требуют непостоянства. (Пауза.) Держи людей на носочках, знаете такое?

Ширли: Ага.

Она наливает чай.

Молока и сахара, мистер Муни?

Муни: Питер.

Ширли: Молока и сахара, Питер?

Муни: Нет, я не пью чай.

Ширли: Оу.

Муни: Нет, твоя мама сказала, что я пью, а я не пью.

Ширли: Оу…

Муни: Можешь сама выпить, если хочешь, я не пью чай.

Ширли: Ну… я выпью! И два сахара. Хотя я не должна!

Тишина некоторое время. Смущенный смешок от Ширли. Опять тишина. Она пьет чуть-чуть чая.

Муни: Ты очень стеснительная.

Ширли прыскает чаем.

Ширли: Что?!

Муни: Ага. Я еще вчера это заметил.

Ширли: Ну… я не такая стеснительная, как некоторые.

Муни: Я тебя не слышу.

Ширли (громче): Я не такая стеснительная, как некоторые.

Муни: Серьезно? Как кто?

Ширли: А?

Муни: Ты не такая стеснительная как кто?

Ширли: Ну… Не знаю. Да кто угодно.

Муни: Футболисты?

Ширли: Ну нет, футболисты менее стеснительные, чем я.

Муни (Пауза): Монашки?

Ширли: Монашки? (пауза) Я бы сказала, что некоторые монашки поскромнее, чем я. Это зависит от монашки!

Муни: Да. Начинающие монашки, которые еще не знают всех правил…

Ширли: Да, я говорю, что я не такая стеснительная, как все монашки. Не как половина монашек!

Муни (пауза): Паралитики?

Ширли: Полагаю, это зависит от того, были ли они стеснительным до того, как произошел несчастный случай.

Муни: Да, хорошо подмечено. Или если они такими родились и не было никакого происшествия. (Пауза) Некоторые из паралитиков могут быть просто сварливыми свиньями. (Пауза) Хотя это с любым может случится. (Пауза) Я не знаю, что бы я делал, если бы страдал параличом нижних конечностей. (Пауза) Полагаю, ничего.

Ширли (пауза): Кстати, если бы это был немой паралитик, я бы точно была менее стеснительная, чем он. Или она, если бы это была девочка-паралитик.

Муни: А ты забавна.

Ширли: Я? Нет.

Муни: Да. Я это еще вчера заметил.

Ширли: Правда?

Муни: Я полагаю, все эти люди вокруг…они просто не замечают твоего чувства юмора.

Ширли: Не знаю! Может быть.

Муни: Никаких может быть. Очень трудно произвести впечатление остроумного человека, когда ты окружен тупыми кретинами. Я всегда обращаю внимание на такое. Это говорит о том, что я ценю хорошее чувство юмора. Хотя сам не произвожу впечатление остроумного человека…

Ширли: Я думаю, вы…

Муни: Тихо. Вообще, когда я пытаюсь быть остроумным, я произвожу впечатление грубияна. Но это нелепо, потому что я милый. Но нет, чем больше я стараюсь… Грубиян. А потом и клеймо навсегда.

Ширли: Я думаю, вы производите впечатление остроумного человека.

Муни: Правда? Не грубиян? А то, что я тебе сейчас вот сказал «тихо»?

Ширли: Нет, я думаю, вы остроумный, но…по-другому.

Муни: Остроумный по-другому. Как Граучо Маркс.

Ширли: Я не знаю, кто это.

Муни: Он был евреем, но по нему и не скажешь.

Ширли: С усами?

Муни: Да.

Ширли: Отлично, я знаю, о ком вы.

Муни (пауза): А сколько тебе лет?

Ширли: Пятнадцать.

Муни (пауза): Прекрасные годы.

Ширли: Ни фига.

Муни: Нет?

Ширли: Все говорят, что тебе делать, и тебе ничего нельзя.

Муни: О, не позволяй никому говорить тебе, что тебе делать.

Ширли (ноет): Я знаю, но это трудно, потому что они все большие.

Она начинает хныкать, Муни поднимается и начинает ее поглаживать, она не против. Ничего такого в этом нет, по факту, он очень холоден. Он отходит назад на свое место.

Я надеюсь, мама даст вам комнату. Это все, что я могу сказать. (Накрывает скатерть) Еще и кровь из носа пошла, черт его дери… И соплей полно из-за того, что плакала.

Муни: Ну, э, мне не нужно этого знать.

Ширли: А вы знаете, чего я никак не могу понять со вчерашнего дня?

Муни: Нет, чего ты не можешь понять со вчерашнего дня?

Ширли: Вы знаете Филис Кейн?

Муни: Филис Кейн? Нет, вроде бы не знаю.

Ширли: Конечно не знаете, если бы она знала вас, она бы мне рассказала.

Муни: Нет. Мне кажется, здесь все против тебя, и тебе, наверное, так одиноко.

Ширли: Да, они все против меня. Ублюдки.

Муни (пауза): Бедная Филис.

Ширли: Да. Я сижу тут плачу над тем, что все не так, а она сидит там, в сумасшедшем доме за то, что читала вслух номера машин. Это несправедливо.

Муни: Почему бы тебе не навестить ее? Поднимите друг другу настроение.

Ширли: Я хотела съездить к ней, но я не знаю, как там у них это работает…часы посещений. И это далековато.

Муни: Я тебя подброшу.

Ширли: Правда? Можете подбросить?

Муни: Если хочешь. Мне не сложно.

Ширли (пауза): А что если там закрыто?

Муни: Ну закрыто – значит закрыто. Мы ничего не сделаем, если там закрыто. Можем поваляться на пляже, а потом попробовать еще раз. Это зависит от погоды. На улице солнечно?

Ширли: Не знаю.

Муни: Одевайся.

Ширли (пауза): А какая у вас машина?

Муни: Моррис Минор. Он трехдверный, и он вмиг нас домчит. Я обработал его черепашьим воском на прошлой неделе. Почувствовал, что так будет круче. А где находится сумасшедший дом, в Бернли?

Ширли: В Бернли, ага, не так уж и далеко. Далековато на автобусе, но не на машине.

Муни: В Бернли есть пляж?

Ширли: Не знаю. Формби?

Муни: У тебя есть купальник?

Ширли: А?

Муни: У тебя есть купальник?

Ширли (пауза): Может быть.

Муни: Какого он цвета?

Ширли: Желтого. В горошек.

Муни: Да, он будет отлично сочетаться с цветом твоих волос.

Ширли: Будет?

Муни: Да. Скажи, песок попадает тебе в купальник, когда ты сидишь на пляже в Формби, или в Уолтоне-на-Наце, или где бы то ни было?

Ширли: Песок?

Муни: Да.

Ширли (пауза): Я обычно беру шезлонг.

Муни: Что? Шезлонг?

Ширли: Ага! Только дешевый!

Муни: Да, понятно. (Пауза) Ну а когда ты не берешь шезлонг, когда ты сидишь на песке, песок попадает тебе в купальник? В тех местах.

Ширли: Ну, я никогда не бывала в Уолтоне-на-Наце. Да и вообще в Норфолке. Это ведь в Норфолке?

Муни: Может быть.

Ширли: Ага, никогда не была.

Муни: Не может быть. Ты как Фенси О’Рейли?

Ширли: Ага, просто мама и папа решают куда тебе ехать, а не ты, когда тебе пятнадцать.

Муни: Нет. Я сам решаю, куда мне ехать.

Ширли: Но тебе не пятнадцать, Питер.

Муни: Как это мне не пятнадцать? Ах, нет, конечно, нет, мне не пятнадцать. Я просто хотел тебя запутать. (Пауза) Я бывал в Уолтоне-на-Наце. Я был там очень много раз. (Пауза) Кстати, никогда не понимал, что такое Наца, но я был в Уолтоне на ней.

Ширли: (пауза) Я думаю, это типа кривой мыс. Хотя я не уверена.

Муни: О, я даже не знаю, что такое мыс. Я, наверное, невежа.

Ширли: Нет, вот если бы вы не знали, что такое кривой, вот тогда бы вы точно были невежей.

Муни: (пауза) Вот то самое чувство юмора, о котором я недавно упомянул. (Пауза) Кривой – это когда что-то изгибается вот так…

Он чертит в воздухе пальцем. Она кивает. Неудобная пауза.

Твоя мама тратит много времени на то, чтоб одеться, да?

Ширли: Ага.

Муни: В самом деле?

Ширли: Что?

Муни: Ей нужно много времени, чтобы одеться.

Ширли: Не знаю. Я предполагаю.

Муни: (пауза) Хорошо, если ты все еще хочешь увидеть Филис, или пляж, или что-нибудь еще, почему бы на не встретиться под часами на вокзале в 11, после того, как я закончу говорить с твоей мамой?

Ширли: Я не знаю, мистер Муни. Не знаю.

Муни: (пауза) Филис, наверное, скучает по тебе. Все эти психи кричат и орут во всю глотку вокруг нее.

Ширли: Я все-таки не знаю.

Муни: Нет?

Ширли: Я стесняюсь таких вещей.

Муни: А.

Ширли: Я никогда раньше не выезжала куда-то с мальчиком.

Муни: Ну, это не такой выезд, как ты думаешь. Я просто довезу тебя до психбольницы. Это тебе не чашка чая в отеле Ритц. Хотя я, наверное, немного отпугнул тебя своими расспросами о песке и твоем купальнике. Да, я это вижу. Теперь я понимаю, как странно это звучало. Я просто интересуюсь песком. (Пауза) Во любом случае, я буду там. На вокзале под часами в одиннадцать.

Ширли: (пауза) Хорошо. Мне нужно подумать.

Муни: Иногда я просто становлюсь нервным, потому что стесняюсь.

Ширли: Правда?

Муни кивает.

Во сколько на вокзале, вы сказали?

Муни: 11.

Она улыбается, кивает и идет наверх. Он сидит и смотрит в никуда.

«Стесняюсь». Еб твою мать.

Через мгновение Элис спускается вниз, красиво одетая.

Элис: Меня не было год, да? О, а Ширли что не с вами?

Муни: Она была со мной, но потом ушла.

Элис: Конечно, ушла. Ну что ж, я смотрю, вы ничего не взяли себе в баре, думаю сейчас самое время это сделать! Я не могла дозвониться по тем номерам телефонов, которые вы мне дали, вот почему я так долго, там были только гудки, гудки, но я обязательно попробую еще раз, попозже.

Муни: Вы им уже звонили?

Элис: Я да, но как я уже сказала, там были только гудки, гудки.

Муни: Вы поторопились.

Элис: Как будто они еще не добрались до офиса.

Муни: Это очень хитро. Это очень трусливо, обзванивать мои справки за моей спиной, пока я сижу тут и жду, как салага.

Элис: Но я имею право обзванивать ваши справки, мистер Муни. Справки для этого и нужны.

Муни: Да, я понимаю это. Но все же это было трусливо, не так ли?

Элис: Признаюсь, я немного озадачена.

Муни: Вы озадачены?

Элис: Да.

Муни: Ага, ну и будьте озадачены!

Элис: Ну я и озадачена!

Муни: Ага, нет, я не хочу никакую комнату. Я не хочу даже смотреть на нее. Даже если вы извинитесь. Обзванивать мои справки?! Ваш муж убил две сотни гребаных человек! Где же его долбанные справки?!

Он выходит, хлопнув дверью. Элис садится на месте ошеломленная. Гэри спускается с верху наполовину одетый.

Гэри: Что, мать вою за ногу, это было?!

Элис: Я не знаю! Я в шоке, Гэри! Я просто в шоке. Это был парнишка-квартирант. Он сидел тут нормальный, а потом его просто перемкнуло.

Гэри: Квартирант? Да они просто животные, Элис. Я же тебе говорил. О, а это что, газета?

Он открывает газету на странице с самим собой, смотри тна большую фотографию, где он в котелке и бабочке.

Элис: Почему я не должна была прозванивать его справки? Это то, что нужно делать со справками. Прозванивать их.

Гэри: (отвлеченный) Ага.

Элис: Может быть, они как-нибудь по-другому с ними поступают там, на Юге. (Пауза) Я только хотела подтвердить, что такой же милый, каким кажется. (Пауза) Не думаю, что я хочу видеть его рядом с Ширли, человека, который может так быстро поменяться. (Пауза) Я озадачена, честно я…

Гэри: Вряд ли важно, чего там написано в интервью, когда фотография такая красивая. Очень длинная статья, не охота ее читать. Ну что, Альберт, мать твою, Пьеррпойнт? Съешь-ка вот это, ублюдок!

Затемнение.

Сцена пятая.

Пивная. Вечер того же дня. Гэрри моет посуду в то время, как Билл, Чарли, Артур и инспектор Фрай болтают у барной стойки.

Билл: Я имею в виду, что, с моей непредвзятой точки зрения, это было самое великолепное интервью, которое я когда-либо читал в этой газете.

Чарли: В любой газете!

Билл: В любой газете!

Гэри: Моя точка зрения предвзятая, поэтому оценку дать не могу.

Артур: Я только в начале интервью, потому что оставил очки дома, так что не выдавайте, что будет дальше.

Фрай: Там нечего выдавать, Артур. Это же интервью, дружище.

Гэри: Это говорит о том, что чем больше ты читаешь, тем лучше оно становится, поэтому не хочется глаз отрывать.

Чарли: Мой любимый кусок – это конечно про Германию.

Билл: Мой тоже!

Чарли: Потому что они свиньи. Всегда ими были. Другой мой любимый кусок, где ты говоришь, что Элис начала ныть и поэтому ты не поехал на скачки Грэнд Нэшнл Уик!

Билл: Мой любимый кусок – это про «повесить их мало», потому что так оно и есть!

Гэри: Ага, я никогда не говорил такого, Билл. Я сказал, что это ты сказал, и что это было тупо…

Билл: И другой мой любимый кусок… Ты знаешь, Гэри, я никогда не думал, что Альберт Пьеррпойнт такой хер.

Гэри: Хер – это слишком грубо, Билл. Хер – это слишком грубо. Заносчивый. Жадный. Скряга. Убожество. Но хер – это слишком грубо.

Чарли: А какой твой любимый кусок, инспектор?

Билл: Ему нравится фото! Потому что он мудак!

Гэри: Ты что опять начинаешь, Билл? Хочешь, чтобы тебя выставили отсюда?

Билл: Нет.

Гэри: Тогда успокойся, мать твою за ногу, и не налегай на выпивку! Уже две высосал за этот, мать его, вечер!

Билл: Прости, Гэри.

Гэри: (пауза) Инспектор. Сцена ваша.

Фрай: Какая сцена?

Гэри: Какой твой любимый кусок! «Какая сцена»…

Фрай: А, ага. Нет… По-моему, ты классно сказал в том моменте…что повешение это наиболее достойное из…

Чарли: А, точно!

Билл: Так и есть!

Чарли: Оно очень достойное!

Гэри: Как там говорится… Истина в вине, вот, парни!

Чарли: В отличие от того, когда ты поджариваешься как кусок мяса!

Гэри: Так и есть.

Артур: Я как раз на этом месте сейчас, про мясо. Это хорошо. С лучком!

Фрай: Но, в целом, мне кажется ты слишком далеко зашел.

Все замолкают.

Я имею в виду, что никто не должен знать цифр, разве нет? Или кто что говорил в камере смертников, или кто был напуган, а кто нет. Некоторые вещи не нежно упоминать, они же типа, я не знаю, священные или что-то вроде того.

Гэри: (пауза) Ну…я согласен, разве не так? Там черным по белому написано, что я отказался называть ему цифры, ну в начале, разве нет?

Фрай: Так и есть, в начале, да. А потом там написано две сотни и тридцать три.

Билл: (пауза) Он вытащил это из тебя, ведь так, Гэри?

Гэри: Он вытащил это из меня, вот именно.

Билл: Ублюдок!

Гэри: Ублюдок.

Фрай: Точно. Этот парень именно такой.

Гэри: Я знаю!

Фрай: Вот почему я говорил, что тебе не стоило разговаривать с ним после первой встречи.

Гэри: А ты в хорошеньком настроении сегодня, Джордж. Это потому что тебе плевать на газеты, да?

Фрай: Нет. Мне не наплевать на газеты.

Гэри: Наплевать!

Фрай: Нет, это ведь моя работа.

Гэри: О да, конечно. А во сколько тебя ждут сегодня в участке, а, инспектор?

Фрай смотрит на часы…потом на кружку в другой руке. Он улыбается, а Билл и Чарли смеются.

Фрай: Пох!

Гэри: Его работа, ага!

Все смеются, за исключением Артура.

Артур: Что такое?

Чарли: Гэри говорит инспектору «Во сколько тебя ждут сегодня в участке?» Инспектор смотрит на часы, потому на пиво, а потом говорит… (Выражает неодобрение.)

Артур: Аа… Он слишком много пьет.

Чарли: Нет, нет. Не «он слишком много пьет», Артур. Просто он должен быть на работе, а он в пивной, вот и все.

Артур: Ааа… Ну это я вижу.

Элис спускается вниз, взволнованная.

Элис: Что до сих пор никаких вестей?

Гэри: Никаких вестей от кого?
Элис: Никаких вестей от нашей Ширли!

Гэри: Я же тебе сказал, что я сделаю, если будет какая-то весть. Я заору «Нытик вернулся!»

Элис: Но она никогда не пропускала ужин не предупредив нас, а я приготовила нам бланманже.

Гэри: Ох, да она просто наверняка пошла куда-нибудь. Нашла какой-нибудь новый повод для нытья.

Элис: Ну да, она была немного расстроена сегодня утром, это правда. Привет, парни.

Парни говорят привет, а входная дверь распахивается, и мы видим Сида Армфилда, помощника Гэри. Он входит.

Сид: Как поживаете!

Элис: Ого, смотри это же твой Сид. Привет, Сид!

Гэри: Он не мой Сид…

Элис: Мы сто лет тебя не видели, Сид.

Сид: А я к вам прямо из Галифакса. Привет, инспектор, парни.

Артур: Привет, парень.

Фрай: Откуда я знаю Сида? У меня плохая память на лица. Хреновая черта для полицейского.

Сид: Нет, люди часто… забывают мое лицо и прочее. Я был помощником Гэри, еще день назад…

Народ явно более доброжелательно приветствует его теперь…

Чарли и Билл: Ооо…

Сид: Его главным помощником, по сути.

Гэри: Нет, ты был прав первый раз.

Чарли: Присаживайся, парень. Возьми пива.

Сид: Можно пропустить полкружки.

Элис: Я буду наверху, Гэри, если она позвонит.

Гэри: Если кто позвонит…? А! Хорошо, хорошо.

Элис уходит наверх.

Элис: Приятно было видеть тебя, Сид.

Сид: Взаимно, Элис.

Гэри: Хотелось бы и мне сказать то же самое.

Сид: О. Почему?

Гэри фыркает.

Артур: Ага, почему?

Гэри: Я содержу своего собственного адвоката, парень. Вот твои полкружки. Четыре пенса.

Сид платит и берет свое пиво.

Сид: Спасибо. Ваше здоровье, парни.

Чарли и Билл: Ага, спасибо. /Спасибо.

Сид: (пьет) Эм, Гэри, можно тебя на пару словечек…?

Гэри: Да я уже с ног сбился, парень, ты видишь это или нет! Это пивная или цирк долбаный? И чего это ты притащился из Галифакса в день, когда я во всех газетах, а?

Сид: В газетах? Ты? В каких газетах?

Гэри: Хорошо, в Газетте!

Билл: Он в газете!

Чарли: В газете он!

Сид: Я не видел. Это хорошо?

Чарли: (одновременно) Это великолепно!

Билл: (одновременно): Это потрясающе!

Артур: (одновременно) Я еще не дочитал, но это хорошо.
Гэри смотрит на молчаливого инспектора Фрая, который просто пьет свое пиво.

Сид: Я должен это прочитать, но после.

Гэри: Если ты хочешь прочитать, купи себе свою газету. Ага, Сид был моим помощником в висельном ремесле, это было несколько лет назад, но после серии ошибок и грустных проступков, особенно после сломанного позвоночника верблюда, мне пришлось расстаться с ним…

Сид: Но тебе не пришлось, Гэри…?

Гэри: Но окончательно он положил хер на свою карьеру помощника палача, когда начал комментировать и смеяться над свадебным инструментом одного гангстера из Манчестера, тело которого мы мыли после казни в Уинсон Грин. Достоинство и основы человеческого уважения – вот все, что мы должны были дать этому парню в тот грустный час, и получил ли он их? Получил ли их этот парень? Он что тебе – педик?!

Сид: Да, я знаю, что это было ошибкой, Гэри, и я извинился, разве нет? Просто он был… и я скажу это еще раз… он был огромный!

Чарли громко ржет.

Артур: Какой он был?

Чарли: Огромный!

Гэри: (обрывая их резко) Не смешно! Вообще ничего смешного!

Билл: Ничего смешного!

Гэри: И тогда не было смешно! И сейчас тем более!

Сид: Но я ничего плохого не имел в виду. Я просто был удивлен.

Фрай пытается сдержать смешок, но у него не получается.

Гэри: (Фраю) От тебя я ожидал большего. (Пауза) Над предметом «священным».

Сид: Но он был не длинным а именно широким…

Гэри: Ты закончил?! (пауза) «Он был широким» (пауза) Несколько лет спустя, за происшествие не так уж несвязанное с этим, он был отправлен на шесть месяцев в тюрьму Лид, за продажу и распространение непристойных журналов, не так ли, Сид?

Сид: Это никак не связано! При чем здесь это?! Там были только киски, членов не было! Я не стал бы распространять члены! И это было разрешено в Голландии! От- от- откуда я мог знать?!

Гэри: В любом случае, в этом природа характера моего помощника Сида Армфилда. Вот тебе пара словечек, достаточно, С- С- Сид?

Фрай: Ты заходишь слишком далеко, Гэри…

Гэри: Я сказал «С- С- Сид», потому что он всегда заикался от волнения, не так ли, С- С- Сид? Ты до сих пор так делаешь.

Сид: Не знаю, хочу ли я тебе уже что-либо рассказывать. Я- Я- Я пришел чтобы помочь тебе. Я думал, что со времени того члена столько воды утекло…

Гэри выпрямляется и оттаскивает Сида за отдельный столик.

Гэри: Забудь, парень, я только подшучивал над тобой, вот и все. Так зачем говоришь ты пришел?

Сид: Ни за чем я не пришел. Я пришел с открытым сердцем. Я не предполагал, что в меня будут членами бросаться.

Гэри: Забудь ты уже об этих членах! Проехали. Садись. Выпей пива. Ну, что там у тебя на уме?

Сид: Ну, это по поводу д