Глава 21

Карен стояла посреди классной комнаты, служившей штабом Пальмаха, и сердито смотрела на светловолосого мальчика с нежным лицом и светлыми волосами. Дов выглядел младше своих семнадцати лет, но мягкость его черт была обманчивой. Холодные голубые глаза прятали горе и ненависть. Карен подошла к нему и погрозила пальцем.

— Дов, что ты опять задумал?

Он скривил губы, пробормотал что-то невнятное.

— Перестань рычать на меня, как собака, — потребовала она. — Я хочу знать, что ты затеял.

Дов нервно заморгал. С Карен бесполезно спорить, когда она сердится.

— Я сказал им, что мне нужно поговорить с Бен Канааном.

— Зачем?

— Видишь эти бумаги? Это бланки английских нарядов. Ари дал мне список трехсот детей из нашей секции, подлежащих якобы переводу в новый лагерь в Ларнаке. Ни в какой лагерь их не переводят. У Моссада где-то припрятано судно. Они повезут их в Палестину.

— Ну и что из этого? Ты же знаешь — не нам требовать отчета от Моссада или Пальмаха.

— На этот раз я требую отчета. Наших с тобой имен в этом списке нет. Я не стану работать с этими бумагами, если не возьмут нас с тобой.

— Откуда ты взял, что речь идет о судне? Если даже такое судно существует и мы с тобой на него не попадем, то на то, наверное, есть причины. Мы нужны здесь, в Караолосе.

— Мне плевать на это. Они обещали переправить меня в Палестину, и я заставлю их это сделать.

— А не кажется ли тебе, что мы по уши в долгу перед этими ребятами из Пальмаха за все, что они сделали для нас? Неужели ты такой эгоист?

— Сделали для нас, сделали для нас! Неужели ты до сих пор не поняла, почему они так лезут из кожи, чтобы переправить как можно больше евреев в Палестину? Неужели ты воображаешь, будто все это делается только из любви к нам? Им нужны люди, чтобы воевать с арабами.

— А как же американцы и все прочие? У них-то какие дела с арабами? Отчего они нам помогают?

— Я тебе скажу. Их грызет совесть. У них комплекс вины, что мы, а не они попали в газовые камеры.

Карен, едва сдерживаясь, сжала кулаки и губы; даже глаза зажмурила.

— Дов, Дов! Неужели ты ничего другого не умеешь, как ненавидеть? — Она пошла к двери.

Он обогнал ее, преградил дорогу.

— Ты злишься на меня? — сказал он.

— Да, злюсь.

— Ты мой единственный друг, Карен.

— Тебе бы только попасть в Палестину, записаться террористы и убивать.

Она вернулась в комнату, села у стола и вздохнула. Перед ней на доске было написано мелом: «Бальфурской декларацией 1917 года англичане взяли на себя обязательство создать в Палестине еврейское государство».

— Я тоже хочу в Палестину, — прошептала она. — Мне до смерти хочется туда. Меня ждет в Палестине отец… Я знаю, что ждет.

— Иди в свою палатку, поговорим там, — сказал Дов. — Скоро придет Бен Канаан.

Когда Карен ушла, Дов шагал по комнате минут десять, все больше злясь и распаляясь.

На пороге появилась рослая фигура Ари Бен Канаана. Следом за ним шли Давид Бен Ами и Китти Фремонт. Давид запер дверь на замок.

У Дова сузились глаза, он с подозрением посмотрел на Ари, потом перевел взгляд на Китти.

— Я не хочу, чтобы она слушала наш разговор.

— А я хочу, — ответил Ари. — Говори при ней.

Дов заморгал глазами в нерешительности. Он знал, что Бен Канаана ему не переспорить. Он хлопнул ладонью по пачке фальшивых нарядов.

— Мне кажется, что вы собираетесь отправить эти три сотни на судне Моссада.

— Интересная мысль, — сказал Ари. — Валяй дальше.

— У нас с вами уговор, Бен Канаан. Я не стану оформлять эти бумаги, пока вы не внесете в список меня и Карен Клемент. Вопросы есть?

Ари посмотрел искоса на Китти.

— Ты не задумывался, Дов, что никто, кроме тебя, не справится с этой работой и что поэтому ты нам нужен именно здесь? — спросил Давид Бен Ами. — Ты не задумывался, что ты и Карен принесете здесь гораздо больше пользы, чем в Палестине?

— А вам не приходило в голову, что мне на это наплевать? — огрызнулся парень.

Ари опустил глаза, скрывая улыбку. Дов хитер, упрям и отнюдь не шутил. Сразу видно, какую он прошел школу.

— Да, кажется, все козыри у тебя, — сказал Ари. — Вставляй свою фамилию в список.

— А Карен?

— Об этом уговора не было.

— Теперь будет!

Ари подошел к нему и процедил сквозь зубы:

— Мне это не нравится, Дов.

Он угрожающе навис над парнем. Дов сделал шаг назад.

— Ну, бейте! Меня еще не так били! Хоть совсем убейте, мне не страшно. Куда вам до немцев!

— Ты мне брось сионистскую агитацию! — сказал Ари. — Иди в палатку и жди. Через десять минут получишь ответ.

Дов выбежал на улицу.

— Вот негодяй, — сказал Давид.

Ари кивнул ему на дверь. Как только дверь за Давидом закрылась, Китти схватила Ари за рукав.

— Она не поедет! Вы мне в этом поклялись! Она не поплывет на «Исходе»!

Ари сжал кисти ее рук.

— Если не успокоитесь, я не стану разговаривать с вами. У нас хватает хлопот и без дамских истерик.

Китти резко вырвалась.

— Послушайте, — сказал Ари, — я не мог предвидеть, что так получится. До конца операции осталось всего четыре дня Этот парень держит нас за горло и знает об этом. Мы не можем и пальцем шевельнуть без этих бумаг.

— Поговорите с ним… обещайте ему все что угодно, только чтобы Карен осталась здесь!

— Я бы торговался с ним до посинения, если бы надеялся, что из этого что-нибудь выйдет.

— Бен Канаан… пожалуйста! Он согласится. Он не будет настаивать.

Ари покачал головой.

— Я видел сотни таких, как он. В них не осталось почти ничего человеческого. Карен — единственное, что связывает его с миром нормальных людей. Вы не хуже меня знаете, что эту девушку он не предаст.

Китти прислонилась к доске, где было написано: «Бальфурской декларацией 1917 года англичане…» Мел испачкал ей платье. Бен Канаан прав, она это знала. Дов Ландау неисправим, он каким-то странным образом привязан к Карен и не откажется от нее. Она, Китти, просто дура.

— У нас только один выход, — сказал Ари. — Пойдите к этой девушке и объясните, как вы к ней относитесь. Скажите ей, почему вы хотите, чтобы она осталась.

— Не могу, — прошептала Китти. — Не могу. — Она смотрела на Ари глазами, полными слез.

— Мне очень жаль, что так получилось, — сказал Ари. — Простите меня, Китти! — Он впервые назвал ее Китти, а не Кэтрин.

— Проводите меня к Марку.

Они вышли в коридор.

— Иди к Дову, — сказал Ари Давиду, — и скажи, что мы согласны на его условия.

Услышав ответ, Дов вихрем бросился в палатку Карен.

— Мы едем в Палестину! — крикнул он.

— О, Боже! — только и смогла прошептать девушка. — О, Боже!

— Только молчок! Никто, кроме нас, пока об этом не знает.

— Когда же мы едем?

— О, теперь уже скоро. Бен Канаан погрузит нас на машины. На его ребятах будет английская форма. Они заберут нас будто бы для перевозки в новый лагерь, недалеко от Ларнаки.

— О, Боже!

Они вышли из палатки, держась за руки. Дов посмотрел на брезентовое море, потом медленно подошел к детской площадке, где Зеев обучал юношей драться на ножах.

Дов Ландау двинулся вдоль забора из колючей проволоки. Он видел английских солдат, шагавших по ту сторону, вышку с пулеметом и прожектором.

Колючая проволока… пулеметы… солдаты…

Когда же он жил не за колючей проволокой? Давно, так давно, что уже забыл.

Колючая проволока… пулеметы… солдаты… Неужели существует жизнь без всего этого? Дов стоял и смотрел. Сможет ли он вспомнить? Это было так давно…

Это было так давно…