Проблемы традиционной работы с родителями

Рассмотрим поближе проблематику влияния на поведение родителей и воспитателей. Начну с од­ного феномена. Большинство психотерапевтических методов, и прежде всего психоанализ, на практике становятся возможными лишь при условии, что пси­хотерапевт способен идентифицировать себя со сво­им пациентом.

Однако там, где речь идет не о психо­терапии или личной консультации, касающейся жиз­ненных обстоятельств самого консультирующегося, а о консультации родителей или воспитателей, иден­тификация, если она и оказывается возможной, чаще всего направлена не на клиента, то есть на мать или на отца, а на отсутствующего третьего — на ребенка. Это неизбежно приводит к тому, что консультант на­чинает рассматривать поведанную ему «историю» глазами ребенка.

Конечно, это помогает быстро по­нять, как должен чувствовать себя ребенок в данной ситуации, но за это понимание приходится платить ценой понимания мотивов, проблем, чувств и страхов родителей. Результатом этого (конечно, бессозна­тельного) явления становится реинсценировка изве­стной доли конфликтов между детьми и родителями теперь в отношениях родителей и консультанта, а это в свою очередь порождает те советы, которые я на­звал посланиями Свех-Я. Например:

• «Вы не имеете права думать только о себе, вы должны подумать о ребенке!»

• «Я понимаю, что посещения отца мешают вам, но ребенку нужен отец!»

• «Вы не подумали, что, может быть, разлука с отцом причиняет вашему ребенку больше бо­ли, чем вы можете себе это представить?!»

• «Вы, наверное, ждете, что ребенок кинется к вам на шею после того, как вы неделями не даете о себе знать?!»

• «Вы не подумали о том, как вы нужны ребенку именно сейчас?»

• «Пусть вы и разошлись как супруги, но как ро­дители вы по-прежнему несете общую ответст­венность за ребенка!»

У меня сложилось впечатление, что этот вид поучений или взывание к «совести» родителей — слишком распространенный метод «консультирова­ния». Но пригоден ли он для достижения поставлен­ных целей? Лично я в этом сильно сомневаюсь.

Во-первых, любой вид поучений сам по себе весьма проблематичен, поскольку воздетый кверху «педаго­гический» палец провоцирует массивное сопротив­ление, и, во-вторых, большинство родителей и без того великолепно знают о своем долге перед детьми.

В том, что они не могут превратить свое знание в дело, по моему опыту, виною - не отсутствие доброй воли, а то обстоятельство, что по причине своей соб­ственной тяжелой психической ситуации во время и после развода они просто не в состоянии помочь своим детям. Позволю себе еше раз напомнить о сле­дующих обстоятельствах.

• Прежде всего матери после развода испыты­вают большие материальные и социальные трудности, что приводит к тому, что у них просто не хватает ни времени, ни терпения, ни спокойствия (отчего страдает- и их способ­ность к проникновению болью ребенка) для того, чтобы оказать детям столь необходимую и важную «первую помощь».

Так возникает фатальный круговорот: детям после развода нужны были бы такие идеальные родители, каких не бывает в природе, так же как и роди­телям в то же время (объективно тяжелое и для них) нужны были бы такие хорошие и послушные дети, какими они еще никогда не были.

• Наши требования в отношении общей ответ­ственности за воспитание детей тоже не так просто осуществимы. Подобная кооперативность предполагает хотя бы минимум доверия бывших супругов друг другу, но как раз дове­рие в подавляющем большинстве случаев раз­вода и пострадало больше всего. Дело в том, что в ходе супружеских конфликтов посте­пенно (а порой и внезапно) амбивалентный образ партнера (то есть образ человека, обла­дающего как позитивными, так и негативными чертами) в представлении другого изменя­ется до такой степени, что ему теперь припи­сываются исключительно лишь отрицатель­ные свойства, в то время как субъект в своих глазах становится персоной абсолютно поло­жительной, более того, своего рода жертвой.

Подобные «процессы расщепления» являют­ся результатом не просто болезненных пере­живаний, причиненных партнером, они ста­новятся бессознательной стратегией, дающей возможность навсегда отказаться от того, кто когда-то был так горячо любим: «С таким че­ловеком ничего не стоит расстаться!».

Фено­мен расщепления вступает в силу и тогда, ког­да покидают тебя; он помогает преодолеть боль и обиду: «Такой человек мне не нужен, он может спокойно убираться вон! Если бы я только раньше знал(а)...». Однако если один родитель в глазах другого выглядит теперь лишь эгоистичным, безответственным и злым, то, естественно, как можно допустить, чтобы твой любимый ребенок поддерживал отноше­ния с таким человеком!

Какая любящая мать доверит ребенка «дьяволу» и какой любящий отец добровольно отдаст любимое дитя «ведь­ме»? Но это означает, что чаще всего борьба за ребенка кажется родителям просто необходи­мой, поскольку сознательная ее цель - защи­тить ребенка от нанесения ему предполагае­мого вреда.

• К социальным и материальным трудностям разведенных родителей добавляются трудности душевные. У многих развод превращает­ся в непосредственную травму, поскольку он активизирует изначальные страхи перед раз­лукой и одиночеством. И в такой ситуации каждому человеку особенно необходима на­дежная, несомненная любовь хотя бы одного человека.

А кто это, если не собственный ре­бенок? Я хочу сказать, что матери и отцы слишком часто нуждаются в своих детях как в первичных любовных объектах и «злоупо­требление ребенком в качестве замены взрослого партнера» дает им возможность выжить психически. Это приводит к изобре­тению различных стратегий, призванных привязать к себе любовь ребенка.

И страте­гии эти прежде всего направлены против бывшего супруга, который становится теперь воплощением самой угрозы. Страх перед по­терей любви ребенка является самым частым мотивом препятствования матери его отно­шениям с отцом. Вот почему матери и отцы так часто очерняют друг друга (открыто или в субтильных формах) перед ребенком. Этот же страх нередко становится непосредствен­ным результатом вышеописанных процессов расщепления.

• Дальнейшее следствие этой родительской за­висимости от любви ребенка — их ранимость в отношении проявлений детской агрессивно­сти. Поэтому они просто не в состоянии отве­чать привязанностью на эту — самую частую и важнейшую — реакцию переживаний ребсн-ка. Более того, они считают, что просто обяза­ны с нею бороться, и это потому, что агрессив­ность возбуждает в родителях страх перед поте­рей любви или напоминает об агрессивности бывшего супруга. Борьба эта либо направляет­ся непосредственно на ребенка (из-за чего конфликты накаляются и страхи ребенка обо­стряются), либо переносится на бывшего су­пруга, и вся вина за агрессивные проявления ребенка приписывается целиком ему.

• В этих обвинениях особую роль играет то опас­ное обстоятельство, что многие родители дей­ствительно верят в то, что развод не причинил детям заметной боли; и опасно оно потому, что отнимает у ребенка шансы на оказание ему по­мощи: ведь помощь оказывают лишь тогда, когда верят, что она действительно необходи­ма.

Мотивом же такой веры чаще всего стано­вится чувство вины, которому подвержены ро­дители, и особенно тот из них, по чьей иници­ативе произошел развод. Сознание того, что ты причинил своему ребенку столь сильную боль, совершенно невыносимо; оно-то и заставляет отрицать реакции детей на развод, объявляя их «глупостями», «отвратительными выходками», «неблагодарностью» или же результатом «дур­ного влияния» отца.

Таким образом часто воз­никает своего рода «коалиция отрицания». Ре­бенок чувствует, что родители хотели бы, что­бы развод его не особенно задел, и, если он еще и сам склонен скрывать свои чувства, ро­дители не просто не видят его страданий, -страдания эти действительно остаются неви­димыми.

• Родители подвержены и другим переживани­ям, которые у нас вызывают гораздо больше уважения, чем это принято в обществе. Ярость на бывшего супруга, порождаемая обидой и разочарованием, становится причиной аг­рессивных фантазий. Агрессивные импульсы как влечения имеют ту же природу, что и сексу­альность, то есть они обязаны себя выразить (иначе против них придется подключить пси­хические механизмы защиты и вытеснения).

Поэтому бывает, что какая-то минимальная месть просто необходима хотя бы для того, чтобы суметь смотреть себе в глаза. Но разве­денный супруг(а) стал(а) недосягаем(а), по­скольку он (она) теперь независим(а). И все же существуют два исключения. Во-первых, он (она) остается ранимым (ранимой) по причине его (ее) любви к ребенку. Итак, агрессивные конфликты в большинстве случаев могут нахо­дить выход через отношения с детьми. И во-вторых, финансовая зависимость матери от алиментов часто остается единственным сред­ством власти в руках у отца.

• Вышеописанные процессы расщепления ча­ще всего проявляются в удовлетворении аг­рессивных побуждений. Если партнеру при­писать только отрицательные качества, то станет намного легче с ним расстаться или меньше переживать, оказавшись оставлен­ным.

Тогда борьба против его отношений с ребенком приобретает характер борьбы за справедливость, что позволяет наслаждаться местью без необходимости признаться себе в желании мести, — ведь все делается во имя «блага ребенка». И такие побуждения усили­ваются или возрождаются, когда родители вступают в новый союз.

Сюда добавляются сложные чувства ревности: матери — по отно­шению к собственному супругу (если у того складываются особенно хорошие отношения с детьми), но прежде всего — по отношению к новой жене отца; ревность отца по отноше­нию к новому мужу матери и ревность того по отношению к отцу, а также к матери (если у него не очень удачные отношения с детьми). Не говоря уже о ревности детей!

Если обратить внимание на психическое состо­яние родителей в этой ситуации, то можно понять, что большая часть «педагогических ошибок», совершае­мых родителями во время развода, включая «эгоизм» и «безответственность», имеет много общего с невро­тическими симптомами. Их повеление, их взгляды, их суждения по отношению к людям и ситуациям несут свою функцию бессознательной защиты против все­возможных угроз или удовлетворения важных потреб­ностей и побуждений без необходимости в них себе признаться.

Здесь речь идет не столько о том, чтобы скрыть их от других, сколько о том, чтобы не при­знаться самому себе в их существовании. Иными сло­вами, родители поступают так, потому что они просто не могут иначе и их кажущиеся «педагогические ошиб­ки» или «фальшивая оценка ситуации» и тому подоб-ное выполняют важную защитную функцию: мотивы их поведения не имеют права стать сознательными, потому что тогда они неизбежно вызовут страх, стыд, чувство вины или же они будут противоречить (жела­тельному) представлению о себе самом.

Если это так, то консультация, ориентированная в первую очередь на (педагогическую) необходимость, то есть нацелен­ная на Сверх-Я родителей, обязательно останется без­результатной, поскольку отказ от определенных («пе­дагогически невыгодных») действий неизбежно ведет к потере душевного равновесия.