Удача новой семьи

Как уже говорилось, важнейшим условием для создания новой счастливой семьи является сознатель­ное желание матери и ее нового партнера сделать такой шаг. И это независимо от того, как в настоящий момент воспринимает ребенок маминого нового дру­га.

Конечно, это легко сказать. «Я ужасно влюблена в моего друга Герда, — рассказывает Фрау С, мать трехлетней дочери и шестилетнего сына, — но мы ви­димся всего один вечер в неделю. Как же мы можем установить, сможем ли мы жить вместе?! В этот вечер я прихожу домой в десять часов вечера, но больше двух раз в неделю я просто не могу оставлять моих детей од­них. Мы оба не хотим, чтобы Герд приходил ко мне до­мой, потому что дети его явно недолюбливают. А что если я им сейчас скажу, что Герд останется у нас и они постепенно к нему привыкнут, а потом у нас ничего не получится? Я не хочу, чтобы они снова переживали потерю! Тогда они вообще перестанут мне доверять...»

А фрау К. испробовала другую возможность. Она при­вела своего друга Конрада домой и представила его своему семилетнему сыну Анди: «Ты можешь поиграть с Конрадом в железную дорогу, а то ты все время жалу­ешься, что мне эта игра не доставляет удовольствия!». И действительно, мальчик тотчас взял Конрада в обо­рот и потом едва мог дождаться его нового прихода.

Вся проблема в том, что Анди стал рассматривать Конрада как своего товарища и взрослым в его присут­ствии едва удавалось молвить друг другу слово. Конеч­но же, они не так представляли себе свои отношения. Потом Конрад уходил с матерью в ее комнату, и Анди постепенно стало ясно, что Конрад любит маму боль­ше, чем его. Более того, он увидел, что тот тоже очень дорог матери, что мама им восхищается, тогда он воз­ненавидел Конрада.

Но самым ужасным для фрау К, было то, что она неожиданно увидела своего друга с той стороны, с которой она его еще не знала: вместо того чтобы терпеливо попробовать снова завоевать до­верие Анди, он игнорировал его, а то и вовсе злился и грубил в его адрес. Через два месяца они разошлись. «Я его действительно очень любила, — рассказывала фрау К., - но если хочешь жить вместе, одной любви недостаточно. Мой друг должен быть также старшим другом для моего сына. А как можно знать заранее, способен ли он на такую дружбу?».

Неразрешимая дилемма? Со временем мне ста­ло ясно, что не только этих двух женщин, но и многих других матерей объединяет нечто общее, Они проду­мывают множество подходов к детям, но они не отва­живаются па одно: сказать ребенку правду. «Позна­комься, это мой друг, я люблю его, а он любит меня, мы хотим быть вместе. Конечно, и вместе с тобой. Поэтому он будет часто к нам приходить. Может быть, мы потом захотим вообще жить вместе, но пока мы этого не знаем!» Мне нравится предложение Франсуазы Долтос (Fmncoise Doltos, 1988): «Слово, ко­торое следует употреблять для детей, звучит " жених". У мамы может быть много " женихов". Что необходимо ребенку, так это понятное слово. Мать должна объяс­нить детям, что означает это слово: " Может быть, мы когда-то поженимся, но этого пока никто не знает. Этот мужчина и я (эта женщина и я, если речь идет об отце), мы любим друг друга. Если мы решим поженить­ся, мы скажем тебе об этом"»⁴".

Детям нужны старомодные понятия и слова, — продолжает Дол­тос. - Для ребенка " жених" означает не что иное, как " друг". В слове " же­них" скрывается обещание супружества. " Друг" значит для него " товарищ", что исключает сексуальные отношения». Не скрою, что Долтос дает также некоторые рекомендации, с которыми я не согласен. Например, она сове­тует говорить детям, которые не воспринимают нового партнера матери, следующее: «Я выхожу замуж не для того, чтобы вам понравиться, и не для того, чтобы нас разозлить. Я выхожу замуж, потому что мне так нужно. Я люблю этого мужчину и хочу быть с ним вместе». Это еще ничего, но она продолжает: «Если вам это не нравится, это, конечно, весьма печально, но вас никто не заставляет жить с нами вместе». Подобное заявление про­тиворечит действительности: дети вынуждены оставаться там, где они есть, но прежде всего такое «объяснение» матери подтверждает ребенку его са­мые ужасные опасения: мать не испытывает больше привязанности к нему и он оказывается вытесненным из ее жизни ее новым мужем.

Когда и с какой интенсивностью эта пробле­ма возникнет и как новая пара ее разрешит, пред­сказать невозможно. Но одно можно сказать точно: если дети оказываются обманутыми или от них скрывают правду, эскалацию проблемы можно счи­тать запрограммированной. Скажем больше, если ложь удается, то ребенок какое-то время действи­тельно чувствует себя в безопасности, но безопас­ность эта довольно ненадежна.

Если он вдруг от­кроет, что именно в действительности скрывается за безобидным словом «друг» и что скрывается за походами в кино с тетей Бертой, разрушенной ока­жется не только его ненадежная безопасность; за тем фактом, что от него скрывали правду, он, вполне справедливо, отметит нечистую совесть. А нечистая совесть, как известно, — признак вины. Таким образом, появление нового мужчины сигна­лизирует ребенку угрозу его собственным потреб­ностям. Если же родители не лгут, но при этом и не рассказывают всю правду, то ребенок чувствует, что здесь что-то не так, а там, где отсутствуют достаточ­ные объяснения, вступают в свои права всевозмож­ные фантазии. Как правило, в фантазиях представ­ления об опасности намного более грозны, чем на самом деле. В любом случае мать (отец) теряет до­верие, и часто — минимум, что касается отноше­ний, — навсегда. Представим себя на месте ребенка.

Предположим, человек, в чью любовь я свято верю, вдруг открыто сообщает о предстоящих больших изменениях в нашей жизни. Может случиться, что мне эти изменения и не подходят, может, они вызы­вают во мне большое беспокойство, но когда о переменах говорится открыто, то у меня появляется чувство, что мать (отец) не только не видит в пред­стоящих событиях никакой опасности, но даже считает их большим выигрышем. Именно эта уве­ренность матери или отца может сильно смягчить и мои собственные страхи.

Работая с родителями, важно не только объяс­нить им, что основная возможность нормального развития событий заключается в правде, но прежде всего необходимо выяснить причины, почему именно они не хотят рассказать детям о том, что происходит на самом деле. Чаще всего здесь скрываются весьма сомнительные педагогические позиции. Это может быть недооценка ребенка, отсутствие к нему доста­точного уважения или же чувство вины и страх. Страх приводит к регрессии матери или отца, когда ребенок в их глазах становится некой санкциониру­ющей инстанцией.

Об этом «вывертыше» отношений следует, однако, хорошенько подумать: если мать (отец) становится в позицию ребенка, то это означа­ет, что ребенок в этот момент практически теряет свою мать (отца). И тогда ему действительно ничего не остается, как попытаться забрать ситуацию в свои руки, то есть всеми силами начать бороться против нового союза.

Мы уже говорили, что огромное значение тройственных отношений заключается, кроме всего прочего, также и в том, чтобы ребенок время от вре­мени видел себя исключенным из отношений двоих. При этом он делает открытие, что, оказывается, «ни­чего не случилось» и он вовсе не потерял свои люби­мые объекты. Конечно, новый партнер должен постараться завоевать дружбу ребенка и в какой-то сте­пени посвящать себя и ему, но именно «в какой-то степени», а не так, как это делал знакомый нам Кон­рад.

Прежде всего должно быть отчетливым уже само начало: новый мужчина (новая женщина) находится здесь в первую очередь потому, что между ним и мате­рью (между нею и отцом) существуют любовные от­ношения, которые нет необходимости скрывать. Ра­зовьются ли эти две двойственные связи («мать — ре­бенок» и «мать — друг») в третью («друг — ребенок») и дальше — в тройственные отношения, об этом должны позаботиться прежде всего взрослые, по­скольку ответственность несут они.

Но и ребенок, конечно, тоже должен внести свой вклад. И он ста­нет это делать, если увидит, что для того, чтобы не оказаться исключенным, ему просто не остается ни­чего иного, как приспособиться к новой жизненной ситуации.

Для того чтобы взрослые признали перед ре­бенком существование своих любовных отношений, есть и еще одна важная причина. Эта любовь еще слишком молода и поэтому слишком ранима, она нуждается в заботе. Для развития надежных партнер­ских отношений влюбленные должны создать поме­щение, где они могли бы оставаться вдвоем, не испыты­вая при этом угрызений совести. И если они в конце концов съезжаются или женятся, они ни в коем слу­чае не должны отказываться от медового месяца и, конечно же, без детей.

Особенная трудность в создании новой семьи заключается в отсутствии привычных ролей. Здесь нет типичных интеракциональных образцов, но нет и новой, альтернативной модели: возможности матери приспособиться к новому партнеру сильно сужены вжившимся стилем жизни и отношениями с детьми, и новый партнер оказывается «брошенным» к детям, у которых для отношений с «внезапным отцом» про­сто нет опыта.

Если у отчима есть дети от предыдущего брака, то он вынужден будет сделать открытие, что уже имеющийся у него определенный семейный опыт в этой семье и с этими детьми просто не позволяет себя реализовать.

С другой стороны, как могут знать дети, как следует вести себя с мужчиной, который, по сути, им чужой, но они не имеют права обращать­ся с ним как с чужим — он живет у них дома, с мамой, как если бы он был их отец. Эти проблемы нельзя считать неразрешимыми, хотя порой они действи­тельно вырастают в таковые. Думаю, что профессио­нальные советы и в этой области могут оказать боль­шую поддержку.

Особое внимание следует обратить на неуве­ренность ребенка в том, как посмотрит его родной отец на его отношения с новым мужем матери и как именно он должен себя вести по отношению к нему, чтобы не обидеть отца.

Прежде всего отчим должен сигнализировать ребенку следующее: «Мне очень хо­телось бы стать твоим большим другом или, может быть, даже папой. Именно папой, а не отцом, потому что у тебя уже есть отец и в этом ничего не может быть изменено!».

В отличие от отношений с отчимом, детям легче удается не смешивать свои отношения с новой женой отца со своими отношениями с матерью. Мать по-прежнему остается важнейшим человеком, занимающим центральное место в их жизни. Но бы­вает, что и новая семья отца тоже нуждается в помо­щи, чтобы ребенок не чувствовал себя из нее исклю­ченным.

О чем здесь в первую очередь идет речь, хо­рошо говорит Фритш (Fritsch, см. раздел 1.3. Замеча­ния о «злых мачехах»): в дни посещений ребенок не должен чувствовать себя лишенным своих личных отношений с отцом, которые как бы автоматически заменяются тройственными отношениями с его но­вой женой. Может быть, это и отвечает желаниям отца и его жены, но не желаниям и потребностям ребенка.

Конечно, дети должны поддерживать от­ношения с новой женой отца и проводить время также и втроем, но отец, который и без того отсутст­вует в повседневной жизни ребенка, должен по воз­можности хотя бы частично стараться восполнить этот дефицит. Поэтому из общего времени следует выделять несколько часов, когда отец и ребенок за­нимались бы друге другом, а его жена оставалась бы на заднем плане⁴⁹.

Большую проблему в новой семье представляет собой комплекс правил, границ, авторитетов. Из-за неуверенности родителей в своих ролях сильно стра­дает и семейная педагогическая область.

Главное, на что следует обратить внимание ро­дителей (и мы уже говорили об этом): новый муж ма­тери (жена отца) первое время должен (должна) от­казаться от запретов, указаний, поучений, санкций и так далее или, по крайней мере, сильно их смяг­чать, не слишком утверждая свой авторитет по отно­шению к ребенку, что определило бы стиль их буду­щих отношений.

Quot; Как тяжело переживаю г некоторые дети, когда отец в дни посеще­ний делает как раз обратное: из-за собственной неуверенности (см. выше и Кн. 1, раздел 9.8) сам уходит в сторону и передаст ребенка целиком сво­ей новой подруге.

Сильный отчим, который устанав­ливает рамки и границы, необходим для развития ребенка лишь тогда, когда ребенок — при всей амби­валентности своих чувств и своей оппозиции — раз­вил в себе потребность нравиться ему и оставался бы с ним в хороших отношениях.

И, напротив, следует убедить мать в необходимости еще какое-то время одной играть эту — чаше всего неприятную — роль, хотя, может быть, желание «поддержки отца» после того тяжелого времени, когда она вынуждена была одна нести всю ответственность, у нее чрезвычайно велико.

Но что делать отчиму или мачехе, если прихо­дится одному оставаться с детьми? Все позволять? Конечно же, нет! Но не следует при этом опасливо коситься по сторонам, нет ли поблизости матери или отца. Это было бы чрезвычайно большой рег­рессией. Да и как из отношений со взрослым чело­веком, который чувствует себя совершенно беспо­мощным, могут развиться добрые и надежные се­мейные отношения?!

Следует различать совершенно разные виды границ. С одной стороны, это повседневные, буд­ничные правила, которым ребенок так или иначе должен подчиняться. Если он в отсутствие отца или матери пренебрегает такими правилами (что может носить характер пробы или - если новый партнер все еще агрессивно заряжен — провокации), то мож­но сказать приблизительно следующее: «Я не хочу тебе ничего приказывать, но нахожу, что ты ведешь себя недостаточно хорошо.

И, насколько я знаю, ма­ма тоже рассердилась бы на тебя». Таким образом отчим как бы презентует (материнские) правила и ему удается избежать борьбы за власть. При этом он выступает в роли взрослого, который подвергает оценке поведение ребенка.

Существуют границы, со­блюдение которых необходимо, на чем и должен на­стаивать отчим, когда он остается с ребенком один. И он не может в этом отношении целиком поло­житься на самого ребенка. К таким правилам отно­сятся, например, посещение школы, соблюдение гигиены, прием лекарств, границы, гарантирующие безопасность ребенка, а также сохранность вещей, отход ко сну и т. д.

В отношении соблюдения таких граним я считаю необходимым, чтобы мать в при­сутствии ребенка сама наделяла своего нового мужа достаточной властью и в случае необходимости сама санкционировала невыполнение необходимых пра­вил. «Сегодня меня замещает Петер, сегодня он " ма­ма", и когда он скажет " пора спать", значит надо ид­ти в постель. Не будешь слушаться - не получишь завтра своей вечерней сказки!» (или что-то в этом духе). Наконец, существует третий вид границ: это личные границы отчима.

Здесь речь идет о поведении ребенка, направленном против важных потребнос­тей отчима или против его хорошего самочувствия, будь то шум, желание ребенка дернуть его за воло­сы, невежливые слова или требование что-то пред­принять, к чему отчим в данный момент не располо­жен. Здесь он с самого начала we должен отказывать­ся от своего «авторитета». Причем недостаточно сказать: «Так не делают». Следует настойчиво дать ребенку понять: «Я этого не люблю».

Только так ре­бенок должен знакомиться с этим новым, вес еше чужим человеком. И только таким образом отноше­ние также и отчима к ребенку имеет шансы благопо­лучного развития. Но, как бы там ни было, если от­чим считает минуты до прихода матери, то есть до освобождения от необходимости быть с ребенком одному, то, можно сказать, что расположение пла­нет для таких отношений уже с самого начала доста­точно неблагоприятно.

При всех наших стараниях помочь новой семье создать удачное исходное положение или откоррек­тировать уже случившиеся ошибки мы должны избе­гать иллюзии, будто проблем и ошибок можно вооб­ще избежать. Для этого происшедшие изменения привычной жизни слишком радикальны и внутрен­ние (также и бессознательные) переживания этих со­бытий слишком близки к пережитой травме развода.

Итак, дети будут реагировать, и они будут реагировать таким же образом, как реагировали на развод: стра­хом, печалью, ревностью или яростью, а также чувст­вом вины и неудачи (например, «меня одного маме было недостаточно»). И если внешне они не проявля­ют своей растерянности, то это — как и в случае раз­вода — скорее указывает на то, что они (по каким бы то ни было причинам) не желают показывать этих чувств или сами их отрицают. Даже у тех немногих де­тей, которые «рады новому папе», чувства достаточно амбивалентны.

И также, как и при разводе, нам пред­стоит объяснить родителям (и их новым партнерам), что они должны рассчитывать на растерянность и отчаянье детей, а также на связанные с этим симптомы. Но они с чистой совестью могут взять на себя ответст­венность и за эти новые нагрузки, которым они под­вергают своих детей.

О симптомах и симптоматическом поведении детей, чьи родители вступают в новое супружество, можно сказать то же, что и о непосредственной симптоматике развода: их следует понимать как во­просы, и ребенок сильно нуждается в «ответах» на них. И вопросы эти остаются прежними. Лишь на два из них следует обратить особое внимание, поскольку они стоят в центре всех бед ребенка в данной ситуа­ции. Первый: «Я всегда буду тебя любить, потому что ты мой ребенок. И в этом ничего абсолютно не изме­нится, даже если я и люблю этого мужчину (эту жен­щину). Он (она) — мой (моя) мужчина (женщина), а ты мой ребенок!».

А вот ответ на второй «горящий» вопрос: «Любить можно больше, чем одного челове­ка. Ты ведь тоже любишь и маму, и папу. Может быть, тебе тоже понравится новый мамин муж (папина же­на), но ведь ты от этого не перестанешь любить папу

(маму)!».

Итак, теперь мы можем представить себе «шан­сы развода». Как минимум, теоретически. Однако во­прос, что должно произойти, чтобы детям удалось преодолеть развод родителей без тяжелых долгосроч­ных последствий и даже извлечь из него пользу для своего развития, представляет собой лишь половину проблемы.

Второй частью проблемы является вопрос: как можно помочь родителям приобрести способ­ность делать то, что следует делать? Важнейшим усло­вием для удачи профессиональной помощи является позиция, которая исходит из необходимости помощи не только детям, но и взрослым, которые тоже нахо­дятся во власти своих тяжелых, захлестывающих пе­реживаний.

Дальше мы обратимся к проблеме методики и техники профессиональной работы с разведенными семьями.

Глава 3