Расслабление напряжения в отношениях разведенных родителей путем сохранения возможностей к кооперации

Мы не случайно перечислили цели, стоящие перед профессиональными помощниками, именно в этом порядке. Дело в том, что внешние рамки посе­щений, символическое удерживание отца в буднич­ной повседневности и уменьшение конфликтов лояльности повышает шансы использования отца в качестве объекта триангуляции.

Эта функция отца чрезвычайно важна для развития в ребенке принци­пиальной способности к триангуляции {одновремен­ному поддержанию отношений более чем с одной персоной)⁹⁴. Прежде всего это расслабляет напряже­ние в неизбежно слишком тесных и поэтому перепол­ненных массивными внутренними конфликтами от­ношениях ребенка с матерью.

Само собой разумеется, что лучшим образом ребенок может использовать отца в качестве объекта триангуляции, если тот реально присутствует в его будничной жизни. Если же отец присутствует в боль­шой степени лишь символически, то возникают две опасности: во-первых, образ отца идеализируется ребенком и, во-вторых, отец теряет внутреннюю связь с ребенком.

Может быть, идеализация отца ре­бенком какое-то время еще льстит самолюбию роди­теля, смягчая его страхи перед потерей любви, но от­ношения отца и ребенка таким образом становятся своего рода анклавом, островом, где каждый живет сам по себе и где нет места таким «банальным» ве­щам, как будни, школа, друзья, соблюдение правил, что ведет к тому, что отец, по сути, перестает быть настоящим отцом и его отношения с ребенком при­обретают некую «любовную интимность».

В этом за­щищенном пространстве (защищающем прежде все­го отца) ребенок не в состоянии избавиться от своих забот, поэтому такой род интимности не приносит ему ничего хорошего. Одиннадцатилетний Томми рассказал мне, вздыхая, как они с отцом в дни посещений — вот уже третий год! — играют с конструкто­ром «лего».

Под «триангулярньши объектными отношениями» психоанализ понимает союз троих: способность ребенка одновременно поддерживать аффективно значимые отношения более чем с одной персоной. Отсюда вытекают способность переходить от одних отношений к другим и спо­собность не чувствовать себя обиженным, раненым, если твои любовные объекты вступают в свои собственные отношения и ты оказываешься из этих отношений исключен. Только в этом случае можно создать привлека­тельные условия для развития автономии ребенка.

Эта игра давно перестала интересовать мальчика, но он не отваживается сказать об этом от­цу, который каждый раз преподносит ему новый «сюрприз», покупая все новые наборы. Другой отец, который видел свою — тоже одиннадцатилетнюю — дочь лишь один раз в месяц, жаловался на свою беду: он просто не знает, о чем ему с ней говорить: «Я по­нятия не имею, о чем она думает. По сути дела она стала мне чужим ребенком, мы только изображаем, будто мы хорошие друзья».

Конечно, будничное общение отца и ребенка после развода сильно ограничено. Но кое-что здесь все же можно сделать: отец может справляться у ма­тери по телефону о том, что делает и чем интересу­ется ребенок.

(В принципе, многие матери были бы этому только рады, поскольку это привнесло бы не­которое облегчение в их повседневные заботы о де­тях. В этом случае отец оставался бы своего рода триангулярным объектом и в глазах матери, что смягчило бы неизбежное после развода напряжение в отношениях матери и ребенка).

Можно также до­говариваться о коротких встречах между обычными посещениями, пусть отец встретит ребенка у школы и проводит домой или они вместе сходят в кино и т. д. Было бы хорошо, чтобы посещения приходи­лись не только на выходные дни, чтобы отец заботил­ся и о школьных делах ребенка, чтобы ему приходи­лось также и что-то ему запрещать, например, слишком долго смотреть телевизор и т. п. Редко бы­вает, что отец должен пойти с ребенком (может быть, по просьбе матери) что-то срочно купить, сходить с ним к зубному врачу или пойти поговорить с учительницей. По моему опыту, те отцы, которые вначале протестовали против таких «обязаннос­тей», — и не только потому, что они отнимают вре­мя, а главное, потому что трудно отказаться от роли отца, с которым ребенку не приходится делать ниче­го неприятного, — потом радовались этой новой ро­ли ответственного родителя.

Потому что только эта роль спасает от регрессии по отношению к собст­венному ребенку. Но нельзя забывать, что регрессия эта порождается боязнью потерять любовь и поэто­му заставляет делать лишь то, что нравится ребенку. Такая регрессия вредна не только для ребенка (по­скольку тот нуждается прежде всего в ответствен­ном родителе, а не в каком-то «массовике-затейни­ке»), но и отцу она приносит лишь разочарования, обиды и унижения⁴⁵.

Возможность будничных контактов с отцом представляет собой своего рода промежуточный пункт между символической и реальной, будничной репрезентацией отца. Существует ли у ребенка воз­можность поговорить с отцом, когда тот ему нужен? И прежде всего ясна ли ребенку эта возможность, мо­жет ли он ее бесстрашно использовать? Конечно, многого можно достигнуть, если отец будет звонить сыну или дочке по телефону.

Но следовало бы сделать так, чтобы эти звонки приносили что-то хорошее и ребенку, а не служили лишь удовлетворению потребностей отца. Или, точнее, если отец удовлетво­ряет свои естественные потребности в общении и од­новременно дает ребенку понять, как он в нем заинтересован, то это и есть именно то, что требуется. Ху­же, если отец таким образом (прежде всего) ищет смягчения своей боли и ждет от ребенка утешения.

Например, нормально, если отец говорит: «Ну, как поживаешь? Что бы тебе хотелось предпринять, когда мы увидимся с тобой в следующие выходные?». И очень плохо, если он говорит: «О, я так скучаю по тебе, мне так тебя не хватает!». Подобные замечания вырывают ребенка из его, может быть, в этот момент вполне уравновешенного состояния, активизируют боль разлуки и делают из него своего рода опекуна или терапевта отца, а эта роль не под силу никакому ребенку.

Я знаком со многими детьми, которые чрез­вычайно страдают из-за своей беспомощности, по­скольку верят, что отцу слишком плохо без них, они боятся за отца и не в состоянии представить себе, что их отношения даже в данных обстоятельствах могут приносить удовлетворение.

Конечно, досягаемость отца не происходит са­ма собой. Поэтому именно в той степени, в которой отец недостижим в будничной жизни, другие близкие люди приобретают для развития психики ребенка более высокое значение. Конечно, если они в состоя­нии частично или полностью восполнить выпавшие функции отца.

Инициатива таких отношений должна проис­текать прежде всего от матери. Но для этого ей вна­чале предстоит понять, что таким образом она дела­ет что-то очень доброе не только для ребенка, но и для себя самой. Конечно, непременным услови­ем является то, что этот человек любим ребенком и любит его; это должен быть человек, с которым и у матери были бы добрые отношения, чтобы у ре­бенка снова появилась возможность жить в тройст­венном союзе.

С точки зрения триангулирования этот третий человек становится не только объектом других, не материнских отношений, он важен также и потому, что и у матери теперь есть кто-то еще и она не замкнута лишь на ребенке¹" '. Мать не должно сму­щать то обстоятельство, что ребенок, может быть, вначале станет протестовать против временной «ок­купации» матери, например, няней или его тетей (дядей), или сам не захочет оставаться с ними.

Ко­нечно, было бы неплохо, если бы этот человек был мужчиной или, если таких «друзей» у ребенка много, чтобы среди них была хотя бы одна персона мужско­го пола. Эту роль может, например, перенять дедуш­ка, если он не слишком дряхл и ребенок восприни­мает его не как «деда», а как мужчину.

Очень трудно положение тех женщин, которые после развода отрезаны от социальной жизни, не чув­ствуют больше себя женщинами и становятся лишь матерями, сосредотачивая на ребенке все свои пред­ставления о счастье, любви и удовлетворении.

Для ре­бенка такая социальная ретировка матери чрезвычай­но опасна, поскольку тогда он становится как бы партнером матери, единственно ответственным за ее душевное благополучие — роль, непосильная ни од­ному ребенку. Если такое исключение из социальной жизни происходит по реальным социально-экономи­ческим причинам, то можно еще что-то предпринять.

Однако если причины тому чисто психологического характера, то таким матерям — в целях благополучия детей - необходима терапевтическая помощь, что по­могло бы им переработать пережитые разочарования и открыло новые возможности восприятия мира, вос­становив хотя бы частично веру в людей и особенно в мужчин.