Постановка целей и обращение с непосредственными реакциями детей на развод

Передо мной сидит фрау Т., мать двенадцати­летней Габриэль. Она рассказывает, что ее муж шесть недель назад, по их взаимному соглашению, во время рождественских каникул покинул супружескую квар­тиру. С этого момента Габриэль ведет себя, «как су­масшедшая»: она отказывается выполнять свои обя­занности, она строптива и вспыльчива, не хочет де­лать уроки, что уже заметили в школе, а кроме того, начала страдать бессонницей.

После того как Фрау Т. поведала подробности истории развода, я спросил, как она себе представляет, чем могу Я ей помочь? Она посмотрела на меня немного удивленно и ответила: «Ну, вы должны сказать мне, что можно предпринять против всего этого!».

Итак, довольно обычная история! Мы уже го­ворили о том, что дети реагируют на разлуку родите­лей страхом, печалью, яростью и чувством вины. Эти психические реакции не обязательно проявляются внешне. Но чаще всего они все же проявляются.

а именно в форме различных симптомов — от подав­ленности до психосоматических явлений, таких как ночное недержание, нарушения сна, пропажа аппети­та, вплоть до серьезных аффективных реакций, про­стирающихся от простого непослушания до присту­пов ярости" ⁵. Итак, родители ждут от нас помощи в их борьбе с симптомами. И это понятно: во-первых, симптомы активизируют в них чувство вины, а когда речь идет о собственных детях, чувство это особенно невыносимо; во-вторых, эти симптомы сильно обре­меняют повседневную жизнь; и в-третьих, родителей, конечно, беспокоит будущее детей, они не знают, ку­да все это может привести.

Конечно, если исходить из той позиции, что дети обязаны реагировать на развод, то это значит, что мы должны помочь им избавиться от их симптомов. Но мы не можем повернуть события вспять и сделать их переживания как бы не случившимися. Даже если желания родителей, консультирующихся у нас, на­правлены именно на это. Однако часто родители ждут от нас и другой помощи: во что бы то ни стало осво­бодить ребенка от симптомов, не слишком заботясь о его истинном душевном состоянии.

Но этот путь весьма опасен, поскольку таким образом у ребенка может быть отнят единственный способ, которым он может выражать свою боль. Эта опасность особенно велика тогда, когда устранение симптомов произво­дится традиционными методами воспитания — запре­тами и распоряжениями, уговорами или угрозами, а то и такими спонтанными эмоциональными реак­циями родителей, как ярость, насилие или нанесение обид.

Все эти меры вызывают у ребенка страх. Ведь он в данный момент, в отличие от других детей, не про­сто исследует границы удовлетворения своих запро­сов, сейчас он просто не может по-другому. Вернее сказать, родители такими реакция ми лишь усиливают и без того большие страхи ребенка перед одиночест­вом и его опасения оказаться окончательно покину­тым. Ребенок не может решить вести себя по-другому, в своем душевном состоянии он просто не может при­нимать какие бы то ни было решения.

Тогда страхи, заставляющие его приспосабливаться, направляются непосредственно на его чувства, а связанные с чувст­вами грозные фантазии вытесняются в бессознатель­ное, итак, происходит то, что мы выше назвали пост­травматической защитой. Чего можно добиться тра­диционными воспитательными методами, так это большего или меньшего избавления от симптомов, внешнего успокоения, но у ребенка отнимется таким образом последняя возможность переработки его тя­желых переживаний. А это значит, что у него про­изойдет закладка фундамента будущего невротичес­кого страдания.