Анфим,патриарх Константинопольский, о Христе брат твой.

Таковы неосновательные наношения и клеветы, сообщенныя от русскаго двора, и угрожающее крайним стеснением (в случае неповиновения) послание Константинопольскаго патриарха, происшедшия единственно по ненависти ко угнетаемым от них издавна, под разными предлогами, староверцам. По­лучив их, митрополит Амвросий, и не видя за собой никакой в том вины, представил ко оправданию своему министру графу Инцаги следующее объяснение:

Ваше Высокопревосходительство! На Ваши мне в высоком Вашем предписании от 30генваря 1848 года представленные во­просы честь имею отвечать следующим. На 1-й пункт: я никогда никому не хвалился, и не говорил, и самому императору не объяснил, что от патриарха в Буковину послан, против чего меня и никто обличить не может. Но я, представя грамоты, уверял токмо о своем сане, что не запрещен, но свободен. Вероятно, что меня в том и справки посланныя в Царь-град к патриарху оправдали, почему и е под­данство уже принят есмь. На 2, 3, 4 и 5 пунк­ты: при существовании моем в Белокринииком монастыре из русских подданников ни один человек не находится во оном принятым. Не. 6-й пункт: настоятель поехал в Россию дей­ствительно для покупки потребных мона­стырю церковной утвари вещей.Как уже прежде монастырь дал прошение к высокому правительству для неплачения пошлины, о чем и решение получено, а не для какого духовнаго действия. Один только раз при моем существовании, под каким характером он взял пас­порт во Львове, мне не известно, ибо он из Львова в монастырь не возвращался. На 7-й пункт: от монастыря проповедники в Россию отнюд никогда посылаемы не были. На8-й пункт: я никогда не разширял власти моей в России и никогда даже об том ничего и не пи­сал во оную, а только было мое старание об находящемся народе в Буковине староверче­ских обществ. На 9-й пункт: я посвящал во священство жителей монастыря и избранных лиц староверческих обществ, добродетелию и ревностию к благочестию от того же народа засвидетельствованных, но не в Россию и не подданников русских. А на письмо патриарха Константинопольскаго от 8-го августа 1847 года могу отвечать следующее: 1) в 1841 году, сентября 12 дня, после пятилетней моей па­ствы, сменили меня с моей законной Босанской епархии без всякой объявленной мне причины, как то и сам нынешний патриарх знает, ко­торый тогда был мой агент. Далее, отпра­вившись я из Босании и приехавши в Ибраил, писал моему приятелю в Царьград, допросить у патриарха причины, за что меня сменили. Приятель мой по совету некоторых особ ос­мелился дойти и до русскаго посланника госпо­дина министра Титова и просить для меня ходатайства. Господин Титов, видя сделан­ную мне несправедливость, послал тогдашне­му патриарху Анфиму второму (умершему 1842 года, июня 12) у котораго спросил, со­грешил ли я против веры православной. Он отвечал: " Нет". " А согрешил ли против церкви и власти своего патриарха? " И на то отвечал: " Нет". " А для чего сменили? " - был дальше вопрошен, на который вопрос патриарх отве­чал: " По клевете начальников турецких босанских". Потому и надеялся я, что прибывшу мне в Константинополь, определит меня цер­ковь и патриарх в другую епархию. Однако не только в животе своем Анфим патриарх за­был, когда хотел меня помиловать, но даже и другие два последующие на престол патриар­хи, Герман и Мелетий, через целых пять годов не показали ко мне никакого знака человеколю­бия и братолюбия, но оставили меня только на малой пенсии при патриархии еще далее во ожидании вакансии; 2) что писал нынешний патриарх Анфим третий, бывший, как выше сказано, мой некогда агент, зная все мое несча­стие и страдание, а притом еще даже и са­мую невинность в случившемся мне непредви­денном последовании, вступил на престол патриаршества и не обратил очей своих на меня, определить меня, по крайней мере, в ма­лейшую некую епархию, которыя уже тогда были вдовствующая, как то Марония и Гонохора, но поставил во оныя епархии своих лю­бимцев, молодых и вовсе не искусных диаконов, а не меня или подобных мне страдальцев, ко­торых в Царьграде есть довольно, и как не имея никакой силы или средств, терпят и страждут до сих пор; 3) Однако мне по благо­дати Божией явилась луча из царства Австрийскаго, которая посредством всевысочайшаго указа подала произволение почти осиро­тевшему народу искать и привести себе ар­хиерея из-за границы; я принял такое извес­тие за единственный промысл Божий и отважился прибыть в Буковину не бродяжества ради, но, во-первых, для моего спасения и спо­койствия, а во-вторых, не пренебречь такое доброе дело для упасения лишенных пастыря овец, которых я не украл и ни от кого не от­нял, но, последуя примерам апостольским, пришел защитить их и быть им во отца и пастыря и утешителя, не мешаясь во овцы чуждыя, имущие своих других пастырей, как то и правила апостольские и соборы не по­зволяют; которыя правила я не опровергаю, по с подтверждением признаю. Однако оныя наводимыя правила, как-то: апостольское 15 и 35-е и Четвертаго Вселенскаго собора 13-е, отнюд ко мне не применимы и меня осудить не могут, неправедно бо возжженному светильнику под спудом стояти. И я единожды сию религию принял и уже вспять возвратитися отнюд не желаю, потому что я, как выше сказал, не влез в чужое стадо, ниже в чужую епархию, но, словом сказать, Божиим благоволением и по царской милости и пра­вом, данным староверческому народу в Бу­ковине, на звание и просьбу того же народа чрез их депутатов пришел я по ревности евангельской ко овцам, не имущим пастыря, не на уничтожение, но на увеличение славы Божией, где останки старых моих лет поло­жить и самую жизнь скончать желаю, благо­даря Бога, его ексенции покорный слуга.

На подлинном подписано: