Она приходит внезапно

Смерть сидела за черным мраморным столом, водя пером по бумаге. Ее черные как смоль волосы спадали с плеч на спину. На столе стояла свеча, свет от которой падал на пожелтевшую бумагу. Рука Смерти то и дело окуна­ла перо в банку с непонятным содержимым, которое чем-то походило на чер­нила, а на деле оказалось смесью людских страданий и слез. Взглянув на нее мимохо­дом, ее можно было принять за обычную женщину, которая переборщила с пудрой.

Она писала. Писала о тех, кого навестила за этот день. Строчки покрывали страницу удивительно быстро, ведь людей, которых она посетила, было очень много, и написать надо было обо всех.

***

Первым делом посетила старуху, у которой ночью случился приступ: ее па­рализовало. Она лежала на спине в своей кровати, в той же позе, в какой ло­жилась спать. Вначале мне показалось, что кто-то меня опередил: так она бы­ла похожа на труп. И лишь бегающие, полные слез глаза молили помочь ей, хотя в комнате никого не было. Она думала не о себе, хотя знала, что дети навестят ее не раньше, чем недели через три, несмотря на то что живут в нескольких кварталах от нее.

Старуха думала о том, кто будет кормить кота, ставшего ей за десять лет одиночества лучшим другом. Может, она и успокоилась бы, если бы узнала, что именно в тот момент, когда с ней случился приступ, ее любимца сбила маши­на. Но старуха этого не знала и продолжала лежать, не понимая, как подобное могло случиться, ведь еще вчера она вязала носки для сына и гладила своего мурлыкающего кота, а сегодня не может пошевелить ни одной частью тела, которое превратилось в какой-то недвижимый предмет. Казалось, что этот предмет и не был никогда ее телом. Ища ответы на эти вопросы и думая о том, что же будет с ее любимцем, она не замечала, как все дальше отдаляет­ся от мира, от суеты, от проблем и вопросов, на которые в этом мире не найти ответов. Я подошла к ней и, посмотрев еще раз в глаза, полные слез, закрыла их... навсегда.

***

Побывала сегодня на том месте, где в последний раз приходилось находи­ться лет пятьдесят назад. Тогда на этом месте были окопы, повсюду размякшая осенняя грязь, но солдаты, сидящие в окопах, яростно отбиваясь от неприятеля, не замечали, что грязь покрыла их тела. Они так яростно защищали свою страну, что мне очень часто приходилось навещать их. Тогда я увидела мальчишку, лежащего в окопе с простреленной грудью. Он мечтал о том, как придет с войны, пойдет работать на завод, же­нится, будет воспитывать детей... А тут один выстрел вражеского снайпера – и всем мечтам настал конец. Но он не был опечален этим, он умирал, радуясь, что умирает за свою страну, за тех, кто в этот момент больше всего ждет из­вестий с фронта. Кровь сбегала из раны и смешивалась с грязью, но для него это была не грязь, это была его земля, ради которой он готов биться до прихода смерти. И вот я пришла, юноша встретил меня спокойно, с улыбкой, ведь он знал, что умирает не зря.

А сегодня на том месте, где когда-то шли ожесточенные бои, располагается детская площадка.

На площадке под присмотром матери гулял трехлетний малыш. Но к мате­ри подошла подруга, и она отвлеклась, обсуждая с ней очень важные слухи. Она знала, что ее мальчик очень шустрый и озорной, что его никак нельзя остав­лять без присмотра, тем не менее она это сделала. Малыш вначале копался в песочнице, но потом, увидев лесенку, решил во что бы то ни стало заб­раться на самый верх. Он туда залез, но ему захотелось еще выше, и мальчик встал на последнюю ступеньку ногами. Он вел себя очень осторожно, но тут раздался крик – это кричала его мать, увидевшая, что делает сын. Малыш обернулся, потерял равновесие и упал вниз. Я подошла ближе: алая кровь только начала растекаться под его головой, но уже ничто – ни истошные крики матери, ни попытки подруги вызвать «скорую», – ничто не могло вернуть его к жизни, которую он еще не успел увидеть. Вечером я еще раз навестила эту семью: мать ребенка, не перенеся вины и отчаяния, захлебываясь слезами, перерезала себе вены.

***

Один старик пытался обмануть и меня, и себя. Он пытался это сделать с то­го самого момента, как узнал, что у него рак легких. Получив такое известие, он не только не бросил курить, а стал делать это почти без перерыва. Он говорил, что раз уж скоро умирать, то надо накуриться так, чтобы в загробном мире не хотелось. Он прерывал процедуру куре­ния только на время еды и сна. Оно перемежалось приступами кашля, иногда с кровью, во время которых он готов был выплюнуть легкие, если бы это было возможно.

Обычно его можно было видеть сидящим в кресле, слегка качающимся и держащим сигару. Старик каждый раз откидывал голову назад, когда выпус­кал дым. Он выпускал его то струйками, то кольцами, которые, чуть подняв­шись, начинали рассеиваться, распространяя запах табака по всему огромно­му пустому дому. Он сидел, покачиваясь, и говорил: «Я прожил отличную жизнь, заработал кучу денег, хотя начал свое дело с нуля. Кому еще это уда­валось? Я получил все возможные мирские удовольствия. Пo первому моему зову ко мне примчится толпа людей, готовая выполнить любое мое приказание. Да, я прожил хорошую жизнь, мне не о чем жалеть, я ничем себя не запятнал. Пусть приходит смерть. Пусть, я готов!».

Я выслушала все это и решила напомнить случай из его давнего прошлого. «Вспомни о том, – сказала я ему, – когда ты не был так богат. Ты встречался с одной девушкой, а когда узнал, что она беременна, бросил ее и уехал в дру­гой город. У тебя родилась дочь, которая сейчас из-за нищеты вынуждена продавать свое тело. Помнишь ты о том, как сбежал от ответственности?». Он был шокирован таким известием. Сигара выпала у него из рук. «Я не знал, что у меня есть дочь. Есть ли еще время исправить ее жизнь, ведь она моя единственная наследница, как я мог забыть этот случай? – кричал он, захлебываясь в приступе кашля. – Я еще успею». Он кашлял все сильнее. Я подошла по­ближе и сказала ему на ухо: «Нет, не успеешь, твое время пришло».

***

Ему не было еще и тридцати, а он уже был стариком. Мужчина, который мог только вступать в зрелую жизнь, лежал на куче тряпья в обшарпанной комна­те и умирал от передозировки.

Он родился в многодетной семье, мать и отец были алкоголика­ми. Он, может, пошел бы по правильному пути, но никто с самого детства им не занимался. Всем было наплевать, где он и что делает. Старших братьев он не помнил: они отсиживали свой срок в тюрьме. Впервые он попробовал са­могон в семь лет. Вкус его вызвал отвращение, и долгое время он не притрагивался к этому зелью, но потом, видя, как все вокруг тянутся к нему, начал потихоньку привыкать к специфическому вкусу. Таким образом, к пят­надцати годам он превратился в алкоголика. В этом же возрасте он впервые выкурил «план». Старший брат, каким-то чудом оказавшийся на свободе, подозвал его к себе и предложил средство от проблем. Чем он слабее брата? Если брат может, то и он тоже. «План» продавали соседи напротив. Он всегда мог купить это восьмое чудо света, лишь бы были деньги. Но с ними-то и была проблема. Чтобы раздобыть деньги на новую папиросу, он отбирал их у других подростков, брал что плохо лежало. Нередко и достава­лось, но он уже ничего не мог с собой поделать. Он спал со многими гулящи­ми женщинами, чаще всего с подругами своих сестер. Он не знал имен этих женщин, как и они не знали его. Он их не помнил и хотел полу­чать плотское удовольствие все равно с кем. Ходили слухи, что у него есть дети от разных женщин, но в этот момент он первый раз попал в тюрьму. А случилось так: от цирроза печени умер отец, и ему были нужны деньги на похороны.

Он решил идти на «большое дело». Не долго думая, вместе со своими подельниками он ограбил первый попавшийся дом. Хозяин стал сопро­тивляться, но был застрелен из обреза. Итог всему: семь лет лишения свобо­ды.

В тюрьме он перешел к более тяжелым наркотикам, чтобы быть не хуже других. Там он сильно похудел, набрался новых ощущений и понял, что и в тюрьме можно неплохо жить. Но нужны были деньги на новые дозы, кото­рые продавали надсмотрщики. Пришлось воровать деньги у сокамерников, за что те так его отделали, что он попал в госпиталь и провалялся там два меся­ца. В госпитале он познакомился с хорошенькой медсестрой. И впервые ему показалось, что все может измениться. Они полюбили друг друга, но, выписав­шись из госпиталя, он вновь попал в прежнюю стихию и забыл про все обе­щания. Когда медсестра навещала его, он просил ее при­нести как можно больше денег и был с нею так груб, что вскоре свидания стали реже, а по­том и вовсе прекратились. Выйдя из тюрьмы, он еще несколько раз попадал туда на более короткие сроки за кражи – нужны были деньги на дозу. В пос­ледний раз он вышел и не нашел никого из родных: братья или умерли, или были убиты, или сидели в тюрьме. Где были его сестры, он особо и не интересовался. Он застал дом в плачевном состоянии – все было вынесено из него уже дав­но. Он продолжал принимать крепкие наркотики, и уже ничто не интересовало его, кроме денег на дозу. После одной из инъекций он умер от передозировки, никому не нужный, ничего не помнящий и не чувствующий.

***

Я проходила мимо одной влюбленной пары. Они так ворковали друг с дру­гом, их глаза так сияли, а их губы так страстно сливались во время поцелуев, что я остановилась посмотреть. Но потом поняла, что скоро мне и так при­дется их навестить, ведь во время родов она умрет. Он же умрет в старости глубоко несчастным и одиноким, так и не сумев забыть свою любовь.

***

Смерть остановилась. Время на записи вышло. Она отложила книгу с бесчисленным количеством страниц и вышла – ее ждали другие люди.

Никто не знает, когда смерть придет за ним. Все надеются отложить свидание с ней на более поздний срок, но она приходит внезапно. И почти никто не го­тов к встрече с ней, хотя это неизбежно.