Глава 10. Жизненная задача интериоризации морали

Мы не можем утверждать, что цивилизация

все предопределяет и за все отвечает,

и в то же самое время говорить о том,

что человек обладает врожденной природой.

Одно несовместимо с другим.

(А. Маслоу)

Интериоризация морали — это та жизненная задача, решение которой связано с прикосновением к самому деликатному вопросу в личной жизни каждого человека— к вопросу о границах его «Я», его внешней свободы. В ее решении проявляется та сторона отношений «Я» и «Другие», которая рассматривалась К. Юнгом как достижение осознанного единения с другими после достижения автономности «Я» от коллективного бессознательного.

Это становление особого качества психической реальности, про­являющегося в самообосновании активности «Я» как использование предельных категорий и образов, задающих целостность «Я» и всей психической реальности. Такие предельные категории называются моральными категориями или моральными императивами, так как они содержат предельные обобщения, на которые способен сегодня человеческий разум. В принципе с существованием возможности предельного обобщения человек встречается в знаменитом своими вопросами возрасте от трех до пяти. Тогда он способен поставить вопросы типа:

— Кто родил маму первого человека?

— Как люди узнали, что собака называется собакой?

— Кто придумал смерть?

— Почему внутри меня дерется хорошее и плохое?

— Почему бывают плохие люди?

И т.п.

Это все вопросы о начале начал. У взрослых их тоже много. Мно­го вопросов о справедливости и равноправии, долге, вине, ответ­ственности, судьбе, смысле смыслов, смерти... Поиск ответов на них связан с религиозными чувствами человека, с признанием существо­вания сил, управляющих мирозданием — Космосом, и сил, управля­ющих микрокосмосом — его внутренним миром или же с созданием одного из вариантов той позиции антропологического эгоцентризма, согласно которой человек — центр Вселенной.

Предельные обобщения, которые человек может использовать в своем мышлении о жизни как целостности, как особом предмете его мышления, и составляют содержание его морали.

В юности есть все предпосылки для интериоризации морали — абстрактное мышление, переживания своей связи с другими людьми и автономности от них, решение задач о жизненном пути — о его целях и средствах, что создает условия для выделения в качестве предмета мышления жизни как целостного явления.

Прислушаемся, однако, к языку, который есть форма сознания. В нем существует множество прилагательных, которые уточняют упот­ребление слова «мораль». Вот некоторые из них:

общечеловеческая

двойная

религиозная

политическая

сексуальная

воровская

профессиональная

групповая собственная

бандитская

старческая

христианская и т.п.

Возможно, это неточно выбранное понимание морали как предель­ного обобщения, применяемого людьми для самообоснования их жизни. Думаю, можно объяснить и так, но есть все основания думать, что в природе «Я» человека существует механизм, позволяющий фиксировать границу его изменчивости, за которой начинается преобразование качеств «Я» в не-«Я». Может быть, это тот механизм, существование которого позволяет говорить о том, что в природе всех людей есть общее, то общечеловеческое, что всех нас объединяет общим понятием «люди». О том, что такой механизм есть и он постоянно работает, говорят все фак­ты выбора человеком формы для проявления качеств его «Я». (О лживо­сти я уже говорила, как об одной из форм существования «Я».)

Человек имеет границы трансформации своего «Я», как компью­тер имеет границы изменчивости способов работы с программами, которые в него заложены. Если нарушаются границы «Я», оно становится не-«Я», исчезают структуры, гарантирующие его целостность. Аналогичное происходит с компьютером, когда при его эксплуатации таким образом вмешиваются в программы, что они перестают уз­навать сами себя, и компьютер перестает работать.

Мне думается (опыт работы практическим психологом-консультантом дает для этого достаточно клинического материала), что для каждого человека в каждый момент решения им жизненной задачи в содержании его психической реальности есть структуры, гарантирующие целостность «Я». Это продукты его интеллектуальной деятельности, которые как доступные ему предельные обобщения мышления о жизни входят в содержание концепции жизни.

Такими гарантами целостности «Я» при решении жизненных задач могут быть те формы, в которых проявляется новое свойство «Я». Так, став студентом, человек приобретает возможность решать свои жиз­ненные задачи, основываясь на обобщении «студент», которое в дан­ный момент его жизни может стать (а может и не стать) обоснованием целостности его «Я». Тогда возможно появление, например, такого психологического образования, как студенческая мораль, которая вы­ражается примерно так: «Кто из студентов не прогуливал»; «Какой он студент, если не разу не списал»; «От сессии до сессии живут студенты весело» и т.п. Студент может воспринимать и возможности своего «Я», его границы через годы обучения: «Я же еще на первом курсе, какая мне научная работа...» или «Я уже на третьем курсе, я могу работать по специальности» и т.п. Обобщение как форма нового качества «Я», «Я— студент» может стать (чаще всего на время) гарантом целостнос­ти «Я». Гарантами целостности «Я» в принципе могут быть любые фор­мы, фиксирующие то или иное качество «Я». Отчасти поэтому любому человеку обеспечена многократная гарантия сохранения его «Я», если есть форма, обобщающая его качества, проявляющая его качества для самообоснования существования «Я».

Итак, в концепции жизни человека есть формы обобщения качеств «Я», которые направлены на сохранение его целостности при самообосновании «Я» своей активности. Эти формы существуют как предельные обобщения качеств «Я». Кроме них в концепции жизни человека присутствуют следующие составляющие: понятие человека, понятие нормального человека; понятие эволюции; понятие данности. Они объединяются в целостную систему, позволяющую человеку выделять жизнь как целостный предмет своей интеллектуальной деятельности.

Человек нуждается в гарантах целостности своего «Я». Как тело гарантирует целостность всех его систем и возможную слаженность их работы, так и форма обобщения качеств «Я», которую человек использует для самообоснования его целостности, гарантирует (пусть а время) слаженность работы всех параметров психической реальности, ту согласованность высших и низших психических функций, которая обеспечивает целесообразность человеческой активности.

Обобщение возможно относительно любого качества. Любое качество может выступить в роли гаранта целостности «Я» в самообосноваии им своей активности пусть в ограниченном пространстве и на огра­ненное время. В этом смысле можно говорить о морали футбольных фанатов и группы подростков, о морали учителей и депутатов конкретного органа власти, т.е. к списку возможных видов морали можно добавить еще множество всяких обобщений качеств «Я», которые могут гарантировать {и реально гарантируют) его целостность при самообосновании «Я» разных видов активности, н том числе и всей жизни в целом.

Молодой человек, чувствующий возрастающую силу своего «Я», есте­ственно ищет новые формы обобщения проявляющихся качеств для са­мообоснования «Я» в разных видах своей активности, во всей своей жиз­ни. Закон развития таков, что эти формы существуют как система вне­шних знаков, которые надо интериоризировать — освоить, взрастить, сделать своими собственными формами самообоснования своего соб­ственного «Я». Человек, который развивается, движется в этом направле­нии к освоению нравственного императива, сформулированного И.Кан­том и ставшего основным законом этики. Он имеет две формулировки о работах И.Канта(13): «...поступай только согласно такой максиме, руко­водствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом» (с. 260); «...поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» (с. 270). Форма, которую создает этот закон, это форма обобщения сущностных свойств человека вообще, которая может (должна) стать формой самообоснова­ния «Я» его собственной целостности в любом виде его активности, в жизни в целом. Как можно увидеть по материалам дневников, эта форма осваивается мучительно трудно, так как «Я» молодого человека еще не имеет выраженных границ, осознанных в самообосновании «Я» его ак­тивности. Я уже не раз говорила о том, что юность — период противоре­чий и неустойчивости, колебаний, кризисов и выборов формы самообос­нования «Я» его целостности. Разнообразие знаковых систем культуры, относительно замкнутых на самих себе, позволяет молодому человеку, ос­воив пространство одной из знаковых систем, чувствовать себя целост­ным «Я» и обеспечивать этим самообоснование себя самого. Одновре­менно это и возможность ограничить свое «Я» моралью этой знаковой си­стемы как той формой обобщения, которая ее объединяет.

Так, всю жизнь можно использовать в самообосновании активно­сти своего «Я» систему знаков «Я» — горожанин, где обобщение ка­честв «Я» строится по принципу территории. Можно использовать любую знаковую систему, даже отождествить себя с машиной и про­жить свою жизнь с моралью, например, автомата по продаже сигарет. («Я реагирую только тогда, когда меня просят, когда мне платят», — это строчка из жизни такого человека.)

Развивающийся молодой человек движется в поиске формы для самообоснования своего «Я» от одного вида обобщения к другому. Проследим это на материале дневниковых записей.

Из дневника Марии А.:

«...Я сегодня много думала о людях, целый день было такое чувство, что я наблюдаю со стороны, а не живу с ними. Что я хотела от них? Трудно сказать, словно искала в них то важное, что позволяет им быть уверенными и громкими. Что это такое, чего нет во мне? Они чего-то не бояться, а я боюсь. Боюсь сделать не так, а как надо, не всегда по­нимаю. Мне часто хочется быть одной — смотреть на природу, читать, думать. Но я люблю людей, почему мне с ними так трудно?

...Сегодня мама сказала такие важные для меня слова о том, что на свадьбе и на похоронах люди ведут себя одинаково — в них раскрывает­ся самое главное, они показывают свое лицо. Я почувствовала это, но не могла выразить. Люди были как голые, у них как-то все ярче выступило, даже черты. В общем было неприятно, если я буду выходить замуж, то никаких сборищ устраивать не буду, хорошо бы и умереть без людей.

…Л. приходит в мою комнату, когда ей надо на ком-то сорвать свое зло на жизнь, говорит мне всякие гадости, когда я одна. Я же вижу, что это она от своих бед мучает меня, а прогнать ее не могу — она же инвалид. Слушаю, терплю. Далась им моя худоба и внешность. Нет у меня другого тела, живу в этом.

...Сегодня говорили с В. Я ей рассказала, какое бывает у меня чувство от жизни — чувство яркое и пристальное, когда я вижу и предметы и лю­дей отчетливо и очень красиво. Дух захватывает, и это длится мгнове­ние, но потом долго-долго живешь с этим. Она, кажется, не поверила. А я видела рисунок рыбы, который сделал какой-то мальчик незадолго пе­ред смертью, мне его не передать словами, но виденье как у меня — каж­дая точка видна, и все разные и соединяются в целое. Когда знаешь, что кто-то так же видит, таким и родными люди становятся.

...Была в толпе. Страшно. Мы все стали каким-то телом, не было ни воли, ни силы. Это тоже жизнь, и ее сделали люди сами для себя, такое можно придумать только ненавидя людей.

...Читала. Не хочу даже писать название и автора. Как тогда в толпе, было чувство общей нечистоты и какого-то безмерного мрака. Почему в таком красивом мире, где есть и солнце, и цветы, и лес...

...Я свои стихи показываю только дома — маме, я же знаю, что скажут, если их кому-то показать. Скажут, что похоже на кого-то. Мне не надо та­ких суждений, я пишу, как могу, как получается, а не для того, чтобы пе­чататься и деньги за это получать. Я чувствую, что буду писать всегда, что буду искать те строчки, которые жду — ясные и легкие, как дыхание».

Переживания, о которых вы только что прочитали, относятся к чис­лу моральных, они связаны с выделением в отношениях между людьми особого качества, которое обычно называют целостным и ценностным отношением к жизни. Это те переживания, о которых в науке говорит­ся, что они в большей степени продукт индивидуального сознания че­ловека, что они могут противоречить и не соответствовать принятым со­циальным нормам и правилам. Это качественно иное образование в психологической реальности человека, но выполняет ту роль, о которой уже говорилось, роль самообоснования границ «Я». Для того чтобы это произошло, «Я» должно иметь форму, проявляющую его качества.

В приведенных страничках из дневника Марии А. такая форма связана с литературным творчеством. Оно вообщеявляется достаточ­но типичным для развивающихся молодых людей как форма проявлениякачеств «Я», позволяющая организовывать его активность. То, что молодые люди небезразличны к форме существования сво­его сознания, говорят и широко наблюдаемые факты создания моло­дежью вариантов родной речи, что приобретает для них особое значе­ние как проявление возрастающей индивидуальности их сознания. Однако, как любая знаковая система, молодежный жаргон обладает и обратной тенденцией. Это тенденция к замкнутости, шаблонности, в конечном счете к самоуничтожению, которое связано с исчезновени­ем контекста для развития значения знаков. (Обычно контекстом для его существования является замкнутая молодежная группировка).

Словотворчество в юности неотделимо от становления моральных переживаний. Моральные переживания открывают индивидуальному сознанию его собственную бесконечность, наличие в нем оснований для своего собственного индивидуального бытия, подобно тому как в дет­стве открытием становится наличие начала начал — существование при­чин явлений и событий. В юности моральные переживания обращают человека к причинам существования «Я», к необходимости зафиксиро­вать существование этой причинности как самообоснования существо­вания. При этом язык, как знаковая система, дает такую возможность. Молодежный язык возникает из родного языка, можно сказать, на его границе как семиотической системы — на границе индивидуального и коллективного, общественного сознания, на границе индивидуального и коллективного бессознательного, которую и проявляет сам факт суще­ствования «Я». Это именно та ситуация, где рождаются новые формы знаков, структурирующие психическую реальность человека, так как возможности всех видов диалога здесь практически не ограничены. Исследователи юношеской речи отмечают, что она порождена стремлением юности выразить свое существование как целостного образова­ния, что это одновременно попытка индивидуализации сознания и в то же время создание его ощутимых границ, так как молодежный язык со­здается для какой-то замкнутой группы. В этом противоречии, как дума­ется, отражается главное противоречие проявления «Я» как самообосно­вывающегося образования психики. Суть его в том, что оно индивидуаль­но по месту своего пребывания, только для него есть то место во времени и пространстве, где оно существует, но форма проявления этого места — знаковая форма — социальна по происхождению. Любая форма позволя­ет «Я» зафиксировать себя в пространстве и времени и таким образом проявить себя, самообосновать себя через выбранную форму.

Молодежный язык — это одна из форм проявления переживаний «Я» своих сущностных свойств — природности и знаковости (искусственнос­ти), их единства и возможного несоответствия как не соответствуют значение слова и его смысл. Я уже приводила страницы из дневника Ирины В., где она говорила о пустословии. Вот эта обостряющаяся чувствитель­ность к слову как форме индивидуального сознания, как форме «Я» тол­кает молодых людей к литературному творчеству, к созданию молодеж­ного жаргона и... делает их необыкновенно чувствительными (обидчивы­ми) к словам, которые характеризуют прямо или косвенно их «Я».

Молодежный жаргон существовал всегда. Это огромное заблужде­ние думать, что он — современное изобретение. О нем как о форме «порчи» языка написано много, но в нем есть и та психологическая не­обходимость, которую я вам хотела показать, — необходимость фикса­ции сущностных, моральных переживаний, означающих границы «Я», переживающего свое собственное бытие как самообосновывающееся.

Из дневника Марии А.:

«...девочки так любят употреблять некоторые слова, что почти только ими и пользуются. Я заметила, что даже в письмах домой ста­ла их употреблять. Как попугай, хотя это очень бывает весело, мы го­ворим, а другие не понимают, о чем мы говорим. Тайна получается от всех... Мама надо мной шутила, что я разучилась говорить...

...что мы делаем — заигрались в слова, придумываем и придумываем новые игры!! Это подтолкнул вопрос о том, можно ли корову назвать чернильницей. Что только не выдумали, но, думаю, быстро надоест...»

Юношеский жаргон включает, как уже отмечалось раньше, много слов превосходной степени (в прямой или косвенной форме), широко исполь­зуется ирония или комизм, чтобы оттенить что-либо максимальное. Час­то большая группа молодежи использует для этого одни и те же средства, хотя каждый индивидуально считает, что он проявляет оригинальность.

Создание новых слов — типично юношеское явление, которое ис­пользуется как для поддержания единства группы, так и для обозначения границ «Я» в самообосновании активности. Новые слова имеют разное происхождение, но чаще всего это использование переносного значения слов — слова из одной сферы начинают обозначать явления из другой.

Специфическим юношеским явлением можно считать и языковую небрежность, когда при общении специально искажаются какие-то грамматические или лексические формы, что тоже создает чувство но­вой формы, необходимое для фиксации «Я» в его самообосновании.

Возрастающая языковая чувствительность рождает и такое явле­ние как распространение в общении различных звуковых сочетаний, которые отражают индивидуальную манеру говорящего, но не обо­значают ничего определенного. Девушки могут особенно увлекаться различными именами, которые им кажутся привлекательными по своему звуковому составу. Многие молодые люди испытывают обо­стренное чувство неприязни к своему обычному имени и пытаются его совершенствовать, отыскивая варианты. Все это— попытки до­биться оттенка необычности.

Исследователи речи отмечают, что в юности не только идет увеличение запаса слов, но и совершенствуется ее структура, появляются все более сложные формы речи. Многие молодые люди испытывают огромное на­слаждение от создания речи, от красоты слова (они переписывают стихи, выписывают понравившиеся мысли разных людей, употребляют их в об­щении). Можно услышать, как молодой человек, удачно сформулировав свою мысль в слове, сам бывает удивлен этому и повторяет свое изобрете­ние с явным удовольствием, наслаждаясь эффектом, какой может произ­вести. У молодых людей пользуются популярностью остроты, услышан­ные ими в средствах массовой информации, они повторяют их с явным удовольствием, не обращая внимания на то, что это не их завоевание.

Переживание «Я» как самообосновывающегося качества психичес­кой реальности, связанное с поиском его причин, делает молодых лю­дей очень восприимчивыми к музыке — к ее ритмической основе. Мож­но сказать, ритм— это качество природы; как природное образование «Я» человека также обладает им. Возможно, сегодня у нас еще нет дос­таточных данных для того, чтобы описывать подробно, как это качество проявляется в «Я», но можно говорить о целом ряде явлений в молодеж­ной среде, которые характеризуют повышенную чувствительность мо­лодых к проявлениям ритма. Это прежде всего массовое увлечение мо­лодых людей музыкой как явлением культуры, как особым семиотичес­ким пространством, которое создается специальными знаками.

Увлечение музыкой, так же, как и увлечение танцами, переживают более или менее длительное время все молодые люди. На этом фоне раз­ворачиваются как массовые явления музыкального фанатизма, так и ин­дивидуальное музыкальное творчество. Думаю, что в этом явлении мож­но наблюдать встречу «Я» юного человека с тем выразимым только му­зыкой единением души и тела, Космоса и микрокосмоса внутреннего мира человека, которое отражает природную сущность «Я». Музыка и является такой формой единения индивидуального «Я», осознающего присутствие бесконечности, и бесконечности как проявления ритма са­мой сущности жизни, несущей в себе свое начало и конец.

Конечно, это только одна из интерпретаций причин чувствитель­ности молодых людей к музыке, но она показывает, на мой взгляд, важную особенность развивающегося человека — его потенциальное единение с природой своего «Я» как возможное преодоление искус­ственного характера своей психики. Люди, которые чувствовали и чувствуют это, может быть, острее других, заняты поисками путей та­кого единения. Сегодня это воплощается в очень конкретных вещах, которые еще называют экологическим мышлением, экологическим сознанием человека, когда он живет и думает в согласии с природой, стремясь не к ее завоеванию, а к ее пониманию. Результат — цветы и деревья, птицы и рыбы, которые бесстрашно живут рядом с промыш­ленными объектами. Это уже есть на земле.

Человек еще только учится жить в соответствии со своей природой, с природой своего «Я», познавая его, как познает и другое в мире. В юности, становясь чувствительным к существованию причин бытия, он открывает в себе моральные переживания как отражение этих при­чин, определяющих самообоснование его собственного «Я». Эти при­чины должны приобрести форму его жизни, стать содержанием реше­ния жизненных задач, человек должен найти в них отражение своего «Я» как существующего основания своей жизни. Для этого надо найти их различие и единство — различие «Я» и жизни, единство «Я» и жиз­ни—и соединить найденное в форме самообоснования своей жизни. Посмотрим, как это делают молодые люди. Читаем дневники.

Из дневника Андрея Н.:

«...Сравнить нас. Меня, в частности. Что можно сказать... Сейчас идет работа на уровне саморазвития. Самопостижения высшего «Я». Что тут можно сравнить, причем здесь спор о карме. Все внутри. Постигая себя, отбрасывается все ненужное, мешающее, остается только свет. Поэтому сейчас такое состояние души, что никто и ничто нам не может помешать, разве что только мы сами себе. Человек, почувствовавший вкус к само­развитию в глубоком смысле этого слова, почувствовал освобождение, хотя и маленькое, но это и есть Свобода с большой буквы. Это и есть Ис­тинная Свобода духа. Это тот огромный свет, объединяющий всех в себе. Поэтому у меня возникла мысль может странная, но все же. Я могу кон­тролировать себя замечать плохое. Убирать постепенно. А заметить хо­рошее и записать. Почувствовать, кто «Я» и записать, почувствовать, что «Я» могу, и записать. Это огромная ответственность, так как это «Я» Выс­шее, и, зная его, мы уже не можем отступать. Это огромная работа. Смог же я это сказать искренне и доступно, и главное чисто сказать близким по духу. Это нелегко, потому что этим я ответственен перед ними… Как-то неловко чувствовал себя в одежде, в которой зашел, не думал, что буду раздеваться. Я всегда должен выглядеть хорошо и чисто. Всегда...

...Сейчас внутри грустно. У меня такое бывает частенько. Просто не понимаю, почему. Хочется в этот миг всем помочь. Чувствовать себя силь­нее и в то же время не хочется сидеть на месте. Включил И. Баха. Застав­ляет задуматься. О чем? Хочется иногда заглянуть глубже, дальше. Не хо­чется этих проблем. Да, а как без них, как жить, развиваться? Сейчас пишу и знаю, что уже с сегодняшнего дня надо сесть за математику. И сяду. Чего бы мне не стоило. Перед тем как писать, мыл посуду под мантру Ош и сам иногда ее пел. Смотрел мультики, разговаривал с родителями. Вот после двух лет разговор с родителями не совсем ладится. Они хотят поболтать, посплетничать. И если они начинают донимать меня вопросами, мне при­ходится немного, но напрягаться. Я как-то давно не слышал такого обиль­ного пустословия. Я не обвиняю, а констатирую факты. Сейчас как-то чет­че понимаю то, что значит для человека, чтобы его понимали. Мне еще много над этим работать с моим невниманием слушать, т.е. на уход в себя. Были на рынке, так я не смотрел в глаза людям, я не видел ни одних глаз. Лица эти — застывшие комплексы, сосредоточения на себе...

...Сегодня произошел интереснейший шаг. Под конец дня я взбурлился, и что же. Я злился на самого себя из-за того, что я устал от своей игры, это чувствуется, но внутри. Где грань. Разговор с И. мне помог. Получи­лось интересное. Пишу как есть. Я кипел, всех ругал. И. слушала и смея­лась. Вначале мне показалось, что многие не правы. Какое-то препятствие непонятное. А что потом, когда ругался и следил, получил, что злюсь на самого себя и свою неестественность. Почему так получается? Мне хоте­лось бы обо всем узнать. Научиться. Мне хотелось что-то натворить. А когда я сказал себе «натвори», не смог. Вот здесь грань свободы. Хочу и не могу. Что мешает? Не свобода. Боязнь каких-то стереотипов, комплексы. Мне стало не по себе. О чем говорить, если я не могу сделать то, что хочу, Это же получается игра. Я потом шел, мне очень хотелось что-то сделать, что-либо. Я моментами чувствовал радость звездного неба. Холода. Все возможности были огромны. Я дышу, как хочу. Я не хотел себя в эти ми­нуты понимать, я хотел отдаться этой радости. Но каково эту радость, яс­ность удержать. Опять это мешает. Почему-то хотелось навредить немно­го какой-то малости. Не знаю, как это и что, но оно интересно...

...Так хочется быть свободным. Уметь помочь другим. Иметь тер­пение. Иметь силы. Уметь прощать и не обижаться. А главное — быть радостным, всегда. Быть радостным, я думаю, что это думать и жить ежесекундно и о важном. Это умение совмещать, прошлого и буду­щего нет, есть только сейчас. И тот, кто это понимает, тот счастлив. У меня уже долго длится период набирания сил, которые я растратил. Все не могу войти в норму, т.е. в ритм... Хочется научиться понимать людей. А я не могу воспринимать их таковыми, какие они есть. Отче­го это? Желание быть понятому самому. Т.е. я еще сам себя не реали­зовал, не проявил. Но мне говорят, что я проявляю себя с помощью других. А необходимо самому. Что я сделал сам? Утверждение в дру­гих — это не дело. Нужно утвердиться в себе. Наверное, так.

...Что бы мне хотелось записать — это неумение высказаться о красивом, искренне сказать комплименты и неумение видеть хоро­шее в человеке...

...Когда беседовал, иногда возникало желание прекратить эти разго­воры. А потому, что они были очень длинными. Потому, что я хотел их закончить побыстрее. Это опять неумение слушать и понимать челове­ка. Если бы я выслушал и понял бы его, он это почувствовал, и ему не­зачем дальше вести разговор. Иногда было желание казаться покупате­лям лучше, чем я есть на самом деле. И опять где мой идеальный образ странствующего рыцаря в рясе монаха? Где эта простота самого себя?»

Из дневника Ирины В.:

«…Жизнь ставит в ситуацию необходимости торговли. Идет огромное внутреннее сопротивление, неприятие. Я понимаю, что во имя общего блага, что в этом нет ничего постыдного, но ничего поделать не могу. Надо преодолевать и этот внутренний барьер. И меньше думать о себе.

Накопилась усталость. Никак не привыкну к напряженному ритму, постоянной деятельности. Но я не остановлюсь! Я хочу стать сильной.

Столько уроков! Столько решений! Попала в ситуацию выбора между личным и общим. На моих глазах человек предпочел личное. И у меня внутри заговорила проснувшаяся самость: деньги, родственни­ки, проблемы. Меня одолел сон, а после пробуждения я внезапно об­наружила, что это ушло, что еще в одной маленькой битве личное про­играло. Я уже не могу не стремиться служить общему благу. Я уже не могу сойти с большой дороги жизни под призрачный навес. Я поеду в Москву, я буду торговать, я наступлю на свое самолюбие, я буду делать все, перед чем ставит меня жизнь. Я буду учиться жить, а не впадать в отчаянье, не укутываться туманом придуманных сказок. Я буду делать то, для чего рождена на земле — творить жизнь. Я не имею права сто­ять и бездействовать. Я так люблю мою маленькую, больную Землю, я так люблю людей, осиротевших без Великой Иерархии (учение Рери­хов. — А.Г.). А помочь можно только действуя. Иначе нашу жизнь де­лают другие. Можно ли им доверять? Судя по результатам — нет. Так имею ли я право не брать ответственность на себя? Ответственность за Землю. Господи, удостой меня стать орудием мира Твоего...

...Люди не сидят на полочках. Они меняются, растут, развивают­ся. Меняется и мое восприятие. И эти перемены зависят от нас. Спа­сибо, мир, за новый шажок к единению.

...Заметила интересную вещь: сила воли меняет привычки нашего организма. Две недели не давала себе выспаться, тренировала выносли­вость, а теперь не могу долго спать! Утвердить и не потерять. И еда: ем гораздо меньше, перестаю уделять ей много внимания (как заправка для дальнейшей деятельности), меньшая зависимость от чувства голода.

Вчера внутри было высокое и чистое состояние. Выглянула в окно и родилось стихотворение:

Падает космическая пыль

На земные тоненькие плечи.

Сказка снова превратилась в быль,

И обратно, зажигая свечи,

Мы возносим эту красоту

В пламени горячего стремленья

В этой стороне увижу Ту,

В Той припомню этой наважденье.

Мир — огромные песочные часы

Все перетекает претворяясь,

Снова в каплю утренней росы

Загляделось солнце улыбаясь...»

Получается, что молодые люди в своих моральных переживаниях - долга, ответственности, стыда, совести, чести, вины — даже, если они их так не называют, приближаются к тем сущностным свойствам «Я», которые являются его универсальным гарантом, так как в силу своей всеобщности они присутствуют во всех проявлениях «Я». Эту ситуа­цию в реальных бытовых отношениях люди чувствуют как моральную силу человека, наделяя его моральным авторитетом, который не зави­сит от социального положения человека — его должности, профессии, возраста и других качеств, воплощение которых связано с социальны­ми институтами. Вы помните, что психологическую истину, как исти­ну индивидуальной жизни, человек постигает проявлением своего «Я». Это тот моральный авторитет, который был у святых и великомучени­ков, авторитет, перед которым преклонялась любая социальная, ин­ституциональная власть, так как это был моральный авторитет челове­ка, живущего истинной жизнью, открытой им самим.

Особенность моральных переживаний такова, что у человека нельзя их вызвать искусственно, создавая некоторые ситуации. Они возникают как решение жизненной задачи, связанной с поиском формы для проявляю­щихся новых качеств «Я». Появившиеся качества «Я», воплотившись в со­ответствующую им форму, становятся относительно устойчивыми. Неда­ром молодые люди стремятся фиксировать те мысли о жизни, которые, как форма, отражают содержание качества их «Я». В дневниках можно встретить много философских цитат, обобщающих в литературной форме, моральные переживания других людей. Знаменательно, что они становят­ся жизненными кредо молодых людей. В этих фразах, которые характери­зуются краткостью формулировок, часто присутствующей иронией или юмором, молодые люди находят (благодаря механизму проекции) отраже­ние содержания своего «Я», еще не нашедшего своего языка. Думаю, что вы тоже пользуетесь подобными фразами, избегая слов о долге, ответ­ственности, чести... Эти слова многим кажутся слишком высокими и обя­зывающими, поэтому говорят другое, но о том же самом, стараясь выра­зить в форме, соответствующей проявляющемуся качеству, свое пережи­вание. Так появляется в жизни молодых людей то, что Э. Берн называл «надписями на майке» — словесная форма переживания границ своего «Я», самообоснование своей активности, знак принятой морали как про­явление своей сущности, Вам нужны примеры? Посмотрите, что написа­но на столах в вашей аудитории; взгляните, какая надпись у вас в комнате на стене, может быть что-то вы сумеете прочесть из надписей, которые ос­тавляют юс авторы в разных общественных местах... Мораль, которой ру­ководствуются люди, бывает разной, как я уже пыталась сказать.

Однако есть одно «но», которое заставляет людей думать об универ­сальности собственной природы, о похожести всех людей — это возмож­ность существования нравственности, которая в отличие от морали не может быть разной. Она едина как проявление истинной природы человека. Единство ее проявляется в существовании нравственных заповедей, которые по сути своей и отражаютуниверсальность природы людей, об­щее основание для проявления множества вариантов индивидуального сознания. Можно спорить о происхождении нравственных заповедей, можно пытаться их опровергать всей своей жизнью, но они входят в че­ловеческую жизнь как ее аксиомы. Когда разрушаются аксиомы, как ос­нование, обосновывающее существование явления, явлению ничего не остается, как исчезнуть, превратиться во что-то другое. Жизнь человечес­кая превращается в не-жизнь. Примеров этому больше, чем достаточно.

В психологии как науке существует много гипотез о происхождении нравственных человеческих переживаний. В них так или иначе обсужда­ется вопрос об их инстинктивной природе или об обусловленности соци­альными обстоятельствами жизни человека. Мне кажется закономерным обсуждать этот вопрос в связи с понятием «психическое здоровье». Это тот путь, по которому шел А. Маслоу, изучая здоровых людей, способных к жизни. Тогда в понимании нравственных переживаний человека будут присутствовать такие категории, как жизнь, здоровье, человек. В наполне­нии этих категорий содержанием будет играть роль познание, создавая не­обходимый интеллектуальный материал для построения идеальных объектов: жизнь, здоровье, человек. Эти идеальные объекты, становясь основа­ниями для обоснования индивидуальной активности «Я» человека и его социальной активности, будут порождать нравственные переживания. Я попробую сформулировать еще раз то, что А. Маслоу описывал как жизненный выбор здорового (его еще называют зрелым, развитым, само­реализовавшимся, индивидуализированным, аутентичным и т.п.) челове­ка, когда у него есть право выбора, когда он в отличной форме и в благо­приятных условиях. Для здорового человека естественен выбор истины, а не лжи; добра, а не зла; красоты, а не уродства; единства, а не раскола; ра­дости, ане печали; любви к жизни, а не стремления к смерти; уникально­сти, а не стереотипности. Это все настоящие ценности жизни, определя­ющие существование нравственных переживаний человека. Возможность их выбора есть в той или иной степени у всех представителей человечес­кого рода, именно это качество объединяет людей в род.

Для жизни здоровому человеку нужны ценности его развития, те, ко­торые вызывают нравственные переживания, и ценности сохранения гомеостазиса (равновесия всех систем организма). К последним отно­сятся мир и покой, безопасность и зависимость, сон и отдых, капитуля­ция, защита от реальности, погружение в фантазии, стремление к покою и даже стремление к смерти и т.п. Здоровый человек менее склонен к этим ценностям, но и они присутствуют в его мотивации, входя в ее структуру. Мотивация человека выглядит как иерархизированная систе­ма, где есть свои принципы подчинения одних мотивов другим, переход от низших мотивов к высшим и наоборот. Ни один мотив не исчезает, он меняет свою выраженность по силе, находясь в зависимости от других, поэтому нравственные переживания человека отражают наличие в иерархии мотивов удовлетворенных низших потребностей, гарантирующих существование высших. Это части одной системы и они не могут существовать вне друг друга. То, что будет организовывать человечес­кую жизнь как иерархия мотивов, основывается на концепции жизни, которую он создаст в конкретных условиях своей жизни. Здоровый че­ловек в поисках оснований для самообоснования активности «Я» созда­ет идеал своей жизни, который как определяется современной ему куль­турой как знаковой системой, так и создается им самим. Этот идеал как концепция жизни также будет определять его переживания, как и при­сущие только ему способности и потребности.

В поисках самообоснования активности «Я» молодые люди есте­ственно обращаются к философским понятиям, которые существуют в культуре в виде бытовой философии или в виде систематизирован­ных учений. Они пытаются найти в них ту целостность, к которой стремятся сами, решая свои жизненные задачи. Из дневников:

«Интересная ситуация: внешняя беспомощность, а внутри идет ог­ромная работа. Но внешняя беспомощность ой как тяготит. С утра хо­дили по магазинам. Опять у меня очень странное отношение к церкви. Когда я смотрю на их магазины, мне вся религия напоминает грандиоз­ный фарс. Золото, шикарные гробы, яркие бездушные иконы. Разве об этом говорил Учитель? Разве это он принес? «Торгуйте именем моим?» И ради чего все это? Это помогает хоть одному человеку приблизиться к свету Истины? А разве может быть другая цель у Его служителей? Нельзя одновременно поклоняться золоту и Мамоне. Это Он сказал.

...Есть два способа людских объединений: внешний и внутренний. Внутренний — это то, что делает с нами Нонна Михайловна. Она стре­мится пробудить в нас внутреннего человека, помочь нам его воспитать. Любая ориентация, любое движение — это люди. Все держится на чело­веке, на каждом отдельно взятом человеке. Это невероятно трудно и дол­го — растить этого человека. Но это навечно, Толпу быстро собрать, но она также быстро разбежится. А МЦР пошел путем внешней организа­ции. Колосс на глиняных ногах. Увлеклись бытовой внешней, забывая, что главная битва идет вчеловеческих душах и за человеческие души... Очень трудно найти эту середину, чтобы внутреннее и внешнее сочета­лись гармонично. Я чувствую, что с самого детства внутри меня идет этот поиск. Проблема вождя, лидера всегда была для меня самой интересной. На силе человеческого духа и родстве душ может что-либо держаться в этом мире. И ни на чем другом. Все рухнет — деньги, система чинов и званий, репрессий и поощрений. Все, коме этой великой силы....

...Приходит время, когда начинаешь видеть недостатки в ранее иде­ализируемых людях. Мы хотим видеть в людях то, что мы хотим, под­гоняем их под созданный нами шаблон. А люди все разные, и это прекрасно. И то, что мне кажется недостатком, для человека может тако­вым не являться. Сегодня я сделала еще один маленький шажочек к принятию людей такими, какие они есть. Видеть и принимать — это не так уж и легко. Но не так уж и трудно, если действительно видеть.

Как это здорово — жить и радоваться жизни, не загонять себя в клетку из «надо». Почему к этому долго надо идти?

...Люди обо всех судят по себе и бояться окружающих, если недо­брожелательны сами.

...Сначала я переносила на мир свое несовершенство и познавала его в других. Затем в других познавала то хорошее, что есть во мне. Ведь я своими мотивами объясняла их поступки. Я все время теряла себя в других людях...» (Ирина В.).

«...При этом выступает один из множества случаев применения этого универсального закона, который рассеивает все преграды и не­понимание к сознанию собеседника, когда это случается при обмене идеями и мыслями как бы лоб в лоб. Это тонкое понимание собесед­ника должно длительно нарабатываться. Здесь, как и всегда, требует­ся высокая степень отрешенности от себя, своей самости, перепол­ненности сознания своей правотой...» (Владимир О.).

«...Почему люди мучаются? Столько всего плохого в них самих? Неужели они не могут быть хорошими? Детские вопросы, так на них и не найду ответа, как нет ответа и на вопрос о том, почему строить всегда труднее, чем разрушать... Действует какая-то сила.

...У меня же есть жизненный принцип — не завидовать. Я не завидую людям, если у них есть то, чего нет у меня. Я рада за них, я всегда знаю, что и у меня есть то, чего у них нет. Это еще в детстве пришло, когда дела­ли всякие «секреты», смотришь через цветное стекло и только ты видишь все в этом свете... Знаешь, что есть то, чем нельзя поделиться, а можно только отдать. Читала Экзюпери, я его уже не раз читала, каждый раз он какой-то другой для меня. Я не понимаю многих слов на философии, все слова— слова, а когда его читаешь, то ясно, что он — философ...

...Я не умею повторять то, что не понимаю. А не понимаю, потому что мой ум не хочет понимать, я его не могу заставить. «Структура личности» — это для меня как клетка, как решетка, я не могу думать о ней как о человеческом, глупая я» (Мария А.)

«...Внутри чувство неудовлетворенности. Чем?...Нуждался ли я в по­мощи? Я не хочу оправдываться. Все же я не до конца работал эту неде­лю. Еще не хочу на себя наговаривать. Но все же я выбрал эту дорогу сам. Помощи просить, как-то не то. Я думаю, что те, кто хочет помочь, сами предложат помощь. Но надо, я думаю, и уметь попросить помощи...

...Я мыл посуду и чувствовал себя таким счастливым, что я могу это делать хорошо. Еще вчера я бы сам смеялся над такими вещами, а те­перь понимаю, как это много значит — жить сегодня» (Андрей Н.)

Нравственные переживания, естественно, бывают разной степени выраженности. Их можно узнать и в чувстве ответственности, ив чув­стве полного присутствия в ситуации, и в переживаниях стыда и по­терянности, и в переживаниях красоты или несовершенства мира... Они открывают человеку его сущность, которая равно принадлежит всем его проявлениям — физическим и духовным, материальными идеальным, так как она его жизнь, обобщаемая и конкретизируемая им как концепция жизни. Открытие подлинных ценностей жизни, доступное здоровому развивающемуся человеку, приводит его к по­ниманию того, что они представляют собой возможности, а это зна­чит, есть выбор, те внутренняя свобода, спокойствие и принятие жиз­ни, которые делают человека бесстрашным перед лицом смерти.

Смерть как жизненное явление — одно из качеств жизни как пред­мета. Естественно, когда молодой человек начинает мыслить о жизни, он встречается с обликом смерти. Создание отношения к ней входит в решение жизненной задачи интериоризации — вращивания — морали. Надо сказать, что разные виды морали, естественно, несут разное отно­шение к смерти, к разным видам смерти. Я не буду останавливаться на этом подробно, это могло бы стать предметом специального исследова­ния и, соответственно, учебного предмета, покажу только, что, напри­мер, криминальная мораль широко использует социальную смерть че­ловека. Уничтожая его репутацию или угрожая уничтожением репута­ции, человека можно склонить к преступлению. Психологическую смерть человека эксплуатируют многие секты, превращая человека в за­висимого, рабски покорного исполнителя воли руководителей секты.

В детской жизни каждого человека есть момент, когда он осознал, что смертен. Обычно это бывает около четырех-пяти лет. Несколько позже приходит мысль о том, что своей жизнью человек может распорядиться сам. В трудных ситуациях жизни эта мысль может возникнуть как един­ственно возможный выход из положения, она может даже реализоваться в самоубийство как предельное решение всех жизненных задач.

В юности отношение к смерти особое. Молодые люди еще не вы­деляют разных видов смерти, хотя чувствуют их присутствие как на­личие пустоты в отношениях людей, как наличие пустоты в своих словах и действиях. Подобные замечания молодых людей встречались уже на цитированных страницах из дневников.

В большей степени осознаются, естественно, физическая смерть человека и его духовная смерть как отсутствие жизненных ценностей. Именно эти два вида смерти формируют отношение к ней как к свой­ству жизни. Читаем об этом вдневниках:

«...Мне снилось, что я умерла. Это не было страшно, наоборот, мне стало так легко, так светло. Я не хотела просыпаться, то, что я могла бы еще увидеть во сне, казалось более важным, чем дневные дела. Вообще, я люблю спать. Всегда жду от снов чего-то необыкно­венного, и это приходит, как в этом сне про смерть...

...Когда я думаю о сестренке, я понимаю, что пока мы живы, жива и она, что мы, действительно, не потеряли друг друга, мы же так ее любили и любим. Она была лучшей среди нас.

...Сказали, что Л. умерла. Сказали просто, это было уже давно — месяц назад. Я как-то не могу это ощутить, мы же встречались недав­но.Она шутила, что умрет легко, что ее никто здесь не любит, поэто­му уходить будет просто... Я слышу еще ее голос... Мне стало страш­но, если и о моей смерти скажут так спокойно, значит... Ничего это не значит, если родились, значит и умрем. Это закон.

...Когда я поняла, что я сама могу это сделать, я стала сильнее. По­чему кто-то должен определять мою жизнь, я могу сама.

...Человека можно довести до самоубийства. Н. сделала это — та­кая хрупкая, нежная девочка. Я не знала ее близко, но она ушла от нас сама. Говорят, что из-за парня. Как-то нелепо все звучит.

...Снился Бог. Он во сне прошел мимо меня — величественный, как на иконе в деревне. Я знала, что увижу его, за ним был Храм, в Храме горели свечи, многие обгорели. Меня подняли, чтобы я их зажгла. Вок­руг была темнота, я не видела людей, но понимала, что надо зажигать быстрее, чтобы свечи совсем не догорели. Наверное, это— вещий сон. Я должна что-то важное сделать, спасти, наверное, что-то. Даже во сне понимала, что где-то тут смерть прячется — в Храме было темно, только вверху свет. Вообще, я не думаю о ней. А сон был не страшный, наобо­рот, словно сил прибавилось. Ведь я зажгла свечи». (Мария А.)

«Меня во сне много раз вынимали из тела, я словно умирал и смотрел на все со стороны». {Андрей Н.)

«...Я могу уйти из жизни, но у меня то ли смелости не хватает, то ли ума хватает не делать это...» (Александр М.)

«...Спокойно восприняла мысль о своей смерти — я ее не боюсь... Я знаю, что могу победить смерть...» (Ирина В.) Для развивающегося молодого человека принятие смерти как даннос­ти жизни, как одного из свойств жизни составляет одно из проявлений переживания автономности сознания, его относительной независимости от коллективного бессознательного. Острота этих переживаний является одним из источников индивидуального творчества молодого человека — изобразительное и литературное творчество становятся необходимостью. Я бы проинтерпретировала ее как необходимость материализации «Я» для самого себя. Творчество молодых людей (см. приложения) не пред­назначено для кого-то. Оно для себя. В творчестве человек получает пе­реживания, принципиально отличные от переживаний смерти, пережи­вания наличия в его психической реальности творящего, созидающего начала, являющегося антиподом смерти, разрушению, тлению. В твор­честве — в любом его проявлении — молодой человек получает подтвер­ждение силы своего «Я», способной противостоять смерти и одновре­менно способной как к самообснованию, так и к самоуничтожению. Творчество молодых людей можно анализировать как проявление б нем архетипических образов (см. приложения). Эти же архетипические об­разы проявляются и в их сновидениях.

Напомню, что К.Юнг рассматривал архетипы как врожденные, вечные сюжеты, не заполненные определенным культурным содержанием. Од­ним из таких сюжетов он считал сюжет: Смерть — Воскрешение — Пре­ображение. Он считал, что архетипические формы — фантазии — на са­мом деле воспроизводятся спонтанно всегда и везде, поражая своей одно­родностью не меньше, чем сходство видимых частей тела человека. На­полнение содержанием архетипических форм происходит в процессе индивидуальной жизни человека, когда его личный опыт переживаний ос­мысливается на языке этих форм. В молодости обостренное переживание присутствия в психике «Я» как самообосновываюшегося образования приводит к актуализации всех архетипических форм, отражающих это его важнейшее качество — самообоснование, которое воплощается в концеп­ции жизни и смерти, гарантирующих существование «Я» для самого себя. Какое содержание этих концепций несет человек? Будет л и в них места жизни как целостности или она будет разделена на «дом — машину— ме­бель — путешествия — еду — развлечения и.п.»? Что примет человек как границу своего «Я»? Это не праздные вопросы исследователя-психолога, это вопросы о том, каким светом наполняться ваши дни, будут ли они во­обще светлы или их будут затемнять зависть и ревность, злоба и вражда к жизни, к людям, к самому себе? На этой границе вашего «Я» будут рождать­ся новые качества его жизни, на этих границах возможно творчество. Где они проходят? Где рождается сознание «Я», позволяющее сделать тот шаг к единению с другими, который уже не будет слиянием, растворением, уподоблением, адаптацией, а будет творением своей жизни среди людей?

Это вопросы к вам. Вы знаете свой ответ. Я, как могла, старалась показать свой, используя для этого все, что представляет собой этот текст. Хочу еще процитировать К. Юнга:

«Когда же мы понимаем и чувствуем, что уже здесь, в этой жизни, заключена бесконечность, и желания, и помыслы наши меняются. В итоге в счет идет лишь то, что существенно, что мы воплотили, и если этого нет, жизнь прошла впустую. И в наших отношениях с другими людьми имеет значение все то же: содержат ли они в себе некую безграничность.

Но чувство безграничности может быть достигнуто лишь тогда, ког­да мы имеем границы вне себя. Наибольшим ограничением для челове­ка является его Самость; она проявляет себя в ощущении: «Я есть то, а не это!» Только осознание себя — границ себя — соединяет нас с безгра­ничностью бессознательного. И тогда мы узнаем в себе одновременно и вечность, и предельность, и нечто единственное, присущее только нам, но не другим. Зная себя как уникальное сочетание каких-то свойств, т.е. в конечном счете осознавая свою ограниченность, мы становимся спо­собны осознавать бесконечность. И только так!» (37, с. 137)

Итак, через самообоснование себя «Я» получает возможность дви­гаться как к своим границам, так и к бесконечности. Этот факт психи­ческой жизни молодых людей может быть дополнен анализом пережи­ваний комического, которые, как и все переживания молодых людей, имеют особое значение для самообоснования «Я». Мне близка мысль В.Я. Проппа (24), что смешное всегда связано с духовной сферой че­ловеческой жизни. Только человек может смеяться, и только челове­ческое вызывает его смех. Такие исходные положения позволяют рас­сматривать смешливость молодых людей, их чувствительность к коми­ческому как проявление сензитивности к человеческим отношениям, к себе как к человеку. Это— еще одна сторона освоения молодыми людьми жизни как целостного предмета собственного мышления.

Чтобы засмеяться, человеку надо суметь увидеть смешное или дать моральную оценку, которая вызовет смех. В.Я. Пропп говорит о том, что смех — это природное свойство человека, которое позволяет ему обнаружить в себе или в других людях скрытую, но вдруг обнаружив­шуюся неполноценность. Для того чтобы смех возник, нужно идеаль­ное образование, которое не совпадает с его конкретным воплощени­ем: форма не совпадает с содержанием. Но это несовпадение незначи­тельное, оно только подтверждает необходимость соответствия формы и содержания, показывает целесообразность такого совпадения.

Мне эти идеи представляются продуктивными для понимания прису­щих молодым людям юмора и смешливости как естественного свойства, направленного на поиск форм, соответствующих качествам своего «Я», в смехе переживающих соответствие их или не соответствие этим качествам. Можно сказать, что, смеясь, юность примеряет границы своего «Я» как проявленность его качеств. Это относится к самым разным качествам сво­его «Я» или «Я» других людей — внешности, отдельным чертам лица или частям тела, к непроизвольным функциям тела. Смешными становятся повторяющиеся, доведенные до автоматизма проявления психической жизни человека, так как они перестают быть индивидуализированными.

Вызывает смех и преувеличенная индивидуальность другого чело­века, так как она воспринимается как странность, как ненормаль­ность. Известно, что благодаря механизму проекции человек воспри­нимает норму только по отношению к себе, поэтому другое может вызвать чувство комического. Здесь кроется причина того, почему бывают смешны иностранцы, когда они выделяются своими манера­ми, речью — это воспринимается как нарушение нормы.

Чувство комического возникает как переживание несоответствия формы и содержания качеств человека. Оно возможно при сопостав­лении форм поведения человека и животного или при отождествле­нии поведения человека и качеств вещи. В том и другом случае будет возможность еще раз сопоставить смысл и значение, форму и содер­жание — пережить необходимость их соответствия.

Исследователи смеха выделяют несколько его видов. Я думаю, что все они присутствуют в молодежном смехе, составляя его богатство как богатство потенциальных «Я» качеств: добрый смех, злой или ци­ничный, жизнерадостный, обрядовый, разгульный, насмешливый.

Добрый смех — смех, фиксирующий наличие недостатка, с кото­рым можно мириться и самому человеку, и окружающим.

Злой, циничный смех — человека заставляют страдать специально потом смеются над его беспомощностью в преодолении страдания. Гра­ница злого и циничного смеха — в мере чувствительности к чужой беде или чужому недостатку. Злой смех — смех над мнимыми недостатками людей, мешающими им преодолеть свои страдания, а циничный — это смех над действительными несчастьями, с которыми человек не может справиться сам (смех над уродствами и болезнями, например).

Жизнерадостный смех — игра жизненных сил человека, проявле­ние силы жизни «Я». Он не связан с выявлением недостатков, он - проявление гармонии формы и содержания жизни «Я».

Обрядовый смех — искусственный смех, смех по правилам. Смех с определенной целью — воздействия на качество жизни (рождение, смерть). Обрядовый смех сохранился в празднике первого апреля.

Разгульный смех — от радости физиологического функциониро­вания, от радости тела.

Насмешливый смех — изобличение недостатков внутренней жиз­ни человека, которые связаны с соблюдением моральных норм, осу­ществлением волевых побуждений и умственных операций.

Насмешливый смех наиболее часто встречается в жизни. Он ста­бильно связан с комизмом, так как комизм всегда есть там, где явно или неявно обнаруживаются недостатки того, что или кто способен вызвать смех. Это мнение В.Я. Проппа позволило ему сформулировать теорию комического, некоторые положения которой перекликаются с идеями А. Маслоу о существовании у здорового человека естественно­го чувства долженствования как следования добру, истине и красоте.

Суть идей В.Я. Проппа состоит в том, что комическое связано с су­ществованием особых противоречий. Эти противоречия находятся не в объекте смеха и не в человеке, а в отношениях между ними. В этих отношениях есть специфическая особенность, которая создает проти­воречие между тем, что кроется в смеющемся человеке, и тем, что ему противостоит и открывается в окружающем мире, в объекте смеха.

У человека есть представления о должном, о правильном как ка­честве жизни. В.Я. Пропп называет даже эти представления инстин­ктом должного и правильного. Это то, что в природе и в отношениях между людьми со здравой человеческой натурой принимается имен­но так. Он замечает, что люди, не имеющие моральных убеждений, холодные и черствые люди, тупицы не могут смеяться. Такой ин­стинкт должного — первое условие возникновения смеха.

Вторым условием его возникновения надо считать возможность для человека наблюдения за тем, что в окружающем мире есть нечто проти­воречащее этому заложенному инстинкту должного, не соответствую­щее ему. Противоречие это — основа комизма и вызываемого им смеха.

Изучение смеха показывает, что переживание комического осно­вывается на наличии недостатков духовного или морального порядка: эмоции, моральное состояние человека, чувства, воля, умственные операции. Все это вызывает переживания комического, если в их ре­альном проявлении наблюдается несоответствие должному. Недостат­ки физические рассматриваются либо как сигнал внутренних недо­статков, либо как нарушение тех закономерностей в пропорциях, ко­торые ощущаются людьми как целесообразные с точки зрения законов человеческой природы. Именно так возникает насмешливый смех.

Во многих случаях недостатки самоочевидны и не требуют особо­го изобличения. Очевидная ложь, очевидная глупость, несуразность суждений, мелкое плутовство— саморазоблачаются очевидностью. Но в большинстве случаев они требуют изобличения, и тогда необхо­димо особое искусство показать объект насмешки так, чтобы с его внешней стороны была видна его внутренняя несостоятельность или недостаточность. Здесь огромное поле для активности молодых лю­дей, которые в силу своих жизненных задач озабочены поиском фор­мы для проявляющихся качеств «Я». Они не только сами чувстви­тельны к проявлению комического как несоответствия формы и со­держания, но легко создают новые формы для внутренних качеств.

Смех появляется на основе бессознательного умозаключения от видимого к тому, что за этой видимостью скрывается. Это умозаклю­чение может привести к выводу, что за видимой формой ничего нет— так обнаруживается наличие психологической смерти как на­личие пустой формы без содержания. Смех наступает тогда, когда это переживание возникает внезапно как открытие, повседневное на­блюдение за недостатками не вызывает таких переживаний.

Общую форму теории комического можно было бы сформулироватьтак: человек смеется тогда, когда в его сознании положительное представление о человеке заслоняется внезапно проявившимися внешне не­достатками его внутреннего мира. Внутренний недостаток сам по себе тоже не смешон. Смех возникает тогда, когда внешний недостаток вос­принимается как показатель внутренней недостаточности или пустоты

В нормальном, здоровом человеке есть не только инстинкт долж­ного как проявление его нравственности, но и чувство гармонии, со­единяющее законы природы и целесообразность их. Если они нарушаются, то тоже возникает смех.

Если человек видит дисгармонию или внешнее безобразие, то он воспринимает это как показатель более глубоких и значимых недо­статков. При последующем размышлении это может оказаться не так, но когда человек смеется, он не рассуждает. Если позже он начнет рассуждать, то впечатление комического может исчезнуть, так как основывалось на обманчивом чувстве. О том, что чувства могут обма­нуть человека, мы уже говорили с вами раньше.

Смех не может продолжаться долго. Долго может длиться только улыбка. При насмешливом смехе человек невольно сравнивает себя с тем, над кем смеется. У себя он осмеиваемых недостатков не предпо­лагает, что позволяет острее переживать свою индивидуальность и испытывать радость от ее проявления. Радость основывается и на чувстве должного, которое как нравственное чувство, позволяет че­ловеку переживать изобличение и посрамление зла. В этом чувстве есть элемент злорадства как чувство торжествующей справедливости. В жизнерадостном смехе отражается чувство радости как торже­ство сил жизни. Смеется победитель, испытывающий радость от ощущения своих сил в борьбе с жизненными препятствиями. Обыч­ный смех здорового нормального человека — это знак торжества правды, того, что он считает правдой.

Смех всегда делает скрытое — явным. Содержание соотносится с фор­мой. Если содержание не соответствует форме или его просто нет, то это — условие возникновения смеха. Благодаря смеху скрытый недоста­ток может стать видимым для всех, видимым и для самого человека, у ко­торого этот недостаток обнаружен. Смех над собой — особая форма от­ношения человека к себе, которая возможна при наличии развитой «Я»-концепции и нравственных переживаний. Именно они создадут возмож­ность сопоставления как реальной и должной «Я»-концепции человека и его нравственного чувства. Это и будет основа для появления смеха над собой.

Насмешливый смех вызван внезапным открытием недостатков, он кратковременен и не может продолжаться через волевое усилие человека. Но если человек целью своей жизни, например, в профессии, поставил ре­агирование на человеческие недостатки, то он обречен видеть их в жизни. Переживания человека, который попадает в такую ситуацию, например, становясь профессиональным комиком или писателем-юмористом, могут перерасти в их противоположность; чувство комического — в чувство тра­гического. Это закон существования чувств — то единство противополож­ностей, та дихотомичность, которая свойственна им по природе.

Смеясь, шутя, молодые люди открывают существование особой ло­гики жизни, которая связана с природой человеческих переживаний. Это та логика, которая может быть названа логикой смысла, логикой ценностей. Она отличается от формальной причинно-следственной логики тем, что в ней присутствует тот момент долженстовования, ко­торый выступает со всей очевидностью в комических ситуациях.

Именно наличие в жизни этого момента, структурирующего ее це­лостность, обеспечивающего саму данность психической жизни, привело в свое время Д. Юма к формулировке знаменитого «принци­па Юма». Суть дела в том, что человеческие оценки нельзя вывести из описаний. В дневниках молодые люди не раз встречались с этой проблемой, говоря о том, что «хорошее» и «плохое» — это только наше мнение о явлении.

Д. Юм первым в истории философии заметил это важное обстоя­тельство и сумел описать его.

«Я заметил, что в каждой этической теории, с которой мне до сих пор приходилось встречаться, автор в течение некоторого времени рассуждает обычным образом, устанавливает существование Бога или излагает свои наблюдения относительно дел человеческих; и вдруг я, к своему удивле­нию, нахожу, что вместо обычной связки, употребляемой в предложениях, а именно есть или не есть, не встречаю ни одного предложения, в котором не было бы в качестве связки должно и не должно. Подмена эта происходит незаметно, но тем не менее она в высшей степени важна. Раз это должно или не должно выражает некоторое новое отношение или утверждение, последнее следует принять во внимание и объяснить, и в то же время дол­жно быть указано основание того, что кажется совсем непонятным, а именно того, каким образом это новое отношение может быть дедукцией из других, совершенно отличных от него... Я уверен, что этот незначитель­ный акт внимания опроверг бы все обычные этические системы и показал бы нам, что различие порока и добродетели не основано исключительно на отношениях между объектами и не познается разумом» (36, с. 618)

Принцип Д. Юма не опровергнут и по сегодняшний день. Он, ду­мается, не может быть опровергнут еще и потому, что в своей соб­ственной логике человек встречает естественные и искусственные — знаковые — образования, которые выполняют разные функции в его психической реальности.

«Я» молодого человека в поисках содержания для самообоснова­ния своей активности встречается с ними как с содержанием своих переживаний. Среди них есть особые по силе и значимости пережи­вания — нравственные, — которые составляют аксиологическое ос­нование жизни, иерархизируют все остальные переживания, можно сказать, лирическим языком; они тот свет, в котором человеку от­крывается его внутренний мир как микрокосмос, гармонично и це­лесообразно существующий. Сила этих переживаний необыкновен­на — они породили идеи бессмертия, они проявляют в человеке тот творческий потенциал, который дает ему силы для творчества жизни. Движение к ним в юности естественно как движение к бесконеч­ности своего «Я». Поставить преграду в этом движении, значит огра­ничить свое «Я» той нормой, которую задали другие. Тогда жизнен­ная задача будет решена с ошибкой. Вместо переживаний силы «Я» и его возможностей будет переживание зависимости и ограниченности «Я». Думать никому не запрещено...