Зависть вообще

«Зависть горьку имате» (Иак.3, 14). С именем зависти тотчас представляется нам что-то черное, снедающее душу. Но такова и есть зависть. Она составляет печаль о счастье ближнего, изъявляет досаду на чужое добро. Неприятно обнаруживается она и во внешнем виде человека. Отличительные черты завистника: суxиe глаза, нахмуренные бро­ви, выдающиеся плечи; от досады он трет своими паль­цами. (Впрочем минутное желание или чужой вещи, например, какой либо комнатной, или чужого таланта, например, лов­кости говорить, —еще не есть злая зависть. Это только грех своекорыстного пожелания. Оттого-то в этом грехе мы легко приносим сознание: «согрешил, позавидовал», говорим мы на сей раз). Не то зависть в настоящем смысле своего слова. В полном своем развитии оно есть постоянное злое чувство в душе, которое направлено или против одного какого либо человека или против разных лиц, к кому только будет случай выразиться ей. Но преимущественно, если не единственно, она бывает обра­щена в лицам знакомым и близким. Это например, сосе­ди, сослуживцы, ровесники наши, родственники, а также имеющие между собой однородные занятия и желающие до­стигнуть одинаковых успехов, например, в однородной торговле или в какой либо промышленности. Чтоб пита­лась зависть, требуется постоянная совместная жизнь с тем, кому завидуют. (Человеку достойному, прекрасному, который в своем месте много терпит от завистников, очень хорошо живется там, где он бывает гостем: в чужом месте ему сочувствуют и здесь-то мы видим не­вольное и хоть временное уважение к истине и доброде­тели в лице его со стороны людей, в свою очередь также завистливых). Для зависти затем, как питающий ее материал необходимо требуется со стороны ближнего ум, ученость, заслуги, успехи дел, награды, возвышения, высшие к нему милости и покровительства. Таким образом, зависть не столько деревенский порок, сколько городской; место ей не столько между простолюдинами, сколько в высших кружках людей: Мардохеи и Даниилы боролись с ней при царских дворах.—Где же родопроисхождение ее или историческое начало? О, как сродна человеку зависть! Ее видим мы первою из страстей человеческих, -вслед же за самым грехопадением прародителей в раю. Ее встречаем в самой первой семье. Каин позавидовал своему брату Авелю, и—зависть его разразилась новым страшным грехом, который доселе потрясает душу. Но если от исторического начала зависти в целом роде человеческом обратимся и к частной жизни каждого чело­века, то прежде других страстей встретимся с признака­ми той же злой страсти. Первое недоброе чувство в младенцах замечается какое же, если не зависть? (Двое грудных детей питались от одной матери, и когда мать кор­мила одно дитя в виду другого, —другое рвалось от до­сады). Начинается зависть каждый раз оттого, когда чело-век увидит или услышит что либо лучшее в положении других, чем сам не владеет; например, видит он как другой строит себе большой дом, и—начинает за­видовать; встречаешь равного себе со знакомь отличия, и—скорбит от зависти; слышит, как хвалят другого или хотят возвысить известного человека, и—вдруг будто кто-то укольнет его в самое сердце. Да, от зрения и слуха начинается каждый раз зависть. Скажут: «мы не завидуем, а только не миримся с тем, как не достойные люди везде успевают, как они не по своим способностям или направлению нравственному получают должности, на­грады или выгоды в жизни». Это, конечно, иное дело. Но в таком случае нет нашей печали о чужом счастье, а чувствуется одно сожаление: зачем же известный человек столько искателен или столько к нему пристраст­ны другие? нет тогда нашей досады на чужое добро, а выражается только благородное негодование к чьему либо недостоинству. Эти чувствования и проходят скоро, а не возрастают в зависть. Умный и богобоязненный христианин тем более не хочет завидовать незаслуженному и неправедному счастью ближнего.—Где же конец зависти? О, смерти для зависти нет, как и для страсти сребролюбия! Это грех, так сказать, бесконечный, зло постоянное. Другие страсти хоть на известное время замолкают, после того как человек удовлетворит им: а зависть—не так. Предоставьте сегодня завистнику то самое, чему он завидовал вчера: он действительно порадуется, но только на короткие минуты; завтра же он будет снова завидовать ближнему в других предметах. И по мере того, как делается счастливее соперник его, — он усиливаете свою досаду на счастливца. Наделите его всяким счастьем, — он и еще найдет чему позавидовать. Таким образом не в редкость примеры, что самые высшие лица, которым бы казалось нечего желать в положении низших, —завидуют этим низшим; например, царь Ахав позавидовал вино­граднику Навуфея. Зависть потому еще в высшей степени живучее чувство, что завистливый не останавливается на том, чтоб достигнуть тех же выгод или даров счастья, которые увидел у других и которых раньше сам не имел; нет! он досадует и на то, чем владеет или пользуется в равной мере с другими. Он хотел бы на сей раз достигнуть вот какого положения: «ему одному иметь те и другие преимущества, а другим быть безо всего, хоть бы другие и не меньше его заслуживали счастья». Словом, остается быть или нищим или порочным человеком, например, пьяницей, или низким до убожества, чтоб избегнуть ненасытимых глаз завистника, т. е. завистник не позавидует разве кошелю нищего или беспорядочной жизни нетрезвого или положению такого простяка, на которого никто не обращает внимания: этим только людям он все прощает.—Чего же, спрашивается, желает ненасытимая зависть? что ей нужно? Ее желания—самые низкие. Завистник—враг истины, которая на этот раз тем еще достопочтенее, что проявляется в самой жизни человека. Завистник не терпит ничего светлого. Все, что есть лучшего в людях, как-то: таланты, терпеливый и честный труд, благородная ревность, бескорыстие, — все это ему не нравится в ближних, потому что всему этому он завидует. Значит ему нужно видеть или только слабое или же прямо—порочное. Это выходит коршун, для которого хоть есть прекрасные луга с благоухающими цветами, чтоб во время полета останавливаться, но который между тем летит к местам гнилым и зловонным. И замечательно: завистник, столько по-видимому желающий себе одному добра, между тем часто идет против собственной пользы. Вот например, такой-то человек был прекрасным помощником ему по службе или на должности его, приносил истинную пользу и всем: но пробудилась в нем зависть к этому человеку, окрепла в душе его зависть, и—он старается удалить от себя доброго сотрудника. Не нужны и от­личные успехи дела, не жалко и попуститься многим начатым предприятиям: лишь бы устранить от себя лицо, к которому зародилась и таится в душе зависть. (С такими-то примерами, т. е. когда завистник, очевидно, действует во вред себе, и еще не раз мы встретимся). Угнетает, например, высший низшего без всякого отчета пред своею совестью. На каждом шагу виноват пред ним низший, а в существе дела достойный человек: везде он так и отыскивает причины, чтоб завинить этого чело­века. Будто он поставил себе обязанностью всегда винить невинного. И думает он про себя, что закон­но поступает, что никогда не допустит себе позавидо­вать низшему лицу: между тем на деле выходит не так; он действуете по одной зависти во вред себе и общей пользе. Давид, когда побеждал врагов, кому же больше служил, как не Саулу? Чье же более устроил и утверждал благосостояние своими воинскими успехами, как не благосостояние престола Саулова? Но когда хор девиц прославил в песни больше его, чем Саула; с этой ми­нуты, вполне можно так сказать, кто-то укольнул Саула в сердце, и Саул стал преследовать столь дорогого для себя и для всего государства человека.

После всего этого уже не трудно судить о преступном качестве зависти. Она вредит себе же самой. Завистник неспокоен, досадует на чужое добро, но без всякой почти пользы самому себе; потому что не успевает же каждый раз попрепятствовать счастью и успехам человека, кото­рому завидует. Чувство зависти он, обыкновенно, скрывает от других и даже от самого себя; из приличия или по иным побуждениям он не всегда выражает за­висть и в своих речах, — разве бледность лица иногда ему изменит. Но зависть затаенная, в пределах одной души его, еще больше теснит его грудь. А сколько он вредить ближним! Зависть—это причина самых разнообразных зол ближнему. Сказано: «иде же зависть и рвение, ту нестроение и всяка зла вещь». Потому между внутренними чувствами, которыми мы вредим ближним и себе, зависть занимает самое первое место: (потому-то относительно внутренних состояний человека, которые нужно исправить, о ней у нас первая речь). От зависти мы начинаем чув­ствовать к иным нерасположение, которое в его основе не понимаем и, не понимая, называем безотчетным; за­висть побуждает нас к злоречию, к унижению достоинств и заслуг ближнего к оклеветанию, к объяснению его неоспоримых и многолетних трудов только счастливыми обстоятельствами. Завистник тотчас подставляет ногу достойному человеку, для которого открывается хороший ход, например, по службе. О, какому же злу несродна эта зависть! Нa что низкое она неспособна! На что светлое и доброе она не полагает своей черной печати! Не решается ли она на самые убийства? Как же тяжело иному целый век жить среди злых завистников! От зависти люди терзают друг друга, точно не люди, а звери.

И нам с тобой, христианин, нужно строже поверить себя: не часто ли и мы завидуем ближнему? Если так поверим себя, то и увидим следы зависти в расположениях своего сердца, и даже в словах и действиях в отношении к ближнему. Исцелиться же от этого недуга можем вот чем: не будем стыдиться принести сознание, хоть пред самими собой, что мы завистливы; станем пожалуй избегать бытности в тех местах или встреч с теми людьми, которые пробуждают в нас чувство завис­ти; такое наше обегательство людей будет вовсе не по отвращению к ним, как бы ко врагам нашим (если мы не развили в себе уже и ненависти в отношении к ним), не только доставит нам больше покоя; не будем иметь пристрастий земных: кому немногое нужно, тот и не завидует, но и со своей стороны пощадим ближнего, —не будем подавать ему поводов, чтоб он раздражался чувством зависти в отношении к нам: например, при людях завистливых с осторожностью следует хвалить других, а тем более говорить о собственных великих предприятиях или о таком замечательном деле, которое уже ус­пели мы выполнить.