Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






СЕНТ-МАЛИН






 

Эрнотон не ошибся: указанный им человек был действительно Шико.

Он тоже обладал отличным зрением и слухом и потому издалека увидел и услышал приближение всадников.

Он предполагал, что они ищут именно его, и потому стал их ждать.

Когда у него уже не осталось на этот счет никаких сомнений и он увидел, что оба всадника направляются прямо к нему, он безо всякой аффектации положил руку на рукоять длинной шпаги, словно стремясь придать себе благородную осанку.

Эрнотон и Сент-Малин переглянулись, не произнеся ни слова.

– Говорите, сударь, если вам угодно, – сказал с поклоном Эрнотон своему противнику. Ибо при данных обстоятельствах слово «противник» гораздо уместнее, чем «спутник».

У Сент-Малина перехватило дыхание: любезность эта показалась ему столь неожиданной, что горло у него сжалось. Вместо ответа он только опустил голову.

Видя, что он решил молчать, Эрнотон заговорил.

– Милостивый государь, – обратился он к Шико, – этот господин и я – ваши покорные слуги.

Шико поклонился с самой любезной улыбкой.

– Не будет ли нескромным с нашей стороны, – продолжал молодой человек, – спросить, как ваше имя?

– Меня зовут Тень, сударь, – ответил Шико.

– Вы чего-нибудь ожидаете?

– Да, сударь.

– Вы, конечно, будете так добры, что скажете нам, чего вы ждете?

– Я жду письма.

– Вы понимаете, чем вызвано наше любопытство, сударь, для вас отнюдь не оскорбительное?

Шико снова поклонился, причем улыбка его стала еще любезнее.

– Откуда вы ждете письма? – продолжал Эрнотон.

– Из Лувра.

– Какая на нем печать?

– Королевская.

Эрнотон сунул руку за пазуху.

– Вы, наверное, узнали бы это письмо? – спросил он.

– Да, если бы вы мне его показали.

Эрнотон вынул из-за пазухи письмо.

– Да, это оно, – сказал Шико. – Вы знаете, конечно, что для пущей верности я должен кое-что дать взамен?

– Расписку?

– Вот именно.

– Сударь, – продолжал Эрнотон, – король поручил мне везти это письмо. Но вручить его вам поручено моему спутнику.

И с этими словами он передал письмо Сент-Малину, который взял его и вручил Шико.

– Благодарю вас, господа, – сказал тот.

– Как видите, мы точно выполнили порученное нам дело. На дороге никого нет, так что никто не видел, как мы с вами заговорили и передали вам письмо.

– Совершенно верно, сударь, охотно признаю это и, если понадобится, подтвержу. Теперь моя очередь.

– Расписку! – в один голос произнесли молодые люди.

– Кому из вас должен я ее передать?

– Король на этот счет не сказал ничего! – вскричал Сент-Малин, угрожающе глядя на своего спутника.

– Напишите две расписки, сударь, – сказал Эрнотон, – и дайте каждому из нас. Отсюда до Лувра далеко, а по дороге со мной или с этим господином может приключиться какое-нибудь несчастье.

Когда Эрнотон произносил эти слова, в глазах его тоже загорелся недобрый огонек.

– Вы, сударь, человек рассудительный, – сказал Шико Эрнотону.

Он вынул из кармана записную книжку, вырвал две странички и на каждой написал:

«Получено от г-на Рене де Сент-Малина письмо, привезенное г-ном Эрнотоном де Карменжем.

Тень».

– Прощайте, сударь, – сказал Сент-Малин, беря свою расписку.

– Прощайте, сударь, доброго пути! – добавил Эрнотон. – Может быть, вам нужно передать в Лувр еще что-нибудь?

– Ничего решительно, господа. Большое вам спасибо, – сказал Шико.

Эрнотон и Сент-Малин повернули коней к Парижу, а Шико пошел своей дорогой таким скорым шагом, что ему позавидовал бы самый быстроходный мул.

Когда он скрылся из вида, Эрнотон, не проехав и ста шагов, резким движением остановил коня и, обращаясь к Сент-Малину, сказал:

– Теперь, сударь, спешивайтесь, если вам угодно.

– А зачем, милостивый государь? – удивленно спросил Сент-Малин.

– Поручение нами выполнено, а у нас есть о чем поговорить. Место для такого разговора здесь, по-моему, вполне подходящее.

– Пожалуйста, сударь, – сказал Сент-Малин, по примеру своего спутника слезая с лошади.

Когда он спешился, Эрнотон подошел к нему и сказал:

– Вы сами знаете, сударь, что, пока мы были в пути, вы безо всякого вызова с моей стороны и нисколько себя не стесняя – словом, безо всяких оснований – тяжко оскорбляли меня. Более того: вы хотели заставить меня вынуть шпагу из ножен в самый неподходящий момент, и я вынужден был отказаться. Но сейчас момент самый подходящий, и я к вашим услугам.

Сент-Малин выслушал эту речь с мрачным видом и хмуря брови. Но странное дело! Бурный порыв ярости, захлестнувший было Сент-Малина и уносивший его за все дозволенные пределы, схлынул. Сент-Малину больше не хотелось драться. Он поразмыслил, и здравое суждение возобладало: он понимал, в каком невыгодном положении находится.

– Сударь, – сказал он после краткой паузы, – когда я оскорблял вас, вы, в ответ, оказывали мне услуги. Поэтому теперь я не смог бы разговаривать с вами, как тогда.

Эрнотон нахмурился.

– Да, сударь, но вы еще думаете то, что недавно говорили.

– Почем вы знаете?

– Потому что все ваши слова подсказаны были завистью и злобой. С тех пор прошло часа два, и за это время зависть и злоба не могли иссякнуть в вашем сердце.

Сент-Малин покраснел, но не возразил ни слова. Эрнотон выждал немного и продолжал:

– Если король предпочел меня вам, значит, мое лицо ему больше понравилось; если я не упал в Бьевру, то потому, что лучше вас езжу верхом; если я не принял вашего вызова в момент, когда вам вздумалось бросить его мне, значит, я рассудительнее вас; если пес того человека меня не укусил, то потому, что я предусмотрительнее. Наконец, если я настаиваю сейчас, чтобы вы вняли мне и вынули из ножен шпагу, значит, у меня больше подлинного чувства чести, а если вы станете колебаться – берегитесь, я скажу, что я и храбрее вас.

Сент-Малин весь содрогался, и глаза его метали молнии. Все дурные страсти, о которых говорил Эрнотон, одна за другой накладывали свой отпечаток на его мертвенно-бледное лицо. При последнем слове, произнесенном его юным спутником, он как бешеный выхватил из ножен шпагу.

Эрнотон уже стоял перед ним со шпагой в руке.

– Послушайте, милостивый государь, – сказал Сент-Малин, – возьмите обратно последнее сказанное вами слово. Оно – лишнее, вы должны признать это, ибо достаточно хорошо меня знаете, – вы же сами говорили, что да родине мы живем на расстоянии двух лье друг от друга. Возьмите его обратно. Вам должно быть вполне достаточно моего унижения. Зачем вам меня бесчестить?

– Сударь, – сказал Эрнотон, – я никогда не поддаюсь порывам гнева и говорю лишь то, что хочу сказать. Поэтому я ничего не стану брать обратно. Я тоже достаточно щекотлив. При дворе я человек новый и не хочу краснеть каждый раз, как мы с вами будем встречаться. Пожалуйста, скрестим шпаги не только ради моего, но и ради вашего спокойствия.

– О милостивый государь, я дрался одиннадцать раз, – произнес Сент-Малин с мрачной улыбкой, – и из моих одиннадцати противников двое погибли. Полагаю, вы и это знаете?

– А я, сударь, никогда еще не дрался, – ответил Эрнотон, – так как не было подходящего случая. Теперь он представился, хотя я и не искал его, и, по мне, он вполне подходящий, так что я хватаю его за волосы. Что ж, я жду вас, милостивый государь.

– Послушайте, – сказал Сент-Малин, покачав головой, – мы с вами земляки, оба состоим на королевской службе, не будем же ссориться. Я считаю вас достойным человеком, я бы даже протянул вам руку, если бы это не было для меня почти что невозможным. Что делать, я показал себя перед вами таким, каков я есть, – уязвленным до глубины души. Это не моя вина. Я завистлив – и ничего не могу с собой поделать. Природа создала меня в недобрый час. Господин де Шалабр, или господин де Монкрабо, или господин де Пенкорнэ не вывели бы меня из равновесия. Но ваши качества вызвали во мне горькое чувство. Пусть это утешит вас – ведь моя зависть бессильна, и, к моему величайшему сожалению, ваши достоинства при вас и останутся. Итак – на этом мы покончим, не так ли, сударь. По правде говоря, я буду невыносимо страдать, когда вы станете рассказывать о причине нашей ссоры.

– Никто о нашей ссоре и не узнает, сударь.

– Никто?

– Нет, милостивый государь, ибо, если мы будем драться, я вас убью или умру сам. Я не из тех, кому не дорога жизнь. Наоборот, я ее очень ценю. Мне двадцать три года, и я из хорошего рода, я не совсем бедняк, я надеюсь на себя и на будущее, и, будьте покойны, я стану защищаться, как лев.

– Ну а мне, сударь, тридцать лет, и, в противоположность вам, жизнь мне постыла, ибо я не верю ни в будущее, ни в себя самого. Но как ни велико мое отвращение к жизни, как ни мало я верю в счастье, я предпочел бы с вами не драться.

– Значит, вы готовы извиниться передо мной? – спросил Эрнотон.

– Нет, я уже довольно говорил, довольно извинялся. Если вам этого недостаточно – тем лучше; вы перестанете быть выше меня.

– Однако должен заметить вам, сударь, что мы оба гасконцы и, если мы таким образом прекратим свою ссору, над нами станут все смеяться.

– Этого-то я и жду, – сказал Сент-Малин.

– Ждете?..

– Человека, который бы стал смеяться. О, какое бы это было приятное ощущение!

– Значит, вы отказываетесь от поединка?

– Я не желаю драться, – разумеется, с вами.

– После того как сами же меня вызывали?

– Не могу отрицать.

– Ну а если, милостивый государь, терпение мое иссякнет и я наброшусь на вас со шпагой?

Сент-Малин судорожно сжал кулаки.

– Ну что ж, тем лучше, – сказал он, – я далеко отброшу свою шпагу.

– Берегитесь, сударь, тогда я все же ударю вас, но не острием.

– Хорошо, ибо в этом случае у меня появится причина для ненависти, и я вас смертельно возненавижу. Затем, в один прекрасный день, когда вами овладеет душевная слабость, я поймаю вас, как вы меня сейчас поймали, и в отчаянье убью.

Эрнотон вложил шпагу в ножны.

– Странный вы человек, и я жалею вас от души.

– Жалеете меня?

– Да, вы, должно быть, ужасно страдаете.

– Ужасно.

– Вы, наверно, никогда никого не любили?

– Никогда.

– Но ведь есть же у вас какие-нибудь страсти?

– Только одна.

– Вы уже говорили мне – зависть.

– Да, а это значит, что я наделен всеми ими, но это сопряжено для меня с невыразимым стыдом и злосчастьем: я начинаю обожать женщину, как только она полюбит другого; я люблю золото, когда его трогает чужая рука; я жажду славы, когда она дается другому. Я пью, чтобы разжечь в себе злобу, то есть чтобы она внезапно обострилась, если уснула во мне, чтобы она вспыхнула и загорелась, как молния. О да, да, вы верно сказали, господин де Карменж, я глубоко несчастен.

– И вы никогда не пытались стать лучше? – спросил Эрнотон.

– Мне это не удалось.

– На что же вы надеетесь? Что вы намерены делать?

– Что делает ядовитое растение? На нем цветы, как и на других, и кое-кто извлекает из них пользу. Что делает медведь, хищная птица? Они кусаются. Но некоторые дрессировщики обучают их, и они помогают им на охоте. Вот что я такое и чем я, вероятно, стану в руках господина д'Эпернона и господина де Луаньяка, до того дня, когда они скажут: это растение – вредоносное, вырвем его с корнем; это животное взбесилось, надо его прикончить.

Эрнотон немного успокоился.

Теперь Сент-Малин уже не вызывал в нем гнева, но стал для него предметом изучения. Он ощущал нечто вроде жалости к этому человеку, у которого стечение обстоятельств вызвало столь необычные признания.

– Большая жизненная удача, – а вы благодаря своим качествам можете ее достичь – исцелит вас, – сказал он. – Развивайте заложенные в вас побуждения, господин де Сент-Малин, – и вы преуспеете на войне и в политической интриге. Тогда, достигнув власти, вы станете меньше ненавидеть.

– Как бы высоко я ни вознесся, как бы глубоко ни пустил корни, надо мной всегда будет кто-то еще высший, и от этого я буду страдать, а снизу до меня будет долетать, раздирая мне слух, чей-нибудь насмешливый хохот.

– Мне жаль вас, – повторил Эрнотон.

Они замолчали.

Эрнотон подошел к своему коню, которого он привязал к дереву, отвязал его и вскочил в седло.

Сент-Малин во время разговора не выпускал из рук поводьев.

Оба поскакали обратно в Париж. Один был молчалив и мрачен от того, что он услышал, другой – от того, что поведал.

Внезапно Эрнотон протянул Сент-Малину руку.

– Хотите, чтобы я постарался излечить вас, – сказал он, – попробуем?

– Ни слова больше об этом, сударь, – ответил Сент-Малин. – Нет, не пытайтесь, это вам не удастся. Наоборот – возненавидьте меня, – это лучший способ вызвать мое восхищение.

– Я еще раз скажу вам – мне вас жаль, сударь, – сказал Эрнотон.

Через час оба всадника прибыли в Лувр и направились к казарме Сорока пяти.

Король отсутствовал и должен был возвратиться только вечером.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.