Лорен Миракл

Мэг Кэбот Стефани Майер Лорен Миракл Ким Харрисон Мишель Яффе

Дьявольские балы

«Дьявольские балы: [сборник] / пер. с англ.»: АСТ; Москва; 2009

Аннотация

Мистические рассказы Стефани Майер, Мэг Кэбот, Ким Харрисон и других известных авторов. Каждая девушка мечтает хоть раз стать настоящей «принцессой бала»… Но иногда эти балы не развлечение, а жуткий кошмар, из которого трудно выйти живой.

Дьявольские балы

Мэг Кэбот

Дочь охотника

Мэри

Музыка стучит в унисон с моим сердцем. В груди отдаются басы: бум, бум. В зале почти ничего не видно: мешают извивающиеся тела, дымка от сухого льда и мерцающая светомузыка на потолке в индустриальном стиле.

Но все равно я знаю, что он здесь. Я его чувствую.

И спасибо трущимся друг о друга фигурам. Они скрывают меня от его взгляда и от его чутья. Иначе он бы почувствовал мое приближение. Такие, как он, издалека замечают страх.

Да я, в общем-то, и не боюсь.

Разве что только чуть-чуть.

У меня с собой арбалет «Экскалибур Виксен», скорость — 285 футов[1]в секунду, а в нем уже заряжена двадцатидюймовая стрела «Истон ХХ75» (золотой наконечник заменен на осиновый). Чтобы выпустить ее, достаточно лишь легкого движения пальца.

Он и не поймет, что его убило.

Надеюсь, и она тоже.

Главное не промахнуться и покончить с ним одним выстрелом, что непросто в такой толпе. Второго шанса у меня не будет. Либо я его... либо он меня.

— Всегда целься в грудь, — учила меня мама. — Она — самая большая часть тела и не попасть в нее практически невозможно. Конечно, ты скорее убьешь, чем ранишь, ведь грудь — не бедро и не рука, но иначе зачем стрелять? Ведь главное — избавиться от них.

Для этого я сегодня и пришла. Избавиться от него.

Если Лила узнает, что на самом деле произошло и кто его убил, она, разумеется, меня возненавидит.

А чего она хотела? Чтобы я спокойно смотрела, как лучшая подруга рушит свою жизнь?

— Я познакомилась с таким потрясающим парнем! — выдала сегодня Лила, стоя за обедом в очереди к салатной стойке. — Боже, Мэри, он — красавчик! Его зовут Себастьян. Никогда не видела таких голубых глаз!

Многие не понимают, что, несмотря на вульгарный вид (будем уж называть вещи своими именами), Лила — верный друг. В отличие от остальных девчо нок в «Сент-Илигиус» она никогда не презирала меня за то, что мой отец не генеральный директор и не пластический хирург.

Вообще-то, обычно я пропускаю мимо ушей три четверти ее болтовни, поскольку мне не интересно, сколько она заплатила за сумочку от «Прада» на сезонной распродаже в «Саксе» и какую татуировку сделает на пояснице, когда в следующий раз поедет на курорт в Мексику.

Но тут я насторожилась.

— Лила, а как же Тед?

С тех пор как год назад Тед наконец-то набрался мужества и пригласил мою подругу на свидание, она только о нем и говорила. Ну, не считая, конечно, распродаж «Прада» и татуировок.

— У нас все кончено, — сообщила Лила, потянувшись за щипцами для салата. — Себастьян пригласил меня сегодня в клуб, в «Свиг». Он сказал, что сможет нас провести — он в списке VIP.

Я была поражена, но вовсе не потому, что какойто парень заявил, что он — VIP новейшего и эксклюзивного клуба Нижнего Манхэттена. Лила ведь очень красивая, и неудивительно, что именно ее пригласил незнакомец, значащийся в самом популярном списке города.

Меня поразили ее слова про Теда. Лила его боготворит! Они — типичная идеальная школьная пароч ка. Она — красотка, он — спортсмен... Их союз как будто от Бога.

Поэтому до меня никак не доходили ее слова о расставании.

— Лила, ты что? Как это все кончено? — спросила я. — Да вы же всю жизнь встречаетесь! — Ну, не всю, конечно, а с тех пор, как я приехала в подготовительную школу[2]«Сент-Илигиус» в сентябре. Тогда, кроме Лилы, никто из девочек не захотел со мной разговаривать (правда, и сейчас ничего не изменилось). — А в эти выходные бал!

— Знаю, — счастливо вздохнула Лила. — Я приду с Себастьяном.

— С Себ...

И тут до меня дошло. Наконец-то.

— Лила, — сказал я, — взгляни на меня.

Подруга опустила глаза — я маленькая, зато шустрая, как любила говорить мама. Как же я сразу не заметила? Затуманенный, тусклый взгляд, мягкие губы... за много лет я тщательно изучила все признаки.

Не может быть! Неужели он добрался до моей лучшей подруги? До моей единственной подруги!

Так. И что теперь? Не вмешиваться, и пусть он делает с ней, что хочет?

Ну уж нет!

Думаете, хоть кто-нибудь обратил внимание на девочку с арбалетом на танцполе модного клуба? Нет, ведь это же Манхэттен. Кроме того, все развлекались, и до меня никому дела не было. Даже...

Боже мой, это он! Собственной персоной! Неужели?

То есть не он, конечно, а его сын.

А он красивее, чем я думала. Золотистые волосы, голубые глаза, губы, как у кинозвезды, широченные плечи. И какой высокий! Хотя по сравнению со мной большинство парней кажутся высокими.

Если он такой же, как отец, тогда я все понимаю... наконец-то.

Может быть. Правда, не...

Боже! Он почуял мой взгляд. Он поворачивается!

Сейчас или никогда! Я поднимаю арбалет.

Прощай, Себастьян Дрейк. Прощай навсегда!

Я навожу прицел на белый треугольник его рубашки, но тут случается невозможное. На месте, в которое я целюсь, неожиданно появляется темнокрасное пятно.

Но я не нажимала на курок!

И у таких, как он, не идет кровь!

— Себастьян, что случилось? — подлетает к нему Лила.

— Вот черт! Кто-то, — Себастьян отрывается от багрового пятна на рубашке и потрясенно глядит на Лилу, — выстрелил в меня.

Точно. Кто-то в него выстрелил.

Но не я.

Кто же? И почему у него идет кровь?

Это невозможно!

Прячусь за ближайшую колонну и растерянно прижимаю арбалет к груди. Нужно сосредоточиться и решить, что делать дальше. Этого не может быть! Я не могла ошибиться. Я провела исследование. И все стало ясно: почему он на Манхэттене, почему охотится именно на мою лучшую подругу, почему у Лилы затуманенный взгляд... все!

Неясно лишь, что же случилось сейчас.

Остается лишь молча за ним наблюдать. У меня была прекрасная возможность для выстрела, но я ее упустила.

А нужно ли было стрелять? Если идет кровь, значит, он — человек.

Правда, если он — человек, и ему выстрелили в грудь, почему он до сих пор стоит?

О господи! Случилось самое страшное. Он меня заметил! Осмотрел взглядом рептилии. И что дальше? Теперь он будет охотиться на меня? А ведь я сама виновата! Говорила мама, охотник никогда не работает в одиночку. А я не послушалась! О чем только думала?

На самом деле, ни о чем. Мной управляли чувства. Не могла я допустить, чтобы с Лилой произошло то же, что и с мамой.

Теперь расплачиваюсь за свой поступок.

Как мама.

Я сжимаюсь от ужаса, представив, как в четыре утра отцу позвонят в дверь полицейские и попросят прийти в морг на опознание тела его дочери. У меня будет дырка в горле, и неизвестно, какие еще зверства сотворит Себастьян. Надо было остаться дома и писать сочинение, которое задала миссис Грегори к уроку истории (тема: «Движение за введение «сухого закона» в довоенных США», две тысячи слов через двойной пробел, срок сдачи — понедельник).

Тут музыка меняется.

— Куда ты? — визжит Лила.

Боже, он приближается!

И оповещает меня об этом! Он играет со мной, как его отец с моей матерью до того, как... в общем, до того как совершил тот поступок.

Вдруг раздается странный звук — вжик.

— Черт! — снова восклицает Себастьян.

ДА ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ТВОРИТСЯ?

— Себастьян, — удивленно говорит Лила, — ктото выстрелил в тебя кетчупом.

Что?! Кетчупом???

Я осторожно выглядываю из-за колонны и вижу его.

Не Себастьяна, а того, кто в него выстрелил.

Нет, не может быть!

А он-то тут что делает???

Адам

Во всем виноват Тед. Это он решил их преследовать.

Я только спросил:

— Зачем?

— Потому что от этого парня одни неприятности, — ответил Тед.

А он-то откуда знает? Вчера вечером Дрейк каким-то загадочным образом очутился у дома Лилы на Парк-авеню. Со своим соперником Тед даже не знаком. И что ему может быть про него известно? Думаю, ничего.

Я поделился своими соображениями с Тедом, на что он ответил:

— Дружище, ты хоть видел, как он выглядит?

Да уж, в точку. Такое впечатление, что Дрейк сошел со страниц каталога модной одежды. Слишком уж идеален, ему и правда нельзя доверять.

И все же от преследований я не в восторге. Нехорошо как-то. Хотя, по словам Теда, он всего лишь хочет убедиться, что с Лилой ничего не случится. Она — девушка Теда, точнее, стараниями Дрейка, бывшая девушка.

Правда, умом она никогда не блистала.

Но преследовать ее на свидании, по-моему, еще бессмысленнее, чем писать сочинение из двух тысяч слов через двойной интервал к уроку истории миссис Грегори в понедельник.

Когда Тед собрался уходить, он попросил меня принести «беретту» девятимиллиметрового калибра.

Хотя пистолет на самом деле водяной, выглядит он как настоящий, а такие игрушки запрещены на Манхэттене.

Поэтому «береттой» пользовался я не так уж и часто. И Тед это знал.

И твердил, как же будет весело, если мы обольем Дрейка. Знал, что я не смогу устоять.

Но до кетчупа я сам додумался.

Понимаю, детский сад.

Но чем еще заниматься в пятницу вечером? Не писать же сочинение по истории США!

И я сказал Теду, что план просто супер. Но есть одно условие: стреляю я. Теда такой расклад вполне устроил.

— Мне только нужно понять, — покачал он головой.

— Понять что?

— Что есть у Себастьяна, чего нет у меня.

Я мог бы ему объяснить. Да достаточно просто взглянуть на Дрейка, чтобы понять, чего не хватает симпатяге Теду: элитных и модных шмоток.

Но, разумеется, я промолчал. Потому что переживал мой друг очень сильно. И неудивительно. Лила же девчонка непростая... Огромные карие глаза, ну, и другие части тела тоже не маленькие...

Вдаваться в подробности не стану, а то моя сестра и так говорит, что мне пора перестать расценивать женщин как сексуальные объекты, а относиться к ним, как к будущим партнершам в неизбежной борьбе за выживание в постапокалиптической Америке (Вероника пишет на эту тему диплом, поскольку считает, что в следующем десятилетии будет конец света из-за нынешнего уровня религиозного фанатизма и небрежного обращения с природой, наблюдавшихся еще в Риме и других ныне не существующих цивилизациях).

Дядя Теда поставляет в «Свиг» алкогольные напитки, поэтому пропустили нас без проблем и даже не заставили проходить через металлоискатели. Вот так вот мы очутились в клубе и обстреляли Себастьяна Дрейка кетчупом из водяного пистолета «берет та» девятимиллиметрового калибра. Знаю, надо было остаться дома и писать сочинение для миссис Грегори, но как же жить без развлечений?

А повеселились мы здорово. Глядя, как по груди Дрейка растекаются красные пятна, Тед засмеялся, впервые после того как получил эсэмэску от Лилы, в которой она сообщала, что пойдет на бал с другим.

И все бы отлично, но вдруг Дрейк уставился на колонну на противоположной стороне танцпола. Интересно, зачем? Логичнее смотреть на нашу VIPложу (спасибо, дядя Винни!) — кетчуп ведь вылетел отсюда.

И тут я заметил, что за колонной кто-то прячется.

Точнее, не кто-то, а Мэри, новенькая, с которой мы вместе ходим на историю и которая обычно ни с кем, кроме Лилы, не разговаривает.

А в руках Мэри сжимает арбалет.

АРБАЛЕТ!

Как она умудрилась протащить его через металлоискатели? Вряд ли она знакома с дядей Винни.

Хотя неважно. Главное, Дрейк как будто видит сквозь колонну! И взгляд у него... хм... не самый приятный.

— Дурак! — бормочу я, имея в виду Дрейка. Ну, и себя самого в некотором роде. Целюсь и снова стреляю.

— Есть! — радостно орет Тед. — Видел? Точно в яблочко!

Тут Дрейк наконец нас замечает и поворачивается...

Так вот что значит «пылающий взгляд»! Выражение часто встречается в романах Стивена Кинга. Не думал, что когда-нибудь увижу что-то подобное.

Увидел. Пылающий взгляд, которым пронзил нас Дрейк.

«Ну, давай! Вперед! Подходи, Дрейк. Хочешь подраться? Я ведь не только кетчупом стрелять умею!»

Что не совсем правда. Но неважно. Дрейк все равно к нам не идет.

Вместо этого он исчезает.

Нет, не уходит из клуба.

А исчезает! Дымка от сухого льда на мгновение становится гуще, а когда рассеивается, Лила уже танцует одна.

— Держи, — я пихаю Теду «беретту».

— Что за... — Друг оглядывает танцпол. — Куда он делся?

Но я уже убегаю и кричу на ходу:

— Тащи Лилу на улицу! Там встретимся.

Тед матерится, но никто не обращает на него внимания. Музыка грохочет, все развлекаются... К тому же, если уж никто не заметил, как мы стреляли кетчупом, а потом наша жертва в прямом смысле раста яла в воздухе, вряд ли кому-то покажется интересным бранящийся Тед.

Добегаю до колонны и опускаю взгляд.

Она здесь. Дышит, как после марафонского забега, лицо белое как бумага. К груди прижимает арбалет — похожа на испуганного ребенка, кутающегося в одеяло. Негромко здороваюсь:

— Привет! — Не хочу напугать.

Не выходит. Она чуть не падает в обморок и испуганно смотрит на меня.

— Не бойся. Его здесь больше нет.

— Нет? — переспрашивает Мэри, глядя на меня огромными зелеными, как лужайка в мае, глазами. А в них ужас. — Как это?

— Он исчез. — Пожимаю плечами. — Я заметил, что он смотрит на тебя, и выстрелил.

— Что???

Страх исчезает так же внезапно, как Дрейк. Зато появляется злость. Мэри в гневе!

— Боже мой, Адам, ты что, с ума сошел? Ты хоть знаешь, кто этот парень?

— Знаю. — А Мэри хорошенькая, когда сердится. И почему я раньше не замечал? Хотя из-за чего сердиться на уроках миссис Грегори? — Он — новый парень Лилы. Дурак какой-то. Видела его штаны?

Мэри качает головой и немного удивленно спрашивает:

— А ты-то здесь что делаешь?

— Видимо, то же, что и ты, — отвечаю, оглядывая арбалет. — Только огневой мощи у меня поменьше. Откуда ты его взяла? Разве арбалеты разрешены на Манхэттене?

— Ого, от кого слышу?

Поднимаю обе руки, как будто сдаюсь.

— Я стрелял кетчупом! А у тебя арбалет однозначно не присосками заряжен. Могла получиться серьезная рана.

— Этого-то я и хотела, — отвечает Мэри.

В ее голосе звучит неприкрытая вражда (мама обычно просит нас с Вероникой быть помягче в выражениях). И тут до меня доходит! Ну конечно же!

Дрейк — ее бывший!

Чувствую себя странно. Мне нравится Мэри. Она довольно умная — всегда готова к ответу, когда ее вызывает миссис Грегори. К тому же она не сноб — дружит с Лилой, хотя умом та не блещет и большинство девчонок с ней и знаться не желают после того, как всю школу облетела фотография, на которой Лила с Тедом развлекались в ванной на вечеринке.

Хотя, на мой взгляд, ничем особенным они не занимались.

И все же я разочарован. Не думал, что у Мэри такой плохой вкус.

Видимо, права Вероника. Не разбираюсь я в девчонках!

Мэри

Не может быть! Я в «Свиге» разговариваю с Адамом Блумом (он сидит за мной на уроках истории США миссис Грегори)! А тут еще и его лучший друг — Тедди Хенкок.

Бывший парень Лилы.

Которого она упорно избегает.

Я сняла с прицела стрелу с осиновым наконечником и убрала в портфель. Сегодня охоты не будет.

Вообще-то я должна радоваться, что осталась в живых. Спасибо Адаму. Если бы не он, не стояла бы я тут сейчас и не пыталась объяснить ему необъяснимое.

— Серьезно, Мэри, — Адам хмуро смотрит на меня карими глазами. Как я раньше не замечала, какой он симпатичный? Конечно, он не похож на Себастьяна Дрейка. Темные, как у меня, волосы и глаза цвета сиропа, а не синие как море.

Но все равно он милый — широкоплечий, высокий (чтобы взглянуть ему в лицо, приходится вытягивать шею, я же очень маленькая — всего пять футов), с фигурой пловца. Благодаря Адаму, наша школа уже два года подряд участвует в итоговых региональных соревнованиях по баттерфляю. Кроме того, учится он неплохо и многим нравится, в основном,

конечно, новеньким, чуть ли не падающим в обморок каждый раз, когда он проходит мимо (но Адам их как будто не замечает).

А сейчас с меня глаз не сводит.

— В чем дело? — Адам подозрительно поднял темные брови. — Понятно, почему Тед ненавидит Дрейка — он у него девчонку увел. А тебе-то Себастьян чем не угодил?

— Это личное, — говорю я. Как непрофессионально! Мама бы меня убила.

Если бы, конечно, узнала.

Хотя ведь Адам, сам того не понимая, спас мне жизнь. Дрейк бы меня распотрошил, не задумываясь, прямо на танцполе.

А сначала затеял бы какую-нибудь игру, как его отец.

Так что спасибо Адаму. Большое спасибо!

Но я ему ничего не скажу.

— Как ты пробралась в клуб? — настаивает Адам. — Только не говори, что прошла через металлоискатели.

— Нет, конечно. — Какие же мальчишки глупые! — Я пролезла через окошко в потолке.

— На крыше???

— Ну, потолок часто бывает там, где крыша, — поясняю я.

* * *

— Ты еще ребенок, — мягко, с придыханием, говорит Лила Теду. Слова звучат жестоко, но подруга собой не владеет. На ней чары Дрейка. — И ни на что не способен.

— Да ты с этим парнем всего день знакома! — пристыженно, но одновременно дерзко отвечает Тед, засовывая руки в карманы. — Хотела в «Свиг»? Я бы тебя сводил. Почему ты мне ничего не сказала? Ты же знаешь про дядю Винни.

— При чем тут клубы, Тед? Дело в самом Себастьяне. Он... идеал!

Фу, гадость какая! Хочу возразить, но меня опережает Тед.

— Идеалов не существует.

— Существует. Себастьян! — восторженно заявляет Лили. Ее темные глаза блестят на свету единственной лампочки, освещающей запасный выход клуба. — Он красивый, умный, общительный, нежный...

Ну хватит! Не могу больше это слушать!

— Лила, замолкни! Тед прав! Ты Себастьяна совсем не знаешь. Иначе не говорила бы, что он нежный.

— Конечно, нежный! — Взгляд подруги смягчается. — Ты ведь не знаешь, что...

Через секунду я хватаю ее за голые плечи и начинаю трясти (не понимаю, как так вышло, она на

шесть дюймов[3]меня выше и на сорок фунтов[4]тяжелее).

Хочу хоть немного ее образумить.

— Он тебе все рассказал, да? — Слышу свой хриплый крик. — Рассказал, кто он такой? Лила, ты дура!!! Полная дура!!!

— Ну-ну-ну, — Адам пытается меня оттащить. — Успокойся.

Лила вырывается и ликующе кричит (ох, как мне знаком этот тон):

— Да! Себастьян все мне рассказал! И предупредил насчет таких людей, как ты, Мэри! Которые не понимают, не в состоянии понять, что он происходит из старинного рода, благородного, как короли...

— Боже мой! — Как же хочется залепить ей пощечину! Но Адам, как будто прочитав мои мысли, хватает меня за руку. — Лила, ты знала? И все равно пошла с ним в клуб???

— Конечно! — подруга презрительно фыркает. — В отличие от тебя, я непредвзято смотрю на мир и не имею ничего против таких, как он...

— Не имеешь ничего против таких, как он??? — Если бы Адам меня не оттаскивал и не бормотал: «Уймись уже!», я бы ее поколотила. Может, тогда бы в ее пустой белокурой головке немного прояснилось. —

А он тебе рассказал, как живут «такие, как он»? Что они едят, точнее, пьют?

— Рассказал, — презрительно отвечает Лила. — Ты делаешь из мухи слона. Он покупает донорскую кровь и никого не убивает...

— Лила!!! — Ушам своим не верю! Понимаю, конечно: Лила есть Лила. Но как она могла купиться на такую чушь? — Да они все одно и то же говорят. Веками рассказывают девчонкам одни и те же байки! «Я не убиваю людей!» Вранье!!!

— Все. Хватит! — Адам слегка ослабляет хватку, но, к сожалению, мне больше не хочется бить Лили. Противно. — Что происходит? Кто пьет кровь? Вы говорите про Дрейка?

— Да, про Дрейка, — коротко отвечаю я.

Адам смотрит на меня изумленно, Тед присвистывает.

— Вот это да! — восклицает он. — Знал же, что-то с ним не то.

— Прекратите! — вопит Лила. — Замолкните все! Вы как фанатики! Да, Себастьян — вампир! И что теперь? Ему запрещено жить?

— Ну, учитывая, что он — ходячая угроза человечеству, веками пожирающая невинных девушек, да, запрещено.

— Так. Стоп! — Адам все еще изумлен. — Вампир?! Да вы что! Это невозможно. Вампиров не существует.

— Да ты еще хуже, чем они! — топает ногой Лила.

— Тебе нельзя с ним встречаться, — говорю ей, не обращая внимания на Адама.

— Но он не сделал ничего плохого! — настаивает Лила. — Даже не укусил, хотя я его просила! Сказал, что слишком любит!

— Да это же еще одна байка! — с отвращением говорю я. — Неужели не понимаешь? Они все говорят одно и то же. И любит он тебя не больше, чем клещ собаку, к которой присосался.

— Зато я тебя люблю, — голос Теда срывается на слове «я». — А ты променяла меня на вампира?!

— Ты не понимаешь! — Лила откидывает назад длинные белокурые волосы. — Он не клещ, Мэри. И не кусает, потому что любит. Но он передумает, ведь мы хотим всегда быть вместе. И завтра вечером все свершится.

— А что у нас завтра вечером? — интересуется Адам.

— Бал, — безжизненно отвечаю я.

— Точно! — лепечет Лила. — Я иду с Себастьяном. На балу он сдастся, хотя сам пока об этом не догадывается. Один укус — и вечная жизнь обеспечена. Здорово ведь! Неужели вы не хотели бы жить вечно, будь такая возможность?

— Нет, не хотела бы, если бы для этого меня должен был укусить вампир. — Внутри разливается

боль. Из-за Лилы и всех девчонок, пострадавших до нее. И из-за тех, кто пострадает после. Если я не вмешаюсь.

— Вы встречаетесь на балу? — с трудом спрашиваю я — мешают подступающие слезы.

— Да, — взгляд Лилы по-прежнему затуманен. — Я приду в платье от Роберто Кавалли с открытой шеей. Нас озарит серебристый лунный свет, и Себастьян не выдержит...

— Меня сейчас стошнит, — заявляет Тед.

— Так. Немедленно веди Лилу домой. — Достаю из сумки распятие и два сосуда со святой водой и протягиваю ему. — Если объявится Дрейк, хотя вряд ли, кинь их в него. А затем проводи Лилу и сам тоже иди домой.

— Постой, и это все? — Тед осматривает сосуды и распятие. — Мы позволим ему убить Лилу?

— Не убить, — весело поправляет его подруга. — А обратить! Сделать такой же, как он.

— «Мы» здесь ни при чем, — говорю я. — Вы сейчас отправляетесь по домам. А с Себастьяном я сама разберусь. Главное, чтобы с Лилой ничего не случилось до бала. Зло не может проникнуть в обитаемый дом без приглашения. — Я прищуриваюсь: — Ты же его в гости не звала?

— Ну, допустим, нет, — Лила вскидывает голову. — Да меня бы отец убил.

— Видите? Теперь идите домой. И ты тоже, — говорю я Адаму.

Тед берет Лилу под руку и уводит. Но Адам, к моему удивлению, не трогается с места. Руки у него в карманах.

— Э... Я могу тебе чем-то помочь?

— Да, — спокойно отвечает он. — Начни с начала. Я хочу знать все. Потому что, если ты сказала правду, без меня Себастьян бы тебя по стенке размазал. Так что, вперед. Я слушаю.

Адам

Скажи мне кто, что вечер пятницы я проведу в пентхаусе Мэри, я бы лопнул от смеха.

Но именно так все и вышло. Мы минуем сонного консьержа (которого ничуть не смущает арбалет) и поднимаемся на лифте в квартиру, оформленную, помоему, в викторианском стиле: мебель как будто из любимых нудных сериалов моей мамы, в них еще девчонок часто зовут Гортензия или Виолетта.

Повсюду книги, и не какой-нибудь там Дэн Браун в мягком переплете, а большие толстые тома с названиями типа «Греческая демонология седьмого века» или «Путеводитель по некромантии». Телеви зора нет — ни плазменного, ни жидкокристаллического. Вообще никакого.

— У тебя родители ученые, что ли? — спрашиваю я Мэри. Она кидает арбалет, идет на кухню, достает из холодильника две «кока-колы» и протягивает одну мне.

— Почти.

И вот так всю дорогу! Никаких объяснений.

Хотя никуда Мэри не денется, все выложит. Я ведь ей сказал, что не уйду, пока не узнаю правду. Потому что ничего не понятно. С одной стороны, хорошо, что Дрейк не бывший парень Мэри. С другой стороны... он что, вампир???

— Пошли.

Следую за ней. А что еще остается? Зачем я вообще пришел? В вампиров все равно не верю. Скорее всего, Лила просто влюбилась в сумасшедшего гота, каких иногда показывают по телевизору.

И все же меня гложет вопрос Мэри: как же тогда Дрейк умудрился растаять в воздухе?

В самом деле, как?

В голове крутится еще куча вопросов. Вот один, например, совсем недавно появился: как заставить Мэри смотреть на меня так же, как Лила смотрит на Дрейка?

Жизнь полна тайн, как любит говорить папа, а многие из них окружены еще большими тайнами.

Мэри ведет меня к приоткрытой двери, за которой мерцает свет. Стучит и спрашивает:

— Пап, можно войти?

— Разумеется, — отвечает хриплый голос.

Никогда не видел таких странных комнат! Во всяком случае, в пентхаусах в Верхнем Ист-Сайде.

Я нахожусь в лаборатории. Повсюду пробирки, мензурки и бутылки. Рядом с прозрачным сосудом в клубах пара стоит высокий седовласый зеленоглазый мужчина, похожий на ученого, и варит что-то яркозеленое. Заметив Мэри, он улыбается (очень похоже на нее) и с интересом меня оглядывает.

— Привет. Гляжу, ты с другом. Очень хорошо. А то все одна да одна.

— Пап, это Адам, — спокойно говорит Мэри. — Он сидит за мной на истории США. Мы пойдем ко мне в комнату делать уроки.

— Хорошо, — отвечает отец Мэри. Похоже, ему и в голову не приходит, что вряд ли парень моего возраста решил в два часа ночи пойти к девчонке в спальню, чтобы делать там домашнюю работу. — Смотрите, не перетрудитесь, ребятки.

— Нет, что ты. Пойдем, Адам.

— Спокойной ночи, — говорю я отцу Мэри, а он широко улыбается мне и отворачивается к дымящемуся сосуду.

— Итак, — обращаюсь я к Мэри. Мы снова идем по коридору, но на этот раз в ее комнату... слишком

уж практичную для девочки: большая кровать, комод и стол. В отличие от Вероники, у Мэри все прибрано, кроме ноутбука и МP3-плеера. Пока она что-то ищет в комоде, гляжу на список песен: в основном рок, немного R& amp; B и рэпа. Слава богу, эмо нет. — Что происходит? Чем занимается твой отец?

— Ищет лекарство, — глухо отвечает Мэри.

Прохожу по роскошному персидскому ковру к кровати. Рядом на тумбочке стоит фотография красивой улыбающейся женщины, слегка прищурившейся на солнце. Откуда-то знаю наверняка — это мама Мэри...

— Лекарство от чего? — Беру фотографию, чтобы лучше разглядеть. Точно, губы, как у Мэри. У нее обычно уголки вверх глядят, даже когда она сердится.

— От вампиризма.

Мэри вынимает из комода длинное красное платье в прозрачном пластиковом пакете из химчистки.

— Хм, не хочу тебя огорчать, Мэри, но вампиров не существует. И вампиризма тоже.

— Серьезно? — Уголки ее губ поднимаются выше, чем обычно.

— Вампиров ведь выдумал автор «Дракулы», правда?

Мэри смеется. Ну и пусть. Ведь это же Мэри. А то обычно она меня вообще не замечает.

— Брэм Стокер ничего не выдумывал. — Улыбка на ее лице исчезает. — Даже Дракула — реальное историческое лицо.

— Да, но вряд ли он пил кровь и превращался в летучую мышь. Брось, Мэри, о чем ты!

— Вампиры существуют, Адам, — тихо говорит Мэри. Мне нравится, как она произносит мое имя. Нравится настолько, что я даже не замечаю ее взгляда, устремленного на фотографию в моих руках. — И их жертвы тоже.

Смотрю туда же, куда и Мэри. И еле удерживаю фотографию.

— Твоя мама... — больше ничего на ум не приходит. — Твоя мама... Она...

— Она жива, — Мэри кидает красное платье на кровать и добавляет едва слышно: — Если это можно назвать жизнью.

— Мэри... — произношу я другим тоном. Нет, не верю!

И в то же время верю. Достаточно взглянуть на ее лицо, чтобы понять: она не врет. И как же хочется ее обнять! Вероника бы сказала, что это дискриминация по половому признаку. Ну и пусть!

Прекращаю прикусывать губу.

— Поэтому твой отец...

— Он раньше был совсем другим. — Мэри не смотрит на меня. — Когда мама жила с нами. Он ве рит, что сможет найти лекарство. — Она опускается на кровать рядом с платьем. — Не понимает, что вернуть ее можно только одним способом — нужно убить вампира, который ее укусил.

— То есть Дрейка. — Сажусь рядом. Вот теперь я все понял. Наверно.

— Нет. — Мэри быстро мотает головой. — Его отца — он из рода Дракулы. Себастьян просто думает, что Дрейк звучит современнее и менее вычурно.

— Но тогда почему ты охотишься на сына, если это отец... — не могу продолжать. Но и не приходится.

— Если я убью единственного сына Дракулы, — ссутулившись, отвечает Мэри, — то, скорее всего, выманю из укрытия его отца.

— А это... не опасно? — Не верю, что говорю о подобном. Правда, я также не верю, что сижу в спальне Мэри. — Разве не Дракула у них там самый главный?

— Да, именно он. — Мэри смотрит на фотографию, которую я положил между нами. — Когда он умрет, мама наконец-то будет свободна.

«А твоему отцу больше не придется искать лекарство от вампиризма», — приходит в голову мысль, но я ее не озвучиваю.

— А почему Дрейк не инициировал Лилу сегодня? — задаю волнующий меня вопрос. — В клубе?

— Потому что он любит играть с добычей, — бесстрастно отвечает Мэри. — Так же, как и его отец.

Вздрагиваю. Не могу удержаться. Хотя Лила и не в моем вкусе, неприятно, что ею решил закусить какой-то вампир.

— А ты не боишься, — слегка меняю тему, — что Лила велит Дрейку не приходить на бал, поскольку там его будем ждать мы?

Говорю «мы», а не «ты», поскольку, разумеется, не пущу Мэри в одиночку охотиться на Себастьяна. Хотя Вероника наверняка скажет, что это тоже дискриминация по половому признаку.

Но моя сестра никогда не видела, как Мэри улыбается.

— Шутишь? — похоже, Мэри не заметила «мы». — Я как раз хочу, чтобы она ему все рассказала. Тогда он точно заявится.

Удивленно на нее смотрю:

— Это еще почему?

— Потому что убийство дочери охотника явно поднимет его вампирский статус.

— Вампирский статус?

— Ну да, — Мэри взмахивает хвостиком. — Другие вампиры еще больше его уважать начнут.

— Ага. — Понятно. Не больше, правда, чем все услышанное. — Они называют твоего отца «охотник»? — не представляю его с арбалетом.

— Нет, мою маму, — улыбка меркнет. — То есть она раньше была охотником. И не только на вампи ров, но и вообще на всякую нечисть: на демонов, оборотней, полтергейст, привидений, колдунов, джиннов, сатиров, локи, шеду, титанов, ветел, лепреконов...

— Лепреконов?

Мэри пожимает плечами.

— Мама убивала всякую нечисть. У нее был дар... Настоящий дар. — И тихо добавляет: — Надеюсь, я его унаследовала.

Минуту сижу молча. От событий последней пары часов голова идет кругом. Арбалеты, вампиры, охотники... и кто такие ветлы??? Не уверен, что хочу знать. Нет. Стоп. Уверен, что не хочу знать! Аж в голове загудело.

Но мне нравится! Странно, правда?

Мэри встречается со мной взглядом.

— Теперь ты мне веришь?

— Да, — говорю я, хотя сам не верю. В то, что ей верю.

— Хорошо. Лучше никому ничего не рассказывай. Теперь мне нужно готовиться...

— Отлично. Скажи, что мне делать.

Она волнуется.

— Адам. — Губы так произносят мое имя, что голова идет кругом... хочется одновременно обнять Мэри и радостно побегать по комнате. — Спасибо за предложение. Большое спасибо. Но это очень опасно. Если я убью Дрейка...

— Когда ты его убьешь, — поправляю я.

— Скорее всего, объявится его отец, — продолжает она. — Чтобы отомстить. Может, не сегодня. И не завтра. Но скоро. И это будет настоящий кошмар! Ужас! Просто...

— Конец света, — заканчиваю за нее и чувствую, как по спине бегут мурашки.

— Да. Точно.

— Не бойся. — Решаю не обращать на мурашки внимания. — Я готов.

— Адам. — Она качает головой. — Ты не понимаешь. Я не могу гарантировать твою безопасность. И не могу позволить тебе так рисковать. У меня все подругому — речь ведь идет о моей маме, но ты...

Перебиваю ее:

— Во сколько за тобой зайти?

Мэри удивленно на меня смотрит:

— Что?

— Извини, но одна ты на бал не пойдешь. Разговор окончен.

Наверно, я выгляжу жутко. Мэри хочет возразить и открывает рот, но, взглянув на меня, снова его закрывает и говорит:

— Ну, ладно.

Но все равно добавляет:

— Готовься к своим похоронам.

Хочет, чтобы за ней осталось последнее слово.

Ну и пусть. Я не возражаю.

Поскольку знаю, я нашел ее: мою будущую партнершу в неизбежной борьбе за выживание в постапокалиптической Америке.

Мэри

Музыка стучит в унисон с моим сердцем. В груди отдаются басы: бум, бум. В зале почти ничего не видно: мешают извивающиеся тела, дымка от сухого льда и мерцающая светомузыка на потолке в индустриальном стиле.

Но все равно я знаю, что он здесь. Я его чувствую.

И вот он идет ко мне по танцполу. В руках два бокала с алой жидкостью. Приближается, протягивает один и говорит:

— Не бойся, он безалкогольный. Я проверил.

Молча глотаю пунш, хотя он и сладковат. Я рада любой жидкости — в горле пересохло.

Знаю, что совершила ошибку, позволив Адаму ввязаться не в свое дело.

Но он... очень необычный! Сильно отличается от тупых мальчишек из нашей школы. Может, я так думаю, потому что он спас меня в клубе, выстрелив в это дьявольское отродье, Себастьяна Дрейка, кетчупом.

Может, потому что он вежливо вел себя с моим отцом и не говорил, что тот похож на Дока из «Назад в будущее». Может, потому что он так внимательно рассматривал мамину фотографию и был потрясен ее судьбой.

А может, потому что Адам потрясающе выглядел, когда зашел за мной без пятнадцати восемь: в смокинге и с красной розой для корсажа. Хотя вчера еще даже не думал, что пойдет на бал (хорошо, что билеты можно было купить на входе).

Папа чуть с ума не сошел от радости и в кои-то веки вел себя как нормальный отец. Фотографировал нас и приговаривал:

— Маме покажем, когда она поправится.

А потом попытался впихнуть Адаму двадцать долларов:

— Угостишь Мэри мороженым после танцев.

Лучше бы он вообще не вылезал из лаборатории!

И все же я совершила ошибку. Надо было отослать Адама. Охота не для новичков. Она... Она...

...прекрасна! Когда проходит в таком шикарном зале. Я вошла под руку с Адамом (он настоял, сказав, что тогда мы будем похожи на «нормальную парочку») и ахнула от изумления. Да, организаторы в этом году постарались на славу!

Забронировать четырехэтажный танцевальный зал в отеле «Уолдорф-Астория» само по себе было не просто, но превратить его в романтическую страну чудес? Изумительно!

Надеюсь, розетки и ленты несгораемые. А то, когда я проткну Дрейка, он самовоспламенится и может начаться пожар.

Мы становимся к стене и молча потягиваем пунш.

— Итак, — прерывает Адам затянувшуюся паузу, — как ты собираешься его убить? Арбалет, гляжу, остался дома.

— Зато у меня есть кол, — приподнимаю разрез на юбке и показываю ему мамину набедренную кобуру с самодельным осиновым колом. — Просто и со вкусом.

— Ага, — говорит Адам, чуть не подавившись пуншем. — Ну ладно.

И пристально смотрит на мое бедро. Я быстро опускаю юбку.

И тут мне впервые приходит в голову, что Адам решил помочь не только для того, чтобы снять с девушки лучшего друга вампирские чары.

Но... разве это возможно? Он же Адам Блум! А я всего лишь какая-то новенькая. Он хорошо ко мне относится, но вряд ли я ему нравлюсь. Быть того не может! К тому же жить мне осталось минут десять, не больше. Если, конечно, не случится чудо, на что я рассчитываю все меньше и меньше.

Вспыхиваю и перевожу взгляд на кружащиеся пары. Учительница истории США, миссис Грегори,

исполняет сегодня роль дуэньи — пытается оттащить девчонок от парней. С тем же успехом она могла бы мешать луне взойти на небо.

— Ты лучше займи Лилу, — говорю я Адаму. Надеюсь, он не заметил, что мои щеки такие же красные, как платье. — А то она может помешать мне проткнуть Себастьяна.

— Для этого я привел Теда. — Адам кивает на него. Тедди Хенкок сидит за столом и скучающе смотрит на танцпол. Он так же, как и мы, ждет Лилу и Себастьяна.

— И все же я не хочу, чтобы ты был рядом, когда... ну, ты понимаешь.

— Ты мне уже миллион раз сказала, что можешь позаботиться о себе сама, — бормочет Адам. — Я понял.

Невольно вздрагиваю. Адаму не слишком-то весело.

Ну и что? Я его не приглашала! Он сам пришел! И мы не на свидании! А планируем убийство! Он знал это с самого начала! И решил играть по своим правилам! Да и кого я пытаюсь обмануть? Какое свидание? Я здесь по важному делу! Я дочь охотника и должна...

— Пошли потанцуем? — спрашивает Адам.

Я испуганно отвечаю:

— С удовольствием, конечно, но...

— Отлично! — Он обнимает меня и вытаскивает на танцпол.

Я слишком изумлена и не пытаюсь сопротивляться. А когда прихожу в себя, то понимаю, что сопротивляться не хочу! Так приятно в объятиях Адама... Уютно... Безопасно... И кажется, что ты обычная девчонка!

А не новенькая. И не дочь охотника. Просто... Мэри.

Я так и привыкнуть могу...

— Мэри, — говорит Адам. Он намного выше меня, и его дыхание щекочет кудряшки, выбивающиеся из моей прически. Ну и пусть. Запах очень приятный.

Я мечтательно смотрю на Адама. Как я раньше не замечала, какой он красивый? До сегодняшнего вечера. Нет, до вчерашнего. Хотя, может, и до этого замечала, конечно, просто сама себе не признавалась. Ну зачем такому парню, как он, такая девочка, как я? Вот уж никогда не думала, что пойду на бал с Адамом Блумом...

И пусть он меня пригласил из жалости, потому что моя мама стала вампиром, ну и что?

— М-м-м? — протягиваю, улыбаясь.

— Э... — Адаму почему-то неловко. — Я подумал, когда все закончится, Дрейк умрет и Лила с Тедом снова будут вместе, может, ты... э...

Боже мой! Он что... он что, правда хочет пригласить меня куда-нибудь??? Позвать на настоящее свидание??? Без всяких колюще-режущих предметов?

Нет. Не может быть. Это сон. Через минуту я проснусь, и все исчезнет. Неужели все наяву? Боюсь дышать. А то разрушу чары, под которые мы попали...

— Да, Адам?

— Ну... — он больше не смотрит мне в глаза. — Может, сходим куда-нибудь...

— Прошу прощения! — Адама перебивает хорошо знакомый низкий голос. — Можно пригласить девушку на танец?

Раздраженно закрываю глаза. Не может быть! Да меня так никто никогда никуда не пригласит! Никогда-никогда-никогда! Навсегда останусь чудачкой, дочкой чудаков! Вообще, зачем я Адаму Блуму? Дочь вампира и сумасшедшего ученого! Надо смотреть правде в глаза! Не судьба.

Все. С меня хватит!

— Эй, ты! — В бешенстве резко поворачиваюсь и натыкаюсь на Себастьяна Дрейка. Он шире распахивает глаза. — Да как ты смеешь здесь появляться...

И умолкаю. Потому что вижу только глаза...

...его гипнотизирующие голубые глаза. Кажется, в них можно утонуть, и их тепло омоет меня сладкими ласкающими волнами.

Да, он не Адам Блум. Зато смотрит так, как будто понимает это, очень сожалеет и готов загладить свою вину... и даже более того...

Вот Себастьян Дрейк обнимает меня нежно-нежно и ведет к застекленным створчатым дверям, за которыми виднеется залитый лунным светом ночной сад, весь в мерцающих китайских фонариках. Иде альное место для свидания со златовласым потомком трансильванского графа.

— Наконец-то мы с тобой познакомились, — говорит Себастьян голосом ласковым, как прикосновение перышка. И кажется, что все, оставшееся позади, исчезает: другие пары, Адам, потрясенная Лила, с ревностью глядящая нам вслед, Тед, с ревностью смотрящий на нее, ленточки, розетки... Есть только я, сад и Дрейк.

Себастьян протягивает руку и убирает с моего лица кудряшки.

Где-то в голове брезжит мысль: я должна его бояться, ненавидеть... Но почему, не помню. Да и как можно ненавидеть такого красивого, нежного, милого юношу? Он хочет, чтобы мне стало лучше. Он хочет помочь.

— Видишь? — произносит Себастьян Дрейк, нежно прижимая мою руку к губам. — Я совсем не страшный. Такой же, как и ты. Отец у меня был чудовищем, будем называть вещи своими именами, а я теперь пытаюсь найти свое место в этом мире. У каждого свой крест, Мэри, и у тебя тоже. Кстати, мама передает тебе привет.

— Ма... ма? — В голове туман, как в саду, в котором мы стоим. Вспоминаю мамино лицо, но не понимаю, откуда ее знает Себастьян Дрейк.

— Да. — Его губы движутся вверх по моей руке, а поцелуи горячи, как огонь. — Она скучает и не понимает, почему ты не хочешь к ней присоединиться. Она не знает ни боли, ни старости, ни одиночества... — Он касается губами моего обнаженного плеча. Становится тяжело дышать, но это даже приятно. — Ее окружает красота и любовь... то же самое ждет и тебя, Мэри.

Губы доходят до моей шеи. Дыхание такое теплое, что немеет спина, но Себастьян поддерживает меня крепкими руками. Мое тело будто по собственной воле отклоняется назад, шея обнажается.

— Мэри... — шепчет Дрейк.

Мне так хорошо, так спокойно, как не было уже давно, с тех пор, как от нас ушла мама. Закрываю глаза.

Тут что-то холодное и влажное ударяет меня в шею.

— Ой! — Открываю глаза, шлепаю рукой по горлу... и отдергиваю ее. Пальцы все в какой-то прозрачной жидкости.

— Прошу прощения. — Неподалеку от нас стоит Адам. Он сжимает свою «беретту» девятимиллиметрового калибра, направленную прямо на меня. — Я промазал.

Через секунду мне в лицо ударяет густой едкий дым, и я судорожно вдыхаю воздух. Откашливаюсь и, пошатываясь, отхожу подальше от человека, только что нежно меня обнимавшего, а теперь хватающегося за свою тлеющую грудь.

— Что... — задыхаясь, кричит Себастьян, ударяя по вырывающемуся у него из груди пламени. — Что это???

— Да так, пустяки. Обычная святая вода, — отвечает Адам, продолжая поливать Дрейка. — Никакого вреда тебе не причинит, конечно, если ты не вампир. А очень похоже на то.

Через секунду я прихожу в себя и вытаскиваю изпод юбки кол.

— Себастьян Дрейк! — Он падает на колени и вопит от боли и ярости, — ЭТО ТЕБЕ ЗА МОЮ МАТЬ!!!

И я всаживаю самодельный осиновый кол прямо в то место, где должно бы биться его сердце.

Если бы оно у него было.

— Тед, — сладким голоском произносит Лила. Она сидит на пластиковой скамейке и гладит по голове своего парня, лежащего рядом.

— А? — отвечает Тед, глядя на нее с любовью.

— Нет, ты не понял. В следующий раз, когда я буду в Мексике, сделаю на пояснице татуировку со словом «Тед». Чтобы все знали, что я твоя.

— Любимая! — восклицает Тед, притягивая к себе ее голову и целуя взасос.

— Ой-ой-ой! — Я отворачиваюсь.

— Ага, — Адам только что бросил светящийся в темноте двенадцатифунтовый шар для боулинга и

теперь возвращается обратно. — Одурманенная Дрейком, она мне больше нравилась. Но, по-моему, «Тед» все же лучше, чем «Себастьян», — не так больно. Кстати, не знаю, заметила ли ты, но я выбил «страйк». — Он садится рядом и подносит листок со счетом к лампе над моей головой. — И теперь выигрываю.

— Не зазнавайся! — Хотя ему есть чем гордиться. И не только победой в боулинге.

Адам наконец стягивает бабочку. Даже после поездки в такси за девять долларов и при странном дискотечном освещении боулинга, куда мы пошли после бала, Блум выглядит на редкость красиво.

— Скажи-ка, а откуда у тебя святая вода?

— Ты же сама дала ее Теду. — Адам удивлен. — Помнишь?

— Но как тебе пришло в голову залить ее в пистолет? — настаиваю я. До сих пор не оправилась от наших приключений. Боулинг ночью — это, конечно, здорово, но что сравнится с убийством двухсотлетнего вампира на балу?

Жаль, кроме нас с Адамом никто не видел, как Себастьян превратился в пепел. Иначе королем и королевой бала объявили бы нас, а не Лилу с Тедом. Они, кстати, до сих пор в коронах... правда, слегка съехавших набок от бесконечных поцелуев.

— Не знаю, Мэр, — Адам вписывает свои очки. — Просто догадался.

Мэр. Меня никто так раньше не называл.

— Но откуда ты узнал, что Дрейк... Что я не притворяюсь, чтобы не спугнуть его?

— Хм... Он почти укусил тебя за шею, а ты даже не пыталась сопротивляться. Конечно же, ты притворялась!

— Я бы точно выкрутилась, — заверяю его с напускной уверенностью, — дотронься он до меня зубами.

— Нет, не выкрутилась бы. — Адам смотрит на меня с улыбкой. Его лицо освещает лишь лампа на столе для счета. В боулинге темно, только шары и дорожки мерцают жутким люминесцентным светом. — Признайся, Мэри, без меня ты бы не справилась.

Он совсем близко, даже ближе, чем был Себастьян Дрейк.

Но мне не кажется, что я сейчас утону, скорее, растаю, и сердце бьется неровно.

— Да... — Не могу отвести глаз от его губ. — Не справилась бы.

— Мы хорошо сработались. — Адам тоже то и дело смотрит на мой рот. — Как думаешь? Особенно, учитывая грядущий конец света. Ведь отец Дрейка рано или поздно узнает, что мы сегодня натворили.

Ахаю и кричу:

— Ты прав! Боже, Адам, он же не только мне будет мстить, но и тебе тоже!

— Знаешь, — говорит он и скользит по мне взглядом, — мне очень нравится твое платье. Оно хорошо сочетается с туфлями для боулинга.

— Адам! Я серьезно! Дракула может в любой момент обрушиться на Манхэттен, а мы играем в боулинг!!! Надо готовиться! Надо разработать план контрнаступления! Надо...

— Мэри, — говорит Адам, — Дракула подождет.

— Но...

— Мэри, — повторяет Адам. — Замолчи.

И я повинуюсь. Потому что отвечаю на его поцелуй и больше мне ни до чего нет дела.

К тому же он прав. Дракула подождет!

Лорен Миракл

Букет

Внимание, читатели! На написание этого рассказа меня вдохновила «Обезьянья лапа» У.У. Джекобса, впервые опубликованная в 1902 году. Я прочла ее в подростковом возрасте и испугалась до потери пульса. Будьте очень осторожны с желаниями!

Лорен Миракл

На улице завывал ветер, и слышно было, как скатывается по трубам дождевая вода. Хотя было всего четыре часа, уже стемнело и в пестрой приемной мадам Занзибар ярко горели три настольные лампы, покрытые блестящими шарфами. От них исходили разноцветные блики: ярко-красные играли на лице у Юн Сун, синевато-фиолетовые, пятнистые — у Уилла, отчего он походил на покойника.

— Ты прямо как из могилы, — сказала я ему.

— Фрэнки! — с укором произнесла Юн Сун и кивнула на закрытую дверь кабинета мадам Занзибар — видимо, испугалась, что она нас услышит. На ручке

висела красная пластмассовая обезьянка, обозначавшая, что хозяйка сейчас с клиентом. Потом была наша очередь.

Уилл закатил глаза, вытянул руки и, завывая, произнес:

— Я похититель тел! Отдайте мне ваше сердце и печень!

— Нет, только не это! Похитители тел украли нашего любимого Уилла! — я схватила Юн Сун за руку. — Быстро отдай ему сердце и печень, может, тогда он не возьмет мои.

Подруга высвободилась и угрожающе пробубнила:

— Не смешно. Веди себя нормально, или я уйду.

— Прекрати занудничать!

— Вот сейчас встану и уйду! Быстрей, чем ты думаешь! И лишний вес не помешает!

Юн Сун считает, что у нее слишком толстые ноги, поскольку ее супероблегающее бальное платье пришлось сделать немного пошире. Но у нее, во всяком случае, есть платье! И она абсолютно точно пойдет на бал.

— Ну и ладно.

Из-за ее плохого настроения мог сорваться наш план, а ведь мы ради него сюда пришли. Бал все ближе и ближе, и я не хочу сидеть дома одна-одинешенька, пока все нормальные девчонки мажутся блестками и танцуют на высоченных каблуках. Не хочу и не буду! Тем более в глубине души я знала: меня хочет пригласить Уилл. Его просто нужно слегка подтолкнуть.

— Юн Сун! Мы вдвоем с тобой все затеяли, помнишь? — прошептала я, улыбаясь Уиллу с таким видом, как будто мы просто болтаем о чем-то своем, о женском.

— Нет, Фрэнки! Затеяла все ты! — сказала она, не понижая голоса. — Я-то пойду на бал, конечно, если не раздавлю своего парня. Это ты надеешься, что в последнюю минуту случится чудо.

— Юн Сун! — я взглянула на Уилла, и он покраснел. Вот ведь мерзкая девчонка! Ну как можно говорить вслух о таких вещах?!

— Ай! — взвизгнула она, потому что я ее стукнула.

— Ты меня разозлила!

— Хватит уже стесняться! Хочешь, чтобы он тебя пригласил или нет? Ай!

— Девчонки, что у вас там происходит? — спросил Уилл. Он так восхитительно нервничал! Адамово яблоко то поднималось, то опускалось. Хотя, вообщето, не самое приятное зрелище. Почему-то напоминало игру «достань яблоко», в которую играют в канун Дня Всех Святых.

Но Уилл все равно выглядел восхитительно. И както очень уязвимо.

— Она меня стукнула! — наябедничала Юн Сун.

— Было за что! — возразила я. Дальше продолжать разговор не хотелось — Уилл и так уже узнал немало. Я погладила Юн Сун по совсем не толстой

ноге и сказала: — Но я тебя прощаю. А теперь замолкни.

Юн Сун никак не хочет понять, что не обо всем можно говорить вслух. То есть понимать-то она понимает, но вот поступает всегда наоборот. Да, я хочу, чтобы Уилл пригласил меня на бал, и чем быстрее, тем лучше, поскольку до «весны — поры любви» остается всего две недели.

Понимаю, название дурацкое, но ведь весна действительно пора любви. С этим не поспоришь. Кроме того, я абсолютно уверена: Уилл — моя любовь на всю жизнь! Ему нужно только преодолеть излишнюю скромность и сделать первый шаг. Хватит уже дружески хлопать друг друга по плечу, щекотать, гогоча от удовольствия, и мутузиться, изображая «похитителей тел». Неужели Уилл не понимает, что я хочу быть с ним?

Он почти решился на прошлых выходных. Мы смотрели «Красотку» — романтическую комедию, над которой хочется смеяться вновь и вновь. Юн Сун пошла на кухню за едой, оставив нас наедине.

— Слушай, Фрэнки, — сказал Уилл, постукивая ногой по полу и прижав согнутые пальцы к джинсам. — Можно тебя кое о чем спросить?

Дураку понятно, что должно было последовать, ведь если бы Уилл хотел, чтобы я сделала звук погромче, он бы так и сказал: «Фрэнки, сделай погром че!» Обычным голосом. Напрямую. Без вступительных речей. А так, о чем он мог меня спросить? Конечно же, хотел пригласить на бал! Счастье было так близко.

Но я его спугнула. Он так волновался, что я тоже разнервничалась и испуганно сменила тему. Потому что глупая!!!

— Гляди, как бывает, — указала я на телевизор. Ричард Гир скакал на белом коне, на самом деле оказавшемся лимузином, к дворцу Джулии Робертс, то есть к старому трехэтажному зданию. Затем вылез из машинного люка и взобрался по пожарной лестнице, а все для того, чтобы завоевать сердце своей возлюбленной. — Никакого сентиментального вздора из серии «Ты такая хорошенькая!» — продолжала я нести ерунду. — Только поступки. Вот как красиво можно выразить любовь!

Уилл сглотнул и сказал:

— Ага.

И задумчиво, с видом испуганного плюшевого мишки уставился на Ричарда Гира. Да, до него Уиллу далеко.

Я не сводила глаз с экрана, понимая, что сама лишила себя возможности пойти на бал. Нельзя быть такой глупой! Не нужно мне «красивое выражение любви»! А нужен Уилл! И как я только умудрилась его спугнуть? На самом деле трусила еще больше, чем он!

Но сейчас все в прошлом. Потому-то мы и пришли к мадам Занзибар. Она предскажет нам будущее, и если она хоть что-то соображает, то, конечно, непредвзято подтвердит очевидное: мы с Уиллом созданы друг для друга. И тогда мой друг наконец-то решится пригласить меня на бал. А я ни за что не буду ему мешать.

Обезьянка задергалась.

— Глядите, она шевелится! — прошептала я.

— Ого! — удивился Уилл.

Из кабинета, ковыляя, вышел негр с белыми как снег волосами. У него не было зубов, отчего нижняя часть лица напоминала сморщенный чернослив.

— Здравствуйте, детишки, — сказал он, слегка касаясь шляпы.

Уилл распахнул перед ним входную дверь. Вот какой воспитанный! Порыв ветра чуть не сбил старика с ног, и Уилл поддержал его.

— Осторожней!

— Спасибо, сынок! — шепеляво ответил старик. — Лучше пойду, а то еще начнется ураган.

— Он уже начался, — сказал Уилл. На улице нагнулись и заскрипели кроны деревьев.

— Да это же легкий ветерок! Воет, как ребенок, который проснулся и хочет кушать. Вот к рассвету начнется настоящий ураган, помяни мое слово. — Старик взглянул на нас. — А вы, детишки, почему не

остались дома? Сидели бы сейчас в безопасности, в тепле.

Не стоит обижаться, когда беззубый старичок называет вас «детишками». Но второй раз за последние двадцать секунд? Это уже слишком.

— Мы старшеклассники! И нам нечего бояться.

Смех старика был похож на шуршание опавших листьев.

— Ну ладно, вам виднее. — Он маленькими шажками вышел на крыльцо. Уилл помахал ему рукой и закрыл дверь.

— Сумасшедший старик! — раздался голос позади. Мы повернулись и увидели на пороге кабинета мадам Занзибар в ярко-розовых тренировочных брюках от «Джуси Кутюр» и такой же трикотажной блузке с расстегнутой верхней пуговицей. Грудь у женщины была округлая, упругая и, учитывая отсутствие бюстгальтера, на удивление сильно выдавалась вперед. Губы мадам Занзибар накрасила ярко-оранжевым в тон ногтям. Между двумя пальцами она сжимала сигарету, кончик которой окрасился в тот же цвет.

— Мы заходим или остаемся здесь? Открываем тайны жизни или оставляем их в покое?

Я встала и потащила за собой Юн Сун. Уилл последовал за нами. Мы вошли в кабинет и попытались все вместе втиснуться в мягкое кресло. Уилл понял, что ничего не выйдет, и устроился на полу. Я заерзала, пытаясь отвоевать себе больше места.

— Видишь? Они похожи на сосиски, — сказала Юн Сун, имея в виду свои бедра.

— Подвинься! — скомандовала я.

— Итак, — начала мадам Занзибар, усаживаясь за стол и покуривая сигарету. — Что вас привело сюда?

Я прикусила губу. Как бы получше ей объяснить?

— Ну, вы вроде как предсказательница?

Мадам Занзибар выпустила клуб дыма.

— Браво, Шерлок! Прочли рекламу в «Желтых страницах»?

Я покраснела и одновременно разозлилась. Я спросила, просто чтобы разговор завязать, неужели не ясно? К тому же предсказательница должна сама догадаться, зачем мы здесь.

— Ну, в общем... Ладно. Я это, хотела спросить...

— Давай выкладывай!

Я собралась с духом.

— Задаст ли мне один человек кое-какой вопрос? — Я нарочно не смотрела на Уилла, но услышала, как он издал удивленный возглас. Никак не ожидал такого поворота.

Мадам Занзибар приложила ко лбу два пальца и взглянула на нас пустым взглядом.

— Хм... — задумалась она. — Хм... хм... Все так нечетко. Вижу страсть...

Юн Сун захихикала. Уилл громко сглотнул.

—...но есть некоторые... так сказать... стесняющие обстоятельства.

«Браво, мадам Занзибар, и спасибо! А нельзя ли теперь немного поподробнее? Побольше полезной информации?»

— Но он, этот человек, собирается действовать, руководствуясь своей страстью? — нахально спросила я, не обращая внимания на спазмы в желудке.

— Собирается или нет... вот в чем вопрос, — произнесла мадам Занзибар.

— Совершенно верно. Именно это я и хотела спросить.

— А... все всегда спрашивают одно и то же. А надо задать вопрос себе... — Тут она замолчала. Взглянула на Уилла и побледнела.

— Что случилось? — спросила я.

— Ничего.

— А по-моему, все-таки случилось.

Меня не обмануло ее общение с духами. Хочет, чтобы мы поверили, будто на нее вдруг снизошло необыкновенное мощное видение? Да пожалуйста! Пусть только, черт возьми, ответит на мой вопрос!

Мадам Занзибар театрально пришла в себя и дрожащими руками поднесла ко рту сигарету. Устало посмотрев на меня, она сказала:

— Производит ли падающее в лесу дерево шум, если никто его не слышит?

— Чего?

— Больше мне вам нечего сказать. Хотите — верьте, хотите — нет, — взволнованно сказала мадам Занзибар.

Я поверила. Но когда она отвернулась, я сделала большие глаза и посмотрела на Юн Сун.

Уиллу спрашивать было нечего, но мадам Занзибар почему-то очень хотела сделать для него предсказание. Она поводила руками, словно ощупывая его ауру, и серьезным голосом попросила остерегаться высоты. И попала в точку — Уилл обожает скалолазание. Но любопытнее всего была реакция моего друга. Он поднял брови, а затем на его лице появилось выражение радостного ожидания. Уилл взглянул на меня и покраснел.

— В чем дело? — спросила я. — Почему так хитро смотришь?

— В смысле?

— Уилл Гудмэн, ты что-то скрываешь!

— Ничего, даю слово!

— Не глупи, парень! — гнула свою линию мадам Занзибар. — Прислушайся к моему совету!

— Ой, да не волнуйтесь вы за него. Он у нас сама осторожность! — Я повернулась к Уиллу: — А теперь серьезно. Ты что, решил взять какую-то новую потрясную высоту? Или прикупил фирменный блестящий карабин?

— Юн Сун, твоя очередь. Вперед! — сказал Уилл.

— Вы умеете гадать по ладони? — спросила подруга мадам Занзибар.

Та вздохнула и без особого рвения провела по пухлой ладошке Юн Сун под большим пальцем.

— Ты будешь красива, если сама себе позволишь.

И все. Умнее не придумаешь.

Юн Сун, похоже, была разочарована не меньше меня. Очень захотелось сказать мадам Занзибар, что мы все недовольны! Ну, в самом деле, что это за предсказания? Дерево в лесу, остерегайся высоты, будешь красива, если сама себе позволишь... Как-то жутковато получилось, но, по-моему, нас обманули. В особенности меня.

Правда, сказать я ничего не успела. На столе у мадам Занзибар зазвонил сотовый телефон. Она нажала длинным оранжевым ногтем на кнопку ответа и сказала:

— Мадам Занзибар к вашим услугам. — Слушая собеседника, она начала злиться. — Нет, Сайлас. Это называется... да, совершенно верно: молочница влагалища. Да, именно влагалища!

Мы с Юн Сун в ужасе переглянулись, хотя я и обрадовалась — не могла удержаться. Не тому, конечно, что у мадам Занзибар молочница влагалища, а тому, что она обсуждает это с неким Сайласом при нас. Хоть не зря деньги потратили!

— Скажи аптекарю, что она началась уже во второй раз за месяц, — ворчала мадам Занзибар. — Нужны более сильные препараты. От чего? От зуда, дебил! Или, может, он хочет мне там почесать? — Она заерзала на вращающемся стуле, потирая ноги друг о друга.

Уилл широко распахнул свои карие глаза и испуганно на меня взглянул.

— Не буду я ей ничего чесать! Не хочу! — театральным шепотом заявил он.

Я засмеялась. Уилл передо мной выделывается — хороший знак! Пусть все пошло не по плану, но вдруг я все-таки добьюсь своего?

Мадам Занзибар указала на меня тлеющим концом сигареты, и я виновато склонила голову. А чтобы отвлечься, принялась изучать полки, на которых творился неописуемый бардак. «Магия для служебников», например, соседствовала с «Что делать, если мертвец заговорил, а вы не желаете его слушать». Я пихнула Уилла коленом и указала на книги. Уилл изобразил, как душит беднягу умершего, и я фыркнула.

Над книгами стояла бутылка с крысиным ядом, старинный монокль, банка с чем-то похожим на обрезанные ногти, грязная чашка из «Старбакса» и кроличья лапа с когтями. А полкой выше... очаровательно!

— Это что, череп? — спросила я Уилла.

Он присвистнул.

— Ничего себе!

— Так, — Юн Сун отвела глаза, — если это на самом деле череп, я не хочу ничего про него слышать! Давайте уйдем?

Я повернула ее голову в нужном направлении.

— Гляди! А у него еще волосы есть.

Мадам Занзибар захлопнула крышку телефона.

— Сплошные дураки кругом!

Бледность прошла: видимо, разговор с Сайласом окончательно привел ее в чувство.

— А вы, смотрю, заметили Фернандо?

— Это его череп? — спросила я.

— О боже! — простонала Юн Сун.

— Выплыл на поверхность после ливня на кладбище в Чапел-Хилле, — пояснила мадам Занзибар. — А похоронен был, наверно, в начале прошлого века — гроб у него деревянный и старый такой. Некому было позаботиться о Фернандо, я его пожалела и взяла к себе.

— Вы что, вскрыли гроб? — спросила я.

— Ну да, — гордо ответила предсказательница.

Интересно, а когда она грабила могилу, на ней тоже был костюмчик от «Джуси Кутюр»?

— Но у этой штуковины до сих пор волосы! Отвратительно!

— Не у «этой штуковины», а у Фернандо! Прояви уважение.

— Я просто не знала, что у мертвецов бывают волосы.

— У них не бывает кожи — она сразу же начинает гнить и пахнет ужасно. А волосы могут расти еще несколько недель после того, как человек преставился.

— Ух ты! — Я взъерошила золотистые кудри Уилла. — Слыхал? Волосы иногда продолжают расти.

— Поразительно.

— А это что такое? — Юн Сун указала на пластиковый контейнер, в котором в прозрачной жидкости плавало что-то красноватое, похожее на человеческий орган. — Только не говорите, что оно тоже Фернандо! Пожалуйста!

Мадам Занзибар махнула рукой с таким видом, как будто Юн Сун сморозила жуткую глупость.

— Нет, это моя матка. Мне ее хирург отдал после гистерэктомии.

— Ваша матка? — Юн Сун явно замутило.

— Что, нужно было в больнице ее оставить? Чтобы ее там сожгли? Черта с два!

— А это что? — Я указала на пучок чего-то засохшего на верхней полке. Мадам Занзибар, однако, куда увлекательнее рассказывает о предметах своего интерьера, чем предсказывает будущее.

Она взглянула туда же, куда и я, открыла рот, тут же его закрыла и решительно ответила:

— Ничего.

Хотя, по-моему, с трудом заставила себя не смотреть на странный предмет.

— Ну пожалуйста! Расскажите! — я молитвенно сложила руки.

— Вам не понравится.

— Понравится!

— А мне нет! — вмешалась Юн Сун.

— Да понравится ей! И Уиллу тоже. Правда, Уилл?

— Вряд ли это хуже матки, — ответил тот.

Мадам Занзибар сжала губы.

— Ну пожалуйста! — молила я.

Она еле слышно пробормотала что-то про глупых подростков и про то, что отказывается отвечать за последствия. Затем встала, стащила с верхней полки пучок и положила перед нами. При этом грудь у нее не затряслась, а осталась, как прежде, упругой.

— Ух ты! — выдохнула я. — Букетик для корсажа.

Он представлял собой перевязанные красной ленточкой хрупкие бутоны роз с коричневыми шуршащими краями и сероватое осыпающееся перекатиполе.