Библия и история.

Библию читало и читает множество людей, и каждый читает её по-своему. Для одних это исторический источник, для других — замечательнейший образец поэтического жанра. Для верующего — христианина или (если речь идёт о Ветхом Завете) иудея она, конечно же, прежде и более всего слово Божие, источник духовного и религиозного опыта, представляющий собой абсолютный авторитет и абсолютную ценность. И всё же вопрос остаётся: что такое Библия в целом и Ветхий Завет в частности изначально, чем он был для тех, кто писал эту книгу, и для первых её читателей, живших (если говорить о Ветхом Завете) за много веков не только до наших дней, но и до пришествия в мир Иисуса Христа? В отношении Нового Завета ответить на заданный вопрос сравнительно несложно: Евангелия представляют собой записанные свидетельства очевидцев о земной жизни Спасителя, Деяния Апостолов — очерк истории первохристианской Церкви, Апокалипсис — видение, положенное на бумагу, а Послания Апостолов говорят за себя самим своим жанром — они представляют собой пастырские послания, написанные апостолами различным христианским общинам. С Ветхим Заветом всё не так очевидно. На первый взгляд, здесь можно найти немало такого, что не имеет прямого отношения к вопросам духовной жизни. К тому же, в отношении литературных форм и жанров Ветхий Завет являет нам намного больше разнообразия по сравнению с Новым, что и не удивительно, если сравнить объём этих текстов. Характерным для иудейской традиции является разделение Ветхого Завета на три части: Тора (ת ו ר ה тора), что в переводе означает «закон» или «путь», которая включает в себя то, что в христианской традиции называется Пятикнижием, Пророки (נ ב י א י ם невиим), куда входят не только те книги, которые мы привыкли называть пророческими, но и те, что в христианской традиции называются обычно историческими, и Писания (כ ת ו ב י ם ктувим), включающие в себя все остальные ветхозаветные книги. Собственно же Ветхий Завет в иудейской традиции называется сокращённо ת נ ך танах — по первым буквам названий составляющих его сборников. Уже само это разделение достаточно говорит о стилевом и жанровом разнообразии ветхозаветных книг, и тогда тем более актуальным оказывается заданный нами в самом начале вопрос: чем же является Ветхий Завет изначально?

Прежде, чем мы попытаемся ответить на него, стоило бы определить, чем библейские тексты (как ветхо-, так и новозаветные) не являются во всяком случае. Прежде всего, можно утверждать с полной уверенностью, что ни одна библейская книга не является книгой богословской или философской в современном смысле слова. Это невозможно прежде всего потому, что во время написания подавляющего большинства ветхозаветных книг ни теология, ни философия ещё не успели сформироваться как самостоятельные научные дисциплины. В Ветхом Завете есть отдельные книги (как, напр., Книга Притчей или Екклесиаст), в которых ставятся философские вопросы, однако ни о методике, характерной для философского исследования, ни о философской терминологии, которая появляется значительно позже, говорить здесь, конечно, не приходится. То же самое относится и к теологии: в Книге Притчей, напр., есть главы, где поднимаются проблемы, которые сегодня мы назвали бы богословскими, но, разумеется, ни о каком последовательном теологическом их анализе вопрос не стоит. Всё сказанное выше вновь ставит нас перед проблемой библейского вообще и ветхозаветного в частности языка. Присмотревшись внимательнее к Ветхому Завету, мы увидим, что значительнейшую часть его составляют произведения поэтические, а из оставшихся прозаических текстов огромное большинство относится к текстам историческим. История и поэзия — две главные составляющие Ветхого Завета. Именно поэтической составляющей обязан Ветхий Завет своей красотой, но с ней же связана и значительная часть трудностей, возникающих при чтении ветхозаветных книг. Поэзия, как известно, вообще не всегда легка для понимания, а к поэзии восточной это относится в большей степени, чем к любой другой (по крайней мере, когда речь идёт о западных читателях). Для восточной поэзии характерна особая смысловая наполненность поэтических образов, очень многие из них символичны, и чрезвычайно редко случается, чтобы они не несли никакой дополнительной смысловой нагрузки. Так же редко случается, чтобы образы эти понимались исключительно в буквальном, изначальном своём смысле. Для адекватного восприятия ветхозаветных текстов необходимо научиться понимать их язык — не тот библейский иврит, на котором в оригинале и было написано подавляющее большинство ветхозаветных книг (хотя для серьёзного, профессионального изучения Ветхого Завета знание его также абсолютно необходимо), а символический язык древней ближневосточной поэзии, образно-символический ряд которой весьма своеобразен и мало похож на что бы то ни было знакомое и привычное нам сегодня.

Итак, в Ветхом Завете (как и в Библии вообще) мы не найдём ни теологии, ни философии. Разумеется, библейские авторы отнюдь не чуждались богословских или философских вопросов; но никто из них никогда не пытался изложить для своих слушателей или читателей цельную и законченную философскую или теологическую систему. Среди создателей библейских книг были пророки, раввины, даже учёные писцы, но преподавателей философии или теологии, подобных тем, которых мы находим в платоновской Академии, среди них не было. Тем более бессмысленно было бы пытаться обнаружить некую единую богословскую или философскую систему в Библии в целом. Разумеется, на библейском материале можно выстроить огромное множество таких систем; но ни одна из них не сможет, даже оставаясь вполне адекватной в том, что касается осмысления изложенного в Библии откровения, претендовать на единственность: то, о чём говорят нам библейские авторы, очевидно, просто не вмещается в рамки богословского или философского изложения. Но всё, сказанное о философии и теологии, можно было бы отнести и к истории. Ведь в Библии нет истории так же, как в ней нет ни философии, ни теологии. Конечно, исторического материала в Ветхом Завете немало; однако он никогда не появляется там ради изложения собственно истории. Даже в тех книгах, которые мы привычно называем «историческими», история представляет собой лишь иллюстрацию к чему-то куда более важному (в данном случае, к пророческой проповеди, касающейся судеб Израиля и к нему обращённой). Не случайно в иудейской традиции книги эти отнесены к числу пророческих. Впрочем, похоже, что и поэзия библейская (даже когда речь идёт о замечательных, глубоко лирических описаниях природы) не является самоцелью, служа другой, главной цели. Целью же является, во всяком случае, свидетельство. В этом отношении Ветхий Завет не отличается от Нового: и там, и здесь на первом плане оказывается не история, не поэзия, не философия, а живое свидетельство, рассказ о пережитой встрече с живым, реальным, близким Богом, Который оказывается рядом с человеком, протягивает ему Свою руку, ведёт за Собой. Всё остальное — лишь средство: и история, и биографии отдельных людей, и проповедь, и философские размышления. Отсюда и жанровое разнообразие, которое находим мы в Ветхом Завете, и невозможность однозначного описания отражённого в Библии опыта на богословском или философском языке.

Каковы же основные литературные жанры, с которыми нам предстоит встретиться, изучая ветхозаветные тексты? Прежде всего, конечно, следует обратить внимание на Пятикнижие. Привычные нам названия входящих в него книг (Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие) взяты из греческого перевода Ветхого Завета, сделанного во II в.[1] (т.н. Септуагинты, или перевода 70-ти). По-еврейски же книги эти называются так, как обычно называли книги на древнем Востоке — по первому слову, с которого начинается книга, и потому в оригинале они носят, соответственно, название ב ר א ש י ת бе-решит, «в начале», ש מ ו ת шмот, «имена», ו י ק ר א ва-йикра, «и воззвал», ב מ ד ב ר бе-мидбар, «в пустыне», и ד ב ר י ם дварим, «слова». В жанровом отношении Пятикнижие состоит из четырёх частей.

· Пролог (Быт. I – XI), написанный во время Вавилонского плена (VI в.) и включающий поэму о сотворении мира, по жанру напоминающую аналогичные поэмы, широко распространённые в этот период в Египте, Вавилонии и Греции, изложенную символическим языком историю сотворения человека и грехопадения, а также притчи, описывающие те духовные процессы, которые имели место в истории человечества до призвания Авраама.

· Исторические мидраши, описывающие историю Патриархов, т.е. Авраама, Исаака и Иакова (Быт. XII – XXXVI), а также Моисея и Исхода (Исх. I – XIV, XVI – XIX). К этому же жанру относится значительная часть рассказов Книги Чисел. Он появился в период Вавилонского плена и использовался для краткого, притчевого характера описаний значимых исторических событий. Отдельно следует упомянуть новеллу об Иосифе (Быт. XXXVII – XL), представляющую собой произведение в традиционном для древней ближневосточной литературы жанре философской биографии, написанное, по-видимому, ок. X в. по материалам древнего устного предания.

· Законодательные тексты, прежде всего собственно Декалог, т.е. текст Десяти Заповедей, древнейший из известных памятников еврейской письменности, а также законодательные главы Книги Исхода и Книга Второзакония, появившаяся значительно позднее.

· Священнические тексты, к которым относятся главы Книги Исхода, посвящённые описанию Скинии, а также Книга Левита, появившаяся, по-видимому, одновременно с Книгой Второзакония.

Второе по значимости место после Пятикнижия должно быть отдано пророческим книгам, представляющим собой сборники записанных слушателями пророческих проповедей, скомпонованных позднее (вероятнее всего, уже после Вавилонского плена). Все пророческие проповеди имели, как правило, поэтическую форму, и потому пророческие книги представляют собой замечательные образцы древней еврейской поэзии. К пророческим книгам примыкают по смыслу (но не по жанру) книги исторические. Собственно, книги эти (Книга Иисуса Навина, Книга Судей, четыре Книги Царств, из которых две первые в иудейской традиции носят название Книг Самуила, а две последние — Книг Царей, и две Книги Паралипоменон) представляют собой обработанные летописи, составлявшиеся при дворе израильских правителей, начиная с Соломона (X в.). Менее всего такая обработка заметна в Книгах Паралипоменон, более всего — в Книге Иисуса Навина. Следует заметить, что эта последняя составлена во многом на основе древних еврейских эпических поэм и героических песен, что сказывается на её весьма своеобразном колорите. Наконец, существеннейшую часть Ветхого Завета составляет учительная литература, к которой относят произведения т.н. хокмического жанра (т.е. жанра письменности мудрых) — Книга Притчей, Екклесиаста, Иова, Премудрости Соломона, а также Премудрости Иисуса, сына Сирахова и притчевую литературу (Книга Руфи, Книга Есфири, Книга Юдифи, Книга Товита, а также Книга пророка Ионы, представляющая собой притчу о пророке). В целом и хокмический жанр, и притчи очень напоминают соответствующую литературу Египта и Вавилонии; о ней у нас ещё пойдёт речь в дальнейшем. Отдельно следует упомянуть апокалиптическую литературу, к которой относятся прежде всего видения Даниила (Книга пророка Даниила) и Апокалипсис Исайи (Ис. XXV – XXVII). По жанру эти тексты ближе всего к визионерским пророческим текстам, насыщенным символикой и не всегда отчётливым. Наконец, совершенно особое место в ветхозаветной традиции занимает гимнография, о которой нам ещё придётся говорить подробно. Ветхозаветная гимнография в жанровом отношении весьма разнообразна и в этом смысле напоминает гимнографию соседних семитских народов — вавилонян, финикийцев и жителей Угарита. Но всё описанное нами жанровое разнообразие служит одной цели — свидетельству об опыте живого богообщения.