Глава 17. Вермонт климатом не так уж и сильно отличался от родной Англии – по крайней мере зима там оказалась такая же суровая

Вермонт климатом не так уж и сильно отличался от родной Англии – по крайней мере зима там оказалась такая же суровая. Уже месяц как наступили сильные холода, все камины нового дома Малфоев давно топились, да так, что в комнатах было не просто тепло – жарко. Домовые эльфы, покинувшие родной особняк и еще не до конца привыкшие к новому месту жительства, никак не могли как следует отрегулировать магический обогрев дома.

Люциус стоял у окна и смотрел на заснеженный лес, начинающийся сразу за кованой оградой поместья под названием «Дубовая аллея». До того, как поместье купил Николас Паркинсон, оно несколько лет пустовало – прежние хозяева навсегда переехали в Южную Америку, а покупателей на «Дубовую аллею» до сих пор не находилось из-за неоправданно высокой цены, назначенной владельцами. Размерами поместье сильно уступало Малфой-мэнор, но Люциуса это не беспокоило. Дома он иногда неделями и даже месяцами мог не заходить в большинство комнат, пользуясь только самыми необходимыми помещениями – кабинетом, спальней, библиотекой и гостиной. И то, что теперь в его доме не сорок с лишним комнат, а всего восемнадцать, совершенно не имело значения. Главное – у его сына теперь есть дом, в котором Драко сможет начать новую жизнь, а сам он спокойно проведет остаток своих дней. Отсутствие белых павлинов его совершенно не удручало – по правде говоря, птиц завел еще его прапрадед; Люциусу эти существа, вопящие мерзкими голосами, не нравились с самого детства, но Малфоям никогда не позволялось отступать от традиций.

Он вспомнил момент, когда впервые увидел поместье. Они с Драко аппарировали прямо во двор, и его глазам предстал добротный двухэтажный дом. Ничего особенного – по сравнению с роскошным Малфой-Мэнор, обычный классический особняк конца XVIII – начала XIX веков, но после азкабанской камеры он показался Люциусу настоящим дворцом. Драко сразу же вкратце рассказал ему, какие вещи он перевез из Англии. Больше всего Люциус обрадовался библиотеке, которую собирали многие поколения его предков. Также Драко доставил в Вермонт все семейные портреты (по его словам, многие категорически не желали переезжать, скандалили и требовали у своего дальнего потомка неукоснительного подчинения приказам патриархов рода, но он сломил их сопротивление, пригрозив, что навсегда замурует строптивцев в одном из тайников Малфой-Мэнор, причем повернув лицом к стене), наиболее часто используемую мебель, посуду, пару старинных хрустальных люстр и прочие не слишком громоздкие семейные реликвии. Так что теперь быт был обустроен не хуже, чем дома: по крайней мере, его окружали давно знакомые вещи, да и почти все эльфы преданно последовали за своими хозяевами

В течение двух месяцев после того, как Люциус впервые увидел свой новый дом, он как следует выспался и отъелся, набрав потерянные в Азкабане двадцать с лишним фунтов. Многочисленные синяки и трещина в ребре прошли без следа, благо Драко где-то нашел и пригласил в поместье местного колдомедика. Так что теперь Люциус был физически здоров и полон сил, и отражение в зеркале уже ничем не напоминало, что он почти четыре года просидел в холодной и сырой камере без единого лучика солнечного света. Ничем, кроме прибавившихся морщинок и выражения глаз.

Все это время он оттягивал момент откровенного разговора с женой и сыном и только две недели назад наконец решился. Это был один из самых тяжелых разговоров в его жизни – хуже был только тот ужасный день, когда он вынужден был расстаться с Лиз.

Он рассказал им абсолютно все, но вместо ожидавшегося облегчения почувствовал себя еще более отвратительно: из-за того, что всю жизнь любил другую, очень долго скрывал правду, а теперь, спустя столько лет, во всем признался и тем самым причинил боль жене, которая, в сущности, ни в чем не была виновата, и сыну, которому вряд ли было приятно слышать, что его отец никогда не любил его мать и женился на ней исключительно по приказу.

Драко и не было приятно. На протяжении всего рассказа он мрачнел все больше, на лице выступили красные пятна, а когда Люциус замолчал, вспылил и бросил ему в лицо какие-то резкости насчет пошлого увлечения убогими и безмозглыми маггловскими девицами, падкими на богатеньких ухажеров. Люциус попытался было еще раз объяснить ему, что тогда, много лет назад, он и сам себе удивлялся, но не мог ничего поделать со своими чувствами, и что Лиз вовсе не была убогой и безмозглой девицей, прельстившейся на деньги их семейства. Тогда Драко грубо выругался, вскочил и сразу же аппарировал прочь. Спешно вызванный эльф вернулся через несколько минут и испуганно сообщил, что молодого хозяина нигде на территории поместья нет.

Драко не возвращался целых трое суток, в течение которых они с Нарциссой места себе не находили – вокруг чужая, неизвестная страна, ни единого знакомого; где искать сына, они не имели ни малейшего понятия, к кому обращаться, если он так и не появится – тоже. Не в местный же аврорат!

Слава Мерлину, Драко вернулся вечером, на исходе третьего дня своего отсутствия. К тому моменту Нарцисса, страдающая от внезапно нагрянувшей сильной мигрени, уже сутки как не выходила из своей спальни, а Люциус много часов провел в библиотеке, в поисках возможного источника помощи тщательно изучая толстенный том по истории магической Америки – в его обширной библиотеке нашелся и такой. Драко присел рядом на диван и после недолгого молчания сообщил, что в тот день, аппарировав из поместья, он отправился в гостиницу, снял номер и все три дня не выходил из него. Сидел и думал, думал... И теперь, успокоившись, все взвесив и заглянув себе в душу, готов честно признаться: его уже давно, начиная с четвертого года обучения в Хогвартсе, подспудно тяготила мысль – и он никогда об этом ни с кем не говорил, ни с Нарциссой, ни с самим Люциусом – что его отец примкнул к Вольдеморту лишь потому, что ему нравилось иметь над другими неограниченную власть и возможность сделать с каждым человеком – магглом или волшебником – любую мерзость, вплоть до убийства. Что теперь он понимает истинные мотивы и побуждения Люциуса и просит прощения за то, что три дня назад вышел из себя и наговорил лишнего. А Гермиона Грейнджер просто-таки святая, раз решилась пойти на огромный риск ради человека, так поступившего с ее матерью. И что он не совсем понимает, когда и как именно с ним это случилось, но теперь у него, кажется, в жизни больше язык не повернется никого обозвать грязнокровкой.

После чего Драко перевел дух и завершил свою тираду неожиданными словами: «Пап, прости меня за... Ну... Что я так плохо о тебе думал. И что был так резок три дня назад».

Конечно же, он его простил. Да прощать было, собственно, и нечего – Люциус ведь отлично понимал, каким ударом стал его рассказ для Драко, который только теперь смог осознать, что в жизни не всегда встречается исключительно черное или белое, не все зависит только лишь от нас и что порой приходится идти на серьезные жертвы – и не ради себя, а ради кого-то другого.

Наоборот, прощать должны были именно Драко и Нарцисса, ведь именно из-за него они столько перенесли: долгие дни и месяцы волнений, пока их муж и отец болтался по всей Англии в компании безумного маньяка и по его приказам пытал невиновных и плел отвратительные интриги. Позор Визенгамота и последующих лет, пока он сидел в Азкабане, а в них, как в жену и сына правой руки Вольдеморта, тыкали пальцем все, кому не лень. А какую мерзкую свистопляску устроили вокруг его фамилии газеты, особенно «Ежедневный пророк»! У Люциуса в памяти всплыли воспоминания о визитах Драко в Азкабан, когда тот приходил на свидания и жаловался, что Рита Скитер умудряется постоянно подкарауливать то его, то Нарциссу, и задает гадкие вопросы. Что его никуда не принимают на работу, а матери отказали от дома все ее прежние подруги, кроме немногочисленных жен других Пожирателей смерти.

Что же касается Нарциссы... После того, как разъяренный Драко аппарировал, Люциус обернулся к жене в слабой надежде, что хотя бы она смогла его понять и простить. Но Нарцисса, не говоря ни слова, с непроницаемым лицом поднялась и вышла, оставив его в полном одиночестве. Люциус до сих пор помнил степень своего отчаяния в тот момент – он думал, что хотя бы самые близкие люди смогут посочувствовать и поддержать его, но увы. Поглядев несколько минут на закрывшуюся за женой дверь, он взмахом палочки извлек из подвала бутылку коньяка – поместье досталось ему вместе с неплохими запасами вин и других напитков – и поставил себе цель с его помощью постараться забыться. Хотя бы на какое-то время.

В течение нескольких часов он пытался воплотить свой план в действие, но коньяк не приносил долгожданного облегчения и не притуплял отчаяния, а наоборот, делал его все сильнее. Глядя на полупустую бутылку и оставаясь трезвым как стеклышко, Люциус мрачно думал, что же ему теперь делать дальше. В голову упорно не приходило ни единой толковой мысли. Он уже начал было прикидывать, стоит ли написать Гермионе, которая единственная действительно понимает, что творится у него на душе, как дверь отворилась и вернулась Нарцисса. Он ждал, что жена устроит ему сцену, обвинит, что он испортил ей всю жизнь; был готов к любым обвинениям, упрекам и презрению, но Нарцисса просто подошла, села рядом, взяла за руку и произнесла короткую, но поразившую его речь. Он запомнил все до единого слова:

«Мне надо было какое-то время побыть одной и как следует обдумать то, что ты нам рассказал. Люциус, я живу с тобой уже много лет и давно предполагала что-то в этом роде. Ты не замечал, но несколько раз называл меня чужим именем, а я не заостряла на этом внимания. Потому что видела – тебя загнали в угол и вынудили на мне жениться. У тебя не было выбора – но я никогда не рассказывала, что его не было и у меня тоже... Мой отец предложил две кандидатуры на роль мужа – либо тебя, либо своего давнего знакомого из какого-то чистокровного немецкого семейства, который был почти в три раза старше меня. Отказаться было нельзя. Тем более после после того, как моя старшая сестра Андромеда пошла против воли отца и вышла замуж за магглорожденного волшебника. Я никогда не рассказывала, в каком бешенстве тогда был отец... У меня не было ни единого шанса его ослушаться. Оставалось только выбрать одного из вас двоих. В итоге мы с тобой оба выбрали то, что считали хотя бы минимально приемлемым и допустимым для себя, и будем всегда за это расплачиваться... Что сделано – то сделано, Люциус. Я не виню тебя в том, что ты никогда меня не любил и до сих пор помнишь ту девушку. Такие уж судьбы нам с тобой достались. Просто ты должен был давно мне обо всем рассказать. Как же ты один жил с этим столько лет?!»

Он вздохнул. Его всегда уравновешенная, невозмутимая, бесстрастная порой до кажущегося равнодушия жена, оказывается, вовсе не такая бесчувственная и холодная, как он всегда думал. Кто знает, может, и у нее был в молодости кто-то, кто ей нравился? Хотя что тут гадать, все уже давным-давно позади. Возврата в прошлое нет и не будет уже никогда...

Люциус тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. Сегодня сочельник, надо радоваться, тем более что к ним вот-вот прибудет долгожданная гостья.

Два дня назад он получил сову из Англии. Несчастная птица чуть не околела от холода, пока добиралась, и как только он открыл окно, с трудом подлетела к огню, села на каминную полку, закрыла глаза и нахохлилась, всем своим видом давая понять, что в ближайшее время никуда и ни за что оттуда не сдвинется. Огонь с такой силой полыхал в камине, что от птичьих перьев сразу же пошел пар.

Люциус снял с замерзшей совиной лапы припорошенное снегом письмо и увидел на пергаменте свое новое имя, к которому еще не совсем успел привыкнуть: «Мистеру Лукасу Монтгомери, Вермонт, поместье «Дубовая аллея». Послание было от Гермионы – первое письмо, полученное ими в Америке. Она спрашивала, осталось ли приглашение в силе и согласны ли мистер и миссис Монтгомери на ее рождественский визит. Если она не получит отказа, это будет означать их согласие принять ее у себя, и тогда она двадцать четвертого декабря прибудет в Бостон – если корабль не выбьется из расписания – в три часа, а к четырем аппарирует к знакомому валуну и будет ждать там Дэвида, чтобы доставил ее в поместье.

Люциус одобрительно хмыкнул – Николас Паркинсон соорудил им такие документы, что инициалы у всех остались прежние: он стал Лукасом, Драко – Дэвидом, а Нарцисса – Натали. Правда, дома они по инерции продолжали называть друг друга по-прежнему, но Люциус понимал – надо поскорее привыкать к новым именам, чтобы случайно не вызвать ненужных подозрений, когда начнут налаживать контакты с окружающим миром. Не могут же они вечно безвылазно сидеть в «Дубовой аллее»!

Он заранее сообщил Нарциссе о том, что на Рождество у них будет гостить та самая мисс Грейнджер. Нарцисса, как это ни удивительно, возражать не стала – как она могла быть против, если эта девушка спасла ее мужа от верной гибели в Азкабане. Хотя Люциус подозревал, что ей к тому же крайне любопытно взглянуть на дочь женщины, которую он до сих пор – чего тут скрывать и пытаться себя обманывать! – любит. Он словно невзначай напомнил жене, что Гермиона магглорожденная, на что Нарцисса небрежно ответила, что это ей кажется не стоящим внимания пустяком. Если бы ему кто-то лет десять назад рассказал, что его семья не будет против визита – а тем более рождественского! – нечистокровной волшебницы, он бы ни за что не поверил и принял бы услышанное за скверную шутку. Сын, присутствовавший при том разговоре, тоже сообщил, что не видит никаких препяствий для визита Гермионы.

И вот теперь Люциус стоит у окна и ожидает возвращения Драко, который за час до указанного в письме срока аппарировал к валуну, набросив на себя самые сильные согревающие заклинания, какие только знал. Нарцисса руководит домашними эльфами, заканчивая приготовление к рождественскому ужину. Только у него одного нет никаких дел – только ждать возвращения сына с Гермионой. Судя по спокойному тону письма, у нее было все в порядке и ее никто не заподозрил в причастности к побегу. Интересно, что за версии выдвинуло Министерство и какие меры приняло для поимки правой руки Темного лорда? В Штатах, по крайней мере, все было спокойно, как докладывал начавший периодически выбираться в здешний магический мир Драко. Про две войны с Вольдемортом тут хоть и слышали, но очень смутно, без подробностей, и даже не все волшебники.

Хлопок аппарации и вежливое покашливание означало, что за его спиной возник домовой эльф и собирается что-то сообщить хозяину.

– В чем дело? – обернулся Люциус.

– Хозяин, госпожа Нарцисса просила передать, что к прибытию гостей уже все готово.

– Отлично. Скажи ей, что по моим расчетам, – Люциус взглянул на часы, – Драко с нашей гостьей должны вернуться с минуты на минуту. Все, иди, – Люциус махнул рукой, отпуская эльфа, и, когда раздался хлопок, вдруг вспомнил про Тэмми.

Среди перебравшихся в Новый Свет малфоевских слуг его не оказалось. Люциус узнал от Драко, что Тэмми и еще четверо эльфов остались в Малфой-Мэнор, потому что поместье, как и любой колдовской дом, нельзя было оставлять без особой эльфийской магии, иначе оно очень скоро придет в запустение. А Драко не хотел – даже несмотря на то, что им никогда уже не вернуться домой – чтобы родовое поместье постепенно обветшало.

Люциус одобрил его решение: во-первых, ему тоже не хотелось оставлять Малфой-Мэнор совсем уж без присмотра, а во-вторых... Он честно признался себе, что ему здесь, в новом доме, начиная все с чистого листа, не хотелось видеть Тэмми. Потому что тот одним только своим видом постоянно напоминал бы Люциусу о тех ужасных временах. О получении Метки. О первой войне. Возвращении Вольдеморта. О том, что именно Тэмми первым встречал Люциуса, когда тот, частенько заляпанный чужой, а порой еще и собственной кровью, возвращался после рейдов Пожирателей смерти.

Люциус снова поглядел на часы – была уже почти половина пятого. Гермиона опаздывала. Он начал беспокоиться, благополучно ли она добралась до Америки, и уже было решил, если до пяти часов Драко с Гермионой не появятся, самому аппарировать к валуну и уже на месте решать, что делать дальше, как вдруг краем уха рассышал слабый хлопок. Он быстро вернулся к окну от камина, у которого нервно прохаживался последние несколько минут, и у него словно камень с души свалился – во дворе «Дубовой аллеи», на тщательно очищенных от снега дорожках, стояли Драко с Гермионой и о чем-то довольно оживленно разговаривали. Люциус с облегчением вздохнул, и тут Гермиона, словно почувствовав на себе его взгляд, повернулась к особняку и подняла голову, внимательно всматриваясь в окна.

Люциус отворил протестующе скрипнувшую створку («Надо бы напомнить домовым эльфам, что уже пора окончательно привести дом в порядок!» – сделал он мысленную заметку на память) и позвал:

– Гермиона!

– Мистер Малфой! – она увидела его и радостно замахала рукой: – Добрый день!

– Здравствуй, – улыбнулся он, но тут же посуровел: – Драко, почему вы столько болтаете на морозе? Хочешь, чтобы вы оба в самый праздник свалились с простудой? Немедленно в дом!

– Уже идем, идем! – Драко отнял у слабо сопротивлявшейся Гермионы ее рюкзак, взял за руку и потащил к входным дверям «Дубовой аллеи».

Люциус глубоко вдохнул холодный воздух и медленно затворил окно. Он, недавний узник, обреченный на пожизненный Азкабан, и помыслить не мог, что будет встречать Рождество в теплом уютном доме, в кругу семьи и в компании девушки, которая, с одной стороны, одним своим видом напоминает ему, что он потерял. А с другой стороны, наоборот – что приобрел: хорошего друга и почти что дочь, которой у него никогда не было...

В вестибюле хлопнули двери, раздались неразборчивые голоса: настойчивые – домовых эльфов и протестующий – Гермионы, у которой эльфы, судя по всему, пытались отнять рюкзак и зимнюю мантию и отнести их в гостевую спальню. В итоге явно победили эльфы. Люциус невольно улыбнулся – преодолеть их упрямство не получилось даже у Гермионы. Через минуту в дверь постучали и Драко спросил:

– Отец, можно?

– Да-да, входите, – ответил он.

Дверь отворилась и на пороге обнаружился непривычно улыбающийся Драко, за чьей спиной маячила растрепанная больше обычного Гермиона.

– Почему вы застыли на пороге? – удивился Люциус. – Входите же! Драко, куда делось твое воспитание? Заморозилось, несмотря на согревающие заклинания, пока ты ждал Гермиону? Пропусти леди вперед!

Младший Малфой, смутившись, посторонился, пропуская порозовевшую Гермиону – ее явно еще никто не называл леди.

– Добро пожаловать в наш новый дом, Гермиона. Присаживайтесь, – Люциус взмахом палочки пододвинул кресла ей и сыну. – Как вы добрались? Самолетом?

– Нет, приплыла на «Летучем Голландце», – Гермиона поудобнее устроилась в кресле. – Когда я должна была тогда возвращаться домой, то вспоминала всякие маггловские легенды и боялась, что там будет... ну... неуютно. А оказалось, что все эти скелеты и мерцающие огни – результат магглооталкивающего маскирующего заклинания, и «Летучий Голландец» – очень даже комфортабельный корабль. Да и до Америки на нем добираться намного быстрее, чем самолетом.

– Когда вы вернулись домой, никто не задавал вам лишних вопросов? Никаких подозрений насчет вашей причастности не возникло?

– Нет. На работе я все уладила заранее и начальник отпустил меня в небольшой отпуск, погостить у родителей. Правда, Гарри с Роном обиделись, что я заранее их не предупредила о своем отъезде. Рон так вообще потом две недели дулся и со мной не разговаривал.

– Ничего, ему полезно иногда напоминать, что ты не его собственность и не обязана постоянно перед ним отчитываться, – ехидно вставил Драко.

– Я не чья-то собственность и никогда ни перед кем не отчитываюсь! – вспыхнула Гермиона. – Просто мы с Гарри и Роном всегда...

– Да-да, – перебил ее Драко, – прекрасно помню, они всегда таскались за тобой хвостом, потому что ты даже на первом году обучения все знала лучше остальных, а рыжий и наш великий герой всегда были заурядными и беспомощными середнячками.

– Драко, хватит! – резко встрял Люциус, видя загорающийся в глазах Гермионы гневный огонек. От возмущения она даже не заметила, что его сын – небывалое дело! – назвал ее лучшей ученицей. – Остынь! Сегодня сочельник, Гермиона у нас впервые в доме, а ты собираешься ворошить школьные годы и свою неприязнь к Поттеру и Уизли? Лучше пойди позови Нарциссу, пора представить ей нашу гостью. А вы, – обратился он к Гермионе, – пока расскажете, что писали газеты после моего таинственного исчезновения из Азкабана.

– Ой, скандал поднялся невообразимый! Никто до сих пор не может объяснить, каким образом были преодолены антиаппарационные барьеры вокруг Азкабана, – Гермиона машинально проводила взглядом уходящего Драко, потом снова повернулась к Люциусу и довольно улыбнулась: – «Ежедневный пророк» придумывал самые невероятные версии – от элементарного подкупа охраны до заговора в самых верхах Министерства. Якобы у вас еще оставались рычаги давления на многих высокопоставленных магов. Вы с помощью Драко задействовали старые связи и организовали свой побег. Грюм и Фадж начали каждый свое расследование, авроры сбились с ног, допрашивая в Министерстве всех подряд. А Фадж постоянно давал прессе опровержения о том, что никакого заговора в подвластных ему структурах не было и что он предпримет все надлежащие меры для вашей поимки.

– Ну и как, успешно предпринял? – насмешливо протянул Люциус. Он уже много лет питал острую неприязнь к Фаджу как к министру средненьких способностей, но тем не менее крайне самоуверенному и упрямому типу.

– Да он в тот момент вообще был на грани помешательства, как мне показалось, – вздохнула Гермиона с притворным огорчением. – Потому что многие волшебники стали требовать его ухода с поста министра магии – как же так, он ведь торжественно обещал, что ни один Пожиратель смерти никогда больше не будет угрожать магическому сообществу, и тут случается такое!

– Надеюсь, он с треском ушел в отставку? – Люциус и не собирался скрывать, что его это известие крайне бы обрадовало.

– Представляете, нет! Выкрутился! Возложил ответственность на охрану Азкабана и всех поувольнял, включая руководство, хотя шум в газетах после этого поднялся нешуточный. Но Фадж заявил, что в свое время давал начальнику азкабанской администрации карт-бланш на подбор персонала, так что лично его вины в том, что охранники умудрились допустить побег, да еще такого опасного заключенного, нет.

– Полагаю, Грюм очень быстро узнал, что Малфой-Мэнор покинут?

– Да, через час после поднятия тревоги, когда в аврорате немного поутихла истерика и они поняли, что вы вместе с посетительницей Ритой Скитер бесследно пропали из своей камеры и проследить вашу аппарацию из Азкабана будет невозможно, Грюм сразу же отправил к вашему дому отряд и лично его возглавил. Мне об этом рассказали Рон с Гарри, когда я вернулась через два дня. Они говорили, что никогда не видели Грюма, Тонкс, Люпина и других авроров такими разъяренными – никаких следов вашей жены и сына, несколько оставшихся эльфов бормочут, что хозяева забрали кое-какие вещи и уехали в неизвестном направлении... Всем стало ясно, что Малфои где-то нашли себе новое жилье, но где? Неделю авроры тщательно проверяли все сделки с недвижимостью за весь последний год, но мистер Паркинсон молодец – они ничегошеньки не нашли, ни единой зацепки!

– И какова же официальная версия случившегося?

– «Ежедневный пророк» опубликовал совместное заключение Фаджа и Грюма. В нем говорилось, что Драко – а других вариантов у них и не было – похитил Риту Скитер и под Оборотным зельем и с ее палочкой прошел в Азкабан.

– Пока что все верно, за исключением кандидатуры преступника, – усмехнулся Люциус. – Что наш великий министр и мудрейший Грюм придумали дальше?

– Они предположили, что Драко применил какое-то доселе неизвестное заклинание огромной силы – тоже, кстати, в точку попали, – улыбнулась Гермиона, – которое куда-то перенесло вас с сыном. А вот куда именно – им установить так и не удалось. Весь магический мир Великобритании был оповещен о вашем побеге, всем сообщили, что надо немедленно обращаться в аврорат, если где-нибудь будут замечены люди, похожие на вас с Драко.

– Но Грюм не считает, что мы могли выехать из страны?

– Нет. Он уверен, что вы с семьей находитесь где-то на территории Англии, просто до поры до времени скрываетесь. А потом начнете мстить за гибель своего хозяина. Ну еще и тем волшебникам, которые вас пожизненно засадили в Азкабан.

– Какая чушь, – Люциус брезгливо поморщился. – Даже если бы я и был тем, кем они меня упорно считают столько лет, стал бы я себя подвергать риску и мстить Грюму и остальным? Сбежав из тюрьмы и будучи в бегах? Наоборот, я бы тихо сидел в каком-нибудь укромном месте и не высовывался.

Тут их разговор прервали вошедшие в комнату Драко и Нарцисса. Люциус с Гермионой поднялись из своих кресел.

– Нарцисса, знакомься – это та самая Гермиона Грейнджер. Гермиона, это моя жена, Нарцисса Малфой, урожденная Блэк, – представил их Люциус друг другу. Гермиона, заметно нервничая и смущаясь, протянула руку:

– Здравствуйте, миссис Малфой. Очень приятно познакомиться.

Люциус внимательно следил за тем, как поведет себя Нарцисса – искренне ответит Гермионе или ей придется сделать над собой усилие – как-никак та ведь магглорожденная! Но нет, его жена без малейших колебаний приняла и пожала протянутую ей ладонь. А он, знавший Нарциссу уже много лет, заметил, что за кажущимися невозмутимостью и бесстрастностью в ее глазах светится неприкрытое любопытство.

– Мне тоже приятно познакомиться. Добро пожаловать в наш новый дом, мисс Грейнджер, – кивнула Нарцисса гостье. – Хочу сразу же поблагодарить вас за все, что вы сделали для Люциуса. Если бы не вы, он долго в Азкабане бы не протянул.

Гермиона смущенно улыбнулась, и тут Драко небрежным тоном совершенно неожиданно добавил:

– Кстати, мы все знаем. Отец нам рассказал.

– Что значит «все»?! – опешила Гермиона и растерянно посмотрела на Люциуса. Он слегка улыбнулся и кивнул:

– Все, что я рассказал вам в тот памятный день в Азкабане. Теперь в моем прошлом нет тайн от Драко и Нарциссы. И мы уже обсудили все моменты, касающиеся вас и... м-м.... ваших родных. Вам не из-за чего волноваться, – добавил он, видя, как она обеспокоенно переводит взгляд с Нарциссы на Драко.

– Нет, ну все же... – пробормотала вконец сконфуженная Гермиона. – Как-то неловко получается... Я не думала, что вы... – она замялась.

– Что мы с Драко теперь в курсе той давней истории с вашей матерью? – непринужденно подхватила Нарцисса. Гермиона судорожно закивала и сильно покраснела. – Что было, то было, мисс Грейнджер. Ни вы, ни ваша мать – мне не враги и я не испытываю к вам злобы. И не будем сегодня больше вспоминать о тех печальных временах, – Нарцисса величественно повела рукой, словно отгоняя прошлое прочь. – Драко, будь добр, покажи мисс Грейнджер ее комнату. Эльфы уже распаковали ваш багаж, так что можете привести себя в порядок и отдохнуть после поездки. Подробности из Англии пока могут подождать. Праздничный ужин будет в восемь.

– Если у вас возникнут какие-либо проблемы, которые не смогут решить домовые эльфы, – вставил Люциус, до этого момента в глубине души все равно опасавшийся возможной реакции жены и сына на появление Гермионы, – или если Драко на вас вдруг косо посмотрит, сразу же дайте мне знать.

– Да не буду я на нее косо смотреть! – буркнул Драко, открывая дверь. – Делать мне больше нечего! Ну давай, пошли, покажу тебе твою комнату.

Гермиона несмело улыбнулась Нарциссе и направилась к двери. И тут Люциус сообразил, что Драко проведет ее по коридору, сплошь увешанному портретами предков, которых он напрочь забыл предупредить о ее приезде.

– Гермиона, постойте-ка! – позвал он ее.

– Да, мистер Малфой? – Гермиона обернулась так быстро, словно ожидала нападения как минимум бешеного гиппогрифа.

– Ели вы услышите от портретов разные, скажем так, нелестные предположения насчет вашей личности или даже оскорбления, не обращайте внимания, – предупредил он. – Они так до сих пор и не смирились с переездом, а увидев новое, незнакомое им лицо, могут проявить излишнее любопытство и несдержанность. Просто молча идите мимо. А я им потом объясню причину вашего присутствия.

– Хорошо. До встречи на ужине, миссис Малфой, – и Гермиона, еще раз улыбнувшись, аккуратно закрыла за собой дверь. Люциус вернулся в кресло и выжидательно посмотрел на жену, стоявшую у окна и погруженную в размышления. Он был уверен, что у Нарциссы уже готово свое мнение. И не ошибся.

– Несмотря на то, что раньше я довольно долго к ней подобным относилась вполне определенно, мисс Грейнджер мне понравилась, – задумчиво протянула миссис Малфой. – Воспитанная, вежливая...

Люциус скептически хмыкнул:

– Если бы Гермиона пожаловала к нам гости не в качестве моей спасительницы, а, скажем, как подружка Драко, у тебя было такое же мнение?

Нарцисса слегка пожала плечами:

– Но ведь она не подружка Драко? К тому же я за все годы так устала бесконечно слышать эти слова: чистокровный, магглорожденный, полукровка, грязнокровка... Знаешь, я давно пришла к выводу: не все, что наши родители внушали нам с самого детства, было правильным. Темный Лорд был полукровкой, и разве его чистокровная половина принесла нам что-нибудь, кроме боли, крови и страданий?

Вместо ответа Люциус только вздохнул. Здесь, в Америке, словно появилась какая-то другая, новая Нарцисса, от которой он никак не ожидал подобных речей.

– Пора мне начинать готовиться к рождественскому ужину, – Нарцисса наконец оторвалась от разглядывания леса за оградой поместья, медленно погружающегося в сумерки, и обернулась к Люциусу: – Пойду выбирать мантию и делать прическу с макияжем.

– Хорошо. Тогда иди, а я пока немного побуду здесь, – он рассеянно улыбнулся жене и в очередной раз подумал о том, что судьба часто выкидывает совершенно неожиданные фортели, но такого поворота своей жизни он не мог предвидеть даже в самых безумных азкабанских фантазиях.