Бизнес на дикой стадии

«Просто так», даже имея такое право, ничего получить было нельзя. Это ведь бизнес, причем на самой дикой его стадии, когда тебя могут «кинуть», тебе никто не верит. Никто ничего не знает, все всего боятся.

Моя первая идея (не моя, конечно, но та, которую я реализовал) была проста. В нашем институте был совет молодых специалистов, куда входили аспиранты, молодые преподаватели. Все мои знакомые. Они могли делать работу для разных заводов и НИИ. Например, сделать силикатные плитки, покрытые цветной глазурью, обеспечить сокращение энергетических затрат печей высокотемпературного обжига. Разработки есть (то есть проект, бумажки), а вот адаптировать под каждое конкретное предприятие, что называется «внедрить», — это отдельная работа.

Для выполнения работы заключались так называемые «хозяйственные договоры» между институтом и заинтересованным предприятием — через соответствующее подразделение института. Но там был план, за пределами плана чиновник вообще не шевелится.

Я предложил: давайте я сделаю работу за чиновника — заключу договор с заказчиком, оплачу оборудование, материалы. Возьму себе долю, меньше, чем берет институт. Бухгалтерия, отчетность, банк — все мои проблемы. Бегать тоже буду я. Ребята обрадовались и принесли проект первого договора. С ИВТАНом^[29]. Директор ИВТАНа, академик Шейндлин, взял на себя риск и позволил своим заключить договор. До сих пор вспоминаю его с глубочайшей благодарностью. Ребята все сделали. Тема была связана, по-моему, с искусственными алмазами. ИВТАН договор оплатил. Я заплатил, как обещал, специалистам и профинансировал затраты. Остались по тем временам большие деньги, но намного важнее — остался первый исполненный договор, которым можно было махать перед лицами опасливых директоров других предприятий.

Немного подробнее расскажу, как тогда работала советская экономика. Весьма грубо. Деньги в этой экономике играли вспомогательную роль, поскольку все основные материальные ресурсы распределялись государственными плановыми органами.

Более того, все основные производственные мощности тоже загружались по государственному плану. То есть даже если у тебя были деньги, чтобы купить новый станок, требовалось получить «разнарядку» от Госснаба.

Твой контрагент не мог продать тебе станок дешевле или дороже. Цену устанавливал Госкомцен. Более того, он не мог отгрузить тебе станок без указания Госснаба. Даже чтобы произвести дополнительный станок, нужно было решение Госплана.

Понятно, система была неповоротливой, неэффективной. Часто одинаковые грузы двигались навстречу через всю страну или пылились на складах, поскольку планы одних ведомств противоречили планам других. В то же время эти же грузы не могли получить те, кому они были сейчас нужны.

Очевидно, что в этой системе были более «свободные» участки — товары народного потребления. Конечно, их тоже поставляли в магазины по разнарядкам, но никто уже не заставлял конкретного человека взять тот или иной конкретный товар (как это было с промышленными потребителями).

Со временем возникали диспропорции. Часто у предприятия были деньги, но оно не могло купить то, что ему нужно, так как не было разнарядки. Естественно, возникало желание выплатить «лишние деньги» людям или потратить их на покупку чего-нибудь другого.

Дополнительной мотивацией к такому поведению была практика, при которой предприятие, не «освоившее» деньги к концу года, лишалось не только их, но ему еще сокращали объем финансирования на следующий год.

По мере развала хозяйства «лишних», то есть «не закрытых» материально-техническими ресурсами, денег у предприятий становилось все больше.

Не так уж много (может быть, 20 % от общего объема финансирования), но очень много по сравнению с жалким потребительским рынком, размер которого был сравним с этой частью.

Государство старалось ограничить выход этих денег на рынок товаров народного потребления, не отнимая их. То есть было легче купить ненужный подъемный кран, чем нужный телевизор.

Конечно, люди находили способы обойти запреты. Кооперативы, НТТМ, Закон о госпредприятии «рынки» объединили, но ситуация была очень запущенной.

Инфляция продолжала ускоряться, а повышение производительности труда, прирост объемов производства товаров народного потребления не поспевали за растущей денежной массой. Продолжалось потребление ресурсов гигантами индустрии на непроизводительные цели.

Например, объем выпуска танков не снижался, не снижались бессмысленные затраты на содержание пятимиллионной армии, на безнадежные попытки построить автономную промышленность в современном, глобализирующемся мире.

Вклад кооперативов и прочих «новых» хозяйствующих субъектов на фоне этих тектонических процессов глупо переоценивать. Весь этот сектор до 1990–1991 годов не превышал нескольких процентов ВВП. А может быть, и меньше 1 %.

Вернусь к тому, что сказал ранее: надо было вертеть штурвал большого корабля и шуровать в его топке, а не надеяться, что несколько тысяч пацанов что-то успеют сделать. Ведь им даже весел не дали. Зато потом много лет формировали миф о том, что вся экономика рухнула из-за «перекачки безналичных в наличные» через кооперативы.

Очевидная чушь и по масштабам, и по легкости остановки этого процесса, если бы он реально на что-то влиял. Одна инструкция Госбанка — и нет такой проблемы. Только проблему придумали позже, на пустом месте, чтобы объяснить развал системы управления.

А у этого процесса были совершенно иные, политические корни, аналогичные тем, что формируются сегодня.

Еще раз: теоретически Гайдар, который писал, что наращивание наличных денег при диком дефиците потребительских товаров ускоряло гибель экономики, прав. Наш центр НТТМ за 1988 год получил выручку около 80 млн рублей. Из нее мы заплатили творческим коллективам 10 % — это выпуск денег на рынок товаров народного потребления. Еще 30 % мы заплатили за оборудование, купленное на рынке товаров народного потребления (компьютеры). Еще 10–15 % мы выплатили собственным наладчикам, программистам, менеджерам. 20 % ушло в затраты по безналичному расчету, 30 % — прибыль — накапливались на счетах и инвестировались опять в «безналичной форме». То есть из 100 % мы 50–55 % «выбросили» на товарный рынок. Норматив фонда заработной платы у госпредприятий был 25–40 %, то есть дополнительно за 1988 год мы «эмитировали» от 10 млн до 20 млн рублей.

Мы были самым крупным в СССР центром НТТМ (горжусь). Аналогичный по масштабу кооператив был один («Техника»), то есть всего в масштабах страны речь шла об «эмиссии» 1–2 млрд рублей на все кооперативы и центры НТТМ! На фоне 300 млрд рублей только фонда заработной платы госсектора!

Я не могу отвечать за цифры, но масштаб соответствует. «Дыра» явно не здесь. 80 млн рублей — $20 млн по курсу черного рынка.