Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






В плену у японцев






 

Капитуляция Порт-Артура 20 декабря явилась для гарнизона неожиданностью, т. к. готовность защитников жертвовать собой еще не иссякла, несмотря на безна­дежное положение крепости. Мичман Васильев мне од­нажды заметил: «Мы все здесь приговорены к смертной казни». Какие-то слухи ходили за несколько дней до сда­чи. Так, мой вестовой сказал мне: «Так что, ваше {350} благородие, всем портным приказано шить японские флаги». Японцы из своих окопов бросали нам иногда проклама­ции. Вот одна из них с сохранением орфографии: «По причине печального приключения в другом месте светю вам сдаваится. Один командир японской армии». Пе­чальное приключение в другом месте — очевидно, были неудачи генерала Куропаткина.

Все части Артурского гарнизона 21 декабря были собраны на равнине к юго-западу от форта № 5 и по очереди переходили через проход в проволочном заграж­дении, на японскую сторону. «Такая-то рота — 15 чело­век; такая-то рота — 11 человек, и т. д. Убыль в гарни­зоне, особенно среди стрелков, была огромная. Капитан Голицинский записал в своем дневнике: «...налицо в батальоне было 47 людей при одном офицере.

Вот, что осталось от моего батальона, который 1 мая выступил из гор. Дальнего в составе тысячи человек»...

Число всех собравшихся для сдачи японцам оказа­лось около 23 тысяч человек, т. к. многие больные и ра­неные вышли из госпиталей, чтобы идти в плен со своими частями. Японцы вернули в госпиталя около двух тысяч человек, как совершенно неспособных сделать двухднев­ный переход до железнодорожной станции Чанлиндзы.

Слова генерала Стесселя: «Люди стали тенями» — не были пустой фразой.

Генерал-лейтенант

А. М. Юзефович

 


{351}

ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД КРЕЙСЕРА «НОВИК»

 

Адмирал Витгефт убит. В командование эскадрой вступает адмирал князь Ухтомский. В это время на «Аскольде» адмирал Рейценштейн, как командующий отря­дом крейсеров, поднимает сигнал: «Следовать за мной». За ним последовательно ложатся: крейсера «Новик», «Паллада» и «Диана» и дивизион миноносцев («францу­зов»). «Аскольд» развивает полный ход. Эту скорость выдерживает только «Новик». Остальные сильно отста­ют. Японские крейсера ложатся параллельным курсом с нами, слева четыре крейсера, справа — три. Задача, определенная: вырваться из окружения. Бой в полном разгаре. Вот-вот как будто выходим, но вдруг правая машина «Новика» сдала: загорелись подшипники.

Не­приятель настигает нас, но, решив очевидно, что мы по­кончены, погнался за «Аскольдом». Мы малым ходом на­чали отходить вправо, и вскоре скрылись в темноте, взяв курс на Киау-Чау (Центау). Войдя в форт, командир пригласил нас на военный совет, на котором все едино­гласно поддержали командира: не разоружаться, а сле­довать во Владивосток, но для прорыва через Цусимский пролив у нас из-за изношенности машин не было доста­точной скорости, и решено было идти кругом Японии. От немцев мы получили уголь и всё для нас необходимое, и около 4 час. утра покинули гостеприимный порт. Через семь дней мы счастливо достигли Мац-Мая, как поворот­ного пункта к заливу Анива (Сахалин). Туман покрови­тельствовал нам. При огибании мыса он, однако, рассе­ялся, и мы на берегу увидели станцию неприятельского беспроволочного телеграфа.

Настоятельная необходи­мость пополнить запасы угля заставила нас идти в Корсаковский порт, расположенный в глубине бухты Анива {352} (Сахалин). Сразу началась погрузка угля. Однако, око­ло 2 час. дня наш беспроволочный телеграф начал при­нимать неприятельские разговоры. Мы немедленно сня­лись с якоря, но тут же на горизонте появился крейсер типа «Цусимы», вооружение которого было значительно сильнее нашего. Первое время пришлось идти на сбли­жение. «Новик», не обладая своим нормальным ходом, не мог не принять боя. Мы легли параллельными курсами и бой начался. В продолжение часа мы обстреливали друг друга безрезультатно. Но вот несколько снарядов попа­дает в кормовую часть корабля. Румпельное, а за ним и кормовое отделение наполняются водой. Кормовая ба­тарея имеет большие потери в людях. Ранен лейтенант Штер. В это время раздается громовое «ура». «Цусима» прекратил огонь и под креном направился к своим бере­гам. На короткое время «Новик» усиливает интенсив­ность огня, но тут выяснилось катастрофическое поло­жение нашего корабля. При получении пробоины в кон­це боя, был подведен пластырь, оказавшийся поврежден­ным, но не столько он, сколько количество и род пробоин определили катастрофическое положение корабля. Ли­шившись управления рулем, мы медленно идем вглубь бухты. Крейсер всё больше садится кормой и ложится на правый бок.

Приходилось с левой стороны открывать кингстоны для выравнивания крена. «Новик» смертельно ранен. «Новик» погибает, не сложив оружия, а заставив сильнейшего себя противника отступить. Уже недалеко от берега «Новик» опустился на дно. Команда сошла на берег.

 

На следующий день появился крейсер «Титозе» и еще выпустил по останкам «Новика» несколько снарядов.

Капитан 2-го ранга С. П. Бурачок

{353}

 

НА «БАНКЕ» МИННОГО ЗАГРАЖДЕНИЯ

 

Пятый месяц осаждалась Порт-артурская крепость.

Неприятель, неся крупные потери, постоянно возме­щал их новыми и большими силами, подвозил всё более крупную и дальнобойную артиллерию. На установление связи с нашей армией надежды уже не было.

В начале войны флот потерял, при гибели броненос­ца «Петропавловск», своего блестящего начальника ад­мирала Макарова, а затем в бою, при попытке соеди­ниться с Владивостокским крейсерским отрядом, и его; заместителя — адмирала Витгефта.

Сильно поврежденные стояли на внутреннем рейде линейные корабли, вернувшиеся в Артур. Лишь двум крейсерам и одному броненосцу удалось после боя про­рваться в нейтральные порты, где они были вынуждены разоружиться.

Совет флагманов и командиров не находил возмож­ным для уцелевших кораблей предпринять новую по­пытку прорваться во Владивосток. Японский флот про­должал блокировать крепость с моря и принимать все­возможные меры, чтобы не дать нашим мелким быстро­ходным судам прорывать блокаду.

Перекидным огнем своей дальнобойной артиллерии ему удавалось иногда обстреливать внутренний рейд, нанося повреждения линейным кораблям, поджигая угольные и масляные склады и мешая миноносцам при­нимать боевые и угольные запасы.

Для усиления обороны артиллерия с наших линей­ных кораблей свозилась на береговые позиции, и из лич­ного состава формировались батальоны, под командою морских офицеров.

Настроение осажденного гарнизона, несмотря на то, {354} что всё более стягивающееся кольцо неприятельских сил представляло роковую угрозу, было сравнительно бод­рое. Но на многих защитников крепости пережитое тя­желое время наложило свою печать, однако, бесчислен­ные примеры проявления исключительной доблести, са­моотвержения и исполнения долга, во время отражения штурмов, — восстанавливали дух одних, а других вы­зывали на новые подвиги, всегда дорого стоившие неприятелю.

К этому периоду от нашего флота осталась боеспо­собной лишь часть минной дивизии, но с крайне утом­ленным личным составом.

В день последнего выхода нашей эскадры, который, как упоминалось, закончился боем, я был назначен ко­мандиром одного из миноносцев. На мою долю выпало идти с тралом в головной паре, впереди эскадры, пока последняя выходила в открытое море, и получить пер­вое боевое крещение в бою с мелкими неприятельскими крейсерами.

Морское начальство старалось использовать до кон­ца боеспособные миноносцы. Мы постоянно высылались в море, где вступали в перестрелки и бои с блокировав­шими выход из крепости неприятельскими мелкими су­дами. В разгар боя неприятель обыкновенно получал поддержку в виде крейсеров, с помощью которых ста­рался отрезать нас от нашей базы.

Под покровом ночи наши миноносцы ставили мины на путях крейсерства неприятеля, а днем готовились к ночным походам. Во время наступления неприятельских войск вдоль берега, во фланг береговым батареям, миноносцы высылались для обстреливания наступающих частей.

Мне пришлось принять участие при таком обстреле в бухте Тахо. Обстреляв из орудий и пулеметов неприя­тельские войска и подбив одно их полевое орудие, я неожиданно попал под огонь искусно скрытой полевой батареи. Чтобы выйти из-под огня, пришлось дать пол­ный ход, и при этом миноносец совершенно случайно миновал две неприятельские мины заграждения. Обстрел оказался успешным, но мой миноносец сильно пострадал — в носовой части была пробоина, носовое орудие сбито {355} и много раненых и убитых. Но хорошо было и то, что удалось избегнуть мин. Мелко поставленные мины при отливе находились около одного фута под поверхностью, и в прозрачной воде были ясно видны, но лишь в рас­стоянии двух-трех футов. Такие две мины и были тогда внезапно замечены командой, и я услыхал крики: «мина -»— по правому», «мина — по левому борту». В этот мо­мент я как раз был занят управлением миноносца, чтобы избегать накрытий неприятельской артиллерии, и эти крики страшно усложнили мою задачу.

На память об этом бое у меня сохранилась золотая монета: вечером, когда мы вернулись в гавань, ко мне обратился один из матросов с просьбой обменять золо­тую пятирублевку. Он мне доложил, что во время боя одним из осколков разорвавшегося в миноносце снаряда, был пробит его чемодан и срезана часть этой монеты. Он боялся, что после этого она потеряет полную свою ценность, а потому и просил дать другую. Я с удоволь­ствием это сделал и, вернувшись в Россию, приделал к монете колечко и выгравировал дату боя. По настоящее время она служит украшением браслета жены, напоми­ная ей перенесенные тревоги.

Совместные переживания тяжелых испытаний всег­да особенно сближают людей, поэтому за время осады мы, офицеры, сблизились со своими командами и у нас установились чисто братские отношения.

Однажды ко мне на миноносец явился вновь назна­ченный матрос, взамен отправленного в госпиталь. На мой вопрос, имеет ли он заявить какую-нибудь претен­зию, в смысле недополученного обмундирования или денежного оклада, он доложил следующее:

В самом начале войны он состоял на крейсере «Боя­рин», взорвавшемся на мине заграждения. Срочный своз команды на конвоировавший крейсер миноносец лишил его возможности спасти свои вещи, а затем они были возмещены ему лишь частично.

Вторично он потерял свои вещи, находясь на ми­ноносце «Стерегущий», который погиб в бою, при этом матрос был поднят из воды; конечно, у него всё погиб­ло, кроме того, что было на нем. В третий раз он {356} потерял всё при гибели броненосца «Петропавловск», когда его опять подобрали из воды. В его деловитом и про­стом докладе не было и оттенка рисовки или жалобы, казалось, что он находил естественным всё им пережи­тое. Теперь он лишь имел желание быть назначенным офицерским вестовым. Свою просьбу он объяснил же­ланием постоянно находиться в кормовой части мино­носца, т. к. опыт привел его к заключению, что, взрыва­ясь на мине, корабли получают пробоину в носовой ча­сти. Записав всё то, что ему следовало из вещей допо­лучить, я постарался внушить ему надежду, что у меня на миноносце ему уже не придется пережить четвертую катастрофу.

Увы, бедняге пришлось пережить еще худ­шее: хотя он и был снова спасен, но на этот раз был тяжело ранен.

Вследствие участившихся внезапных обстрелов внут­реннего рейда и гавани, миноносцы и там не могли найти покоя. Неприятель, получая со своих наблюдательных постов точные сведения о месте, где стоят миноносцы, немедленно открывал огонь и быстро пристреливался, поэтому нам то и дело приходилось менять стоянку. Несмотря на свежие ветра и сильную волну, мы часто были вынуждены по ночам отстаиваться на наших ма­леньких якорях на наружном рейде или швартоваться к выбросившимся на берег японским транспортам, ко­торыми в свое время японцы пытались заградить выход из гавани. С наступлением более длинных ночей, уча­стились и наши ночные походы.

Стоял октябрь. Этот месяц для меня был роковым, в течение его мне всегда выпадало переживать нечто особенно серьезное и неприятное. Между прочим, это вполне совпадало с тем, что было предсказано мне в первые годы службы.

В ночь с 30 на 31 октября предстоял опять поход нашего дивизиона в составе восьми миноносцев. Перед походом утром один из моих офицеров в шутку сказал:

— «вот видите, ваш несчастливый месяц прошел вполне благополучно». Но я перебил его: «а какое сегодня чис­ло?» — Он ответил: «Тридцатое». — «Значит, остается {357} еще тридцать первое, а русская пословица говорит — не говори скок, пока не перескочишь».

Однако, поход прошел вполне благополучно и диви­зион подходил к месту якорной стоянки на наружном рейде. Казалось, на этот раз действительно октябрь за­кончится благополучно.

После еще одной бессонной ночи, мы все предвку­шали радость хорошего отдыха, совершенно не думая, что самое неприятное нас ждет впереди.

Внезапно раздался хорошо знакомый, роковой звук. Совсем близко от нас поднялся огромный столб огня и воды и как бы ожог нас. К своему ужасу мы увидели, что взорвался на мине «Стройный». Она взорвалась под его серединой и он буквально переломился пополам и стал быстро погружаться. Рейд огласился криками по­гибавших. Мы бросились спасать уцелевших. В первую голову раненых, а большинство оставшихся невредимы­ми сами доплыли к нам.

Прошло не более трех минут, как не стало «Строй­ного», а шлюпки миноносцев уже возвращались, спас­ши всех, кто был на воде.

Всё это время, как меня, так очевидно и других ко­мандиров сверлила мысль: «Случайная это мина, или мы на целом минном заграждении?»

На моем миноносце нашли спасение: легко раненый командир «Стройного», тяжело раненый лейт. Я., мич­ман А., инженер-механик Н. и десять матросов.

Командир «Стройного», входя на палубу пошутил: «Спасибо за помощь». Я всегда говорил ему: «Кому быть повешенным, тот не потонет». Взглянув на него, я не­вольно подумал: какой молодчина, и в такие минуты всё такой же выдержанный, спокойный и шутник. За командиром внесли тяжело раненого лейтенанта Я. Уло­жив его на одну из коек в кают-компании, мы стали пытаться своими неопытными руками его перевязывать и оказывать первую помощь теми средствами, которые имелись в нашей маленькой аптечке.

 

Среди спасенных был инженер-механик Н. За день до похода мне случайно пришлось услышать его разго­вор. Он, вернувшись вечером с берега, говорил, что {358} предчувствует скорую смерть и оттого закончил все расчеты с берегом. Мне не нравились такие разговоры среди офи­церов, так как это было падение духа, а офицер, пав­ший духом, бесполезен и даже вреден на службе и осо­бенно на миноносцах, постоянно подвергающихся боль­шому риску. Поэтому, прервав его, я посоветовал не делиться с другими такими предчувствиями, а лучше стараться найти себе замену и перейти на службу на берег. Увидав его теперь между легко ранеными, я на­помнил ему его разговор и указал на ошибочность его предчувствия.

Когда перевязки были закончены, я объявил, что постараюсь срочно доставить всех раненых на госпиталь­ное судно «Монголия», чтобы передать их в руки опыт­ного хирурга. Но, увы, не суждено мне было это вы­полнить. Смерть безжалостно продолжала протягивать свои цепкие руки к тем, кто только что избежал ее.

Я вместе с офицерами и командиром «Стройного» вышел на палубу. Последний, прихрамывая и опираясь на мое плечо, дошел до машинного кожуха и располо­жился там, а я поднялся на командный мостик. Заработали машины и дивизион медленно пошел в гавань. Новый взрыв. На этот раз под моим миноносцем, под кают-компанией и находящимся под ней бомбовым погребом. Меня сбило с ног. Ошеломленный ударом, я почувствовал сильную боль в голове, ломоту во всем теле и резкую боль в боку.[ldn-knigi1]

Высоко взлетевшие и разрывавшиеся над минонос­цем снаряды дождем железных осколков осыпали палу­бу. Вопли и крики раненых на палубе и в воде снова огласил рейд.

Собравшись с силами я сбежал с мостика. К тонув­шим полетели спасательные пояса, круги и койки. На всех миноносцах стали снова спешно спускать шлюпки и принимались все меры к спасению людей. Миноносец потерял устойчивость и накренился. Почти оторванная кормовая часть его с орудием продержалась несколько минут на воде, перевернулась и исчезла.

Добравшись до места взрыва, я увидел ужасную картину: Мичман А. и инженер-механик Н. были {359} буквально растерзаны на части. Всюду среди развороченно­го помещения оказались части их тел. На койке, которая уцелела, продолжал лежать, как нам казалось, мертвый лейт. Я.

Механик доложил, что переборка машинного отде­ления полностью уцелела и через нее проникала вода лишь через подшипники оторванных гребных валов. Од­нако, помпы успевали выкачивать просачивающуюся во­ду и, таким образом, часть миноносца, приблизительно на две трети корпуса, осталась на плаву и не угрожала затонуть. Мы стали грузить на шлюпки раненых, а затем и остальную команду, чтобы они скорее добрались до берега. Остальные миноносцы дивизиона благополучно сошли с минного заграждения и направились ко входу в гавань.

При входе одной из шлюпок с ранеными я услышал обращенный ко мне возглас командира «Стройного»:

«Спасибо за гостеприимство». Он был вторично ранен у меня, и всё же не падал духом, и юмор его не покидал.

Как командиру корабля, мне не надлежало покидать его и в настоящем состоянии, а потому во время посадки людей на шлюпки я предложил желающим остаться со мной. Три офицера из четырех и семь нижних чинов за­явили готовность вместе со мной разделить участь миноносца.

Снова взвился кормовой Андреевский флаг, но, за отсутствием кормы, на задней трубе. Мой корабль, как говорится, остался «без руля и без ветрил», в букваль­ном смысле, и ему оставалось плыть «по воле волн». Но это было бы еще полбеды, — но ведь плыть-то приходи­лось по минному заграждению, да еще без всяких спа­сательных средств. Признаюсь, я чувствовал себя весь­ма неуютно, более неуютно, чем когда-либо раньше. К тому же страшно усилилась боль — в голове и боку, начались головокружения и схватки в сердце. Это мало способствовало улучшению моего настроения.

Накренившийся миноносец, с оторванной кормой, исковерканной палубой, с развороченными и задранными вверх стальными листами, кое-где лужи крови и, наконец, два растерзанных и как бы прикованных {360}

к корпусу корабля трупа. Всё это представляло собою удручающую картину.

С трудом удавалось поддержать пар в одном кот­ле для работы машинной помпы. У уцелевшего носо­вого орудия, под руководством бравого лейтенанта Т., приготовлялся запас снарядов на случай появления неприятеля.

Время шло, и миноносец всё время несло ветром в море, так что мы уже могли считать себя вне минно­го заграждения.

Да, не удалось утомленным людям на береговых наблюдательных постах оберечь наружный рейд от не­приятельской постановки мин. Береговые батареи бы­ли вынуждены соблюдать строгую экономию в расхо­де боевых ракет и пользовании прожекторами, поэто­му рейд освещался только, когда замечалось что-либо подозрительное. Дорого обходилась эта вынужден­ная экономия нам, и на этот раз мы заплатили двумя миноносцами и жизнью многих людей. Каждый день осады неумолимо требовал своих жертв.

Стоя на палубе и опершись на боевую рубку, я обегал взором мрачный горизонт, над которым при свежем ветре неслись темные тучи в сторону непри­ятеля, будто желая сообщить ему о нас и вызвать за легкой добычей.

Не ошибались, в таком случае, тучи, забывая, что над миноносцем, хотя и подбитым, всё еще развевался Андреевский флаг.

Не осиротел еще корабль, не оскудели силы и со­знание долга его готовых защитить его борцов. Если будет надо, они найдут в себе силы под грохот послед­него орудия прославить свой флаг и исполнить свой по­следний долг, не сдадут миноносца врагу.

Только после двухчасового такого тяжелого со­стояния подошла к нам помощь из Порт-Артура и буксирный пароход притащил миноносец в гавань.

Из моей разрушенной каюты мне был передан уце­левший, но поврежденный осколком образок, сопутство­вавший мне с первых лет моей службы, во всех моих плаваниях и странствованиях.

{361} Когда всё благополучно закончилось, мои нервы больше не выдержали, и к вечеру, в почти бессознатель­ном состоянии, я был доставлен на госпитальное судно «Монголия».

 

Теперь, вспоминая всё пережитое, я могу только преклониться перед той доблестью, которую проявил в эти трудные минуты экипаж миноносца, свято исполняя свои долг и помогая своему командиру в часы тяжелых испытаний.

Контр-адмирал






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.