Об Иуде

Иуда пришел в дом мой в пятницу, как только все это произошло; он с силой постучал в дверь дома моего.

Когда ж вошел он, я в изумлении неприкрытом на него уставился во все глаза – его лицо было цвета пепла. Руки его трепетали подобно листочкам на ветру, а одежда была изорвана, как если бы пробирался он сквозь бурную горную реку. Чувствовалось, что в душе его безраздельно царит великая буря.

Он взглянул на меня, вокруг глаз залегла чернота, а глаза казались промокшими от крови.

И сказал Иуда: «Сегодня я освободил Иисуса из Назарета от его противников и… от моих противников тоже».

Тут Иуда принялся заламывать руки и восклицать: «Иисус говорил, что он победит всех своих врагов и врагов нашего народа. И я поверил ему, я последовал за ним.

Первым он кричал нам, подавал надежды на царство, могущественное и безбрежное, и в нашей вере мы искали его благосклонности, мечтая о власти почетной при его царском дворе.

Мы мнили себя князьями, подобными римской знати. А Иисус много говорил о царстве своем, и думал я, что он предпочтет меня в вожди колесниц его, в вожди воинства его. И последовал я вслед за ним добровольно.

Но вскоре обнаружил я, что не найдем мы ни царства, о котором распинался Иисус, ни Рим не одолеем. Его царство было царством сердца. Я слушал разговоры о любви и милосердии, разговоры о всепрощении, и продажные женщины слушали их на пару со мной с радостью. Мое сердце наполнялось горечью, и я ожесточился.

Мой обещанный царь Иудейский оказался вдруг обманщиком‑ флейтистом, утешающим умы бродяг и проходимцев.

Я любил его, как, впрочем, и другие мои сородичи. Я поклонялся ему в надежде избавления от ига иноплеменников. Но когда он не издал ни слова, рукой не шевельнул во имя нашего освобождения от ярма того, более того, когда он взялся помогать цезарю в Кесарии, тогда отчаялся я и умерли мои надежды в агонии ужасной боли. И я сказал себе: „Он – тот, кто убил мои надежды, стал убийцей. А для меня мои надежды и ожидания куда дороже, чем жизнь какого‑ то там человека“».

Тут Иуда заскрипел зубами и опустил глаза долу. И когда заговорил он вновь, словами его стало следующее признанье: «Я освободил его. И он распят сегодня был… Даже на кресте погибнув, он погиб царем. Он умер в буре избавленья, подобно многим людям, жившим по ту сторону савана и камня.

И все то время, что умирал он, Иисус казался по‑ царски любезен и доброжелателен. Его сердце было полно жалостью. Он ощущал жалость даже ко мне, ко мне, своему избавителю от жизни».

И тут я не выдержал, вмешался: «Иуда, ты могиле предал человека по ошибке».

На что Иуда ответил: «Но он умер царем. Так почему же он не мог жить царем?»

И я упрямо повторил вновь: «Ты совершил преступную ошибку».

Он рухнул на скамью, сделавшись вдруг тише камня.

Я же метался по комнате и повторял: «Ты совершил великий грех».

Но Иуда не произнес ни слова. Он оставался тишиной, землей, впавшей в немоту.

Спустя какое‑ то время он поднялся, повернулся ко мне лицом и даже показался мне чуть выше обычного. И когда заговорил он, голос его звучал песней треснувшего сосуда. И сказал он: «Не было греха в моем сердце. Этой ночью я увижу царство его воочию, и встану в его присутствии, и вымолю прощение.

Он умер царем. А я умру преступником. Но сердцу моему ведомо, что он простит меня».

Промолвив слова такие, он запахнул изорванный свой плащ и заметил горько: «Просто замечательно, что я пришел к тебе сей ночью, хоть и принес тебе тревогу. Так ты простишь меня?

Скажешь ли ты сыну своему и сыну сына своего: „Иуда Искариот избавил Иисуса Назареянина от врагов его, ибо верил, что Иисус врагом был собственного народа? “

И скажешь ли, что Иуда в тот же самый день своей великой ошибки последовал вслед за Царем к его престолу, избавив собственную душу от тела осужденного?

Я скажу ему, моему царю, что кровь моя оросила дерн, а моя искалеченная душа освободилась».

Тут Иуда вновь поник головой и вскрикнул: «О Боже, чье имя страшное не слетело с губ его, коснись же пальцами своими смерти израненной, что убьет меня твоею бурей, огнем, который света не дает!

Почему позволил умереть ты Галилеянина чувствам во имя земель неведомых и бросил мне на плечи груз греха, от коего и убежать нельзя, и примириться сердцем? И кто же сей человек Иуда, руки которого в крови по локоть?

Дай мне руку, подбрось меня к нему в старой одежонке и лохмотьях.

Помоги мне свершить это сегодня вечером.

И позволь мне вновь встать по ту сторону непроницаемой стены.

Я устал от бескрылой свободы. От этой воли в темнице.

Я прольюсь в речку слез, что втекает в океан горечи. Я буду человеком вашего милосердия, что стучится в ворота сердца Иисуса».

Сказав все это, Иуда распахнул все двери настежь и растворился в буре.

Спустя три дня я наведался в Иерусалим и услышал обо всем, что произошло там. Тогда же мне поведали, что Иуда повесился на вершине высокой скалы.

Я долго размышлял над событиями того дня, и я понял Иуду. Он исполнил свою маленькую жизнь, что ожидала чего‑ то в туманах этой земли, порабощенной римлянами, что поднялась великим пророком на недостижимую высоту. Высоту, недоступную человеческому прощению.

Один человек стремился в царство, где стал бы княжить.

Другой человек желал царства, в котором все люди стали бы царями.