Коммуникативные особенности мистических текстов

76. Мистический выход за пределы слова:
" мрак, который выше ума"

Мистика – в природе религии. У истоков самых разных религий имело место событие, которое потом назовут " просветление", " озарение", " открывшаяся истина", " потрясение", " голос с неба", " прозрение", " всепонимание" и т.п. Просветленный религиозный вождь (пророк, посланник, основатель вероучения) и его последователи позже осознают это событие как о б щ е н и е с Б о г о м, как некое слияние, единение с ним, т.е. как мистику. Мистический компонент в той или иной мере присутствует в каждой религии. Мистика – это единение с Богом на основе личного сверхчувственного и сверхлогического знания, путем экстатического порыва к Абсолюту, без видимого посредства церкви или религиозной общины. Мистическая практика включает также физические действия и состояния (аскетическую самодисциплину, воздержание, поклоны, определенные позы, иногда специальную пищу или пост, особые напитки, особые способы дыхания и т.п.), которые очищают ищущего единения с Богом и подготавливают его к восприятию " озаряющей благодати".

В иудаизме, христианстве и исламе мистические течения, противопоставленные основной доктрине, складываюся на периферии учения и иногда довольно поздно – как, например, каббала (VIII-XIII вв.) и движение хасидов (с начала XVIII в.) в иудаизме. Напротив, на Востоке абстрактная и " неразговорчивая" мистика – это как раз первоначальное ядро учений, а живая образность, наглядность и биографичность, удобные для культа и принятия учения широкими народными массами, складываются позже (Померанц, 1965, 143).

Как сказал Александр Блок, " мистика – богема души, религия – стояние на страже". В " организованных" религиях – с развитой церковностью, канонизированной и поэтому закрытой доктриной, с давно сложившимися традициями религиозной жизни – мистические порывы не поощряются. Мистика – это зона вольномыслия, религиозных поисков и возможных открытий, " направление мысли с антиправовым и антисхоластическим уклоном", как охарактеризовал Густав фон Грюнебаум теорию познания в раннем мусульманском мистицизме, усматривая именно в этом сходство между исламской и западной мистикой (Грюнебаум, 1981, 47). Ср. также характерное противопоставление у о. Георгия Флоровского (в рассказе об одном русском богослове XIX в.): " он соединял логическую точность с мистической пытливостью" (Флоровский, 1991, 242).

Мистика чревата ересью, поэтому официальная церковь всегда осторожна по отношению к мистике. Она стоит " на страже": признавая возможность мистической благодати, церковь стремится ограничить ее, так сказать, официальной и коллективной мистикой богослужения, например, в таинстве евхаристии. Коран и Магомет допускали единение с Аллахом, однако тот, кто понимал это слишком буквально, иногда расплачивался головой (см. §79). В начале XX в. Русская православная церковь, не отказываясь от учения о " Фаворском свете" св. Григория Паламы (1296 – 1359) и не осуждая исихазм, тем не менее посчитала ересью возрождение мистики паламизма в " имяславии" русских монахов-" простецов" на Афоне (об имяславии см. §126).

Мистики склонны считать (провозглашать) себя божьими избранниками, обладателями знания Истины через экстремальные психические состояния и процессы (экстаз, транс, видения, вещие сны, наитие и т.п.). Их часто отличает презрение к условностям, в той или иной мере – безразличие к каноническому культу.

Для мистических учений и доктрин характерно недоверие к знанию и слову.

Наиболее полно это недоверие исповедуется в даосизме, который стремится к " созерцанию Целого под образом я не знаю": " Дао, которое может быть выражено словами, не есть вечное Дао. Имя, которое может быть названо, не есть вечное имя" (Миркина, Померанц, 1995, 254).

Рассказывают, что однажды в средневековом китайском монастыре наставник уже приготовился к проповеди, но в этот миг запела птица. Наставник хранил молчание, Монахи тоже молчали. Потом птица улетела, а наставник сказал: " Проповедь окончена". Аналогичные предания есть и в буддизме: однажды Будда собрал учеников и, молча улыбаясь, показывал им цветок. Это и была вся проповедь (Миркина, Померанц, 1995, 205).

В христианской мистике недоверие к слову не столь кардинально, как в даосизме, зато разнообразно и имеет развернутые логико-теоретические обоснования. Если мистику противопоставлять религиозному рационализму и религиозному позитивизму, то представить основные черты мистического отношения к слову можно так:

1. Христианский мистик выскажется за апофатическое (отрицательное) богословие (см. §66). Догматическая теология придерживается несколько более широкой точки зрения: Божественная сущность непостижима; однако существует и менее глубокое знание о Боге, доступное разуму человека; есть знание о Боге доступное, постижимое, но не выразимое в слове. Поэтому христианское богословие признает, наряду с апофатическим, и катафатическое (положительное) знание о Боге, однако при этом считает, что апофатическое знание превосходит катафатическое, а еще выше и ближе к Абсолюту – молчание. Согласно православному догматическому богословию, " истинная цель богословия состоит не в приобретении суммы знаний о Боге, а в том, чтобы привести нас к живому с Ним общению, привести к той полноте ведения, где всякая мысль и слово становятся излишни" (Догматическое богословие, 1994, 13).

Мистический автор внушает читателю ощущение выхода за пределы слова, в трансцендентный мир. О таком знании Псевдо-Дионисий Ареопагит, христианский мыслитель V или начала VI в., писал: " Мы погружаемся во мрак, который выше ума, и здесь мы обретаем уже не краткословие, а полную бессловесность" (цит. по работе: Аверинцев, 1977, 139). Таким образом, для мистика последней разгадкой всех загадок становится молчание.

2. Мистик не удовлетворяется вербальной коммуникацией и ищет иных каналов связи – в том числе интуитивных, внерациональных, паранормальных, патологических. Такого рода поисками обусловлены шаманские экстатические выкрики, заговоры-абракадабры; глоссолалия и всякого рода речевые прорывы и сбои, связанные с пограничными состояниями психики (транс, прострация, предкоматозное состояние и т.п.); в " Новом Завете" эти поиски отразились в рассказе о сошествии в день Пятидесятницы Святого Духа на апостолов и последовавшем их " говорении языками" (т.е. о " даре языков" – способности говорить и понимать на незнакомом языке); в русском футуризме – в явлении " зауми" (термин Велимира Хлебникова)*.

3. Простой и ясной речи мистик предпочитает метафору, парадокс, иносказание, двоящиеся смыслы, размытые границы категорий, недоговоренность.

4. Мистик не стремится быть понятым. Возможно, он не стремится и к эзотеризму**, но если его тексты оказываются не понятными, то он не сделает шага навстречу ученику. Скорее, он попробует увлечь неофита красотой тайны и поэзией непонимания.

* О глоссолалии (как разновидности речевого расстройства и как экстатической речи мистика) см. §37, в связи с анализом заговора-абракадабры.

** Эзотерический (греч. esoterikos – внутренний) – тайный, скрытый, предназначенный для посвященных (о религиозных обрядах, мистических учениях, магических знаках, формулах). Антоним – экзотерический (греч. exoterikos – внешний) – не представляющий тайны, предназначенный и для непосвященных; открытый, доступный многим.