Часть 6. -Люди от природы бисексуальны, - изрекает первую умную за всю свою жизнь – наверное – мысль Чанель и громко ставит на стол большую кружку расплескавшегося

-Люди от природы бисексуальны, - изрекает первую умную за всю свою жизнь – наверное – мысль Чанель и громко ставит на стол большую кружку расплескавшегося пива. – Так ведь?

Минсок меланхолично перебирает в руках орехи в острой зеленой оболочке васаби и кивает, мол, чувак, да ты прав как никогда, тебе за это премию выпишут Нобелевскую, только продолжай развивать железобетонную логическую цепочку. А Сехун на гениальное изречение давится своим малиновым пивом и уже чувствует, как обстановка постепенно накаляется – в его жизни слишком много людей со специфическими предпочтениями в отношениях и сексуальных утехах.

-Но есть такие, которые… ну, как ты, - Чанель кивает Минсоку, не участвующему в разговоре и витающему в каких-то своих тяжелых думах, и придвигается поближе. – И к чему я это вообще сказать хотел?

-Подожди, - Минсока заметно развозит из-за двух банок выпитого и мажет по скрипучему тесному диванчику. – Которые «как я»?

-Ты же гей?

Сехун давится второй раз, но уже от смеха, бьет ладонью по столу и игнорирует расползающееся на джемпере вонючее пятно.

-С чего ты взял?

Чанель еще с самого первого дня, как и все в клинике, попросил обращаться к себе на «ты», и особого дискомфорта по сей день почти никто не испытывал. Кроме принципиального До Кенсу, являющего свой лик свету дневному только в необходимых случаях – вроде удовлетворения физиологических потребностей или чтобы констатировать Лухану факт своего ухода «пораньше». Не спросить, а именно поставить перед фактом. Минсок тогда удивленно обронил бумаги и тут же упал на пол сгребать их, пока никто не потоптался, а Кенсу посмотрел сверху вниз так, что захотелось сжаться до размеров незаметной маленькой букашки и убежать куда-нибудь под плинтус.

-А разве нет? – ладонь Чанеля удобно ложится Минсоку на коленку. – Да ладно тебе, мы же все тут понимающие собрались.

Минсок совершенно точно не записывался на неанонимное заседание неудавшегося гей-клуба, когда Чанель предлагал расслабиться после работы и уже дергал за рукав толстовки на улице в другую сторону от дома. В свою очередь Минсок, смирившись с повисшей над головой участью, дергал Сехуна – так они и завалились в какой-то дешевый вонючий бар втроем. Никто из них не заметил тяжелого взгляда насупившегося Лухана. А теперь они обсуждают какую-то выдуманную ерунду, хотя все начиналось довольно неплохо, тратят деньги на острую закуску и выносят друг другу остатки мозгов. Н-да-а-а.

Сам день выдался тяжелым, истратил все запасы моральных сил и выдержки заодно – пес, которого они оперировали ночью, не смог перенести травму и умер. Минсоку все еще хочется позорно разреветься, уткнуться покрасневшим лицом кому-нибудь в грудь – ту самую в белом халате – и спросить, какого черта они не сделали ничего, не вытащили одну маленькую жизнь из цепких пальцев костлявой смерти. Настроение вместе с бедным животным отправилось на тот свет и вряд ли планирует возвращаться ближайшее тысячелетие.

Минсок смотрит на ручищу, поглаживающую свою коленку, смотрит на привычное дебильно-счастливое лицо Чанеля, смотрит на закидывающегося остатками еды на столе Сехуна, смотрит на еще множество людей вокруг. В ушах гудит, а сердце предательски сжимается – собачку жалко…

-Эй, ты чего? – Чанель первым замечает слезливые намерения Минсока и наклоняется, поднимает голову за подбородок. Минсок слабо упирается, но чужие руки сильнее и наглее, поэтому расслабляется и даже позволяет себя обнять. С заметной разницей в росте они выглядят как настоящие папаша и обиженный на что-то сопливый сын.

-Надеюсь, вы не будете прям тут выяснять, кто гей, а кто только-один-раз-не-пидарас-же-я-лишь-попробовать, - свистит Сехун сбоку и отодвигается подальше от обнимающейся парочки. – Век бы мои глаза этого не видели.

Изо рта Минсока неожиданно извергается целая сбивчивая речь на тему несправедливости этой жизни и возможном существовании рая для животных. Они ведь заслужили в отличие от людей. Где-то под конец Чанелю надоедают сбивчивые бормотания и всхлипывания, он встряхивает Минсока за плечи и затыкает скривившийся рот сильным поцелуем.

Сехуну становится страшно за друга и за весь гребаный мир, поэтому он спешит ретироваться в туалет и за новой банкой пива.

Минсок беспомощно шлепает ладонью по дивану, где сидел Сехун – там место теплое, – и отворачивается. Совсем не на это он рассчитывал, когда начинал душу изливать, чтобы не взорваться к чертям прямо в этом баре, запачкав стены ошметками своего тела. Чанель больше не лыбится, гладит большим пальцем щеку и пыхтит куда-то в макушку, идущую гадкими мурашками вниз по затылку и позвоночнику.

Минсок всегда считал себя бисексуалом в соотношении семьдесят к тридцати. Но не получалось ни с теми, ни с теми, чтобы делать какие-то однозначные выводы. С появлением Лухана все покатилось в задницу – ту самую, в которую обычно градусник пихают – и игриво машет ручкой прям оттуда, намекая, что скоро все окажется в похожем темненьком местечке, если продолжать длительные игры в гляделки и сомнительные недозаигрывания. Минсок хватается за рубашку на спине Чанеля и пытается отстранить от себя излишне приставучего… приятеля-знакомого-старшего-товарища?

-Все? – спрашивает Чанель, стоит Минсоку подозрительно притихнуть в крепких объятиях.

-Хорошие у тебя способы людей успокаивать и поддерживать.

-Я вспомнил, что сказать хотел, - Чанель выпускает наконец замученного Минсока из своих медвежьих объятий и воодушевленно хлопает в ладоши. Пока Сехун не пришел – самое время. – Обычно у нас девушки практику проходили. И ты же понимаешь, что это немного затруднительно? Почти все влюблялись в нашего миленького на первый взгляд Луханни, забывали про практику и пытались добиться от него ответных чувств. Тогда-то ад и начинался – у Лухана жуткая фобия… женщин.

Минсок хмурит брови и думает, как это – женщин бояться? Но через минуту интенсивного напряжения давших слабину извилин чуть ли от радости на диване не подскакивает. Это ведь значит, что можно не бояться получить в глаз или по яйцам, расценив флирт, который в общем-то не флирт, а такая манера общения, по-своему и предложив попробовать провести время вне стен ветеринарной клиники.

-Бедные девочки начинали жалеть, что на свет родились, когда Лухан гонял их с утра до вечера, лишь бы пересекаться как можно реже, - Чанель улыбается и откидывается на спинку дивана, хлопая себя по вздувшемуся из-за пива животу. – Эх, а ведь была одна, что мне понравилась. Жаль, что все они почему-то выбирают Лухана. С тех пор мы берем практикантов исключительно мужского пола, чтобы не нарушать мирную атмосферу и заодно от работы не отвлекаться. Вот только Лухану от этого не легче, если ты понимаешь, о чем я.

-Спелись, вижу, - Сехун усмехается и вклинивается в разрядившуюся обстановку своей любопытной рожей. – О чем секретничали?

-О том, что бары – это хорошо, но и на метро нужно успеть, - Минсок пожимает плечами и мысленно благодарит этого взбалмошного и непонятного Чанеля за тонну полезнейшей информации. Ее бы записать в заметках на телефоне, чтоб до понедельника не забыть, когда из организма вымоется весь выпитый алкоголь.