Остальные

Я собиралась на работу, как всегда стараясь выглядеть безупречно. Прическа, макияж, блуза с глубоким декольте и обтягивающая юбка. Я не упущу своего шанса. Он все равно будет мой. Мужчины любят глазами, это мне на руку. Перед дверью посмотрела в зеркало.

— Я — идеал, — подмигнула, взяла сумку и вышла.

Сегодня замечательный день. Весна почти полностью вошла в свои права. Теплое солнышко согрело первые зеленые побеги, неуверенно показавшиеся из почек. Подснежники нежным ковром красовались на клумбах. Настроение великолепное. Вздохнув, надела солнечные очки и уверенным шагом пошла на работу.

Улыбка не сходила с губ. Знаю, что увижу его. Больше ничего не надо. Вспомнила первый день нашей встречи, когда Роман пришел на работу. Я бы никогда не подумала, что он женат. Но теперь для меня это не имеет никакого значения. И не важно, что у него есть ребенок, я тоже могу родить.

Подошла к переходу.

— Простите, не подскажете… — обратилась ко мне девушку. — Танька?

— Лера? — удивленно подняла я бровь. — Что ты тут делаешь?

— Беда у меня, к отцу за советом приехала, — с тревогой в голосе сказала двоюродная сестра.

Я посмотрела на часы. Достала телефон и быстро набрала сообщение коллеге: «Прикрой меня, я задержусь на часик».

— Пошли, поговорим, — я взяла Валерию под руку и повела в ближайшее кафе. — Рассказывай.

— Что тут скажешь, Танюша? — вздохнула она. — Мой говорит, что влюбился в богиню. На развод хочет подавать. Ребенка сделал и все — любовь закончилась. Вот мужики кабели, но, если честно, я его не виню. Если бы ты ее видела, точно кукла. Вся нафуфыренная такая. Я тоже раньше следила за собой, пока Сонька не родилась. Вот как таких змей земля носит? Гордая ходит, что все получается у нее. Вот чего в чужую семью лезть? Да ругаемся, но это наше дело. В какой семье все гладко? Ведь на чужом несчастье свое-то не построишь.

Я молча слушала, мешая кофе. На это у меня нет аргументов, потому что я находилась по другую сторону баррикад. Валерия все продолжала рассказывать, как пыталась поговорить с разлучницей, но подруги отговорили. Сказали, мол, не унижайся, сам прибежит. Вспоминаю противоположную свою ситуацию, когда меня уговаривали пообщаться с женой Романа. Все мои подруги, естественно, на моей стороне, но что думают другие, я не могла предположить. Вернее даже не хотела думать, а сегодня узнала. У медали две стороны, и каждый видит свою. Мне посчастливилось сегодня увидеть себя глазами женщины разбитой семьи. И этот образ мне не понравился.

Я старалась держаться с каменным лицом, внутри же все переворачивалось. Постоянно смотрела на часы, и с радостью покинула Валерию через час.

Неужели я такая?.. Голова была переполнена сомнениями.

Я пришла на работу.

— Как начальство, не заходило?

— Нет, — ответило мое прикрытие, очень милая девушка, но, увы, сильно пассивная. В нашей работе это большой минус. — Тебя искали.

— Кто? — поинтересовалась я, перебирая кучу бумаг на столе.

— Догадайся.

Я улыбаюсь, это мог быть только Роман. Сейчас заказов нет, и наш отдел никто не трогает. Взяла трубку, набрала внутренний номер.

— Привет, что хотел?.. А-а, просто увидеть. Тогда я хочу просто поговорить… За обедом? Согласна.

Я положила трубку. Начала работу, в голове перебрала возможные исходы нашей беседы. Хочу для себя выяснить, кто я в его жизни? С нетерпением дождалась двенадцати. Роман забрал меня и отвез в кафе. Не успели мы выйти из здания, я заметила жену Романа, которая шла навстречу. Ехидно улыбаясь, я взяла близкого сотрудника под руку.

— Это ты? — подбежала она и остановилась перед нами, тыкая в мою сторону пальцем.

— Давай не сейчас, милая, — Роман, пытался отвести жену в сторону.

— Мразь, я ненавижу тебя! — неуравновешенная бросилась вперед.

Пришлось отойти, я еще за мужика не дралась. Только вчера маникюр сделала.

— Тань, отойди, — обратился ко мне Рома, перегораживая путь жене. — Уйди, пожалуйста.

Возле нас собирались люди, не понимая, что происходит. Я развернулась и пошла к лифту. За спиной услышала чей-то голос.

— Вот, гадина, хоть бы извинилась. Семью разбивает, ни стыда, ни совести. Где только их этому обучали? Если молодая, красивая — все можно?

— Не смей лезть в мою семью! — кричала жена Романа.

Обернувшись, увидела, как он успокаивает бешеную женушку. Я разозлилась, он должен быть сейчас рядом со мной. Выходит, она ему дороже. Тем более, услышала я тоже достаточно, чтобы все решить для себя. Мне не нужны последствия моей игры. Да, я люблю, но не настолько, чтобы совесть грызла меня ночами, а за спиной тыкали пальцами.

В тот же день я подала заявление о переводе, который мне давно уже предлагали. Если раньше меня удерживал Роман, то теперь все кончено. Я поменяла номер и временно переехала жить к подруге.

Сначала было тяжело, но прошло время и мысли о Роме перестали существовать в моей голове. Я с новой силой погрузилась в работу и забыла обо всем. Непередаваемая легкость теперь окружает меня, я стала собой, перестала играть эту ненужную роль стервы, которую так любил Роман. Нет его, и нет боли, переживаний, что возможно я поступаю неправильно.

Улыбаясь, я пошла через парк. Вдруг в голову что-то ударяет, оборачиваюсь. Ко мне бежит молодой человек.

— Простите, это мой племянник. Я совершенно не могу с ним справиться. Попросили присмотреть…

— Ничего страшного, с вас мороженое, — улыбнулась я.

— С удовольствием. Я — Алексей.

— Татьяна.

* **

Тихий холодный ветерок почувствовал на спине пожилой мужчина.

— Опять кто-то умер, — вздохнул старик и поежился.

Мужчина был абсолютно голый, любое движение вызывало неудобство. Он бы прикрылся хоть чем-нибудь, но вокруг кроме бесконечного белого тумана ничего не наблюдалось. Сколько не искал мужчина укрытие или что-нибудь похожее на это — безуспешно. По дороге встречал только таких же, как сам — мертвых людей.

Еще раз, по привычке оглянувшись по сторонам, пожилой мужчина присел на сухую, безжизненную землю или что-то похожее на нее. Туман на мгновение расступился, пропуская старческое тело вниз и снова, даже с большей силой, окутал мертвого с головой.

— Простите, — произнес мужчина, нечаянно задевший сидящего.

Старик поднял голову и удивленно посмотрел на человека, что потревожил.

— Владимир Владимирович? Давно вы тут?

— Нет, пару недель, может быть, — пожал плечами бывший президент. — Тут нет времени, трудно определить, сколько ты здесь уже находишься. Как хорошо, что я вас встретил, Алексий второй. Будет с кем поболтать, а то все вокруг странные и неразговорчивые.

— Да, есть такое, — вздохнул бывший Патриарх и встал. — А кто теперь президент?

— Путин, — печально сказал Владимир Владимирович и развел руками.

— Двойника поставили, — закивал Алексий второй.

— Да. Никто все равно разницу не видит.

— Да, народ тупой, как пробка, покажи им столб и скажи, что это крест Господень — поверят.

— Они просто доверчивые, не умеют на своих ошибках учиться, — проговорил Владимир Владимирович и медленно пошел вперед. — Вот, значит, какая она — жизнь после смерти!

Бывший президент вздохнул и прищурился, пытаясь что-то рассмотреть сквозь густой туман.

— Как там мой сын? — спросил патриарх, идя следом за президентом. — Здоров?

— Хорошо. Здоров. О нем заботятся, как ты и просил.

Алексей второй усмехнулся:

— Сколько тайн в живом мире.

* **

В дверь постучали.

— Открыто! — крикнула я из кухни, не переставая помешивать морковь на сковороде. Через минуту на стуле сидел Артур, мой лучший друг.

— Привет, — произнес он, положив на стол сладкие лакомство — эклеры. — Знаю, любишь, вот решил побаловать свою убийцу.

— Смешно, — ответила я. — Давай, еще морали почитай!

— Ну что ты так заводишься с пол-оборота, не буду я читать тебе ничего. Взрослая девочка, все сама поймешь. Если не посадят.

— Очень смешно. С юмором, Артур, у тебя всегда были проблемы, — проговорила я, высыпая на сковороду порезанный мелко лук.

— О, новая разделочная доска! — восторженно сказал парень, облокачиваясь на подоконник, на котором стояла большая розовая герань.

— И что такого?

— Я просто представил, как ты разрезаешь на ней мясо своей жертвы. Медленно, острым ножом, перерезая каждую мышцу…

— Фу, Артур, — скривилась я. — Ты что настойку бабушки своей выпил на еловых шишках? Что за бред несешь?

— Вовсе не бред, — пожал плечами молодой человек и помешал в тарелке томатную пасту. — Какое кровавое месиво…

— Так, дай сюда, — забрала я игрушку Артура и вылила пасту на сковороду. — Не мешай готовить.

— Если вот это ты еще назовешь едой, я повешусь! — серьезно произнес Артур.

Я ехидно улыбнулась.

— О, картину перевесила?

— Над холодильником натюрморт не смотрелся, — ответила я. — Сидишь, кушаешь, смотришь, и еще кушать хочется.

Эта картина досталась нам от прабабушки и мама в память о предке повесила ее на кухне. Не понимаю, что она только нашла в этом выцветшем полотне. Без пол литра и не разберешь, что тут нарисовано. Только при близком рассмотрении можно распознать в этой мазне фрукты в корзине.

— Я никогда не смогу понять мать, зачем тащить старье в дом? Бред, да и только.

— Я часто раскаивался в том, что говорил, но редко сожалел о том, что молчал, — тихо проговорил Артур, взяв в руки труды Фомы Аквинского «О сущем и сущности». — Все еще читаешь?

— Да, никак не могу осилить. Не могу понять этого учителя церкви, — пожала я плечами и стала выкладывать на другую сковороду котлеты.

— Ты просто много думаешь. «Познание начинается с чувственного опыта под действием внешних объектов. Объекты человеком воспринимаются не целиком, а частично. При вхождении в душу познающего, познаваемое теряет свою материальность и может войти в неё лишь в качестве «вида». «Вид» предмета является его познаваемым образом. Вещь существует одновременно вне нас во всем своем бытии и внутри нас в качестве образа». Что не понятного? — проговорил Артур и, встав, подошел ближе. — Котлетки для жертвы своей жаришь на сливочном масле?

— Обойдется, и на растительном, сойдет, — скривилась я. — Вот все, что ты сказал мне перед котлетками, я приблизительно поняла так: площадь Единороголандии равна скорости бегемота в космосе под углом косинуса на молекулярную массу жирафа.

— О, женщины! Коварные существа, не знающие пощады, не смыслящие в философии, умеющие лишь убивать.

— Ты же знаешь, почему я это делаю, — повернулась я к другу, держа в руке лопатку. — Если бы так каждый поступал — мир был бы светлее.

— Что за чушь! Когда это мир мог стать светлее от убийства собак? — Артур скривился. — Наш мир ничем не переделаешь, мы гробим свою планету, и, однажды, она убьет нас. Это неизбежно.

— Вот ты чудак!

— А ты оптимистка и дура, на все смотришь сквозь розовые очки.

Я хотела возразить, но услышала крики на лестничной площадке.

— Опять соседи?

— Ага, как только зарплата… концерт всю ночь, — вздохнула я.

— Весело, а где чудаки работают?

— Завод по производству металлоконструкций. Подай тарелку, — попросила я.

— Обожаю солнечные зимы, когда стоят крепкие морозы, — проговорил Артур, взглянув в окно. — Держи.

Друг протянул тарелку, я принялась выкладывать на нее несъедобные котлетки.

— А что ты туда добавила, коварный убийца? Не легче было использовать пневматическую винтовку?

— Изониазид в больших дозах для собак смертелен, — ответила я, прищурив правый глаз. — Умрет одна, другой хозяин подумает, как своего добермана без намордника выпускать.

— Мне просто интересно, как ты это собираешься сделать? На, собачка, отравленную котлетку, кушай. И хозяин собаки не помешает?

— Этот доберман сам гуляет во дворе. И уже не одного ребенка покусал, — ответила я, складывая котлеты в пакет. — Если нет справедливости в суде, ее устрою я. Пусть от этого мир я полностью не поменяю, но спать мне будет намного спокойнее.

— Ну что ж. Отговорить тебя не получилось. Пошли, добрый убийца, хочу хоть на это посмотреть.

Я взяла котлеты с изониазидом и вместе с другом вышла на смертельную прогулку.

* **