Глава 4. - Кейтлин Мидоуз, - растерянно повторила я

- Кейтлин Мидоуз, - растерянно повторила я. Ее не было на доске разыскиваемых. А ее семья переехала после суда.

Ее не было на доске разыскиваемых, потому что ее никто не искал. Она была мертва. Я была рада, что сзади меня стояла кровать, потому что у меня подогнулись колени.

- Она была славной, - сказала Ребекка. - Я стараюсь не привязываться к кому бы то ни было здесь, они всегда чудаковаты. Но она была хорошей.

- Знаю, - сказала я. В памяти всплыло ее изображение на плакатах, развешанных по школе, и еще раньше - ее улыбающееся лицо на уроках по истории в младших классах.

- Ты ее знала? - спросила Ребекка.

Я кивнула.
- Не очень хорошо. Мы ходили в одну школу.

- О, - она прикусила ноготь, не находя слов.

- Когда это случилось?

- Думаю, около полугода назад. У нее уже почти подошел возраст, чтобы уйти отсюда, когда Брок попросила ее остаться в качестве учителя. А когда Брок просит тебя остаться, это вовсе не просьба.

" Здесь я - закон", - сказала мисс Брок, когда била меня по рукам. Нет, я не могла представить ее предложение стать учителем ничем иным, кроме как требованием.

Шесть месяцев назад я пошла в выпускной класс в " Вестерне". Для Кейтлин это тоже должен был быть последний год. Я не уверена, что известие о её смерти очень огорчило меня, я не знала её настолько хорошо, чтобы горевать. Но я ощутила страх от осознания того, что это означало для меня и какими были мои шансы на спасение. Я почувствовала себя эгоистичной и напуганной одновременно. Кроме того, меня начало подташнивать.

Я потерла руками глаза. Их щипало от засохших на ресницах слез.

- А Шон...

- Нет. Нет, это был кто-то другой. - Она вяло улыбнулась. - Шон никогда никого не убивал. Он мне так сказал. В ФБР их заставляли тренироваться на мишенях наподобие людей, но он едва с этим справлялся. Поэтому его отправили в женский реабилитационный центр и держат подальше от городов.

Я представила выстроившихся на стрельбище в ряд солдат и поёжилась. Так как Чейза не распределили в какой-нибудь женский реабилитационный центр, то это означало только то, что он был лучшим стрелком, чем местные стражи. Я гадала, убивал ли он кого-нибудь, но от этой мысли мне стало так неуютно, что я постаралась выбросить её из головы.

- Видимо, немногие, кроме Шона, имеют совесть, - с горечью сказала я.

- Пожалуй, - согласилась она. - Очевидно, ты знакома с Рэндольфом.

Я невольно вцепилась в колени. У меня заболели костяшки пальцев.
- Это был он? Кто... кто сделал это с Кейтлин?

Было темно, но я все-таки видела, как она кивнула.
- Теперь ты понимаешь, что пытаться бежать бессмысленно.

- Я должна попытаться, - сказала я. - Если они вытворяют подобные вещи с нами, что же тогда они делают с моей мамой?

Она помялась.
- Возможно, тоже самое.

Я встала так резко, что закружилась голова.
- Что тебе говорил Шон? Ты должна мне рассказать!
Между нами повисла вся тяжесть нашей сделки. Не было смысла врать, когда я знала ее секрет.

- Он не особо много слышал, - сказала она, защищаясь.

Охранники в школе были изолированы; остальные солдаты находились в распоряжении командиров своих подразделений, но некоторые из них, не освоившие кое-каких аспектов подготовки, как Шон, были переведены под руководство Сестер спасения.

- А кто вообще такие эти Сестры? - спросила я. - Мисс Брок у них за главную?

- Ей бы этого хотелось, - сказала Ребекка. - Брок была назначена Советом Образования во время Реформации. Она вроде - я не знаю, как сказать точно, - управляющей школами в этом регионе. Есть другие Брок, в других регионах, управляющие другими исправительными учреждениями тем же железным бюстом. - Она захихикала - Это Шон придумал так назвать - " железным бюстом". Вместо железного кулака, понимаешь?

- Понятно, - сказала я ровно. Множество злых директрис. Множество исправительных учреждений. Этого уже было достаточно для того, чтобы я снова почувствовала себя слабой. Слабая улыбка Ребекки исчезла.

- Брок говорит, что Сестры принимают участие в делах, - сказала она. - Управление благотворительностью и продуктовыми поставками и прочая чепуха. Разумеется, никто не знает, правда ли это.

Мама была волонтером в нашей местной столовой. Я с трудом могла представить её в синей юбке и с дурацким платком на шее.

- Так значит, Брок отчитывается перед Милицией нравов, но здешние охранники в её подчинении? - спросила я. Ребекка смотрела на меня непонимающе, и я осознала, что она никогда не слышала этого прозвища ФБР. Находясь здесь с четырнадцатилетнего возраста, она немного отстала от жизни.

- Милиция нравов, - задумчиво сказала Ребекка после того, как я все объяснила. - Забавно.

Очевидно, чтобы избавлять общество от злодеев, большого мастерства не требовалось. Теоретически, здешними солдатами командовало ФБР, но мисс Брок руководила их повседневной деятельностью. К несчастью, это значило, что Шон очень мало контактировал с военными за пределами этого учреждения.

- Но есть курьер, - продолжила Ребекка. - Он бывает здесь каждую неделю и доставляет мисс Брок сообщения. Указы от управления образования. Поправки к Статуту. Ну и так далее. До Шона иногда доходят слухи. Он узнал, что некоторое время назад было решено прекратить суды над нарушителями Статей, и это оказалось правдой. Уже более месяца солдаты не заглядывают сюда за свидетелями.

- Прекратить суды? Что это значит? - спросила я, чуть повышая голос.

- Тсс! - Она жестом указала, чтобы я опустилась обратно на кровать. - Я не знаю, что это значит. Может быть, твою маму просто отпустят. А может, отправят на реабилитацию. Шон упоминал, что обвиняемым нужно будет " отработать" что-то вместо судов. Думаю, это вышел новый протокол. В следующем месяце Шон будет проходить обучение на основе него.

Я представила себе маму, оказавшуюся на моем месте. Представила, как ее маленькие ладони с наманикюренными ногтями лежат на столе, а Брок лупит по ним розгой, как в моем сне. Я представила, как непокорность сменяется страхом. Как мама корчится на полу, как это было при Рое.

Я не могла позволить этому произойти. От самой мысли о том, что ей могут причинить страдания, мне становилось плохо.

- Нельзя, чтобы это случилось с моей мамой. Я должна найти ее. Должен же быть какой-то выход. Что пыталась сделать Кейтлин? Как ее поймали? - спросила я.

- Шон сказал, что ее поймали у южной стороны ограды. Она пыталась перелезть.

Кейтлин была долговязой, но никто не назвал бы ее спортивной. Я не могла представить ее перебирающейся через забор. Но, с другой стороны, в отчаянии люди способны на невероятно безумные поступки. Мне следовало бы это помнить.

- Другого способа нет? Дыр в заборе? Запасных выходов?

Ребекка беспомощно пожала плечами.
- Охрана каждый час обходит периметр. Единственный путь наружу - главные ворота. А они охраняются, и дежурные обыскивают все средства передвижения.

- Никто никогда не сбегал? - недоверчиво спросила я.

Ребекка свернулась клубочком. Когда она снова заговорила, ее голос прозвучал тонко, будто бы она стала на несколько лет младше.

- Одна девочка, сразу после того, как я попала сюда. Она перелезла через забор и пробралась в лес, но шел такой сильный снег, что она умерла от переохлаждения. Брок заставила солдат принести ее тело в столовую, чтобы показать нам, что произойдет, попытайся мы сбежать. Тело девочки было черно-синим и... - Ребекка качнула головой, будто бы пытаясь отогнать воспоминание. - Тогда Брок и дала солдатам разрешение стрелять в любого, кто окажется слишком близко к забору.

Я вздрогнула, подумав о том, как опустошающе было бы достичь свободы, только чтобы снова ее потерять.

- Только три девушки с тех пор зашли достаточно далеко в своих попытках сбежать, и всех их убили. Когда что-то подобное происходит, это надолго отбивает у остальных охоту. Если ты достаточно безумна, то будешь первой после Кейтлин.

Понимание реального положения дел начало укореняться где-то в моем животе. Если я попытаюсь сбежать, то должна понимать, что это может стоить мне жизни, и если я умру, то это, скорее всего, будет насильственная смерть. Но если я останусь, то никогда не узнаю, была ли моя мама избита, брошена в тюрьму или расстреляна.

Западня. У меня было два варианта. И оба были не ахти какие.

- Знаешь, если ты достигнешь выпускного возраста, по закону им больше не нужно будет искать тебя.

Я не могла ждать восемнадцатилетия, но что-то ее голосе сказало мне, что она говорила не обо мне.

- Именно поэтому вы с Шоном не сбежали?

Она кивнула.
- Через три месяца я буду в безопасности. Но если он когда-нибудь решить уйти, ФБР может убить его.

Значит она сделала свой выбор. Защищать солдата.

Я недоверчиво покачала головой.
- Они не убьют одного из своих.

- Ты не права. Он будет осужден Советом. Если он уйдет в самоволку и его поймают, то казнят. Сейчас так всё устроено. Если ты мне не веришь, вспомни, почему ты здесь.

Воздух между нами застыл, а мои мысли побрели в опасном направлении. Если Шона могут казнить, то как насчет моей мамы? Это казалось маловероятным, но не невозможным.

Я должна была выбраться. И поскорее.

* * *

До того как Шон придумал план, прошло две ночи.

Мы были в классе, где читали брошюрку под названием " Дресс-код леди", когда он привлек мое внимание. Легкий кивок его головы, и я без колебаний подняла руку, чтобы попросить сопровождения до уборной. Не давая Сестре времени поручить Рэндольфу проводить меня, Шон ступил вперед и придержал для меня дверь открытой, указывая мне выйти в коридор.

Как только мы покинули остальных, он быстро сообщил мне, что директриса приказала ему подменить другого солдата, который готовился покинуть заведение; это означало, что он получит двойную смену обхода периметра. Когда это произойдет, он проведет меня к забору и будет смотреть в другую сторону, пока я не переберусь.

Звучало просто, но далеко не беспроблемно. Во-первых, надо было ждать восемь дней. Во-вторых, перебравшись через забор, мне останется надеяться только на себя, что означало около четырех часов (или пятнадцати миль) ходьбы через глушь Аппалачей в одиночестве. И, в-третьих, как только я попаду на ближайшую автозаправку, мне нужно будет напроситься на попутку, а значит, придется найти гражданина, который охотно подвезет меня и не будет требовать денег за топливо.

- Тебе следовало бы постараться, - посоветовал Шон. - Как только поймут, что ты сбежала, тебя начнут искать. Тогда я больше ничего не смогу сделать.

Я кивнула, и хоть мое горло уже не было распухшим, я почувствовала, как в нем поднялся комок. План был ужасным, но другого у меня не было. Шон на некоторое время уставился на меня, будто бы удивленный тем, что я всерьез задумалась над его идеей. Не знаю, считал ли он меня храброй или глупой. Скорее, последнее.

- Для всех будет лучше, Миллер, если ты подождешь своего выпускного возраста.

- Я не могу ждать, - твердо сказала я, - зная, что она может быть в таком же месте.

Выражение его лица помрачнело. Я спросила, не знал ли он еще чего-нибудь о моей матери, но он ответил отрицательно. Я подумала, не скрывал ли он чего-нибудь, но, так как наши отношения балансировали на лезвии ножа, я больше не настаивала. Он недостаточно при мне запачкался, чтобы рисковать его предложением. В конце концов, музыку заказывает тот, у кого пистолет.

Поэтому я ждала.

* * *

Роза вернулась на следующий день к полудню. Она молча сидела рядом со мной в течение урока Брок по нормам этикета. Никаких шуток, никаких нахальных, показывающих промежуток между передними зубами ухмылок. Ее глаза, выглядывавшие из окружения поставленных кулаком Рэндольфа синяков-полумесяцев, теперь были не непокорными, а кроткими. Пустыми. Она была настолько же опустошенной, как та девочка, которую мы видели, как только прибыли.

Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что услышанный мной в медпункте крик принадлежал Розе, находившейся в бараке. Когда я спросила об этом Ребекку, та отвечала уклончиво. " Это страшно", - только и сказала она. И все. Но я была в ужасе.

В течение последовавших дней я изо всех сил старалась быть незаметной. Я оставалась вежливой, когда мне приходилось вести неловкие светские беседы с персоналом и другими девочками, и не нарушала правил. Я не выказывала досады или боли, когда мои неуклюжие распухшие ладони что-то роняли или когда я не могла сжать кулак, чтобы удержать карандаш. Я не привлекала внимания и таким образом позволила Брок думать, что она победила.

Но прямо у нее под носом я собирала различные вещи, как тогда, когда нам с мамой было хуже всего во время Войны. Чашку из столовой, пока никто не смотрит. Мочалку из ванной. Готовясь покинуть это место, я начала складировать еду, которая долго не портилась, под матрасом.

И я поняла, что стала полагаться на Ребекку. Хоть она и строила из себя королеву реабилитации, когда рядом с нами кто-то был, судя по всему, это был ее способ выживания. Это притворство разогревало мою надежду.

По ночам мы разговаривали, и она оказалось удивительно открытой. Почти как будто я была ее лучшей подругой, а не той, кто мог доставить ей огромное количество проблем, раскрыв ее тайну. Посмотрев на Шона с ее точки зрения, я стала видеть его в другом свете. Я стала замечать, как он отвлекал внимание Рэндольфа от девочек и как он старательно кивал, когда Брок говорила о чем-то особенно нелепом, вроде того, как Сестрам следует общаться с мужчинами.

К моему изумлению, я тоже ей немного открылась. Я рассказала ей кое-что, например, о том, как я скучала по матери. По попкорну и ночам, проведенным за старыми, изданными еще до Войны журналами. По песням, которые мы вместе распевали. По тому, как мы никогда по-настоящему не разлучались. Ребекке нравились эти истории. Думаю, они помогли ей понять, почему я так стремилась убежать.

На пятые сутки я даже рассказала ей о Чейзе.

Не знаю, почему. Может, потому, что она любила солдата, или потому, что я чувствовала нужду дать ей знать о чем-то личном для меня. Может, потому, что ни часа не проходило, чтобы я не спросила себя, почему он поступил так, как поступил. Какой бы ни была причина, я рассказала. Не вдаваясь в детали и то, как глубоки были мои чувства к нему, а общую картину произошедшего между нами.

- Им нельзя ни с кем встречаться, если они не являются офицерами, - сообщила мне Ребекка, когда я рассказала, что он не писал. - Они должны посвящать всю свою жизнь Цели или чему-то вроде того. Они расписываются за это, когда поступают на службу.

- Кажется, Шона это не особенно заботит. - Я не смогла полностью очистить свой голос от наигранной нежности.

Ребекка улыбнулась, и внезапно я увидела, насколько она хорошенькая.
- Ты можешь его винить за это?

Мы обе смеялись тогда. Это был первый и единственный раз, когда мы смогли позволить себе это.

* * *

Прошло одиннадцать дней с тех пор, как я попала в исправительный центр, а от мамы или Бет не было слышно ни слова.

На двенадцатую ночь я подготовилась к побегу.

- Я пойду с тобой, - в десятый раз сказала Ребекка. Она ходила по комнате туда-сюда. Уже перевалило за полночь, но она все еще была полностью одета.

- Нет. - Это мы уже обсуждали. - Шон хочет, чтобы ты была здесь.

- Меня не волнует, чего он хочет! - Ее голос стал выше. Она нервно теребила в руках блузку. - Я не могу ничего не делать, когда он рискует жизнью ради тебя.

В течение последних дней напряжение между нами нарастало. Подлинная сущность плана становилась все более явной. Неосознанно я коснулась все еще воспаленных полос на тыльной стороне ладоней и несильно сжала кулак. Раны к этому времени затянулись, но все еще были украшены фиолетовыми и желтыми цветами. Они дико болели, особенно в такую холодную ночь, как эта.

- Он просто покажет мне, как пройти к забору, и станет притворяться, что не видит меня, - очередной раз уверяла я ее. - Он не будет в опасности.

Ни одна из нас в это не верила.

Проходили минуты. Одна. За ней еще одна. И еще.

Я не смогла заставить себя съесть ужин. Слишком нервничала. Но вместе с остальными запасами, завернутыми в привязанный к моей талии свитер Ребекки, я спрятала холодную печеную картофелину.

- Хорошо, мне пора, - наконец сказала я ровно через полчаса после полуночи.

Она кивнула, ее лицо было бледным.

- Ну, что ж... рада была с тобой познакомиться, - слабым голосом сказала она. - Спасибо, что не рассказала Брок про нас с Шоном. И... постарайся, чтобы тебе не пристрелили.

Я попыталась улыбнуться, но не смогла. Почти сказала, что надеялась снова с ней увидеться, или что-то в этом роде, но я знала, что этого не произойдет. Когда она достигнет выпускного возраста, им с Шоном придется прятаться от МН, как и нам с мамой. Вместо слов я сжала ее плечи, быстро и неловко обняла и выскользнула в окно.

На улице шел снег, как и в ту ночь, когда девочка умерла от переохлаждения, но я была подготовлена; я натянула на себя всю выданную мне одежду - две юбки, сорочку, три водолазки с длинными рукавами и мой серый свитер. А для подпитки под одеждой у меня было немного еды.

Земля была твердой, как камень, и холод просачивался через подошвы к ступням. Кирпичное здание общежития было покрыто белым инеем. С водостоков, подобно острым клыкам, свисали длинные сосульки.

Я посмотрела в обе стороны дорожки, перед тем как ринуться через лес в направлении к генераторам. Шон будет там, готовый покончить со всем этим. Я тоже была готова.

К тому времени как я услышала монотонный гул механизмов, мои мышцы разогрелись и размялись, а ритм сердца участился. Даже живот перестал болеть - в моем организме было слишком много адреналина, чтобы погрязать в беспокойстве. Я радовалась. Мне нужно было распалить себя до предела.

Мой слух был острее, чем обычно, и голова резко повернулась на звук треснувших неподалеку прутьев. Я непроизвольно замерла, ногти впились в ладони. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы выкинуть из головы Кейтлин Мидоуз.

Шон появился из-за широкого дерева, которое стояло во мраке ночных теней. Зимняя куртка ФБР зрительно увеличила его грудную клетку; он казался даже более устрашающим, чем раньше. Следы от наказания Брок на тыльной стороне моих ладоней горели.

Шон не сказал ни слова, только обогнул огромные металлические блоки, издающие свой низкий гул, и зашагал глубже в лес.

Я шла, вытянув перед собой руки, отводя в сторону колючки и низкие ветви, которые мешали ходьбе. Забор, должно быть, близко. Сколько мы уже так идем? Десять минут? От общежития до забора было около мили. Пора бы нам уже дойти.

- Какой высоты забор? - прошептала я.

- Пятнадцать футов*, - ответил он, не оборачиваясь. Я сделала глубокий вдох.
*15 футов = 4, 6 м

- Шон, чтобы не забыть... - Я споткнулась о ветку, но не упала. - Спасибо.

Он молчал минуту, а то и больше.

- Надеюсь, у тебя получится, - наконец сказал он.

Не знаю, имел ли он в виду, что надеется, что я найду маму, или что перелезу через забор, или что меня не пристрелят, но его слова чуть облегчили мне душу.

- Бэнкс, а ну-ка стоять!

Я почувствовала себя куском бревна в тот момент, когда по нему ударяет топор. Мое тело рвалось сразу в двух направлениях. Одна часть хотела со всех ног ринуться к забору, другая - обратно к общежитию. Единственное, что заставило меня остаться на месте, - парализующий ужас.

- Не беги, - тихо приказал мне Шон. В мгновение ока он сорвал с меня свитер с запасами, бросил его в кусты и сжал мои волосы в кулак, спутывая их. В глазах у меня появились слезы. Мое сопротивление длилось недолго, и он наконец отпустил меня.

Послышался звук шагов. Кто-то был близко. Почему я не слышала? Я была слишком занята мыслями о заборе, словами благодарности и раздумьями над тем, что буду делать, когда выберусь отсюда. Тупица!

Шон знал об этом? Неужели ловушка? Понятно, почему он не хотел, чтобы Ребекка шла с нами! Все это время он планировал сдать меня!

В моих венах стучал пульс. Я прикрыла руками живот, будто бы это могло остановить пулю. Замаячил свет фонарика, а за ним из ночи показались два солдата.

Рэндольф. И долговязый, густые брови которого были оценивающе приподняты.

Свет их фонарика на мгновение ослепил меня. Я услышала скрип кожи и шорох ткани. А потом - металлический щелчок.

- Побег? - спросил долговязый. Свет фонарика переместился, открыв моему взору, что его и Рэндольфа пистолеты были нацелены прямо мне в грудь.

У меня перехватило дыхание.

- Похоже, она рвется ко мне, - прокомментировал Рэндольф.

Шон широко улыбнулся - таким я его никогда не видела, даже с Ребеккой, - и это подтвердило мои опасения. Затем, к моему изумлению, он, теперь спокойно, поднял ладонь и взял меня за волосы. Я отшатнулась.

- Что же, - произнес он. - Щекотливая ситуация.

Рэндольф фыркнул. Рука Шона опустилась к основанию моей спины, а затем почти игриво оттолкнула меня. Я споткнулась, перед тем как восстановить равновесие, и все трое засмеялись.

- Возвращайся в свою комнату, дорогая, - сказал Шон. - И держи язык за зубами, как мы и договаривались.

Мне понадобилась минута, чтобы сообразить, к чему это он.

- Я ожидал следующий патруль где-то через час, - небрежно продолжил Шон, поправляя штаны так, будто мы занимались с ним здесь именно тем, чем частенько ночами они занимались с Ребеккой.

Девочек казнили за попытки к бегству, не за баловство с солдатами. Он давал мне возможность. Шанс выжить. Как бы мне не хотелось сбежать, я не могла позволить себе покинуть это место в деревянном ящике.

Я попыталась ринуться к общежитию, но Рэндольф преградил мне путь. Мгновение спустя его руки щипали меня за бедра, а колено он навязчиво впихнул мне между ног. Его кислое дыхание облачком собиралось возле моего рта.

- Останься еще ненадолго, - прошептал он, и меня пробрал ужас. Я стала сопротивляться ему, и он отбросил меня в руки Шона.

- Дрянь, - выплюнул Рэндольф. - Дрянь реформационной школы. - Солдаты опять смеялись - смеялись, и хоть это было против всего, во что я верила, я почувствовала стыд. Не могла не почувствовать.

Ухмылка Шона уже не была такой смелой, как раньше. Я изо всех сил цеплялась за него, не зная, куда еще бежать.

- Ты стал невнимательным, Бэнкс, - сказал тощий. - Директриса хотела, чтобы мы присмотрели за тобой. Но мы думали, ты будешь с той блондинкой, никак не с этой девчушкой.

- А я говорил, с этой, - сказал Рэндольф. - Он пялился на нее.

" Пялился на меня, потому что боялся, что раскрою Брок его тайну", - поняла я.

Мне стало ясно, что происходит. Эта ловушка предназначалась Шону, не мне. Его подозревали из-за того, как он изменился, подвергшись моему шантажу.

Он прошептал чуть раньше: " Не беги". Но мой внутренний голос советовал обратное. Я чувствовала, как мои пятки ёрзают в туфлях, готовые метнуться прочь в любую секунду. Но если я побегу, меня почти наверняка застрелят.

Рэндольф рассмеялся.
- Я мог бы помочь тебе с этой проблемой, - сказал он, на дюйм поднимая свое оружие. Он хотел застрелить меня.

Я была на волосок от смерти.

Я не думала ни о маме, ни о том, была ли я хорошим человеком и правильную ли жизнь вела, ни о чем-то еще, о чем следовало бы подумать перед смертью. Перед моим мысленным взором возникло одно лицо, и только на мгновение. Лицо человека, который едва ли мог как-то помочь или утешить меня.

Чейз. Черные лохматые волосы, бронзовый цвет кожи, смягченной легким дождиком. Его темные глаза, взгляд которых пронизывал меня насквозь. И этот рот, уголки которого были чуть вздернуты вверх от любопытства.

- Заткнись, Рэндольф, - рявкнул второй охранник. - Мы в зоне запрета огня; граница слишком далеко. Кроме того, директриса заранее знала, что мы здесь обнаружим.

Мой рот раскрылся. Казалось, само время остановилось. Я все еще жива? Я почувствовала давление чьих-то рук, которые обернулись вокруг моего тела. Я настолько оцепенела, что едва заметила.

- Скажи Бекки, что мне жаль, - прошептал мне на ухо Шон. Мгновение спустя послышались шарканье и отвратительный хруст - Рэндольф сильно ударил Шона своей дубинкой по затылку. Я почувствовала, как по моему телу прошла вибрация, будто бы это меня ударили, и в ужасе уставилась на землю, где лежал Шон.

" Беги", - кричали мои ноги.

" Побежишь и они тебя пристрелят", - ответил мозг.

У меня не было ни шанса. В следующий момент к моей спине был приставлен пистолет, и мы вернулись в общежитие.

* * *

Я расхаживала по общей комнате несколько часов, пока ожидала решения директрисы. Я подумывала, не позвать ли Ребекку, но решила не подвергать ее опасности.

Мои добрые намерения ничего не дали. Как только кончился комендантский час, я услышала звук шагов по полу коридора. Это было частью плана. Проснувшись, Ребекка должна была сообщить о моей пропаже.

Ее волосы не были уложены, щеки бледны, а под покрасневшими глазами виднелись темные круги. Она плакала. Либо из-за страха за Шона, либо за меня. Я была тронута этой возможностью истиной дружбы с ней, но в то же время меня разрывало на части от того, как я предала ее.

Она заглянула мне в глаза, и ее лицо изменилось.

- Нет, - проговорила я ей, но слишком поздно.

- Где он, Эмбер? - дрожащим голосом спросила она, приближаясь к долговязому стражу. Он поднял свою рацию. С быстротой молнии Ребекка выбила ее у него из руки и отпихнула в сторону. Долговязый опустил руку на свою дубинку.

- Где Бэнкс? - В ее голосе явственно звучало отчаяние.

- Ребекка! - резко сказала я. Она все погубит. Шон попытался защитить ее - и меня - притворившись, что мы с ним были вместе. Если он признает, что я пыталась сбежать, я буду мертва.

Другие девочки, семнадцати- и шестнадцатилетки, которые жили в нашем коридоре, выходили из своих комнат. Один из охранников заталкивал их обратно, проходя мимо.

Я услышала легкий стук каблуков по деревянному полу и поняла, что прибыла Брок. Она вошла в фойе в своих традиционных юбке и темно-синем свитере. Ее сопровождала низкая полноватая женщина, лицо которой заливал страх.

- Что вы с ним сделали? Шон! Где он? - выкрикнула Ребекка, не дав директрисе заговорить.

К нам подошел еще один охранник. Теперь их было трое - один возле меня и по одному по каждую руку Брок. Дыхание обжигало мое горло.

- Она сама не знает, что говорит, - попыталась вставить я.

- Помолчите, мисс Миллер, - отрезала Брок. - Я разберусь с вами через секундочку. Дженеро, позовите кого-нибудь помочь нам. - Ее голос ни разу не дрогнул.

- Где Шон? - в последний раз отчеканила Ребекка. Ее плечи тяжело вздымались.

- С ним покончено, - выплюнула Брок. - Как и с тобой.

- Вы...

- Ребекка, нет! - выкрикнула я, а она бросилась на старую женщину.

Далее все происходило очень быстро.

С мощью пушечного ядра Ребекка толкнула Брок на пол. Я увидела, как дубинка охранника высоко поднялась и с глухим звуком опустилась на спину моей соседки по комнате. Тошнотворно хрустнули кости, и крик Ребекки неожиданно оборвался.

До сих пор я была в оцепенении, но, когда Ребекку ударили, меня наполнил чистый адреналин. Вспышкой передо мной пронесся образ моей матери. Я увидела, как люди в синей форме тянули ее к фургону. Забирали ее у меня.

Я сощурила глаза и смотрела через узкие щелочки. Со всей силы я бросилась на охранника, который ударил Ребекку. Я пинала его, толкала, била. Я чувствовала, как кожа сминается и рвется от моих ногтей. Все внутри меня действовало согласно инстинктам, будто бы от этого зависела моя жизнь. Я видела расплывчатые картинки, по большей части синие и немного серых, и на меня бросили Ребекку. Кто-то выкрикивал что-то. Какая-то девочка завопила.

Вокруг моей талии обернулись чьи-то стальные руки. Я попыталась вырваться.

- Ребекка! - Я отчаянно пыталась найти ее взглядом. С черного неба густо падал снег. Мы были на улице. Один из держащих меня охранников поскользнулся. Я почувствовала, как нас качнуло к бетонным ступеням, но он сумел выпрямиться. Он громко выругался, и этот звук заглушил звон в моих ушах. Затем мы стали задом наперед спускаться по ступеням, и в животе у меня екало, будто бы мы спускались в бездонную яму. Мой рот наполнился теплой кровью. Я снова прикусила щеку.

- Отпусти меня! - прокричала я.

- Заткнись! - рявкнул один из охранников.

Мои плечи болели от того, как меня тянули за руки. Уголком глаза я увидела, что слева мы миновали столовую. Еще ступени. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что мы находились в нижней части кампуса, возле медпункта. Металлическая дверь была открыта. Справа от себя в отблесках прожекторов я увидела пожарный гидрант, который вызывающе выделялся красным на фоне снега.

Я находилась в бараке.

Меня бесцеремонно бросили на влажный цементный пол. Я притянула свои дрожащие конечности к грудной клетке. Охранник ткнул мне в лицо дубинкой, и я посильнее прижала подбородок к груди, чтобы не дать ему возможность ударить меня в горло так, как раньше ударил Рэндольф.

- И не высовывай тут свою тощую задницу, - скомандовал он.

Комната была маленькой. С центра потолка свисала одна-единственная лампочка. Справа от меня было ярко освещенное пространство, подобное душевой, а слева - темный чулан с бетонными стенами, на которых не было ни полок, ни крючков. Камера-изолятор.

Ужас был просто цепенящим. Я скорчилась в уголке возле стены и стала ждать.

* * *

Долгие секунды тянулись мучительными минутами. Я видела их лица. Лицо Шона в тот момент, когда нас нашли солдаты. Лицо Ребекки, разрывающейся от волнения. Что я с ними сделала? И, что еще хуже, что я не сделала? Сейчас я должна была быть снаружи и бежать обратно домой, бежать к маме. Чего моя неудача будет ей стоить?

В конце концов дверь со скрипом отворилась и внутрь проскользнула женщина. У меня внутри екнуло.

Брок.

Она переоделась в свежую форму Сестер спасения. На ее правой щеке красовалась повязка. Желтый свет лампочки сверху делал ее похожей на больную желтухой, но он не смог скрыть яростный румянец, который все еще покрывал ее суровые черты.

- Мисс Миллер, вы меня очень разочаровали.

- Что вы сделали с Ребеккой? - Я поднялась, и мои ноги задрожали то ли от страха, то ли от предвкушения, я не была уверена. Глаза защипало от слез, но я сморгнула их - я не желала, чтобы она увидела меня плачущей.

- Ты очень плохая девочка. Просто ужасная. Волк в овечьей шкуре. Нам понадобится снять с тебя эту шкуру и изменить твою истинную суть. Теперь я это вижу.

- Что... - Хоть я и не знала, что она имела в виду, я была в ужасе.

- Охрана, отведите мисс Миллер в чистую комнату.

Чистую комнату. Ту, что походила на душевую. Один из солдат уже готовил пожарный шланг. Рядом с ним к полу возле его дубинки была цепью пристёгнута пара кожаных наручников. Он собирался сковать меня и избить, может быть, даже облить меня из шланга. На долю секунды я увидела Розу, лежащую на полу, наблюдающую, как ее кровь под потоком обливающей ее воды воронкой стекает в слив.

Я, пытаясь защититься, обхватила себя руками, сжав в кулаках рубашку.

- Нет, - прошептала я.

Два охранника двинулись вперед. Мертвые глаза. Протянутые руки.

- НЕТ! - закричала на них я.

Я повернулась к стене, пытаясь спрятаться от них. Я не могла пойти в ту комнату. Я не могла позволить им коснуться меня. Меня схватили за плечи. За бедра. Я закричала.

А потом раздался стук в дверь.

Охранники ждали приказа Брок. В раздражении она указала подбородком в сторону.

Рэндольф просунул в дверь голову.

- Чего нужно? - рявкнула Брок.

- Прошу прощения, мэм. Я подумал, вы хотели бы знать, что из Иллинойса с донесением прибыл курьер. Он здесь, чтобы забрать ее на суд.

Только через несколько ударов сердца я поняла, что он говорил обо мне.

Мы с Брок, должно быть, одновременно подумали одно и то же. Больше не было судов за нарушение Статей. Прошел месяц с тех пор, как солдат приходил забрать свидетеля, говорила Ребекка. Может быть, Шон тогда ослышался?

Моя кровь превратилась в лед. Чтобы жизнь предложила подобную иллюзию - это слишком жестоко. Но если это правда, меня могут пригласить только на один суд. Над моей матерью. Я попыталась разобраться в своих смешанных чувствах - радости, что смогу увидеть ее, страхе из-за того, что она, судя по всему, была все еще в заключении, и чистом облегчении, что кто-то прервал то, что должно было произойти сейчас.

- Я думала, с ними покончено, - раздраженно произнесла Брок.

- В особых случаях все еще устраивают суды, мэм, - послышался снаружи знакомый низкий голос. Мой рот открылся. Сердце бешено заколотилось в груди.

Мгновение спустя в комнату вошел Чейз Дженнингс.