Глава 6. Тимур долго рассматривал «слизень», положив его на X

Тимур долго рассматривал «слизень», положив его на X. грудь и скосив глаза, гладил шероховатую мягкую поверхность. Попытался надорвать ее ногтем, потом снял с ремня нож. Микроавтобус катил по приграничной, наименее опасной части Зоны к лагерю НИИЧАЗа, и Тимур впервые задумался, как Растафарыч собирается выпускать его из ящика. И из лагеря, если на то пошло. Ведь наверняка волосатый раньше провозил сталкеров, когда в машине, кроме него, никого не было, и выпроваживал их до того, как въезжал на территорию лагеря. А что теперь? У Растафарыча, может, и плана никакого нет на такой случай. Что, если в лагере начнут выгружать барахло из микроавтобуса? Не один же он будет это делать, наверняка подвалят те, кому предназначены присланные из института приборы, – откроют длинный ящик в салоне… А тут еще Филин с двумя бандитами рядом.

Но сделать Тимур ничего не мог, оставалось лишь ждать.

Слегка прижав ладонью артефакт к груди, он очень осторожно погрузил в него кончик ножа. Показалось, что «слизень» шевельнулся… Да нет, это просто машина качается, а с нею – и ящик, и сам Тимур.

Он провернул нож и вытащил лезвие, отведя в сторону надрезанный кусочек.

«Слизень» вздохнул.

То есть он слегка раздулся и опал, при этом послышался какой-то невнятный звук. Тихий, он раздался совсем рядом – только поэтому барабанные перепонки и уловили его сквозь рокот мотора, стук камней по днищу машины и скрип жести.

Тимур приподнял голову, уставившись на то, что открылось под шкуркой. Взялся за нее двумя пальцами и медленно потянул, обнажая влажный, слизистый бок. Оно что, живое? Плоть артефакта напоминала желе и слегка подрагивала, в глубине ее проступало что-то неаппетитное, вроде светящихся внутренностей: изогнутые мерцающие пласты, гирлянды лиловых почек, длинные колбаски и синеватые комки…

«Слизень» опять дрогнул, словно ему было больно. Что это за артефакт такой? Артефакты – это сросшиеся, спрессованные или слипшиеся комки травы, почвы, древесины и камней, а тут явно живой организм! Но аномалии не создают жизнь – они преобразуют фрагменты окружающего мира за счет своей аномальной энергии, они изменяют и убивают, но не зарождают! А это…

Осознав, что, возможно, делает «слизню» больно, Тимур вернул надрезанный кусочек шкурки на место. Тот сразу прилип, из-под краев проступило клейкое вещество, похожее на древесную смолу; идущий из разреза мутный свет погас.

Вверху раздался голос Огонька:

– Эй, водила, что там впереди?

Тимур стал заворачивать «слизень» в зеленуху. Донесся голос Растафарыча:

– Что-что, дорога. Роад, стало быть, ту хэлл, что там еще может быть?

– Какой еще тухел? – проворчал Огонек. – Я видел там чё-то.

– Что? – сразу насторожился Филин.

– Да это… подозрительное чего-то.

– Тебе вечно что-то мерещится, – заворчал Жердь, после чего сквозь рокот двигателя донеслись выстрелы.

Тимур сунул «слизень» в карман. С частым стуком пули ударили в правый борт и в стекло, которое, скорее всего, было бронированным. Глухо заухал Филин, машина сильно качнулась.

Ящик затрясло, когда микроавтобус пошел юзом, и Тимур расставил локти, упираясь в стенки. Закричал Рас-тафарыч, дружно завопили Жердь с Огоньком, машина накренилась и рухнула на левый бок.

Тимур вскрикнул, больно ударившись плечом, но вряд ли кто-то расслышал. Взвыл и заглох двигатель, захрустели кусты, потом его приложило лбом о крышку. Придя в себя, он почувствовал, что задыхается, и не сразу врубился в происходящее – решил, что находится в гробу, заорал с перепугу, забился, колотя по металлу…

Сверху доносились крики и выстрелы. Кое-как согнув ноги, Тимур уперся коленями в крышку ящика. Жесть выгнулась, скрипнули запорные скобы, одна с щелчком отлетела, другая затрещала и лопнула, отчего крышка распахнулась, ахнув по борту машины, который теперь стал полом.

Он выкатился из ящика. Автобус лежал на левом боку, обе дверцы справа распахнуты, в них высунулись бандиты и двое людей в камуфляже – все они стояли на спинках кресел, оказавшихся сверху.

На четвереньках, вытирая кровь с рассеченного лба, подполз Растафарыч.

– Школьник, ты как? Я думал, конец тебе, дэтнулся с перепугу!

– Надо выбираться, – прошептал Тимур, нащупывая пистолет.

Люди через дверцы лезли из машины на склон глубокой канавы, в которую она свалилась. Снаружи стреляли.

– Рюкзак где?

– Вот он, вот. – Волосатый за лямку подтащил к нему рюкзак, Тимур схватил его и встал на колени.

– Как нам вылезти? Лобовуха цела, дверцы с этой стороны к земле прижало…

– Люк в потолке есть!

– Тихо ты!

Продев руки в лямки рюкзака, он вслед за Растафа-рычем сунулся к люку. Бандиты и камуфляжная пара уже выбрались из автобуса – хорошо, что ни один при этом не кинул взгляд вниз, а то бы они очень удивились. Растафарыч открыл пластиковую крышку, сдвинул стекло и вылез, дергая обтянутыми голубой джинсой ногами. Тимур сунулся за ним, понял, что рюкзак не пустит, снял его, выбросил наружу и полез следом.

Сверху опять застучали выстрелы. Выпав из люка на землю, Тимур схватился за рюкзак.

– Что делать будем? – шепотом спросил Растафарыч.

Пятеро лежали на склоне, выставив головы, и стреляли по тем, кто атаковал машину. Та перевернулась в самом начале канавы, другой конец которой густо зарос бурьяном.

Растафарыч полез наверх. Оттуда донеслось нарастающее гудение, от которого у Тимура будто оборвалось все внутри. Привстав, он вцепился в ноги волосатого, сдернул на дно канавы и упал рядом.

– Ты чего?!

– Лежи!

Донесся предостерегающий крик Жердя, гудение перешло в надсадный вой, а потом канаву накрыло волной жара.

– Святой Вудсток! – Растафарыч поднял голову. – Что это фаернуло? Вроде сам Большой Маврикий пукнул…

– «Жарка», – прошептал Тимур. – Аномалия там сработала. Давай отсюда – вдоль канавы, быстро!

Он отвесил водителю подзатыльник для поддержания боевого духа, встал на четвереньки и потрусил к бурьяну. На ходу спросил:

– Кто по нам стрелял?

– Не видел, – донеслось сзади. – Прятались они. Может, те отморозки, про которых сержант толковал.

Выстрелы на время смолкли. Вверху шелестели кусты и ругался Жердь. Уже почти добравшись до бурьяна, Тимур оглянулся.

И увидел перекошенную морду Филина.

– Это ж Шульга! – закричал бандит.

Тимур нырнул в бурьян, следом вломился Растафарыч. На другом конце канавы Жердь повернул к главарю измазанное землей лицо: Кто?

– Шульга!

– Какой Шульга?

– Младший! Он с нами в автобусе ехал! Жердь от изумления приоткрыл пасть:

– Ты чё, командир? Ошалел совсем, в Зону попав? Бандит выпалил это и пригнул голову, ожидая, что сейчас твердый командирский кулак врежет ему по уху или по носу, но Филину было не до того.

– Я тебе говорю! Волосатик, значит, его в ящике прятал, в одном из тех железных, больше негде. Кто по нам палит?

Они лежали рядком на краю канавы: Огонек, Филин, Жердь и, немного в стороне, Шрам с Лысым. Последние двое уже показали все свои полевые умения – сунулись из канавы дальше, чем следовало, не заметив горячего смерча, вьющегося над землей неподалеку. «Жарка», ясное дело, и сработала. Шрам успел нырнуть обратно, а Лысому она опалила башку. Не очень сильно, но он теперь в натуре стал Лысым, без всякого преувеличения, а вернее, преуменьшения.

Огонек, доставая из сумки бутылку с длинным горлышком, сказал:

– А может, волосатый и не знал, что у него такой пассажир в ящике?

– Не важно. За ними давайте, Шулыу мне доставьте!

– Блин, опять Шульгу лови! – перепугался Жердь. – Он меня уже дважды подранил, шустрый очень! Пусть вон Огонек сам… Э, ты чё творишь?!

Филин вовремя повернул голову и перехватил занесенную руку Огонька, который собрался бросить в бурьян бутылку. Из горлышка торчала тряпка, которую он поджег от зажигалки.

– Стой, придурок! – рявкнул главарь и пригнулся, когда среди деревьев на другой стороне дороги, где прятались напавшие на машину, часто застучали выстрелы. – Он мне живым нужен, вдруг артефакт не у него щас?

Пули ударили в землю и в стволы деревьев за канавой.

– Туши ее! – орал перепуганный Жердь. – Бросай! Туши!

Хладнокровный Огонек швырнул бутылку через притухшую после вспышки аномалию. Кто-то из напавших оказался очень уж метким или просто удачливым – пуля попала в зажигательный снаряд, когда тот летел над дорогой, и бутылка взорвалась шаром алого огня. Вокруг шара вспыхнуло ярко-желтое пламя, кольцом окружившее его, отчего все это стало напоминать планету Юпитер, только окрашенную кислотными красками. Кольцо распалось искрами, они с треском погасли, а шар разгорелся ярче.

Все зажмурились.

– Ну ты даешь! – изумился Жердь, не раскрывая глаз. – Чё у тебя эти взрывы вечно разные?

Филин трижды выстрелил наугад и, когда шар угас, приказал:

– Вниз, живо, Шульга уходит! Е-моё, прям не верится: он с нами всю дорогу был! За ним и мне его притащите!

Жердь, мелко перекрестившись, стал сползать обратно на автобус. Огонек спросил:

– Куда привести? Ты что, здесь собрался куковать?

Филин огляделся. Лежащий ближе к зарослям бурьяна Шрам, достав из походной аптечки бинт, перематывал почерневшую башку Лысого. Жердь через дверцу забрался в машину и выставил голову из люка. Выстрелы на другой стороне дороги смолкли – подбираются, гады! Кто ж это такие? И главное, сколько их? Судя по выстрелам – немного.

– Вон. – Он ткнул пальцем в раскидистый дуб, растущий далеко справа у поворота дороги. За дубом начиналась широкая просека. – Я там схоронюсь, ждать буду. Но вы быстрее давайте, а то вас только за кровососом на Агропром посылать!

Огонек, на ходу перезаряжая тэтэшник, съехал к машине, Жердь выбрался из автобуса, и они поспешили к зарослям, где исчезли Шульга с водителем. Шрам все еще занимался Лысым, иногда посматривая на дорогу, а иногда бросая косые взгляды на бандитов. Филин развернулся к ним задом, а к дубу передом и пополз по-пластунски, низко опустив голову. На другой стороне дороги снова застучали выстрелы.

***

– Теперь ходу!

Как только деревья скрыли канаву с бандитами, Тимур вскочил. Растафарыч, потерявший кепочку и порвавший рубашку на ллече, тоже поднялся. Из ссадины на лбу сочилась кровь, дреды стояли дыбом.

– Пригнись и за мной!

Выставив пистолет, Тимур поспешил между деревьев. Он уже понял, где они находятся, – не так чтобы совсем близко, но и не очень-то далеко от Свалки, дойти реально и без дополнительной снаряги или оборудования, достаточно того, что лежит в рюкзаке. Хотя, если нарваться на большую стаю псевдособак или кровососа, с одним пистолетом и ножом выжить будет трудновато. Впрочем, кровососы в этих местах не встречаются.

Вечерело. Тимур бежал сквозь пронизанный косыми солнечными лучами лес, вздымая ботинками сухую листву, вдыхая знакомые запахи Зоны, которые, как ему казалось, успел начисто забыть за этот год. Но нет, на самом деле память о них не исчезла – и Зона не забылась, как он уверял самого себя, никуда она не делась, а сидела внутри, притаившись, и лишь дожидалась момента, чтобы снова занять свое законное место.

Он трижды поворачивал, путая следы, пересек широкий ручей, обежал болотце. Выстрелы отдалялись. Растафарыч, далеко выбрасывая длинные ноги, нагнал его. На бегу схватил за плечо, спросил:

– Куда мы? Надо…

И замолчал: деревья расступились, они вылетели на небольшую полянку, почти идеально круглую, очень симпатичную, заросшую высокой пышной травой и окруженную кольцом из кустов земляники.

С другой стороны на поляну шагнула веснушчатая розовощекая девушка с неровно подстриженной русой челкой и двумя короткими косичками, в застиранной, слишком большой для нее военной форме и зеленом берете набекрень. Рукава закатаны до локтей, штанины – до колен, босая, в одной руке мужские ботинки, в другой – АК Суда по автомату и настороженному лицу, она пробиралась в обход, чтобы зайти к канаве, куда свалился автобус, с тыла.

Тимур вскинул пистолет, девушка – автомат.

– Шульга?

– Вояка?

Растафарыч отскочил в сторону и пригнулся, настороженно переводя взгляд с одного на другого. Вояка добавила растерянно:

– Так это вы в той тачке черной были?

– А это вы на нее напали? Ну да.

Тимур наморщил лоб.

– Вы ж народ в Зону через Периметр проводили. Чего вдруг в бандиты подались?

Вояка развела руками:

– Ну, так вышло… Сколько их там?

– Пятеро, – сказал Растафарыч, распрямляясь. Он стоял примерно между ними. Вояка посмотрела на него и нахмурилась:

– Погоди, ты ж водила институтский!

Она нырнула вбок, уходя с линии огня, но Тимур был готов к этому и заранее прикинул, как будет действовать. Прыгнув вперед и оказавшись по левую руку от Вояки, он вмазал ногой по АК. Выбить автомат из рук девушки не удалось, но Тимур отбросил ствол в сторону, чтобы пули не попали в него или Растафарыча. Он уже схватил Вояку за кисть, когда на полянке появилось новое действующее лицо – то есть сначала возникла борода, которой это лицо поросло, такая большая, что хватило бы на трех Карабасов-Барабасов, а после и сам обладатель бороды, известный в южной Зоне под кличкой Лохматый.

Насколько знал Тимур, их бригада состояла из четверых. Барыга крутился в барах и в «Хоботе кровососа», подыскивал клиентов и передавал Каплану, который вел их через Периметр – всегда в те дни, когда на местном КПП дежурила прикормленная смена. Ну а Лохматый встречал их. Он за Периметр никогда не совался, так как не любил большую землю. Вместе с Воякой, которая либо хозяйничала в лагере бригады, либо помогала Лохматому, доводил клиента до ближайшей точки, куда тот сам желал: к схрону Сидоровича, к «Сундуку» или в один из небольших сталкерских лагерей на болотах. С одного человека бригада брала от семисот до полутора тысяч долларов, это зависело от всяких обстоятельств. Насколько Тимур знал, они никогда никого не обманывали, заботясь о своей репутации, всегда доставляли клиента в целости и сохранности… Что же произошло?

Лохматый, встопорщив бороду, поднял берданку с укороченным стволом. Тимур ударил Вояку под дых, развернув спиной к себе, схватив за горло, наставил пистолет на Лохматого. Ствол берданки смотрел точно в висок стоящего между ними Растафарыча.

Сталкеры замерли.

– Я против насилия, – сообщил волосатый. Вояка разжала пальцы, ее ботинки свалились в траву.

Автомат она держала в опущенной руке стволом вниз, и Тимур посоветовал:

– Вторую ручку тоже разожми, не стесняйся.

АК упал вслед за ботинками. Лохматый оглаживал бороду, глаза бегали под мохнатыми бровями. Выстрелы со стороны канавы все еще звучали – нечасто, но регулярно.

– Шульга… – начала Вояка, но Тимур перебил:

– Ладно, хватит. Давайте жить дружно. Чем бы вы там ни занимались, мы вашему промыслу не мешаем.

Лохматый спросил у Вояки:

– Эти откуда взялись?

– Да из машины они! – хрипло ответила девушка. – Навстречу вот чесали…

Бородатый сталкер поразмыслил и обратился к Рас-тафарычу:

– Что в машине?

Водитель обеими руками держался за воротник рубахи и часто сглатывал. По лбу из-под дредов медленно стекала капля пота.

– Что везешь, спрашиваю?

– Приборы да ящики для образцов, – пробормотал Растафарыч. – Имей в виду, мэн, я против…

– Каких еще образцов?

– Образцов аномальной флоры и фауны.

– А снаряга? – выдохнула Вояка, подавшись вперед, и Тимур покрепче сжал ее шею. – Припасы? Стволы?!

– Герла, не вожу я никаких стволов! Нет их в моем каре и никогда не бывало!

– Какой еще каре? – переспросила Вояка растерянно. Дочка сталкера, она не отличалась особой образованностью и знанием иностранных языков.

Лохматый тяжело уставился на Тимура. Вздохнув, тот стал пояснять:

– Я его подрядил провезти меня в Зону. За четыреста евро. В машине никаких стволов, ничего такого, только пара приборов и всякие ящики.

– Четыреста, значит. – Лохматый, скривив губы, плюнул в траву под ноги Растафарыча.

– Наш промысел себе забрал! – поддакнула Вояка. – Гад волосатый, из-за тебя мы…

– А, так это НИИЧАЗ ваш бизнес порушил? – догадался наконец Тимур. – Институт в этой части Зоны все под себя подмял, да?

– Да! – Вояка дернулась, но Тимур держал крепко. – НИИЧАЗу, блин, не выгодно, чтоб свободные сталкеры в этом районе шлялись… А этот гад патлатый теперь сам людей в Зону провозит, да еще всего за четыреста!

Выстрелы у канавы звучали совсем редко, но не смолкали. Лохматый напряженно думал, разглядывая Раста-фрыча с Тимуром, а Вояка разорялась:

– От послала Зона работку! А чё еще делать, а, Шульга? Теперь мы народные мстители – грабим машины НИИЧАЗа да на базы их нападаем, на экспедиции… У них уже две базы в этом районе. А мы как Робины, мать их, Гуды…

– Кто машину защищает? – перебил Лохматый, и Вояка сразу замолкла. – У канавы Барыга с Капланом. Вы двое – здесь, а кто там?

– Да, кто машину защищает? – спросила Вояка. – Кто там в наших пацанов палит?

– Владлен и Гнедиш, – ответил Растафарыч. – Охранники институтские.

– А, ну это фигня, – решила Вояка.

Тимур добавил:

– И еще Филин с Жердем и Огоньком. Вояка вздрогнула, переглянулась с Лохматым.

– Ты чё врешь? – подозрительно спросил тот, вжимая ствол в висок Растафарыча, который от страха уже вспотел весь до кончиков дредов. – Что Филин со своими в автобусе институтском делать будет?

Продолжая сжимать шею Вояки и не опуская нацеленного в грудь Лохматого пистолета, Тимур пожал плечами:

– Не знаю. Меня здесь давно не было, это тебе лучше знать, как они в тот автобус попали.

– Погоди, Лохматенький! – закричала вдруг Вояка. – А ведь слыхала я… краем уха в «Берлоге» слыхала, что Филин теперь вроде под НИИЧАЗом ходит!

– Угу, – протянул Лохматый и снова задумался. Потом тряхнул головой, удерживая берданку одной рукой, другую запустил в бороду, выудил из нее какую-то щепку, оглядел, сунул в зубы и принялся жевать, как спичку. – Так, надо отзывать парней. С Филином связываться не резон. – Он опустил берданку. – Шульга, ствол к земле. Мы уходим.

Когда дульный срез перестал вжиматься в висок, Рас-тафарыч, пошатнувшись, снова схватился за воротник и попятился, путаясь ногами в высокой траве.

– Шульга, отпусти ты меня уже! – взмолилась Вояка. – Чё пристроился сзади, как голубок? Нам валить пора, там же Филин, не слыхал, что тебе сказано?

Не спуская с Лохматого настороженного взгляда, Тимур отпустил ее. Вояка, потирая шею, сразу отпрыгнула, а Лохматый зажал берданку под мышкой, сунул два пальца в рот и свистнул: длинно, переливчато, громко.

– Почему же вы тикаете оттуда? – спросил он, когда почти сразу после свиста выстрелы у канавы смолкли.

– Филин не знал, что я в автобусе прячусь, – пояснил Тимур, убирая пистолет в кобуру. – Он за мной охотится вообще-то. И Растафарыча он пришьет, если узнает, что тот такого пассажира вез…

– Из-за долга Стаса, что ли? – подала голос Вояка. – Лохматенький, так что, здесь их дожидаться будем?

– Что ты про Стаса знаешь? – спросил Тимур.

– Да только то, что он Филину должен. Бородатый сталкер покачал головой:

– Здесь не будем ждать, к каналу идем. А вы, – он посмотрел на Растафарыча, на Тимура, которому его взгляд совсем не понравился, – пошли с нами, что ли. Все равно вам деваться вроде как некуда.

***

Филин прятался за дубом и выцеливал смутно различимую фигуру на другой стороне просеки, когда раздался шелест травы и рядом возникли подручные.

– Не нашли их, – выдохнул Жердь, у которого от ползания снова разболелась рана. – Как в Зону канули.

Вожак, так и не выстрелив, повернулся. Жердь, прижав руки к ребрам, улегся в высокой траве, Огонек присел за дубом на корточки, низко опустив голову.

– Упустили, олухи позорные, – сказал Филин.

– Они зигзагами там, – пояснил Огонек. – Это ж Шульга, он понимает, как от погони уйти.

В кустах на другой стороне просеки щелкнули три выстрела, две пули впились в дуб, третья пролетела прямо над большим хрящеватым носом лежащего навзничь Жердя, и тот зажмурился.

Издалека донесся длинный переливчатый свист. Выстрелы смолкли. Некоторое время бандиты прислушивались, потом Филин сказал Огоньку:

– Проверь, что там. Чё-то я никого больше не вижу… Жердь перевернулся на бок, расстегнул рубаху и стал осматривать сбившуюся повязку, сквозь которую проступило пятно крови. Огонек снял сумку с ремня, улегся и пополз в обход дуба. Положив руку с пистолетом в развилку между толстыми сучьями, Филин прикрывал его. Солнце садилось, желтые столбы, в которых кружились пылинки и всякая мелкая лесная сволочь, наискось рассекали воздух, начинаясь между кронами и упираясь в засыпанную палой листвой, поросшую травой и мелким кустарником землю. Среди этих столбов и в накрытых тенями участках ничто не шевелилось – нападающие растворились в тихом пятнистом сумраке.

Подул ветерок, зашелестела трава. Жердь, дернувшись, схватился за пистолет.

Из-за дуба показался Огонек, опустился на корточки, привалившись к стволу.

– Нет никого. Трава примята, ветки обломаны. Следы к каналу идут, кажись. И кровь на земле в одном месте. Еще гильзы.

Филин убрал руку с пистолетом из развилки и выпрямился. Жердь сел, потирая поясницу. Со стороны канавы с машиной донеслись шаги, и они повернулись туда. Между деревьями показались Шрам с оклемавшимся Лысым. Они достали из автобуса свои рюкзаки, на ремнях висели кобуры с какими-то импортными пистолетами, а подмышками – «узи». Голова Лысого была замотана бинтом.

– Вы нас бросили, – обвинил Шрам, останавливаясь перед бандитами. Голос его был по-прежнему ровным и сухим, лицо – спокойным, но взгляд настороженный.

Филин, сунув пистолет под мышку, всплеснул руками:

– Да ни в жизнь! Ты чё говоришь, служивый?

– Вы оставили нас в канаве, а сами разошлись в разные стороны, не сказав, куда идете, – добавил Лысый с угрозой.

– Шеф ваш сказал: вы опытные, до полевых условий охочи, – возразил Филин.

Жердь с Огоньком исподтишка наблюдали за вожаком и тихо веселились. Они знали эти интонации: Филин издевался.

– Я ж видел, тебе, служивый, «жарка» кумпол опалила. Ты теперь у нас опаленный Зоной. Первое крещение прошел. Ну и отошли мы, чтоб не мешать твоему боевому товарищу медицинскую помощь оказывать. Знал ведь я, что вы нас догоните, вот, остановился даже подождать… Хотел бы кинуть вас – так не стал бы под дубом этим загорать, а? – Он окинул институтских охранников с виду серьезным и вежливым, а на деле насмешливым и издевательским взглядом.

Лысый со Шрамом переглянулись, не зная, как реагировать. Филин заключил:

– Ладно, кто б на тачку ни напал, ушли они теперь. И Шульгу уже не нагнать, так что топаем быстрее в наш схрон. В Логове его перехватим, никуда не денется.

***

Канал – кривые бетонные скосы в трещинах и выбоинах, грязная зеленая вода, быстрое течение, сломанные ветки, трупы мелких мутантов и омуты. К нему сходились несколько каналов поменьше, а также трубы старой дренажной системы.

Большое круглое отверстие одной из них темнело в том месте, куда Лохматый с Воякой вывели Тимура и Рас-тафарыча.

Мутная жижа плескалась под бетонным сводом, на ней покачивался небольшой плот. Пять бревен, настил из досок, прибитые к ним ящики. На плоту лежала пара весел и шест, в задней части стоял бочонок с водой.

Когда один за другим перебрались на плот, Растафа-рыч, показав на бочонок, спросил:

– Пить ее можно?

– Хлебай, – разрешил Лохматый, и Вояка добавила:

– Это дождевая.

Взявшись за края бочонка, Растафарыч сунул в него голову. Пока сталкеры отвязывали веревку от торчащей из бетона арматуры, Тимур осмотрелся. Снял рюкзак, положил возле ящиков и прошелся по плоту.

Погрузив шест в воду, Вояка оттолкнулась от нижней части трубы. Вода достигала примерно ее середины, они могли стоять, выпрямившись в полный рост и не задевая макушками бетон.

Когда Вояка вывела плот в канал, течение подхватило его, и девушка крикнула:

– Эй, закрепитесь!

Лохматый копался в одном из ящиков, Растафарыч все еще мокнул в бочонке, и Тимур схватил веревку, до того наброшенную на арматуру. Кинул петлю на торчащий из бетона железный крюк, затянул скользящий узел. Течение сразу прижало плот к склону канала.

Вояка опустила шест. Вверху показались две головы, Тимур взялся за пистолет, но Лохматый буркнул: «Спокуха, Шульга», – и махнул рукой.

Плот качался на мелких волнах. Барыга и сильно хромающий Каплан спустились по склону. Правое бедро Каплана перетягивал жгут. У него была берданка, как у Лохматого, а Барыга держал охотничий дробовик с перемотанным изолентой стволом. Бригада выглядела не слишком презентабельно: одежда старая, потертая, порванная и не однажды зашитая, стволы плохонькие, сна-ряги особой на плоту не видать. Даже тэтэшник Тимура в сравнении с берданками и дробовиком выглядел нехилым стволом. Да и взгляды, которые Лохматый иногда бросал на его рюкзак, а Вояка, оба ботинка которой (это выяснилось, когда уже на плоту девушка наконец обулась) просили каши, – на обувку… Нехорошие это были взгляды, настораживающие.

Каплан его узнал и вяло кивнул, хромая к плоту, а Барыга схватился за висящий на плече обрез, и лишь поспешные разъяснения Вояки успокоили его.

– Филин? – изумился он. – Во дела! То-то мне показалось, вроде Жердь там в траве нарисовался… Хорошо, что мы слиняли! Ну ладно, этот хлопец, значит, свой брат, сталкер, а вон тот волосатый нам зачем сдался?

– Давайте отплывать быстрее, – буркнул Лохматый, отходя к носовой части плота, куда прохромал Каплан. – Пока Филин со своими здесь не появился.

– Да он к схрону ихнему небось сразу пошел, – возразила Вояка, налегая на шест. – Тот недалеко вроде. Шульга, отвязывай плот. Эй, Барыжка, а ты мне помоги!

– Сама рули, – возразил тот. Встав перед бочонком, он снял с торчащего из него гвоздя продавленную кружку, зачерпнул воды и выпил залпом. – Мы там воевали, а вы по лесу гуляли.

– Это кто гулял?! – возмутилась Вояка. Тимур снял петлю с крюка, и она оттолкнула плот от берега. – Меня Шульга чуть не грохнул на поляне, пока разобрались, чего к чему…

Растафарыч, с дредов которого текла вода, старался держаться поближе к присевшему на корме Тимуру. А тот передвинул кобуру почти на спину, положил руки на колени; поза казалась расслабленной, но взгляд перебегал от сталкера к сталкеру.

– Так вы теперь разбоем промышляете? – спросил он. Подхваченный течением, плот быстро поплыл между бетонных берегов. Солнце село, над мутно-зеленой водой дул прохладный ветер, отражение облаков дробилось на мелких волнах. Впереди канал круто изгибался.

– Не разбоем, а Робины Гуды мы, – возразила Вояка, положив шест. – Сказано ж тебе: институт нам весь бизнес попортил. Меня едва не захватили, Лохматика вон чуть не пристрелили…

– А меня в городе менты загребли, хотя раньше бабки брали и не жужжали, – пожаловался Барыга. – Еле сбежал, когда в «бобике» ментовском везли.

– И мы теперь жестоко мстим, – заключила Вояка. Каплан сидел в носовой части, вытянув раненую ногу, над которой с ножом и мотком бинта в руках склонился Лохматый. Они тихо разговаривали, изредка бросая взгляды на Тимура и непривычно молчаливого Растафарыча.

– И где вы теперь обитаете, мстители? – спросил Тимур.

– В доме одном там дальше. – Вояка махнула рукой в сторону, куда плыл плот. – Типа схрона там у нас. Ну, не совсем схрон, потому что не это… не схоронен он, а на виду прям у всех, но, в общем, там наша база.

– И давно вас НИИЧАЗ из бизнеса попер?

– Да уже пару месяцев как. Тимур широким жестом обвел плот:

– Много наметили за истекший период? Добра вроде не шибко набрали…

– А ты не шуткуй, не шуткуй, – недобро произнес Барыга. – Ты у нас гость и веди себя вежливо, а если чё не нравится – так выход вот.

Он показал на воду за бортом.

– Я и не шуткую, – сказал Тимур. – НИИЧАЗ и мой враг, выходит, потому что Филин с ними спелся, а Филин за мной охотится.

– И чего ж он за тобой охотится, Шульга? – подал голос Каплан. Лохматый закончил с его ногой, и сталкер выпрямился, опираясь на берданку.

– Не знаю, – ответил Тимур, ощущая тяжесть артефакта в кармане куртки. – Это ты у него спроси при случае, а потом мне расскажешь, чтоб я тоже в курсе был.

– Может, и спрошу, да вот только… – начал Каплан и не договорил, потому что вдалеке за кронами деревьев, растущих по берегам канала, раздался рокот.

– Ой, ма, вертушка! – Вояка аж присела. – Армейская, узнаю по звуку! Патруль!

Все замерли, вслушиваясь. Каплан нагнулся к присевшему на ящик Лохматому и что-то быстро прошептал, косясь в сторону Шульги и Растафарыча. Бородатый сталкер кивнул, встал и отошел к левому краю плота. Каплан похромал к правому.

– Прочь полетел. – Вояка шумно перевела дух. – К Периметру, кажись. Чё это они разлетались, а? Не нравится мне.

Тимур не слушал – притянув к себе Растафарыча, шепотом отдал ему приказ. Водитель сначала нахмурился, после пожал плечами. Тимур выпрямился, а Растафа-рыч, наоборот, присел, вытянув в сторону руку.

Дальше все произошло очень быстро.

Лохматый, чья берданка лежала на ящике в стороне, бросился к Тимуру, занеся охотничий нож. Каплан вскинул свое оружие. Вояка вообще ничего не успела понять и только ойкнула от неожиданности, зато давно просекший ситуацию Барыга прыгнул к центру плота, где лежал его дробовик.

Тимур с криком «Индеец, давай!» бросился под ноги Лохматого, а Растафарыч схватил лежащий вдоль края плота длинный шест, на который как бы невзначай положил руку.

Лохматый с руганью полетел на доски, за его спиной вскочивший Тимур выдернул из кобуры пистолет и выстрелил Барыге по ногам. Растафарыч с тонким протяжным вскриком махнул шестом и врезал по коленям Ка-плана, а потом, провернув длинную палку, как заправский кунфуист, обрушил ему на голову.

От ног Барыги разлетелись красные брызги. Перевернув ящик, он налетел на Лохматого, зацепился за него, как перед тем бородач за Тимура, и упал в воду.

– Все за ним! Прыгайте, ну!!! – громовым голосом проорал Тимур и выстрелил над головой приподнявшегося Лохматого.

– Шульга… – начала Вояка.

– Грабануть нас решили, уроды?! Совсем совесть потеряли?! В воду – пристрелю!

Он ногой ударил Лохматого по голове. Тот перекатился на бок, схватил Тимура за ступню и дернул, но не сумел опрокинуть – присев на второй ноге, Тимур обхватил бочонок с водой и вытянул руку с пистолетом так, что ствол почти уперся в бородатое лицо.

Сзади раздался стук шеста, ругань Каплана, потом громкий плеск воды.

– Ныряй, борода! – приказал Тимур и пнул Лохматого подошвой в плечо.

Сталкер оскалился, привстал, сжав кулаки. Тимур выстрелил. Он хотел, чтобы пуля пролетела прямо возле уха, но слегка не рассчитал. Лохматый ахнул, поднес у уху ладонь, и когда отнял, на ней была кровь из разорванной мочки.

– В воду! – повторил Тимур, выпрямляясь. Сзади подскочил Растафарыч, держащий перед собой шест, будто спортивный прыгун. Концом его подцепил Лохматого и отбросил назад. В последний момент тот успел схватиться за шест, выдрал его из рук Растафарыча и свалился в воду.

– Ты же против насилия. – Тимур повернулся кругом, окидывая взглядом плот, который течение поднесло к повороту канала, и повел пистолетом в сторону трех голов сзади.

– Я против насилия над собой, – возразил Растафарыч, глядя на застывшую посреди плота Вояку. – А ты, герла, чего ждешь? Купайтесь и размножайтесь, как завещал нам Большой Маврикий. Водные процедуры полезны для нервной системы, въезжаешь?

– Мужики! – простонала Вояка. Она побледнела так, что даже веснушки стали почти не видны. – Я ж не знала, что они… Да я бы ни за что… Шульга, я при чем? Это Лохматый с Капланом, они злые, а я нет, я только…

– Прыгай, – сказал Тимур безжалостно, и Растафарыч кровожадно кивнул.

– А вот хрен вам! – ответила Вояка и села по-турецки. – Стреляйте, а не прыгну! Я плавать не умею! Воды не переношу ваще! С детства… у меня эта… клаусафобия!

– Боишься дедов морозов, герла? – удивился Растафарыч. – Или ты гидрофобию имела в виду?

Позади три сталкера плыли к берегу. Расстояние между ними и плотом увеличивалось, и Тимур опустил пистолет, но пока что не прятал его в кобуру. Растафарыч принялся собирать разбросанное по доскам оружие. Проходя мимо Тимура, хлопнул его по плечу и повел подбородком в сторону Вояки:

– Ты как хочешь, школьник, а мне пиплов, которые плавать не умеют, в воду бросать вера не велит. Не могу я так, не по-нашему это…

– Чьему «нашему»? – спросил Тимур, покосившись на Вояку, которая с надеждой прислушивалась к разговору, приоткрыв рот.

– Не по-растафарски, закопать тя в конопле. Пусть герла с нами дальше плывет.

– Ну, пусть плывет. – Тимур сунул пистолет в кобуру, и Вояка обрадованно вскочила.

– Шульга, я в натуре не предательница! – закричала она, подбегая к ним. – Я тебе говорю: мне это все не нравилось с самого начала! Людей грабить – это не для меня, я же честная девушка! И батя мой был… Да он в гробу перевернулся бы, если б узнал, кем его дочура стала. Но деваться некуда было, понимаешь?

– Ладно, заткнись уже, – сказал Тимур устало. – Где этот ваш дом-типа-схрон, впереди? Далеко плыть до него?

– С километр, а то и больше. Канал дальше вокруг Свалки идет, а нам в такое ответвление свернуть надо слева…

– Дружки твои туда быстрее нас не доберутся?

– Не! – Снова порозовевшая Вояка замотала головой так энергично, что казалось, сейчас веснушки застучат друг о друга. – Пехом – никак! Там же дальше по берегам опасно становится, а они и без стволов теперь, и без всего… К утру разве что, не раньше. Ну чё ты грозишь мне, сволочь?! – обозлилась она и показала кулак одной из трех фигур, выбравшихся на бетонный скос далеко позади.

Плот миновал поворот, и трое сталкеров пропали из виду.

– А ты куда направляешься, Шульга?

– Мне на Свалку надо. Растафарыч, а ты? Тот ответил, приглаживая дреды:

– В лагерь НИИЧАЗа пойду, больше мне некуда. Он возле бывшего колхоза «Красные Знамена Октября».

– О, я знаю такой! – обрадовалась Вояка. – И лагерь ваш знаю! Я тебя туда проведу! Растафарыч, значит? А меня Машей звать, если по-нормальному. Мария Натановна Подберезовикова, очень приятно! Батя мой – Натан, известным сталкером был. – Она схватила руку Растафарыча и принялась трясти. Задрала голову, вслушиваясь, и добавила с беспокойством: – Слышите, обратно рокочет? Вертушка… Кажись, навстречу нам летит.