Предыстория 3 страница

-Скорее обед, - как и прежде, лис мало выражал эмоций. Но его действия и суждения изредка расходились как в море корабли, позволяя лучикам нежности проскользнуть в реальный мир. Когтистая ладонь легла на макушку Данияра, едва потрепав пшеничные волосы.
- Поешь, пока булочки не остыли, - выдохнул Минору, выставляя перед мальчишкой корзинку и небольшую флягу с молоком. Вел себя лис спокойно, как впрочем и всегда, словно вчера ничего и не произошло. Да и сам Данияр особой памятью на события не отличался. В любой другой ситуации он бы уже давно завалил Минору вопросами, но сейчас почему-то молчал. Может быть, не хотел более задевать эту тему, а может действительно ничего не помнил, хотя сложно сказать, что именно послужило тому виной. Сейчас же Дани, как и всегда, открыто и счастливо улыбался своему хранителю и смешно щурил глаза, пряча их озёрную свежесть от лучей пробирающегося сквозь листву солнца. Даже не смотря на всю чёрствость Минору, он точно знал, что за сущность скрывается в нём, поэтому никогда не обижался в моменты, когда лис был немногословен, ибо если не словами, то прикосновениями он всё равно дарил свою заботу и тепло. Так и сейчас Данияр, даже не смотря на то, что превращается в подобие одуванчика, с удовольствием подставлял голову под такую детскую ласку. В благодарность он лишь коснулся губами тыльной стороны ладони Минору и вновь улыбнулся.
- Спасибо тебе. Ты не любишь ходить в деревню, но всё равно был там. Спасибо, - усаживаясь поудобнее и выбирая самую загорелую булочку, залепетал Данияр, а после взял из корзинки ещё одну и протянул Минору.- Вот, ешь. Пообедай со мной, пожалуйста. Для меня это всё равно много, а ты ведь тоже любишь, я знаю.

Был ли Минору голоден или же нет, но все же взял из рук мальчишки мучное изделие. Вел себя лис врознь мальчишке. Слишком тихим и несколько отрешенным был его лик. Что именно снедало демона изнутри, было сокрыто даже от него. Он не спешил терзать зубами загорелые сладковатые бока булочки, скорее время от времени отрывая от неё небольшие кусочки и отправляя в рот.
- Тебе стоит привыкнуть к людям, - нарушил собственный ураган мыслей Минору, говоря тихо, - и перейти жить в деревню.

На мгновение Данияр забыл, как дышать. Он так и сидел, приоткрыв губы, к которым так и не успел донести излюбленное лакомство. Время словно потеряло свою сущность и замерло. Шелестящий поток воздуха покинул лёгкие Данияра, и он медленно вернул на место булочку, даже не притронувшись в золотистой корочке.
- Но... Но почему? - сквозь застилающие глаза внезапные и бессмысленные слёзы, едва смог выдавить из себя Данияр. Он потянулся к лису, дабы ухватиться за край белых одежд, но пальцы так и не коснулись шёлка. Мальчик одёрнул руку, словно потянулся к запретному, словно наткнулся на невидимое пламя, что вгрызлось в кожу. А белый шёлк в лучах солнца слепил глаза. Белое, девственно-чистое как зимний снег. Он любил этот цвет, но сейчас даже он пугал Данияра, в то время как маленькое сердце отчаянно трепыхалось за рёбрами. Бледные ладони прижались к груди, словно моля хрупкий сосуд жизни успокоиться, но нет - от этого стало ещё хуже.
- Хотя нет, не надо, не отвечай... Уходи...- Данияр, пошатнувшись, поднялся на ноги. Кое-как он влез в собственную одежду, оставив на траве шёлковое кимоно, что всё ещё хранило остатки его слабого тепла, и побрёл прочь, путаясь в высокой траве. Бежать за ним? Спасать от собственных слов? Утешать? Да что же он может, черт возьми? Ничего. Истинный ответ - ничего. От осознания собственного бессилия сердце замирало в груди, превращаясь в дрожь, что сковывала движения, прокрадываясь под кожу с особым рвением.
- Это правильно. Беги от меня, малыш. Беги, - горькая усмешка коснулась губ лиса. Булочка была брошена обратно в корзину, а бренное тело коснулось прохладной травы. Прикрыв глаза изгибом руки, Минору более не желал двигаться, замирая подобно воде в спокойную ясную погоду, что так бережно скрывала бушующие необузданные страсти на илистом дне. Вновь он делал больно и вновь не желал признавать своих ошибок. Да он был упрям и заносчив, но сейчас это было самое правильное решение, дабы уберечь мальчишку от самого себя. Он слишком привязался к этому смертному созданию, совсем позабыв, насколько же он хрупок и мал. Она не простит подобного. Не простит и того что он так часто исчезает. Порой это становится невыносимо, но… Может ли он любить? Он демон.
- Черт, - выдохнул Минору, ощутив металлический привкус на языке. Он не рассчитал силы, острием клыка прорывая нижнюю губу, позволяя алой капле проложить дорожку к его подбородку. Одно движение руки и алый окрасил белоснежную ладонь. Стоило бы поискать мальчишку от греха подальше, но если сейчас он сдвинется с места, тогда признает поражение? А Данияр просто шёл, куда глаза глядят в абсолютно неизвестном направлении. Всё вокруг было знакомо. Каждое, закалённое временем, дерево, каждая, изъеденная дождями и ветром, коряга, даже самые обычные цветы и те были знакомы водянистому взору, он не знал лишь то, куда ведут тропы, что мелкими нитями вились средь лесной чащи, сплетая паутину для заблудших путников. Не знал и не хотел знать, но ноги сами несли своего хозяина, уводя всё дальше. Данияр знал, что за ним всё равно никто не пойдёт. Да и кто мог о нём вспомнить, кроме одного лишь хранителя? А ему он по собственной же воле велел уйти. В горле стал ком, который Дани, глубоко втянув воздух, напоенный сырой прохладой леса, всё же сумел проглотить. Он не заплакал, лишь крепко сжал слабые пальцы в кулак, впиваясь ногтями в нежную кожу ладоней, и дал самому себе клятву, что больше никогда и ни за что не позовёт Минору. Та хрупкая вера, что кицунэ приходит к нему по собственной воле, разлетелась на мелкие осколки чистого отчаяния, налетев на безразличие, что так отчётливо прозвучало в бесцветном голосе Минору. Быть может, Минору проводил слишком много времени с человеческим ребёнком, впитав в себя некие черты человечности. Раздражение, именно это он сейчас испытывал, обращаясь к собственным мыслям вновь и вновь. Больше часа лис сидел неподвижно, взвешивая все за и против. Глубокий вздох заставил подняться с прохладной земли, поправляя прядь асимметричного локона. Он решил для себя, что нужно найти мальчишку ведь осязания коснулось ощущение опасности. Что-то изменилось в лесу, заставляя зверей замереть, пригубив свою сущность. Это напрягало, заставляя нахмуриться пуще прежнего. Стоило вести себя тише. Именно к такому решению пришел Минору, собрав вещи. Использовать магию не стоило, поэтому корзинка с кимоно, была помещена в дупло дерева, что не раз служило тайником для столь странной парочки.
- Осталось совсем немного, - тихо прошептал лис, направляясь за мальчишкою, который был уже довольно далеко от места, где почти всегда проводил свои дни, купаясь в реке, выдумывая различные забавы или попросту читая старинные легенды, которые изредка приносил Минору вместе с едой и одеждой, дабы развеять скуку на бледном лице Данияра. На протяжении часа мальчик, понуро опустив голову, попросту брёл прямо, не замечая ничего вокруг себя. Изредка тропинка превращалась в узенькую светлую ленту, а иногда и вовсе терялась в зарослях лесных ягод, лиственной подстилке или же и вовсе пряталась под подушками из тёмного мха. В эти моменты Данияр словно просыпался от, навеянной мыслями, дрёмы и продирался сквозь чащу, перелазил через замшелые трухлявые коряги и разрывал одежду о колючие ветви кустарника, которые часто пружинили и царапали лицо. И когда казалось, что дорожка уже бесследно утрачена, она внезапно выныривала и уводила всё дальше за собою. Дани устал. Пройдя ещё несколько метров, он безвольно сполз по стволу высокого векового дерева, чьи корни массивными кудрями торчали из земли. Хотелось пить, но река осталась далеко позади. Опустевшие глаза уставились ввысь, выпивая краски сереющего неба. Сгущались тяжёлые тучи. Откуда-то издали доносились раскаты первого грома. Начиналась гроза. А в лесу было непривычно тихо, словно всё живое вокруг исчезло или же попросту замерло в преддверии чего-то страшного. Трепыхающееся сердце в груди сжалось, и Данияр только плотнее вжался спиной в шершавую кору. Пешая прогулка. Как же Минору не любил ходить. Пусть трава и была ласкова к его телу, не оставляя не единого следа на бархате белоснежной кожи, но это не меняло того, что лис столько времени брел по следам мальчишки. Ветер умолк, более не лаская слух перешептыванием листвы. Это утрудняло поиски Данияра, ибо остановившийся в безмолвии аромат, больше не мог быть путеводной нитью. Оставалось вспомнить лисьи инстинкты и найти след, что оставляла медвежья хода Данияра, успевшая протоптать тропу сквозь густые заросли высоких трав и колючих кустарников.
- Как же далеко ты забрался, - как и прежде, голос Минору был мягок, но бесстрастен. Он облокотился о противоположную сторону дерева, скрестив руки на груди.
- Нужно идти. Скоро дождь начнётся.

- Я же сказал тебе - уходи! Исчезни, Минору! - навзрыд вскрикнул мальчишка, разрезая лесную тишь звонким эхом. Он наивно думал, что сбежал от него, что больше никогда не встретится с тонкой ухмылкой на бескровных губах и с этими медленными интонациями беспристрастного голоса. Появление Минору напугало его. Дани вздрогнул, на мгновение его сердце подлетело к самому горло и оборвалось. Но лишь на мгновение. Слишком быстро он узнал знакомую веками натуру лиса. И его появление впервые за всё время причиняло столько боли, словно сердце пытались пронзить тупым лезвием давно поржавевшего ножа, который не мог убить, но с особым рвением разрывал в кровь кожу.

- Не кричи так, - не единая мышца не дрогнула на лице Минору. Крик мальчишки резал слух, но он по-прежнему не всполошил ни единой живности вокруг. Это было странно. Даже слишком. Оторвавшись от своего мнимого поста, Минору обошел дерево, присаживаясь напротив рыдающего мальчишки.
- Нам нужно уходить, Данияр, - повторил лис, не делая и малейшей попытки коснуться своего подопечного. Нужно было убираться отсюда как можно скорее, так подсказывали его лисьи инстинкты.

- Нет, Минору, тебе нужно, - охрипшим от внезапного крика голосом прошептал Данияр, поднимая глаза. Он вовсе не плакал, на его щеках не было солёного дождя, а кожа была всё такая же белая, напоминая накрахмаленную простыню. Все те эмоции, что вырывались из сознания, отражались лишь дрожащими нотами в голосе, словно глаза разучились плакать, покрывшись коркой тонкого льда. Однако Данияр даже не представлял, насколько его слова были сейчас правдивы, сколько истины они таили в себе. Минору действительно нужно было уходить. Как можно скорее и как можно дальше, пока грозовые тучи над его головой не сомкнулись в паутину непроглядной мглы, отрезая путь к бегству, ибо по лесу рыскали те, кого страшились все ёкаи. Охотники из гильдии магов, которые признавали лишь собственные силы, считая прочих лишь отребьям, кое смеет использовать бесценный дар лишь в угоду себе. Своим святейшим долгом они считали направить эти силы на благие дела, но в действительность же попросту выкачивали их, наполняя собственные жилы. И не было ещё никого кто, попав в руки охотников, остался бы жив. Из обессиливших тел попросту выбивали остатки теплящейся жизни и после выбрасывали, как опустевший расколовшийся сосуд. Вероятно, поэтому Минору и не любил бывать в местной деревне. Из чащи донёсся протяжный собачий лай. Гильдия вновь вышла на охоту. Данияр резко напрягся и высунулся из-за плеча Минору, вглядываясь в тёмно-зелёные заросли. Здесь можно было услышать голоса многих животных, но откуда здесь взяться собакам он не понимал, а потому в душу закралось леденящее предчувствие.
- Минору... Бежим!

Пушистое ухо повернулось на звук. Поднявшись на ноги, Минору посмотрел в ту сторону, откуда доносился собачий лай. Все становилось на свои места, но погода могла помочь им. Лис прекрасно знал, что так испугало лесных жителей, заставив русалок залечь на самое дно илистых болот. Гильдия охотников действительно не упускала никого. Кроме Минору. Он был так молод и безрассуден в своих шалостях, уничтожая посевы, сжигая деревни, истощая источники. Он был тем, кто превратил целый отряд охотников в удобрение для почвы, лишив тем самых целые семьи братьев, отцов и мужей. Минору никогда не гордился своим прошлым. Но людишки, не почитающие Богов, были недостойны уважения. Демон творил подобное в порыве праведного гнева, пытаясь защитить или уберечь собственную жизнь. С тех пор кицунэ и стал лакомым кусочком, за душу которого обещали горы золота и почтение.
- Послушай меня внимательно, - тяжело выдохнул лис, оставаясь спокойным и безмятежным. Обернувшись к Данияру, Минору положил ладонь на его макушку, - помнишь, мы когда-то нашли пещеру, где был подземный источник с пресной водою? Я хочу, чтобы ты сейчас отправился туда и дождался моего возвращения!

Но Данияр лишь упрямо покачал головой. Казалось, он уже позабыл недавнюю обиду или же спрятал её так глубоко, что даже отголоски острого эха боли были не в силах прокрасться наружу. Он поднялся на ноги и взял Минору за руку, крепко сжимая ладонь.
- Я уйду, но только с тобой, - непреклонно проговорил юнец со стальными нотами во внезапно окрепшем голосе. Он словно чувствовал, что лису грозит опасность, поэтому отказывался покидать его, словно опасался, что надвигающаяся неизвестность поглотит Минору и отнимет навсегда. Минору сжал ладонь мальчишки, будто вторя его чувствам.
- Давай не сейчас, - выдохнул юноша. Наклонившись к мальчишке, лис коснулся губами его лба, что-то тихо шепнул. Это заклинание отражения, которым Минору нарек Данияра, должно было спасти юнца от собачьего нрава.
- Возьми вот это и беги. Беги, и не оглядывайся! - Тонкие пальцы Минору ловко сняли серьгу с алым каплевидным камнем, хранящим в себе сок ликориса, которую тут же вложили в ладонь Данияра. - Все будет хорошо. Я вернусь, а пока что, сохрани это для меня!

- Обещай, что вернёшься. Обещай, слышишь! - едва ли не приказывая, прошептал Данияр, вскидывая голову вверх, но в глазах Минору было нечто такое, от чего на душе стало теплее и спокойнее. Лишь на мгновение, но и этого хватило Данияру, дабы забыться и даже улыбнуться, однако собачий лай, что был всё ближе, заставил его вздрогнуть, возвращаясь к жестокой реальности.- Я буду ждать тебя и сберегу, обещаю! - быстро проронил Данияр, крепко обнял Минору, а после, как тот и наставлял, ринулся прочь, убегая без оглядки и вскоре исчезая в чаще, ибо дорога назад была знакома Дани. Только бы выбраться к лужайке, а там найти их тайное убежище было не так-то сложно, если знать, где искать. Лис не ответил, а лишь улыбнулся мальчишке, но улыбка померкла вместе с исчезновением Данияра. Он никогда не давал обещаний, на которые не мог ответить положительно. Его рука коснулась идентичной серьги, оставшейся в левом ухе. Глубоко вздохнув, Минору прокусил бледное ребро ладони, оставляя алый след на древесине. Стоило отвлечь охотников, и лис сделал это, направляясь в противоположную от Данияра сторону.

Дорога обратно оказалась куда длиннее. Не смотря на то, что водянистые глаза знали, куда следует вести своего хозяина, Данияр потратил гораздо больше времени, дабы вернуться к той поляне, где таились его самые светлые и лучистые воспоминания, собранные по крупицам и сотканные из множества прожитых дней. Усталость давала о себе знать, ноги болели и предательски ныли, грозясь вот-вот остановиться, но Данияр упрямо бежал вперёд. Ни разу он не оглянулся. Подгоняемый тем хладных клубком беспокойства внутри и грохотом трепыхающегося в груди сердца, он уходил всё дальше от того места, где его нашёл Минору, а оберег, оставленный лисом на его коже, охранял от невзгод, позволяя не сворачивать со знакомой тропинки. Миновав поляну, где так же царила и вовсе несвойственная здешнему месту тишина, Данияр спустился к оврагу, что скрывался в зарослях лесного ореха. По ветхому, поросшему мхом, мостику он перешёл на другую сторону реки. Оттуда тропа привела его к холмистому участку старого леса. Склоны, которые кое-где превращались в резкие обрывы, были усыпаны опавшей листвой, которая скрывала, торчащие из земли, древесные корни. Большая часть холмов и вовсе зеленела коврами лесных растений, что прятались от солнца под защитой густых крон. Всё это препятствовало тому, дабы спуститься вниз без излишнего травматизма, но Данияр быстро вспомнил о тонкой тропе, протоптанной Минору в самом безопасном месте. Вскоре слуха коснулся шум ниспадающей воды. Спустя несколько минут тропа вывела Данияра к маленькому озерцу, вода в котором была столь прозрачна, что позволяла увидеть каждый камешек на дне и каждую мелкую рыбёшку. Шум же исходил от небольшого водопада. Это срывался со скалистого обрыва быстрый подземный родник, который здесь нашёл выход на волю. Данияр двинулся вдоль берега, а после внезапно исчез. Казалось, он просочился сквозь каменную стену, попросту слился с камнем, но, если присмотреться, можно было увидеть расщелину, которая больше походила на самую обычную трещину. Однако это и был вход в ту самую пещеру, которая всегда спасала их от ненастья. Разразилась гроза. Крупные капли вдребезги разбивали стеклянную гладь озера, играли свои шелестящие мелодии на пыльной листве, но внутри было сухо и даже тепло. Во мраке Данияр нашарил спички и зажёг несколько свечей, что занимали свои места в своеобразных нишах. Мягкий желтоватый свет разлился на пещере, облизывая камень густыми тенями, но с улицы этого не было видно. Здесь было всё, как и обычно. На холодном каменном полу было обустроено что-то, типа кровати. На камне, который весьма удачно заменял стол, лежала пара книжек со старинными легендами, которые были уже не раз перечитаны Данияром. На подушке было бережно сложено тёмно-синее кимоно Минору. Минору... Сердце отозвалось болью. Дани надеялся, что лис будет здесь, ведь он потратил слишком много времени, добираясь сюда. Сколько уже прошло? Два часа, а может быть три? Что это было? Зачем Минору так поступил? Почему не пошёл вместе с ним? Все эти вопросы мучили Данияра, жалили изнутри, а он, кутаясь в одеяло, лишь крепко сжимал в ладони оставленную ему серьгу, прижимая к груди так, словно она была чем-то живым. Но не через час и даже не через два, Минору так и не появился. Гроза сменилась безликою луною на чистейшем небосводе, а кицунэ, будто в воду канул. Оставленный артефакт время от времени мерно вспыхивал, будто бумажный фонарик в мире мертвых, собирающий души праведников, дабы переправить их на небесах, туда, где облачные врата и ангелы приветствуют в Раю. Серьга с камнем, впитавшим в себя яд ликориса, была точкою отчета способною привести мальчишку к лису, но лишь тогда, когда ожидание станет непосильной ношей. Она защитит, в силах подарить легкую смерть, но об этом Данияру лучше не знать.
Времена сменяются, как сменяется и лик земли. Охотники становятся все сильнее. Минору и не рассчитывал, что столетний перерыв в практике окажется довольно проблематичным в сражении. Конечно, он не нападал в открытую, да и не было в этом смысла ведь гроза стала прекраснейшим укрытием. Однако в последний момент удача отвернулась от него, спрятав свою улыбку, и лис угодил в одну из множества тщательно замаскированных ловушек, что сковала часть его сил. Пришлось скрываться, без права вернуться к мальчишке, пока все не уляжется.

Глава

Кап-кап... Кап-кап... последние капли затяжного дождя стекали по зелёной черепичной крыше, разбиваясь о каменную дорожку под окнами. Смеркалось. Из-за тяжёлых дождевых туч, что выплакали все свои слёзы, но ещё не успели убраться восвояси, солнце так и не смогло прокрасться к земле. От этого вечер, окрашенный серостью, наступил ещё быстрее, чем обычно. Сыро и уныло. Даже сакура у дома собрала свои лепестки в плотные бутоны, дабы не видеть этого уныния промокшей природы. В деревушке было тихо. Тишина бродила по мелким улочкам до тех пор, пока порыв прохладного ветра не принёс на себе громкий собачий лай. В деревню вернулись охотники. Потрёпанные, перемазанные грязью и кровью, но живые. У многих одежда висела лохмотьями, разодранная хлещущими ветвями и отголосками сражения, некоторые были изувечены или же попросту ранены, однако все были живы. Сегодня им не удалось поймать лиса, а тот в свою очередь обошёлся с ними слишком снисходительно. Возвращаясь, рослые мужчины, наперебой, с рвением кровожадного азарта, обсуждали план следующей вылазки. На крыльце дома, кутаясь в оранжевые ткани тонкого кимоно, сидела утончённая фигурка девушки с длинной волной вороньих волос, собранных в тугую косу. Она была бледна и нервно теребила бусины на широком поясе. Когда группа мужчин, проходя, сравнялась с её домом, девушка выдавила радушную улыбку и приветливо помахала кому-то в толпе. Однако, как только гильдия скрылась за поворотом, вероятно, направляясь к своему штабу, что скрывался в лесу на окраине деревни, черноволосая красавица вскочила и ринулась обратно в дом. Она знала, что сегодня будет охота. Знала, для кого гильдия плетёт свою смертоносную сеть на этот раз. Деревянная дверь отъехала в сторону, пропуская девушку в комнату, где на стенах цвели лотосы. Она устало села у изголовья низенькой кровати, где одеяло мягко обнимало тело бледного юноши, - измученного и болезненного. Руки бережно заскользили по паутине длинных серебристых волос, которые она, в те редкие вечера, проведённые вместе, так любила расчёсывать, заплетая тонкие косы.
Почему он явился именно сюда? Извечный вопрос. Вот уже несколько лет он появляется здесь, оставляя мальчишку в лесу одного. Что это? Быть может… Нет. Это просто бред. Просто Мидори напоминает ему кого-то из прошлого. Да. Именно так и никакого подтекста. Как же Минору желал в это верить. Всеми силами он цеплялся за нить равнодушия и презрения, возвращаясь к Данияру. Но сейчас он вновь пришел в деревню, как и утром. Различие было лишь в том, в каком именно состоянии он смог добраться до её дома. Звук скользящей по рейкам двери заставил невольно обернутся, ощутив как девичья ладонь касается его волос.
- Извини, - выдохнул кицунэ, потянувшись рукою к лицу девушки кончиками пальцев проведя по мраморной щеке, - я не хотел причинять тебе беспокойство.
Юноша действительно был бледнее обычного, даже когда-то едкая ухмылка с легкостью могла слиться в единою потрескавшуюся полоску на фарфоровом лице. Мозаика его глаз была прикрыта лишь наполовину тонкой гранью век, позволяя, пускай и не столь четко, но все же видеть её стан. Сейчас его беспокоил Данияр оставшийся один без присмотра. Несмотря на века, он все еще был маленьким ребенком. Ребенком, нуждающимся в опеке.
- Я скоро уйду, - в тщетной попытке подняться произнес лис, ощущая, как левое запястье запекло скованное печатью. Он сможет снять ее, как только немного отдохнет. Но сможет ли он спокойно сидеть и бездействовать, скрываясь в её доме? Вряд ли. Мидори же лишь покачала головой, на мгновение прижавшись к прохладной ладони. Она привстала с колен, дабы помочь ему приподняться, и подложила подушку под спину.
- Не раньше, чем сможешь это сделать самостоятельно. Не раньше, чем поправишься, - прозвучал тихий мелодичный голос. На деревушку мерно опускалась ночь и Мидори больше не опасалась нежданных гостей, даже лицо сняло свою меловую маску, пропуская наружу лёгкий персиковый румянец. Лишь на несколько секунд она отошла от Минору, дабы поплотнее задёрнуть тонкие зелёные шторы и взять со стола частый деревянный гребень. С трепетной заботой она аккуратно принялась пропускать сквозь тонкие зубцы длинные спутанные пряди, пытаясь привести в порядок серебряный водопад. Сегодня Мидори была особенно тиха и немногословно. Обычно именно она была той спасительной нитью, которая предупреждала об опасности, однако сегодня не зазвенел, оставленный Минору, колокольчик. Сегодня она не позвала его, не оставила короткой записки в дупле трухлявого дуба на опушке. Сейчас же Мидори всё с той же любовью касалась его волос, но старательно избегала взгляда, боясь увидеть там презрение.
- Я заварила тебе чаю из целебных трав. Он поможет восстановить силы, раны же надо перевязать, - завидев алеющее пятно на белом тле бинта, вновь тихо произнесла Мидори и всё же нашла в себе силы поднять взгляд на лиса.

- Это опасно, - вместо спасибо лишь прагматика его слов. Оставаться в деревушке действительно было опасно как для него, так и для тех, кто его укрывал. Конечно, он всегда мог свернуть на то, что просто воспользовался девушкою как марионеткою и не более того, тем самым спасая жизнь. Но разве она примет подобное? Конечно же, нет. Он не противился её порыву, но и не поддерживал его должным образом. Рука опустилась на бинты смазывая и без того нечеткий силуэт вишневого пятна. Давно он не попадал в подобную ситуацию. С одной стороны это было даже забавно если бы не то, что это не может продолжаться вечность. Как бы он хотел тишины и покоя.
- Глупая овечка, - наверное, у Минору была привычка давать замысловатые клички тем, к кому привязывалась его душа, - даже сейчас я не могу оставаться в твоем доме надолго. Я оставил в лесу кое-что ценное. И я должен вернуть это как можно скорее.
Лис, несомненно, говорил о Данияре, но даже сейчас он не мог рассказать Мидори о нем. Как и Данияру о ней.

- Вернёшься и заберёшь, как поправишься, - непреклонно проговорила Мидори, напоминая заботливую матушку, которая решала, оставить ли больное дитя дома или же отпустить гулять.- В конечном итоге, ты ведь умеешь прятать. Я не думаю, что с этой вещью что-то случиться.
Конечно же, девушка ничего не знала. Она привыкла, что Минору пропадает в лесу, но списывала это лишь на то, что в деревне ему находиться опасно, да и он сам являлся духом лиса. Духом дикого животного, которому чужды домашние стены, поэтому-то Мидори всегда с улыбкой на лице и с надеждой на скорую встречу провожала юношу в глухую чащу и каждый день ждала его возвращения. Сейчас же её нежные руки, что ночами дарили его телу сладкую ласку, осторожно сняли кровавый бинт, открывая неглубокую, но всё же рваную рану от охотничьего ножа. Печально прикрыв глаза, Мидори вновь принялась перевязывать жестокое увечье. Глубокий вздох, и Минору обвил руками тонкий стан девушки, не давая связать концы бинтов. Он крепко прижал её к себе, утыкаясь носом в шею, вдыхая столь тонкий аромат молока и выпечки, смешавшейся с соцветьем розовой сакуры. Именно Мидори так часто преподносила ему излюбленные лакомства Данияра, считая, что все это лишь для него. Он молчал. Не было желание разговаривать, прислушиваясь, как мерно вздымается её грудь.
- За что ты так добра со мной? - все же нарушив тишину, произнес лис, касаясь губами нежной кожи на её шее. Он редко проявлял нежность, но сейчас... Сейчас все было иначе.

- Потому что я... Я люблю тебя, - выдохнула Мидори, пропуская сквозь серебро волос тепло своего дыхания. Неоднократно она говорила эту простую истину, но сегодня слова звучали и вовсе иначе. Ещё никогда в них не было столь тепла и столько безграничной нежности, что одним лишь звучанием ласкала слух. Не сразу, но всё же Мидори обняла его в ответ. Так крепко, как только могла, но одновременно стараясь не причинить боли. Она так же молчаливо вслушивалась в неповторимую мелодию его сердца, которое принялось трепыхаться в груди немного быстрее, но, оставив на бледной щеке невидимый след своего поцелуя, мягко выпуталась из объятий.
- Минору, повязка... Надо завязать, - с бликом трепетной улыбки на плавном лице и с пятнами алого румянца на щеках, проговорила Мидори и всё же затянула бинт.- Подождёшь немного, я принесу чай?

Лис отрицательно покачал головою. Обхватив запястье Мидори, кицунэ вернул себе лежачее положение, не отпуская её руки. Слова о любви он не раз слышал, но все так же не доверял подобному.
- Просто, побудь рядом. Больше ничего не надо.
Едва отодвинувшись, он приоткрыл одеяло, желая, чтобы она просто легла рядом. Он надеялся на смышленость Данияра. Надеялся, что с ним все будет хорошо.

- Хорошо, как скажешь, - всё с той же ласковой улыбкой произнесла Мидори и осторожно забралась под одеяло, стараясь не нарушить покой Минору. Её рука мягко опустилась на крепкую юношескую грудь, вырисовывая пальцами замысловатые узоры. Его кожа горела, но девушка уже давно привыкла к тому, что температура лиса отличается от температуры её собственного тела, поэтому не беспокоилась. Вновь нащупав мелодию его сердца, Мидори и лишь прикрыла глаза, вслушиваясь в это тихое биение. Минору лишь крепче прижал хрупкий стан, закрывая глаза. Он уснул, проваливаясь в мир грёз, позволяя себе подобную вольность. Его грудь мерно вздымалась, а лик не выражал ничего, кроме безмятежного спокойствия, коим он был обделен, уже столько лет. Девушка тоже уснула, убаюканная его сердцебиением, но ближе к полуночи её сон был нарушен сияние бумажного фонарика вблизи окна. Осторожно, дабы не спугнуть чуткий сон Минору, она покинула его объятия, но лишь для того, что опуститься на колени рядом. На его умиротворённый лик смотрели тёмные, как ночь, глаза, в которых мириадами звёзд блестели слёзы. Они цеплялись за ресницы, но после срывались и росинками катились по её щекам, а Мидори прикрыла рот ладонью, дабы нечаянно не издать лишнего звука. Дрожащей рукой она касалась длинных серебряных прядей, пропуская сквозь пальцы драгоценный шёлк, который пах лесом и свободой. Взгляд впитывал в себя любимые черты. Минору был живым подтверждением того, что демон может быть прекрасен. Что ёкаи вовсе не те чудовища, которых изображают в старинных книгах. Однако люди, не способные этого принять, списали бы всё на козни демона, выстроенные ради наживы. Мидори же действительно любила его и просто хотела быть счастливой. Неистово желала этого, но судьба распорядилась иначе. А в окне всё мелькал и мелькал бумажный фонарик. Девушка поднялась на ноги и покинула комнату. Откуда-то с улицы донеслись глухие отголоски каких-то ругательств. Она ещё пыталась сделать хоть что-то, но безуспешно. И даже ветер был не в силах высушить её слез. Когда же Мидори вернулась, то её дрожащие, словно занемевшие пальцы, несмело сжимали миниатюрную ампулу, содержимое которой словно светилось изнутри густым рубином. Девушка вновь опустила на колени у изголовья. Вновь она окинула столь мирно уснувшего юношу взглядом, полным жгучей боли.