Мерседес-21043

Профсоюзное собрание цеха дезактивации. Решается очень важный вопрос: кому достанутся автомашины, выделенные цеху. Желающих во много раз больше, чем автомашин. Идет бурное обсуждение достоинств и недостатков претендентов. Мне кажется, что мои шансы весьма велики: пятый год в зоне, прошел через самую грязную ее часть – третий-четвертый блоки, набрал как бы ни самую большую из всех работников цеха дозу. Хотя это не совсем точно, есть среди нас два человека, которые наверняка набрали дозы побольше моей. О них особый разговор.

Собрание ведет профорг Нистряну Александр Васильевич. Он с первых месяцев после аварии в зоне. Прошел через самые грязные по тем временам участки кровли третьего-четвертого блоков. И доза радиоактивности у него наверняка больше моей. Человек он до удивительного активный. Трудно заранее предвидеть, какую очередную идею он выдаст. Ему, например, удалось раздобыть легковую автомашину «Вартбург» производства ГДР и передать ее детскому дому для чернобыльских детишек. Радость ребят трудно было передать. А Александр Васильевич решил не останавливаться на достигнутом и «раздобыть» такие же машины для работников цеха. Ему удалось нащупать какие-то пути приобретения этих автомашин. Целых два десятка! Их хватало на всех желающих. Уже и список претендентов был утрясен. Но тут ему крупно не повезло. Кто же мог предположить, что именно в этот момент обе Германии решат объединиться? И что именно тот завод, который производил машины «Вартбург», будет решено закрыть? Вот так и сорвалась очень интересная для всех нас идея Александра Васильевича.

А теперь приходится делить всего две машины на тех два десятка людей, возгоревшихся желанием иметь свои машины. Можете представить себе сложность возникшей проблемы! Подходит очередь моего заявления. Возражений, по крайней мере бурных, не слышно. Но вдруг … слово берет Александр Васильевич:

«Как же можно выделять автомашину человеку, который разъезжает на Мерседесе?»

Народ шокирован, а я -- больше всех. Как же это я не заметил, что у меня вместо стареньких «Жигулей» вдруг появился «Мерседес»? Немая сцена! Но не надолго. Вспомнил, как в Минске при встрече с одним из моих знакомых он вдруг преподнес мне брелок для ключей с фирменным знаком «Мерседес». Мол, пока брелок для ключей, а когда-нибудь надеюсь увидеть тебя и за рулем настоящего «Мерседеса». Мы вместе посмеялись: ведь надежд на такое у меня не было ни малейших. Но было приятно извлекать из кармана ключи со столь эффектным брелком. Похоже, и Александр Васильевич когда-то видел у меня эти ключи.

Хорошо, что в тот момент этот брелок оказался у меня в кармане. Пустил я его по рядам, и все тут же убедились, что ключи-то самые обыкновенные – жигулевские. Смеху было много, и только Александру Васильевичу было не до смеха. Похоже, столь комичная ситуация сыграла для меня положительную роль: присутствовавшие почти единогласно поддержали мою просьбу выделить мне автомашину. Правда, не «Мерседес», но и, считаю, не хуже – «Жигули-21043». Стареньким «Мерсам», бегавшим уже в то время по городу, я запросто давал фору.

Александр Васильевич извинялся передо мной за такую оплошность. Но за что тут было извиняться? Во-первых, все закончилось самым лучшим образом. А, во-вторых, эта ситуация была типичной для Александра Васильевича: если у него было свое мнение, он не считался с тем, кого оно касалось, друзей или врагов. Из-за этого на него многие обижались. Но я думаю, что зря. Разве лучше, когда человек свои мысли и свое мнение о людях скрывает? Наши же самые добрые отношения этот инцидент не испортил.

Характером, почти противоположным Александру Васильевичу, обладал еще один из близких мне работников цеха дезактивации – Романцов Анатолий Александрович. Спокойный, неторопливый, любое дело выполнял обстоятельно, грамотно. В цехе и особенно в нашей вахте он являлся для нас несомненным авторитетом. В зоне он появился раньше меня и уже успел поработать в группе спецдозразведки на очень грязных кровлях третьего-четвертого блока станции на первом этапе операции по их очистке. И, похоже, поднабрал приличную дозу. Многие технические и организационные вопросы работы цеха постоянно приходилось решать с Анатолием Романцовым. И никогда никаких конфликтных ситуаций. Анатолий с женой Ольгой жили в Чернобыле в том же доме, что и я. Ольга работала в ПО «Комбинат» юристом. Вечерами мы часто собирались в их гостеприимной квартирке. Не скрою, приятно было после долгого и трудного дня оказаться в мирной, семейной обстановке, отдохнуть от всего увиденного и испытанного за день. Такие вечера можно было бы сравнить разве что только с вечерами «дегустации» прелестных маринованных грибов в компании Виктора Шелдышева. Семейство Романцовых обосновалось после Чернобыля в Москве. И там их гостеприимная квартира стала пристанищем для многих чернобыльцев, оказывавшихся в Москве. В том числе и для меня. Приятно было вспомнить былые времена, Да, и с их дочуркой Аннушкой сразу же установилось полное взаимопонимание. По крайней мере, скучать она не давала. Да, что ни говорите, но чернобыльское братство – это нечто большее, чем даже родственные связи!

А после того собрания со злополучным «Мерседесом» мне еще много довелось по самым разным делам мотаться с Александром Нистряну и по чернобыльской зоне, и по Киеву. Меня всегда удивляла, чтобы не сказать восхищала, его неутомимость и настойчивость (какая-то «настырность») в решении любых вопросов, в достижении любых целей (разумных, конечно). Но одно всегда переносилось с большим трудом: машину он водил так лихо, что каждый раз эта поездка казалась последней в моей жизни. Наверное это тоже неотъемлемая черта его характера.

Чернобыль, 1991 год.
Верим, будет жить!

Города -- они, как люди, все разные, со своими характерами, своей историей, своими лицами. Множество городов хранит в себе общечеловеческую память. И что может значить в этом море городов еще один, к тому же не самый большой, не самый известный? Но первая встреча с этим " еще одним" городом -- как ножевая рана в сердце. Острая, щемящая боль.

Первые дни ноября 1986 года. С Василием Ивановичем Гороховым едем в г. Припять. Уже из его рассказов и отдельных реплик можно почувствовать, что для него это не просто город. Для него это -- часть его души, часть его жизни. Много времени пришлось в дальнейшем работать и жить радом с Василием Ивановичем. И нельзя было не восхищаться его любовью к этому городу, его стремлением сделать все для спасения, сохранения этого города. Только те, кто работал там в это время, знают, в каких тяжелейших условиях все это делалось. Все жизненные системы города находились в аварийном состоянии. " Хозяева" города, словно сговорившись, откладывали капитальный ремонт систем водоснабжения, теплоснабжения и канализации на лето 1986г., как будто бы знали, что делать это придется уже не им. Авария на ЧАЭС резко усугубила всю ситуацию. Но это особая тема. И то, что в такой аварийной в квадрате ситуации удалось все же многое сделать, заслуга в первую очередь Штаба ЧАЭС по Припяти и его руководителя Горохова Василия Ивановича. Приходится только удивляться, как можно было работать при почти полном отсутствии необходимой техники, технической документации, с малочисленным коллективом людей, большая часть из которых была временно командирована из различных организаций страны.

Но вернемся к тому ноябрьскому дню. Солнце уже погружалось за горизонт, сумерки опускались на город. Контрольный пост. И вот мы уже в городе. Что-то пока еще не осознанное сдавило душу. Вроде бы все, как в обычном городе: чистые улицы, красивые дома, зеленые газоны, пышная россыпь горящей в заходящих лучах солнца рябины. Даже праздничные флаги развиваются на фронтонах домов. Вот-вот из-за угла появится " жигуленок" с лихим водителем за рулем. Лишь несколько дней, как и в ту злополучную субботу, отделяют город от праздника. Но где же обычная праздничная суета, где же спешащие куда-то жители города? Ни одной живой души. И мертвая тишина, как в неозвученном фильме.

Мертвый город! Как же неестественно это сочетание слов для современного, сияющего всеми цветами золотой осени города на берегу Припяти! И эта несправедливость к городу и его жителям болью отзывается в сердце. Нет, это не особенность моего восприятия. Многие, впервые оказавшиеся в городе Припять уже " после войны", испытали те же чувства острой боли за этот действительно прекрасный город. А что же можно сказать о тех, кто и не мыслит жизни без этого города, кто отдал ему большую и лучшую часть своей жизни?!

О любом городе можно услышать разные мнения. И это естественно: то, что нравится одному, не подходит другому. Но почему же припятчане говорят о своем городе только с восторгом? Может быть здесь действует старый русский обычай -- об умершем не говорят плохое? Нет, все припятчане говорят о своем городе, как о живом, лишь временно разлученном с ними. И все они верят в радостную встречу с ним.

Тот молодой строитель, который рассказал нам о первом дне в Припяти после аварии, не мог удержаться от выражения своей любви к этому городу. И все это говорилось с таким восторгом, с каким можно говорить только о caмом дорогом, самом близком. Просто удивительное единодушие всех припятчан: все они от умудренных житейским опытом и повидавших мир до мальчишек и девчонок, родившихся в Припяти, всей душой рвутся в свой родной город.

Город и правда прекрасен. Он очень своеобразно построен. Вроде бы и компактный, но с широкими улицами, большими дворами. А население его около 55 тыс. человек, не так уже и мало. Это очень современный город, в нем ничего старого нет, он весь, вплоть до самых окраин, новый. Чувствуется, что его авторы и строители от всей души стремились подарить жителям города радость и счастье.

Но главное, наверное, не в том, каков город внешне. Главное -- это его душа. И душу его составляли люди дружные и в труде, и в отдыхе, и в трудностях, и в радостях. Так и хочется назвать жителей этого города большой семьей, объединенной не просто единым местом жительства, а едиными делами, устремлениями, планами, мечтами.

Припятчане рассказывают о том, что даже такой по традиции семейный праздник, как Новый год, выливался у них в общегородское празднество в центре города у главной елки. Веселые пляски, песни и игры затихали лишь к утру. И это не было просто доброй традицией, люди и в радости стремились быть вместе, стремились поделиться радостью друг с другом, пожелать друг другу самого большого человеческого счастья.

И даже великое горе не разбило эту большую семью. Где бы ни довелось встретить припятчанина, сразу же с его первых же слов чувствуешь, что это не просто человек из того города, нет это член той, припятской семьи. Интересно, что многие из них, рассказывая о городе, с гордостью говорят, что квартиры в Припяти котировались очень высоко, их можно было практически на равных поменять даже на квартиры в Киеве. Но, опять не без гордости, не очень-то рвались припятчане в Киев.

Стою у щита объявлении об обмене квартир в самом центре города. А ведь и правда -- выбор завидный! Похоже, что и все те, кто уже «после войны» очищал город от всего лишнего, осторожно обходили это место, оставляя нетронутым этот щит объявлений, это своеобразное свидетельство гордости жителей города за свой город.

И это все не пустые слова. С любым припятчанином, где бы он ни оказался сейчас, стоит только заговорить об их городе, и он с такой грустью и с такой надеждой будет говорить о нем. Да, видно, это и.есть любовь. И город Припять достоин ее. Все припятчане, даже те, которые получили отличные квартиры в Киеве, в один голос заявляют: " Если бы нам сейчас сказали, что можно вернуться в наш город, мы бы ни секунды не задумываясь, вернулись туда". Многие даже выражали эту мысль более образно: " Пешком бы пошли в наш город! ".

Верят люди в то, что город Припять будет жить. Верят, вопреки всем прогнозам. Эта вера давала силы и тем, кто трудится в Припяти уже после аварии. Эти люди тоже считают себя припятчанами и гордятся этим. В " Гимне Припяти", написанном одним из наших припятчан Юрием Сергеевичем Захаровым, есть такие слова:

Дезактивация --

Наша с Вами операция.

Мы погасим радиацию,

Город Припять будет жить!

Будем же верить в то, что эти слова обязательно сбудутся. Многих лет тебе, город Припять!

Счастья тебе, большая семья припятчан!

г. Припять, ноябрь 1986г.