IV. Знание

Пока все идет гладко. Мы прояснили первую проблему – как неодушевленные машины могут быть включены в картину всеобщего становления. Теперь следующее препятствие – знание! Птицы просто машут крыльями и летают, но думаем об этом мы. Тогда возникает вопрос: как мысль и знание могли бы войти во всеохватывающую историю становления? Как ни странно, именно здесь и начинаются основные трудности в размышлении о становлении.

На первый взгляд, проблемы нет. Обсуждение может идти по тому же пути, что в разделе третьем. Я не нахожу никаких оснований говорить о внутренней игре знания самого по себе. Но если рассматривать идеи и представления в их включенности в человеческую практику, тогда вновь становится возможным анализ открытых протяженностей абстрактной культуры. В последней вычленяются конкретные векторы интерактивных стабилизаций, относящиеся к играм материальной культуры, социальных формаций и пр. Я выдвигал и развивал эту концепцию много раз в «Валках» и других текстах (и совсем недавно в связи с производством знания в органической химии 19 века (см. Pickering A., 2005). Я считаю, что такой подход позволяет нам рассматривать знание само по себе как становление – но в качестве составной части киборг-структур еще более широкого плана, чем те, которые обсуждались в третьем разделе, а именно, структур материальных, социальных и понятийных.

На этом уровне темпоральное возникновение и историчность знания очевидны. Но реальная трудность возникает именно тогда, когда мы размышляем о форме и содержании нашего знания. Знание (любое – повседневное и научно-технологическое) часто имеет, как я покажу далее, вневременную форму и содержание. Значительная часть нашего знания представляет собой вид статики, в которой вообще не существует отсылки к времени. И даже когда время появляется в научных теориях, оно имеет вид абстрактной временной переменной, фигурирующей в историях о том, как вещи происходят во времени, каким бы ни было это время. И в этом смысле многое в нашем познании отрицает становление. Как же нам быть?

Первое, что приходит на ум – сказать, что данный парадокс – признание историчности знания наряду с отрицанием историчности самим знанием – вообще не парадокс. Можно с полным основанием утверждать, что атемпоральное знание – это знание бытия, а не становления, т.е. оно направлено на отношения между частями структур, как они существуют в настоящем. Можно обнаруживать (познавать) конкретные структуры, выдергивая и выдавливая их компоненты и отслеживая, что происходит, как взаимосвязаны составляющие их сущности – «выбирая их на пробу», по словам Б. Латура. Если мы разведем огонь сильнее, получим мы больше энергии от парового двигателя? А если будем использовать пар при высокого давления вместо атмосферного? Из таких исследований возникла термодинамика.

Итак, атемпоральные знания суть знания о бытии, а не о становлении. Они не говорят о становлении, но почему они должны это делать? Следовательно, нет и парадокса в том, что они встроены в историю и вместе с тем отрицают данный факт. ПРОТИВ ФУКО Однако пока мы еще не нашли верный путь. Проблема состоит в том, что на самом деле мы используем вневременное знание в наших путешествиях сквозь становление. Например, когда мы хотим разработать новую машину или инструмент, мы используем наше знание о бытии существующих машин. Здесь-то возникает самый коварный парадокс: мы привыкли рассматривать атемпоральное знание как протяженное во времени – не только назад, в прошлое, но и вперед, в будущее. Отсюда столь распространенные выражения, как «знание сделало для нас возможным» или «позволило нам» создать лазеры или CD-плейеры, послать человека на Луну и т.д. Такая экстраполяция и есть тот самый пункт, где концепции бытия резко сталкиваются с метафизикой становления.

Так как же нам действовать дальше? Мы должны, я думаю, обратиться к тому, что происходит на практике, когда мы производим подобные экстраполяции вневременного знания в будущее, и здесь приходит на ум пример, обсуждаемый Латуром (Latour B., 1987, 104–106). Используя свое знание классической термодинамики, Рудольф Дизель в 1887 году задумал построить новый вид двигателя внутреннего сгорания, двигатель постоянной температуры, но он не работал. После этого Дизель «несколько раз менял всю конструкцию двигателя и в конце концов полностью отошел от первоначального замысла и принципов, изложенных в его книге» (Latour B., 1987, 105). Другие инженеры также вступили в гонку, и в 1908, через 21 год – уже после того, как Дизель стал банкротом и пережил нервный срыв (впоследствии он покончил с собой) – вошел в широкое употребление тот двигатель, который мы ретроспективно называем классическим дизелем (сейчас под ним понимают двигатель постоянного давления, а не постоянной температуры).

Мораль этого эпизода, которую можно подтвердить и конкретизировать множеством других примеров из истории науки и технологии, состоит в следующем. Во-первых, мы действительно используем вневременное знание в наших путешествиях по миру материального производства. Но такое знание не обладает магической способностью «позволять нам» достигать любой конкретной цели. Когда мы исходим из наших базовых моделей, мы часто теряем ориентировку в хитросплетениях возникающих объектов материального мира и блуждаем, пытаясь на скорую руку приладить друг к другу наши вневременные идеи, материальные объекты и социальные отношения – пока, если нам повезет, перед нами и для нас не возникнут новые структуры, сопровождаемые адекватно переоформленным вневременным пониманием того, как они работают. В этом, я полагаю, и заключается общая схема взаимопереплетения знания и практики во времени¹⁰.

Теперь, я надеюсь, мы можем лучше понять, как разрешить парадокс атемпорального знания и становления. Это знание тоже подчинено процессам своего собственного становления, но само по себе не способно четко фиксировать существование в чистом виде возникающих феноменов, равно как не способно тематизировать сотрясения и столкновения, порождаемые их возникновением. Мы сами скрываем от себя становление тем, как мы используем вневременное знание о мире. Признание этого факта – цена, которую мы платим за метафизику становления¹¹.

На этом (если не считать приложение) я завершаю конструктивное развитие метафизики становления. Нижеследующие разделы отличаются более рефлексивным характером.