Лекция 1.

Раннехристианская апологетика

Aпологетика - «защита», «оправдание», речь, сказанная и написанная в защиту кого-либо; апологеномэ - защищаться, оправдываться.

Первая известная апологетика - речь ап. Павла в афинском ареопаге (Деян. 17, 16-31): «в Афинах Павел возмутился духом при виде этого города, полного идолов. Итак он рассуждал в синагоге с Иудеями и с чтущими [Бога], и ежедневно на площади со встречающимися. Некоторые из эпикурейских и стоических философов стали спорить с ним; и одни говорили: “что хочет сказать этот суеслов? ”, а другие: “кажется, он проповедует о чужих божествах”, потому что он благовествовал им Иисуса и воскресение. И, взяв его, привели в ареопаг и говорили: можем ли мы знать, что это за новое учение, проповедуемое тобою? Ибо что-то странное ты влагаешь в уши наши. Посему хотим знать, что это такое? Афиняне же все и живущие [у них] иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое. И, став Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано `неведомому Богу'. Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам. Бог, сотворивший мир и все, что в нем, Он, будучи Господом неба и земли, не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих, [как бы] имеющий в чем-либо нужду, Сам дая всему жизнь и дыхание и все. От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: “мы Его и род”. Итак мы, будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого. Итак, оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться, ибо Он назначил день, в который будет праведно судить вселенную, посредством предопределенного Им Мужа, подав удостоверение всем, воскресив Его из мертвых» В этой речи мы уже находим ряд характерных для апологий черт:

Ø возражение против изображений богов

Ø стремление установить связь между древней и новой религией

Ø новое возвышенное понятие о Боге

Ø утверждение единства человеческого рода

Ø цитата из языческого (поэтического) произведения Эти слова приведены Апостолом из астрономического стихотворения поэта Арата Киликийского, жившего в III веке до Р. Хр. Подобное же изречение есть и у поэта Клеанфа, ученика Зенона в его гимне Зевсу (" мы твой род").

Ø краткое предупреждение против обычного возражения язычников, почему Бог только теперь даровал спасение.

В Римской империи христианство существует поначалу, по выражению Тертуллиана, sub umbraculo (под покровом) дозволенной религии, то есть иудейской. Апологии появдяются к концу этого периода. До царствования Траяна (98 – 117гг.) длится стадия прорастания «горчичного зерна». Гнали иудеев, и хр-ан заодно как иудейскую секту.

Источники: Светоний (ок. 70 – ок. 140) – «изгнал из Рима иудеев, которые упорно бунтовали, подстрекаемые Хрестом». Неясность сообщения в самом источнике (если не полную непричастность этого сообщения к христианскому вопросу), что, в свою очередь, говорит о неопределенном понятии современников о внутренних делах иудейской общины в Риме в то время, - тем более о самом христианстве.

Свидетельство Деяний (Дн. 18, 2-3) – источника, обыкновенно очень внимательного к фактам проповеди и преследования христиан, - толкует только об иудеях (а не о христианах в числе иудеев) изгнанных из Рима Клавдием (около 50 г.); при этом отсутствуют какие-либо указания на проповедь в Риме до того времени. К тому же апостол Павел по прибытии в Рим обнаруживает, что тамошние иудеи не знают ничего доподлинного о проповедуемом Павлом учении, но только то, что о нем везде говорят (Дн. 28, 21-22).

Тацит (ок. 55 – ок. 120) Гонение при Нероне в 64 году было воздвигнуто на христиан как таковых (Анн. XV, 44). Буквально говорится «подставил виновников». Еврейские кварталы не пострадали. Сами иудеи указали на христиан. Выдали следствию известных им еще больших «ненавистников», которые также были в некотором смысле иудеями, особенно на сторонний взгляд. Гонение не за веру, а за поджег. Т.е. мы видим расслоение в среде самого иудейства, а не языческий взгляд римской администрации и толпы.

Книга Деяний Апостольских сохранила несколько эпизодов, проливающих свет на внешнее положение христианства в империи времени Нерона. В главе 18 (Деян 18, 12-17) говорится о привлечении апостола Павла к суду по обвинению коринфских иудеев. Проконсул Галлион не усмотрел в его поведении ничего такого, за что можно было бы преследовать его законом. Для него это дело не выходило за пределы дозволенной иудейской религии, а сами иудеи пока ничего не разъясняли или, возможно, разъяснить убедительно для римлянина не могли. Другой случай описан в главах 19 и 21 (19, 35; 21, 27), когда апостола Павла заключает под стражу комендант Иерусалима Клавдий Лисий, который, в конце концов не найдя за ним никакой вины, направляет его к прокуратору Антонию Феликсу (Деян. 24); но и тот после выяснения сути дела посчитал Павла невиновным по закону. Иудеи обвиняют его в принадлежности к «назорейской ереси», но для прокуратора, как видно, это не более чем обычные ссоры иудеев между собой.

Во времена Домициана (81-96гг.) христиане были преследуемы наравне с иудеями. Домициан искал потомков Давида, подозревая в них опасность для своего трона. Ему указали на внуков апостола Иуды, брата Господня по плоти из рода Давида. Т.е. римская община христиан – последователей Христа, царя иудейского, - не рассматривается в этой ситуации как заговор, но основанием подозрения выступает общая для всех иудеев идея о грядущем царе из дома Давидова.

Первые специальные меры против христиан и их религии засвидетельствованы перепиской Плиния Младшего с Траяном. «Вся их вина, по их словам, состояла в том, что в известные дни, рано утром, они сходились вместе и пели песнь Христу как Богу, что во имя религии они обязывались не на преступление какое-нибудь, но к тому, чтобы не красть, не грабить, не прелюбодействовать, честно держать свое слово и возвращать вверенные залоги, что после этого они расходились и затем собирались снова для вкушения пищи, впрочем, обыкновенной и невинной». Однако, несмотря на это, «ничего другого, кроме суеверия грубого и безмерного», Плиний в этой религии не видит. В своем ответе император в основном одобрил действия своего подчиненного, в частности подтвердил необходимость преследовать христиан за nomen ipsum («за самое имя»), смягчив, правда, формулировку тем, что разыскивать их не следует и что безымянные доносы не должны иметь места. Отныне доказывать преступность христиан было излишним. Достаточно было услышать от подозреваемого, что он христианин.

Ситуация, изложенная в письме Плиния, свидетельствует о том, что по большому счету для официальной власти было не важно, что исповедуют подданные (пестрота верований была делом привычным), но важно то, насколько упорна и неустрашима позиция подобных сообществ и потому – насколько велика для государства угроза претерпеть от их непреклонности.

Христианство как явление приобрело заметный размах и превратилось в самостоятельный фактор внутригосударственной политики. Ко II в. христианское благовестие распространилось практически на весь тогдашний обитаемый «мир» - ойкумену (др.-греч. ο ἰ κ ο υ μ έ ν η, от слова др.-греч. ο ἰ κ έ ω, «населяю, обитаю») - что по слав. въселеннаiа - svě t. Так исполнились слова Господа, сказанные Им своим апостолам: «вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый, и будете Мне свидетелями (мучениками) в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли (даже до последнихъ земли) (Дн. 1, 8). Теперь новая религия встала перед необходимостью оправдать свою исключительность в масштабах целой империи, а не замкнутой в себе иудейской общины.

У иудеев была привилегия не воздавать почестей языческим богам. Хр-не, выйдя из иудейской среды, лишились этой привилегии.

Почему хр-во вызвало отторжение со стороны языческого мира? Причин много. Например:

Государство. а) христиане отказываются приносить жертвы императору, следовательно они повинны в измене. collegii illiciti (незаконные сборища) sacrilegium (святотатство) – преступление против веры, crimen laesae majestatis (оскорбление величества) – преступление против государства. Не только XII таблиц, но и обычное право гласило, что добрый государь как сам должен чтить богов по законам, так равным образом принуждать к этому и подданных. Поэтому отказ христиан почитать языческих богов квалифицировался как преступление против веры;

б) христиане отвергают почитание всех признанных богов и издеваются над ними, следовательно, они повинны в оскорблении святыни. Под религией римляне понимали не факт личного убеждения, а факт внешнего, обрядового почитания богов. Поэтому заверения христиан, что они чтут Бога, не могло быть для них оправданием. Они не только не приносили жертвы, но и отвергали клятвы именем богов, отказывая себе в последней возможности оправдания. К тому же преступление против религии легко оборачивалось преступлением против государства, поскольку не почитающий национальных святынь, среди которых полагался и сам император, отрицал главенство власти в данных вопросах и шел против интересов всего государства;

в) голод, войны, землетрясения, - проявление божьего гнева на человечество, которое терпит в своей среде нечестивцев - христиан.

Образованные язычники. а) евангельская история полна противоречий;

б) христианское учение не может быть признано и оправдано разумом особенно несостоятельно учение о божественности Христа, о совершенном им спасении, о воскресении мертвых;

в) христиане - народ темный и невежественный.

Пролетарии. а) безбожии: христиане не имеют храмов и изображений своих богов;

б) занятиях волшебством. Христиане устраивают «вечери любви», на которых вкушают «тело и кровь», никто из посторонних на эти вечери не допускается. Уже закон XII таблиц запрещает ночные сборища, под категорию которых попадала сама христианская церковь с ее тайными богослужениями. Во времена императоров, когда подозрительность усилилась, даже открытые коллегии, где должен был присутствовать представитель римской власти, создавались крайне неохотно. Также римские законы не поощряли волшебства и магии.

в) христианство - религия новая, и, следовательно, неистинная.

Задачу защиты христианства от всех этих обвинений и преследовали апологеты. Наиболее известные из них - св. Иустин Философ, Афинагор Афинянин, св. Феофил Антиохийский, св. Мелитон Сардийский, менее известны - Кодрат, Аристид, Татиан, Ермий Философ, Мальтиад, Аполлинарий Иерапольский и др.[1]

II век - апология основной жанр.

1-я апология: Кодрат - Элию Адриану в 20-х годах II века. Ему же Аристид.

Иустин Философ – две апологии. Аполлинарий Иерапольский – речь к Марку Аврелию. Ритор Мильтиад также в царствование Марка Аврелия написал три апологии – против эллинов в двух книгах и апологию христианской философии. Афинагор с «Прошение за христиан» к Каракалле. Ермий написал «Насмешку над языческими философами». Климент Александрийский посвятил первую часть задуманного им трехчастного сочинения апологетической теме («Увещание к эллинам» – начало IIIв.). Ориген в середине III века создает одну из самых значительных христианских апологий – сочинение «Против Цельса».

В дальнейшем, после официального утверждения христианства, сочинения апологетической направленности появляются в царствование Юлиана Отступника – Григория Богослова «Обличительное слово на Юлиана», Иоанна Златоуста «Слово на память священномученика Вавилы», книги Кирилла Александрийского против Юлиана. Пожалуй, самой поздней грекоязычной апологией является сочинение Феодорита Кирского «Лечение эллинских недугов» в 12 книгах (вторая четверть V в.).

Ряд латинских апологий открывают Минуций Феликс диалогом «Октавий» и Тертуллиан сочинениями «К язычникам» в двух книгах (197 г.), «Апологетик» (адресовано африканским наместникам, написано в конце 197г.), «О свидетельстве души», послание к проконсулу Африки Скапуле (212 г.). В середине III века Киприан, епископ Карфагенский, написал послание к Донату, возможно, ему же принадлежит сочинение «О том, что идолы не есть боги» и послание «К Деметриану». В самом начале IV века Арнобий написал семь книг «Против язычников». Лактанцию принадлежит апология «Божественные установления», кроме того, прослеживается апологетическая тематика в сочинениях «О гневе Божием», «О смерти гонителей». В 346 – 348 гг. Фирмиком Матерном написано сочинение «Об ошибочности языческих верований». В 417 – 418 гг. Орозий написал семь книг «Истории против язычников». Августин в 413 – 426 гг. создает 22 книги сочинения «О граде Божием».

Основные вопросы христианской апологетики

Среди тем, обсуждаемых христианскими апологетами, можно выделить несколько общих направлений, передающих основные предметы озабоченности христианских авторов. Прежде всего, им следовало дать ответ на расхожие обвинения в адрес христиан, главными из которых были тайные вечери и безбожие[2].

Огромный тематический раздел составляет критика языческих представлений о божестве[3]. При умеренном и разумном отношении к греческой философии апологеты могли найти некоторые опорные точки для оправдания христианского образа жизни и понятия о Боге[4]. Некоторые из них рассказывают о своем обращении от философии к христианству[5]. Зачастую апологетами приводятся разумные основания для веры[6], рассуждения о психологии веры[7]. Особо важный раздел составляет богословско-философская проблематика: о существовании Бога и Его атрибутах[8], о христианской Троице[9], о человеке и его предназначении[10], о промыслительном плане спасения[11], об Иисусе Христе и Его роли[12], о значении иудейской религии[13], о воскресении тела[14], о суде и будущей жизни[15], об устроении и смысле христианской церкви[16]. Также апологеты рисуют христианскую жизнь как красноречивое следствие христианской веры[17].

Оправдание религии перед лицом образованности всегда грозило утратой главного преимущества первой – несказанности и тайны отношения к божеству. Эллины, по слову апостола Павла, искали мудрости, и для них проповедь Христа в ее последнем основании была безумием, хотя «немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков» (1Кор 1: 25). Тертуллиан сформулировал само собой разумеющийся принцип: «Что общего между Афинами и Иерусалимом?» Также Ориген начинает свою апологию с оправдания самой возможности произнести слово в защиту истины, в то время как Сам Иисус Христос, будучи обвиняем и лжесвидетельствуем, молчал. С этой точки зрения логически более последовательной была позиция полного отрицания греческой мудрости и пользования ею при изложении истины христианства. В этом смысле богословие апологетов, как и в конечном счете христианское бого- словие вообще, есть опыт невозможного, в уповании на чудо. Взаимная чуждость восточного по происхождению верования (с присущими ему чертами иррациональности) и свойственного образованному эллину рассудочного подхода к религиозным вопросам преодолевалась по возможности осторожным прививанием одного к другому, без утраты свойств первого, с приданием соответствующего направления второму.

Критика языческих представлений о божестве осуществлялась по нескольким направлениям. Прежде всего, апологеты доказывали ограниченность богов, которым созидатели мифов приписали все человеческие свойства, не исключая пороков[18]. При этом устанавливалась прямая связь между божественными и человеческим непотребством у язычников. Так, слово δ α ί μ ω ν (др.-греч. «божество») приобретает на почве христианства специальное значение[19]. На этом фоне излагаются христианские представления о Боге, Его бытии и атрибутах, главные из которых нерожденность, вечность, беспредельность, бесстрастность, непознаваемость[20]. Бога, возможно созерцать по Его творениям[21], не отождествляя при этом с природой.

Некоторые апологеты прямо утверждали идею творения ex nihilo («из ничего»)[22], преодолевая бытующее философское мнение о равночинности Бога и материи. На месте связанной с этим античной идеи детерминизма (лат. Fatum) возвигалось учение о Правидении Божием[23]. Апологеты впервые приступили к разработке понятия христианской Троицы[24], отношения Ее лиц[25] и сочетания понятий троичности и единства[26]. Большое значение придавалось вопросам христологии. Апологеты устанавливали прямую связь между ветхозаветными пророчествами и исполнением их с пришествием Иисуса Христа[27], Который родился от девы[28] и был истинным Сыном Божиим[29].

Были сделаны первые попытки прояснения вопроса о соотношении божественной и человеческой природы в Нем[30], утверждалась мысль о предсуществовании Слова[31] и Его идентичность с ветхозаветным Словом Божиим[32], что также имело нечто общее с идеей творческого логоса у стоиков[33]. Особо разрабатывался вопрос о роли Иисуса Христа в спасении[34], об искуплении грехов[35] и воскресении[36]. Стоическому пессимизму в понятии о роли человека и предопределенности его судьбы было противопоставлено учение о свободе воли[37] и о бессмертии души[38], придающем смысл земному существованию, а также об образе и подобии Божием в человеке[39]. В качестве непременного основания для постижения истин веры подчеркивалось условие чистоты сердца, что само по себе отрицало мудрость мира как единственный для образованного язычника авторитет[40]. Также одной из наиболее актуальных тем была проблема первородного греха[41] и существования зла в мире[42].

Казалось бы, какой интерес, помимо исторического, имеют для нас произведения апологетов. Предлагаемая ими аргументация сегодня кажется устаревшей - ведь с той поры прошло уже почти 2000 лет. Проблематика, ставшая перед ними тогда тоже представляется канувшей в прошлое - мир чрезвычайно изменился за эти два тысячелетия. Но в том то все и дело, что все это - лишь на первый взгляд. Актуальность христианской апологетики сегодня обусловлена тем, что мир, в котором мы живем - в значительной степени языческий. Разумеется, языческим он является не в обыденном понимании - не в том смысле, что наши современники поклоняются языческим идолам. Он является языческим в том смысле, как понимает это ап. Павел: язычники - это те, кто «поклоняются и служат твари вместо Творца» (Рим. 1, 25). По меткому замечанию о. Иоанна Мейендорфа, «сегодня все христиане стоят перед вызовом единого и в корне расцерковленного мира. Этому вызову нужно смотреть в лицо, как таковому, как проблеме, нуждающейся в богословском и духовном ответе... Эти явственные факты нашего современного положения совсем не означают, что мы нуждаемся в том, что обычно именуется “новым богословием”, которое порывает с Преданием и преемственностью; но Церкви неоспоримо необходимо, чтобы богословие разрешало сегодняшние вопросы, а не повторяло старые решения старых вопросов. Отцы каппадокийцы были великими богословами потому, что они сумели сохранить содержание христианского благовестия, когда ему был брошен вызов эллинистическим философским мировоззрением. Без их частичного приятия и частичного отвержения этого мировоззрения - и прежде всего без их понимания его - богословие их было бы бессмысленным. В настоящее время задача состоит не только в том, чтобы остаться верными их мысли, но и в том, чтобы им подражать в их открытости проблемам своего времени»[43]. Поэтому для нас сегодня представляется в высшей степени актуальным понять суть аргументации христианских апологетов.

Разумеется, сегодня воззрения христианских апологетов II в. могут показаться наивными, способными произвести впечатление лишь на людей верующих. Для того чтобы сегодня аргументировано пояснить скептикам истинность христианского воззрения на мир следует разрешить первый апологетический вопрос - вопрос о природе мира [44], - и тесно связанный с ним вопрос о месте человека в мире. Как подчеркивает известный современный католический богослов Стенли Яки, «нет ничего более решающего по своему значению, чем книга Бытия и ее первая глава. Четыреста лет назад кардинал Беллармин сделал тонкое замечание в своей известной книге De conlroversiis «Рассуждения о спорных вопросах христианской веры, против еретиков нашего времени», что временная последовательность ересей повторяет тематическую последовательность догм, формулируемых в символах веры. Цитируя это замечание Беллармина в своем очерке, посвященном толкованиям св. Отцов на Шестоднев, о. Конгар обратил внимание на решающий пункт: на сегодняшний день главная ересь - это практическое отрицание вечной жизни, к которой секуляризованный мир в его решимости не видеть ничего сверхъестественного, совершенно равнодушен. О. Конгар также заметил, что нельзя защищать веру в вечную жизнь, центром которой является вера в бессмертие души, не защищая веру в то, что все сотворено. Это последнее утверждение тоже звучит как вызов в наш век покло­нения природе. Однако никакое богословское обоснование сотворенности всего невозможно без защиты Шестоднева»[45]. Следует также подчеркнуть, что «повествование Книги Бытия не только напоминание о прошлом, но и предвосхищение будущего. Солнце, “поставленное” Богом на четвертый день творения, - предуготовление того Солнца, которое озарит новое творение, где не будет больше солнца, ибо Агнец станет его светом. И сияние этого нового творения затмит сияние первого, о котором, однако, Бог сказал, что “это хорошо”. … Начало этому творению – Сын Бога, Творец космоса, который вновь овладел им через Воплощение и увлек за Собой, в Свою славу, через Воскресение. … Книга Бытия для нас не только ностальгия по утраченному блаженству, но прежде всего надежда будущей славы» [46]

[1] См.: Сидоров А. И. Курс патрологии. Возникновение церковной письменности. М., 1996, с. 133-287.

[2] Иустин. Апол. I, 2; 27; 55; 68; Апол.II, 3; 12; 14; Татиан. Речь к элл. 22 – 24; 33 – 34; Феоф. Антиох. К Автол. III, 4 – 6; 15; Афин. Прошен. 2 – 3; 31 – 35; Мин.Феликс. Окт. 9

[3] Аристид. Апол. 3 – 14; И устин. Апол. 1, 5; 9; 25; 54; Апол. II, 5; Татиан. Речь к элл.8- 10; 19 – 21; 29; К Диогнету. 2; De monarc. 6; Феоф. Антиох. К Автол. I, 9 – 10; II, I – 8; Афин. Прошен. 17 – 19; Мин.Феликс. Окт. 23 – 24; Терт. Апологет. 20; 23; 49 – 50.

[4] Иустин. Апол. I, 5; 44; 46; 59 – 60; Апол. II, 7 – 8; 10; 13; Татиан. Речь к элл. 1 –3; 19; 25 – 26; (отрицание); De manarch. 1; Феоф. Антиох. К Автол. I, 14; II, 12; 37 – 38; III, 18 – 19; Афин. Прошен. 5 – 7; Мин. Феликс. Окт. 19 – 20; 26; 34 – 35; Терт. Апологет. 46.

[5] Иустин. Апол. II, 12; Диал. 2; Татиан. Речь к элл. 29. Феоф. Антиох. К Автол. I, 14.

[6] Иустин. Апол. I, 14 – 16; 29 – 30; Апол. II, 6; Диал. 3-; 76; 85; 96; 110; 121 Татиан. Речь к элл. 29; Феоф. Антиох. К Автол. I, 14; II, 8 – 9; 35; Терт. D Иустин. Апол. II, 12; Диал. 2; Татианг.

Речь к элл. 29. Феоф. Антиох. К Автол. I, 14; II. 8 – 9; 35; Терт. Апологет. 20; 23; 49 – 50.

[7] Аристид. Апол.; Иустин. Апол. I, 14; 20; 53 – 54; 58; Апол.II, 3; Татиан. Речь к элл.; Феоф. Антиох. К Автол.I, 2; 7; II, 38; III, 16, 26; Терт. Апологет.1.

[8] Аристид. Апол. 1; Иустин. Апол. I, 5 – 6; 10; 59; Апол. II 5 – 6; Татиан. Речь к элл. 4 – 5; Феоф. Антиох. К Автол. I, 5 – 6; II, 3; Афин. Прошен. 15 – 16; 25; Мин. Феликс. Окт.18; 33; Терт. Апологет. 26.

[9] Иутин. Апол. I, 6; 13; 31 – 33; Апол. II, 6; Диал. 61 – 128; Татиан. Речь к элл. 5; 12 – 13; Феофан Антиох. К Автол. II, 10; 15; 18; 22; 30; Афин. Прошен. 10; 12; 18; 24.

[10] Иутсин. Апол. I, 14; 28; 45; Апол. II, 7; Диал. 5 – 6; 141; Татиан. Речь к элл. 7 – 12; 15; Феоф. Антиох. К Автол. II, 18; 24; 27; Афин. Прошен. 24; Мин. Феликс. Окт. 36.

[11] Иустин. Апол. I, 5% 14; 26; 56; 58; Апол. II, 5; Диал. 79; 88; 100; 124; Татиан. Речь к элл. 7 – 16; К Диогнету. 8 – 9; De monarch. I; Феоф. Антиох. К Автол. I, 10; II, 17; 19; 21, 23 – 24; Афин. Прошен. 23 – 24; 26 – 27; Мин. Феликс. Окт. 26 – 27; Терт. О свидет. 3; Апологет 22.

[12] Аристид. Апол. 2; Иустин. Апол. I, 5; 12 – 14; 23; 31 – 33; 42; 46; 58; 63; Апол. II, 8 – 10; Диал. 32 – 39; 45; 78; 84; 88; 99 – 100; 105; 126; 132; Татиан. Речь к элл., 21; К Диогнету. 7, 9 – 10; терть. Апологет. 21.

[13] Аристид. Апол. 14; Иустин. Апол. I, 53; Апол. II; Диал. 8 – 47; 137; К Диогнету. 3 – 4.

[14] Иустин. Апол. I, 18 – 19; Татиан. Речь к элл. 6; Феоф. Антих. К Автол. I, 13 – 14; Афин. О Воскресении. 2 – 3; Мин. Феликс. Окт. 34; Терт. Апол. 48.

[15] Иустин. Апол. I, 8; 10; 18; 28; 44; 54; 57; Апол. II, 8; Диал. 120; 130; Татиан. Речь к элл. 6; 20; 25; К Диогнету. 10; Феоф. Антиох. К Автол. I, 7; 14; Афин. Прошен. 12.

[16] Иустин. Апол. I, 2; 26; 32; 47; 56; 58; Диал. 35; 63; 134; Феоф. Антиох. К Автол. II, 34; Афин. Прошен. 2; 11; Мин. Феликс. Окт. 35; Терт. Апологет. 39; 44 – 45.

[17] Аристид. Апол. 15 – 17; Иустин. Апол. I, 65 – 67; Диал. 14; 41; 43; 70; 117; К Диогнету. 5 – 6; Феоф. Антиох. К Автол. II. 16; Афин. Прошен. 33; Терт. Апологет. 39.

[18] Терт. Апол. 13 – 14; Татиан. 8 – 10; 19 – 21; Арист. 3 – 14; Афинаг. Прошение. 17 - 18; Феофил. К Авт. I, 9 – 10; II, 1 – 8.

[19] Иустин. Апол. I, 25, 54; Татиан. 8 – 9.

[20] Иустин. Апол. I, 6, 10, 59; Апол. II, 6; Тат. 4 – 5; Феоф. К Авт. II, 3; Аристид. 1; Мин. Феликс. 18.

[21] Феоф. Ант. I, 5 – 6, 13.

[22] Феоф. Ант. II, 10; Афин. Прошение. 4.

[23] Афин. Прошение. 25; Мин. Феликс. 18, 33; Терт. Апол. 26.

[24] Спорные места: Иустин. Апол. I, 6. 13, 33; Афин. Прошение. 10; Татиан. 5.

[25] Иустин. Апол. I, 13, 31 – 32; Апол. II, 6; Феоф. Ант. II, 10, 22, 30; Татиан. 12 – 13.

[26] Афин. Прошение. 10, 12, 18, 24; Феоф. Ант. II, 15, 18.

[27] Иустин. Апол. I, 31, 42; Феоф. Ант. II, 10, 22;

[28] Иустин. Апол. I, 33, 46.

[29] Иустин. Апол. I, 12 – 14.

[30] К Диогниту. 7, 9 – 10.

[31] Феоф.Ант. II, 10, 22.

[32] Иустин. Апол. I, 23, 46, 58; Апол. II, 8, 10.

[33] Иустин. Апол. I, 20, 46.

[34] Иустин. Апол. I, 33, 66; Апол. II, 6.

[35] К Диогниту. 8 – 9.

[36] Татиан. 6; Иустин. Апол. I, 18 – 19; Терт. Апол. 48.

[37] Иустин. Апол. II, 7; Мин. Феликс. 36; Афин. Прошение. 24.

[38] Феоф. Ант. II, 24; 27; Татиан. 12, 15.

[39] Татиан. 7 – 11.

[40] Феоф. Ант. I, 3 – 8.

[41] Феоф. Ант. II, 17.

[42] Мин. Феликс. 26 – 27; Терт. Апол. 22; Афин. Прошение. 27; Татиан. 7 – 12; 16.

[43] Мейендорф И., прот. Православие и современный мир. М., 1995, с. 57-58.

[44] К сожалению, отмечает митрополит Сурожский Антоний, «У нас не разработано или очень мало разработанобогословие материи. Это такое богословие, которое осмыслило бы до конца материю, а не только историю. Учение о Воплощении, например: … мы очень мало говорим, мне кажется, о том, то Слово стало плотью и что в какой-то момент истории Сам Бог соединился с материей этого мира в форме живого человеческого тела, - что, в сущности, говорит нам о том, что материя этого мира способна не только быть духоносной, но и Богоносной. Потому что в богословии таинств мы утверждаем реализм события (это – Тело Христово, это – Кровь Христова); но материю, которая участвует, мы рассматриваем как нечто мертвое. Мы забываем, что Воплощение Христово нам доказало: материя этого мира вся способна на соединение с Богом, и то, что совершается сейчас с этим хлебом и вином < в таинстве Евхаристии> - событие эсхатологическое, то есть принадлежащее будущему веку. Это не магическое насилие над материей, превращающее ее; это возведение материи в то состояние, к которому призвана космическая материя. Когда апостол Павел говорит: придет время, когда Бог будет “все во всем” (1Кор. 15, 28), - мне кажется, он говорит о том, что все материальное будет пронизано Божеством» (Антоний, митр. Сурожский Диалог об атеизме и последнем суде. – В кн.: Антоний, митр. Сурожский Человек перед Богом. М., 1995, с. 53-54).

[45] Яки С. Л. Шестоднев: космогенезис? Перевод И. В. Лупандина – «Философский поиск» Вып. 3, Минск, 1997, с. 73-74.

[46] Даниелю Ж. В начале. – «Вестник Русского Христианского гуманитарного института», № 2, 1998, с. 18-19.