Тема 9. Стилевые особенности индивидуальности.

Понятие жизненного стиля в психологии. Индивидуальный стиль в отечественной психологии. Я- концепция как основа жизненного стиля. Понятие психологического преодоления и его вариации. Понятие когнитивного стиля в психологии индивидуальности. Стиль жизни и самоактуализация.

Рекомендуемая (основная) литература.

1. Анастази А. Дифференциальная психология – М.: Апрель – Пресс, 2001-745.
2. Нартова – Бочавер С.К. Дифференциальная психология. М., «Флинта» с.21
3. Машков В.Н. Основы дифференциальной психологии. – СПб.: СпУ, 1998.- 123,
4. Либин А.В. Дифференциальная психология: на пересечение европейских, российских и американских традиций. М.Смысл, 1999.- 534с.
5. Климов Е. А. Психология профессионала: избр. психол. тр. / Е. А. Климов. - М.: МПСИ; Воронеж: МОДЭК, 2003. - 454с.
6. Теплов Б.М. Психология и психофизиология индивидуальных различий: Избр. психол. тр. / Б. М. Теплов; Под ред. Ярошевского М.Г. - М.: Ин-т практ. психологии; Воронеж: МОДЭК, 1998. - 539с
7. Ильин Е. П. Дифференциальная психофизиология. СПб.: Питер, 2001.- 123,
8. Кречмер Эрнст Строение тела и характер / Кречмер Эрнст; Пер. с нем. Тартаковского Г.Я. - М.: Первая Исслед. Лаб. им. акад. В.А. Мельникова, 2000. - 206с.:
9. . Гиппенрейтер Ю. Б. Введение в общую психологию: курс лекций: [учеб. пособие для вузов по специальности " Психология" ] / Ю. Б. Гиппенрейтер. - М.: ЧеРо, 1997. - 334с.
10. Психология индивидуальных различий: [учеб. пособие для вузов по специальностям психологии] / под ред. Ю. Б. Гиппенрейтер, В. Я. Романова. - Изд. 2-е. - М.: ЧеРо; Моск. психол.-соц. ин-т; 2002. - 775с

Клинический диагноз

В основе постановки клинического диагноза положены три приема: наблюдение, сравнение и классификация. Цель постановки медицинского диагноза – предсказание развития событий (течение болезни) и результата (выздоровление, хронизация, смерть). В основе классификации лежит принцип типологизации: поиск устойчивых признаков и типичных их сочетаний. Логическая схема типологизации тоже, на первый взгляд, достаточно проста: симптом – синдром – нозология (название болезни)1.

Синдром – это совокупность симптомов, при чем одни и те же симптомы в разном сочетании могут формировать совершенно различные синдромы. Пользуясь психологической терминологией, синдром – это гештальт, здесь и теперь формирующееся целое. Следовательно, синдром – это образ состояния пациента, складывающийся в сознании врача. Его «кирпичиками» являются симптомы, т. е. более дробные, изменчивые признаки. Как и в теории гештальта, синдром (целое) не сводится к простой сумме частей (симптомов) аналогично тому, как готовый дом не сводится к куче кирпичей, из которых он построен. В свою очередь характерное сочетание и смена синдромов во времени позволяет их объединять в более крупные классификационные единицы – «нозологии», т.е. названия болезней. Так же, как и симптомы, сходные (но не идентичные!) синдромы могут встречаться при разных болезнях. Несколько упрощая, можно сказать, что синдром – это характерное болезненное состояние, в то время как болезнь – это характерная совокупность разных состояний, смена которых определена спецификой именно данной болезни.

Существование синдромов как регулярно наблюдаемых сочетаний симптомов отражает объективные закономерности, лежащие в основе возникновения и течения болезни, что позволяет их изучить и предложить адекватные меры лечения. В основе подбора лечения лежит так называемый этиопатогенетический принцип. Он предполагает закономерную связь двух рядов событий: этиологии (т. е. происхождения, причин) болезни и фактов ее развития (патогенеза). Так от классификации мы переходим к цели любой зрелой науки – объяснению причин и закономерностей наблюдаемых фактов, динамики развития объекта изучения. В медицине цена знания этих причин и закономерностей часто равна цене человеческой жизни.

В завершение этого краткого экскурса в методологию постановки клинического диагноза следует сделать существенную оговорку. Ни симптомы (например, болевое ощущение), ни синдромы (например, болевой синдром, включающий, помимо болевого ощущения, ряд

1 По аналогии с неврологическим диагнозом А. Р. Лурия ввел в нейропсихологии следующий принцип: симптом – синдром – фактор, понимая под последним локализацию поражения в коре больших полушарий головного мозга.

сопутствующих признаков: сердцебиение, потоотделение и т. п.) не идентичны для разных нозологии (болезней). Даже разные зубы у нас болят по-разному, а боль в голове или колене – два совершенно разных ощущения. Это значит, что, сколь бы логична ни была используемая методология и классификация, окончательный диагноз возможен лишь при сопоставлении большого количества фактов и условий, причем в основе всегда лежит понимание внутренних закономерностей их сочетания (инсайт). Такое понимание формируется с годами практики по мере накопления клинического опыта. Каждый пациент – это уникальный случай, требующий индивидуального изучения. Невозможно изучить медицину только по учебникам, поэтому и не существует заочных медицинских факультетов. Обучение происходит методом указания, т. е. при непосредственном общении между учеником и учителем.

Это совершенно справедливо и для овладения клиническими методами психодиагностики личности. В клинической психологии описанная выше методология приспособлена для нужд психодиагностики. В разделах клинической психологии, близко стоящих к медицине, эта связь более очевидна. Мы говорим о «патопсихологических» или «нейропсихологических» синдромах, понимая под этим закономерное сочетание выявленных в исследовании пато- и нейропсихологических нарушений. Относительно личностных характеристик подобные закономерности не столь заметны, но столь же существенны.

Клинический стиль мышления в противовес психометрическому

В психологии клинический метод и стиль мышления традиционно синонимичен идиографическому подходу. Антонимом является дифференциально-психологический (номотетический, психометрический) подход. Соответственно, для клинической методологии более органичен метод психодиагностического эксперимента и проективные методы, а для дифференциально-психологического – стандартизованные анкеты и опросники личности. Однако используемая диагностическая техника – важный, но не основной отличительный признак. Главная черта клинического стиля мышления – приоритет индивидуального случая над статистикой.

Клинические и психометрические методы обслуживают различные диагностические задачи. Психометрический тест – это (в идеале) именно тест в узком смысле слова. Он должен соответствовать строгим требованиям валидности, достоверности и надежности, предъявляемым к стандартизованным процедурам измерения. При этом валидность теста, согласно А. Анастази1 – это, в первую очередь, прогностическая валидность: способность предсказывать будущее поведение на основе поведения в тестовой ситуации.

Помимо прямого предсказания поведения применение психометрической процедуры направлено на классификацию испытуемых на группы по психологическим признакам. Цель такой классификации – тоже предсказание, например – эффективности обучения, выполнения определенного рода деятельности и т. п. Таким образом, в основе психометрического подхода лежит негласное убеждение в допустимости предсказания Поведения либо классификация на основании единственного психологического свойства (интеллекта, тревожности и т. п.). В противоположность этому клинический диагноз основан на синтезе совокупности признаков, и его цель иная.

Вот простой пример, иллюстрирующий разницу между клиническим и дифференциально-психологическим подходом. Однажды преподаватель предмета «Психодиагностика и психокоррекция в школе», отправляясь на свою лекцию, задала мне вопрос: «В каких случаях следует применять опросники, а в каких – проективные методы?» Ответ очевиден: если Вам нужно рассортировать детей по психологическим признакам, например – уровню тревожности, темпераменту, школьной мотивации, интеллекту и т.п., то Вы примените стандартизованный опросник или иную, но обязательно стандартизованную, процедуру оценки интересующего признака. Такие исследования, как правило, проводятся групповым методом. Однако после этого возникнет естественный вопрос: что делать с выявленной группой риска? Хорошо известно, что ни одна стандартизованная процедура, за малым исключением2, не позволяет дать ответ о причине того или иного ее выполнения.

Можно ручаться, что причины повышенной тревожности каждого ребенка будут индивидуальны и потребуют сбора индивидуального и семейного анамнеза, сопоставления

1 Анастази А. Психологическое тестирование. – М, 1982. – Т. 2.

2 Редким исключением являются критериально-ориентированный опросник MMPI или интеллектуальный тест Д. Векслера, которые разрабатывались психологами клинического направления.

множества характеристик, проверки гипотез о причинах и следствиях, понимания закономерностей нормо- и дизонтогенеза и т.д. Тревожность в нашем примере – лишь «вершина айсберга», внешний индикатор психологического неблагополучия, причины которого кроются в особенностях личности данного ребенка. Для правильного подбора психокоррекции необходимо точное знание причин (этиологии) и закономерностей развития («патогенеза») выявленных отклонений. Для этого наилучшим образом подходят техники, принятые на вооружение клинической психодиагностикой. Клинические методы применяются только индивидуально, причем диагностика начинается уже с момента появления клиента на пороге Вашего кабинета.

Для нас, как клинических психологов, безусловной ценностью является уникальная индивидуальность клиента, отражающая неповторимую историю формирования его личности и телеологию его судьбы. Наша цель гораздо сложнее, нежели констатация индивидуальной комбинации стандартных черт характера или темперамента. В клинической психодиагностике задача классификации и предсказания поведения не является первостепенной, а подчинена цели, недостижимой для психометрических диагностических процедур. Эта цель – выявление причин и закономерностей наблюдаемых особенностей поведения или психического состояния. Основой такого понимания служат знание объективных закономерностей формирования личности (этому служат теории личности) и собственный опыт психодиагностики и психокоррекции. При этом клиницист основывает свою работу на убеждении, что человек («клиент», «испытуемый»), его личность является уникальной целостностью.

Понятие «личность» в клиническом подходе

Единого общепринятого определения понятия «личность» не существует. Это положение вещей справедливо, к сожалению, и для клинической психологии. В нашу задачу не входит доскональный обзор всех подходов к определению этого понятия. Мы сосредоточимся только на том, которое наиболее органично клиническому направлению. Изложенная методология исследования естественным образом формирует свой объект.

Какое же понимание термина «личность» наиболее органично для клинического подхода?

Каким образом и в каких случаях клинический подход применим к исследованию «нормальной» личности?

«Личность» рассматривается не как перечень психологических характеристик (темперамент, характер, мотивация, способности) субъекта, а как «психическое новообразование», психический орган интеграции поведения субъекта. Личность есть уникальный многомерный психический «орган» высшего порядка1, запечатлевший неповторимую историю развития конкретного субъекта.

Как показывает опыт, несмотря на разнообразие определений, наиболее общие характеристики без труда укладываются в известную схему2. Характеризуя личность, мы обязаны раскрыть:

♦ предпосылки ее развития (как правило, под ними понимаются врожденные индивидные характеристики: задатки, естественные потребности, свойства ВНД и т. д. и закономерности их созревания в онтогенезе);

♦ источники ее развития (вся совокупность условий индивидуального воспитания, «врастания» в человеческую культуру, как однажды выразился Л. С. Выготский);

♦ движущие силы (например, внутренние конфликты, миссия) ее формирования;

♦ структуру личности.

Такой подход требует знания механизмов регуляции поведения, закономерностей мотивации и целеполагания, структуры сознания и самосознания, закономерностей формирования структур и подструктур личности в норме и патологии.

Личность в клиническом походе представляется сложно и закономерно взаимосвязанной системой длящихся во времени процессов. Эти процессы описываются как «механизмы» и «структуры» или взаимосвязанные цепочки причин и следствий, управляющих, контролирующих и интегрирующих деятельность субъекта. В этой ситуации «все связано со всем», и только глубокое понимание сути и закономерностей этих связей помогает определить, в какой степени и почему возник этот симптом (характерный диагностический

1 Имеется в виду приоритет относительно физических и психофизиологических процессов в нервной системе и организме в целом.

2 Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. – М, 1975.

признак). Какие бы категории ни использовались клиническим психологом: «психический процесс», «психическая функция», «психическая деятельность», он предполагает, что каждый частный симптом есть проявление целостной ситуации субъекта.

Как правило, конкретное психологическое наполнение это общее определение получает в связи с той или иной частной теорией личности, положенной в основу конкретной психодиагностической техники. В силу известных исторических причин большинство объяснительных схем тяготеют к психодинамическому направлению. Вместе с тем, многие проективные техники, такие как ТАТ, Тест Роршаха, Тест Сонди, Тест Люшера, основываются на оригинальных теориях личности их авторов и теории К. Левина. Конечным итогом клинического исследования личности, как правило, является целостное представление о структуре индивидуальных особенностей субъекта, их специфическом сочетании и о механизмах и причинно-следственных цепочках (потребностях, мотивации, структуре ценностей и когнитивных установках и искажениях, формирующих субъективный образ актуальных ситуаций, защитах и т.д.), обуславливающих актуальное состояние и поведение. Это, в свою очередь, служит основанием для формирования правдоподобных гипотез о причинах актуального состояния испытуемого как вероятной мишени психокоррекционного воздействия. К сожалению, ввиду сложности объекта исследования и отсутствия единой теории личности, к предсказаниям в области психодиагностики следует относиться с большой осторожностью.

Личность психодиагноста

Процесс диагностики – это живое взаимодействие психолога и испытуемого. Он плохо алгоритмизируем и включает интуицию психолога как инструмент психодиагностики. Обследование, за малым исключением, проводится индивидуально, «с глазу на глаз», в атмосфере полной конфиденциальности. Это требует от психолога умения налаживать с испытуемым продуктивный контакт и поддерживать его в течение всего обследования. Клинический подход требует развития наблюдательности, гибкости и Точности реакций, сензитивности и способности психолога к самонаблюдению и рефлексии.

Идеалом и целью клинической психодиагностики является понимание глубинных причин психологического неблагополучия, истинного источника проблем, психических нарушений или дисгармонии личности испытуемого.

Объект и предмет здесь уникален, поэтому к результату (экспертному заключению психолога) неприменимы требования стандартизации и надежности, разработанные для «тиражированных» образцов поведения. Более того, ни один клинический метод не работает без психолога-эксперта. Следовательно, валидность здесь – характеристика не столько методики, сколько тандема «метод – эксперт». Проблема валидности клинической психодиагностической методики – это вопрос об обоснованности процедуры и качества психологической подготовки психолога.

Клиническим методом исследования личности очень трудно овладеть самостоятельно без помощи наставника. В этом – ответ на вопрос, почему авторы большинства популярных сборников психодиагностических «тестов» обходят вниманием эти процедуры либо излагают их лишь в общем виде.

В форме текста учебного пособия возможно изложить лишь общую теорию метода и объекта диагностики. Все многообразие вариантов сочетаний диагностических признаков остается «за кадром». Оно может быть воспроизведено в процессе практического знакомства с тем или иным методом, причем желательно – в сопоставлении ряда примеров, например, данных по самооценке нескольких испытуемых. Столь же важно сравнение результатов нескольких психодиагностических процедур, направленных на исследование сходных психологических феноменов, например, самооценки по Дембо-Рубинштейн и уровня притязаний по Хоппе. Сочетание множества диагностических показателей, предоставляемых большинством клинических методик, очень многообразно, но далеко не случайно. Оно имеет свою логику и отражает скрытые закономерности функционирования личности. Понимание этой логики приходит лишь с опытом, но без него невозможен валидный клинико-психологический диагноз.

Для облегчения усвоения материала в текст настоящего учебного пособия включены образцы заключений. В конце разделов, посвященных описанию диагностической методики, помещен реферативный материал наших исследований по ее валидизации.

Феномен проекции и проективная техника

Большинство методик, содержащихся в нашем учебном пособии, являются проективными или полупроективными. Применение проективной техники – исключительная прерогатива клинического подхода. Феномен проекции до сих пор является интригующей загадкой для психологов, серьезно задумывающихся о теоретических основаниях подобных диагностических инструментов. Данное обстоятельство побудило меня включить в учебное пособие отдельную статью, посвященную этому вопросу.

Проективный метод – это не тест

Большинство авторов связывают возникновение проективной техники с закономерной реакцией определенной части психологов на методологические установки бихевиоризма, психометрической тестологии, а также на академизм официальной «университетской» психологии. Это объясняет, почему большинство проективных методик возникло в результате практических клинических наблюдений и только потом стало объектом экспериментального изучения. Вместе с тем в течение всего существования проективной техники (начало 20-х годов) наблюдается постоянный взаимообмен между «клиническим» и «академическим» направлениями, и проективные тесты довольно часто используются в качестве исследовательского инструмента.

Концепция любого психодиагностического метода всегда включает в себя две относительно независимые группы теорий: теории объекта исследования и теории измерения. Для проективных методов к первой группе относятся различные теории личности, а ко второй – собственно теории проекции.

Первые определяют структуру и специфику объекта, формируя психологический словарь того или иного исследователя. Например, это может быть психоаналитическая теория личности, теория личности Г. Мюррея, С. Розенцвейга, Л. Сонди, М. Люшера, Г. Роршаха и т. д. Подчеркнем еще раз: каждый авторский тест (как все перечисленные только что) имеет в своей основе оригинальную теорию личности, одноименную с фамилией своего автора. Кроме этого многие знаменитые тесты, такие как тест Роршаха, ТАТ, рисунок человека имеют по нескольку теоретических «подкладок», поскольку их интерпретация совершенствовалась многими талантливыми исследователями.

Вторые (теории измерений) определяют набор диагностически важных признаков интерпретации, а также сообщают конструктную (теоретическую) валидность заключению психолога. Так, существует несколько теорий, пытающихся объяснить феномен проекции. Точка, в которой, подчас парадоксально, соединяются обе группы теорий, – сам проективный метод. Отсюда вытекает важнейшее требование к специалисту, применяющему его: он должен ясно понимать, в русле какой концепции личности он работает и какова психологическая природа связи выводов его заключения с особенностями поведения испытуемого в экспериментальной ситуации.

В психологической энциклопедии под редакцией Г. Айзенка «проективные методы» определяются как «...группа психологических техник, претендующих на раскрытие скрытых базовых структур личности и мотивации субъекта с помощью организации ответов или оперирования материалом в свободной неограниченной манере без оглядки на заранее предложенную систему правильных или неправильных ответов» (Encyclopedia of psychology, 1975). Подобный намек на претенциозность (и неадекватность) проективных «тестов» – весьма распространен в среде тестологов-психометристов (см., например: А. Анастази, 1982), совершенно справедливо указывающих на их несоответствие по основным параметрам (конструктная, теоретическая, прогностическая валидность; достоверность, алгоритмизируемость процедуры проведения и обработки) требованиям, предъявляемым к современным тестам. Проективный метод почти непригоден для прогнозирования поведения, часто субъективен, не допускает группового проведения. Все это совершенно справедливо, и этому есть логичное объяснение.

Одна из главных особенностей любой проективной методики состоит в клинической ориентации результатов исследования. Известно, что такие распространенные понятия, как «валидность», «достоверность», «стандартизованность» впервые появились и теоретически оформились в рамках дифференциально-диагностического, или психометрического, направления психодиагностики. Все закономерности, изучаемые психометрией, носят статистический характер и основаны на предположении о повторяемости изучаемых

закономерностей. Эта психометрическая гипотеза находится в явном противоречии с центральным положением клинической психологии – о человеческой душе как уникальной и неповторимой целостности. Это противоречие и лежит в основе когнитивного конфликта между представителями психометрического и «проективного» подхода в психодиагностике. Проективный метод, в идеале, предназначен для воссоздания образа некой уникальной целостности под названием «личность», что в принципе не позволяет применять к нему в полном объеме категории анализа, имеющие статистическое содержание. Можно сказать, что в психологии, как и в квантовой физике, существует парадокс измерения: мы либо можем получить достаточно точные знания об ограниченном аспекте личности (психометрия, тесты), либо не слишком отчетливые и, в принципе, не верифицируемые знания о целом (клиника, проекция).

Теория измерения: краткий обзор теорий проекции

Механизм функционирования проективной техники до сих пор до конца непонятен, иными словами, нет полной определенности в понимании термина «проекция».

Впервые для обозначения определенной группы методов термин «проекция» в 1939 году ввел американский психолог Л. Франк (Frank, 1965), хотя приоритет использования этого понятия для процесса, происходящего при интерпретации стимулов, принадлежит Генри Мюррею. Согласно мнению Л. Франка, проективные методы объединяются взглядом на личность как на процесс организации и структурирования жизненного пространства. «Личностный процесс» – одно из ключевых понятий его концепции – можно представить в виде резинового штампа, который индивид ставит на ситуацию и с помощью которого придает ей уникальную конфигурацию. Человек обречен отчасти игнорировать, а в остальных случаях – иерархизировать различные аспекты ситуации по значимости, соответствующим образом реагируя на них. «Экраном» для проецирования «жизненного мира» индивида (всего того, что можно вложить в понятие «личность») является «жизненное пространство». Аналогом жизненного пространства в проективном эксперименте выступает проективный тест (например картинки ТАТ). «...Таким же образом, как при рентгене, мы можем подойти и к личности, заставив индивида раскрыть его способ организации опыта, дав ему поле (объекты, материал, ситуацию) с относительно малой структурированностью и культурной «клишированностью» так, чтобы личность могла спроецировать на это классическое поле свой способ видения жизни, свои значения, значимости (смыслы), образцы поведения и особенно – свои чувства» (Frank, 1965, р. 13). Иными словами, в основу объяснения феномена проекции Л. Франк кладет постоянное активное взаимодействие субъекта с окружением, характерное для гештальт-психологии (К. Левин) понимание единства человека и среды и гипотезу о «структурировании» личностью среды наподобие фигуры и фона. Путем проекции «личный мир» проявляется вовне, «экстер-нализируется».

Известным представителем психоаналитического подхода к объяснению феномена проекции является Леопольд Беллак. Согласно мнению этого специалиста, сутью диагностики конкретной личности является осознание того, что «...существует активный процесс, состоящий в изменении мира ситуаций и людей в формы, значения и ценности, которые индивид научается избирательно воспринимать, ориентируясь в обращении с ними на смысл, который они для него имеют» (Bellak, 1950, р. 7). Влияние этой совокупности факторов на восприятие Л. Беллак обозначил известным термином «апперцепция», подразумевая под этим «значимую, многозначительную перцепцию». Первоначально термин «проекция», как известно, был использован 3. Фрейдом для обозначения открытого им защитного механизма. В случае конфликта между сознанием и вытесняемыми в бессознательное неприемлемыми для личности побуждениями этот механизм искажал восприятие ситуации таким образом, что индивид мог «с чистой совестью» позволить себе действовать в направлении удовлетворения первоначально вытесненных побуждений. Собственные эксперименты Л. Беллака продемонстрировали несостоятельность этого «узкого» определения, объясняющего феномен проекции в психодиагностике. Но в то же время он находит у 3. Фрейда более подходящее определение, впоследствии получившее обозначение «широкого», в котором отмечается, что проекция не создана специально с целью защиты, она проявляется и тогда, когда нет конфликта. Проекция внутренней перцепции вовне является примитивным механизмом, который влияет на наши ощущения и восприятия, принимая участие в оформлении образа внешнего мира.

Положения Л. Беллака нашли развитие в работах Давида Рапапорта. По его мнению, «...психоаналитическая теория проекции включает параноидальную проекцию, инфантильную проекцию, проекцию в феномене трансференции. Этот феномен... скорее является континуумом, который становится все более ощутим начиная с экстернализа-ции специфического типа напряжения в параноидальной проекции, к некоторому напряжению в инфантильной проекции, далее – к целой системе аттитюдов и напряжений в феномене переноса, где он неощутимо переходит в экстернализацию в форме «личного мира», определяемого посредством организующих принципов личности» (Rapaport, 1952, р. 270-271). Таким образом, в термине «экстернализация» сходятся теории, в остальном весьма различные: концепция Л. Беллака и Л. Франка. Легко также заметить, что определения «личностного процесса» и «апперцепции» почти дословно перефразируют друг друга.

Следует указать на три наиболее общих тезиса, в отношении которых совпадают мнения всех исследователей проекции вне зависимости от более частных теоретических школ.

Первый тезис – это активность субъекта в его взаимодействии с внешним миром.

Второй – положение о целостности (буквально – индивидуальности) субъекта во всех его проявлениях. В психоаналитической школе эта идея содержится в постулате «психического детерминизма», у Л. Франка – во взгляде на личность как непрерывный процесс организации опыта, что объясняет закономерную связь «личного мира» с разнообразными формами его проявления в проективной ситуации. В исследованиях, опирающихся на «Новый Взгляд» (New Look)1 в понимании механизмов восприятия, также отрицаются качественные различия (изолированность) между восприятием и другими видами познавательной деятельности (памятью, вниманием, мышлением).

Восприятие и организуемое на его основе поведение определяется не столько формальной физической стимуляцией, сколько механизмами категоризации и всей структурой и содержанием прошлого опыта, включая и его эмоциональную и мотивационную (личностную) составляющую (И. Г. Беспалько, И. Н. Гильяшева, 1983; Е. Т. Соколова, 1980). Третьим тезисом, тесно связанным с идеей целостности человека во всех его проявлениях, является положение о «личностности» всех человеческих проявлений, какое бы содержание ни вкладывалось конкретным исследователем в понятие «личность». На сегодняшний день эти основные тезисы многократно подтверждены и составляют «золотой фонд» положений, разделяемых большинством психологов. С этих позиций использование проективных техник вполне обосновано.

Теории объекта: эволюция взглядов на объект проективного исследования

К настоящему времени психоаналитическая теория, дав начало широкой волне исследований так называемого «динамического направления» в психологии, в значительной мере переориентировалась с проблем инстинктивного и инфантильного бессознательного на проблемы «Эго-психологии». Считается, что вытеснению подвергаются не только представительство инстинктов, но и все, что вообще угрожает опасностью разрушения или изменения «Я-образу». В связи с этим высказываются мнения, что адекватным полем исследования проективной психологии являются не традиционный «Ид», а «Эго-формации» и «Эго-манифестации», динамические образования Эго, системы «Эго-защиты» и т. п. С этих позиций пытаются объяснить и известный факт зависимости информативности проективного исследования от доброжелательности и сотрудничества экспериментатора и испытуемого. Прежде чем становится возможным проникнуть к глубинным формациям Эго с помощью проективной техники, необходимо расслабление контролирующих систем и частичная капитуляция вторичного процесса Эго, что можно обозначить как «регрессию обслуживающих систем Эго» (Rabin, 1960).

Согласно мнению В. Г. Клопфера, метаморфоз проективной техники заключается в переориентации установок от использования неструктурированного материала для стимуляции символической продукции в психоаналитическом ключе к акцентированию многоуровневости тестового поведения. Предметом интереса современного клинического психолога является прежде всего «публичный образ» субъекта, определяемый стилем его влияния на окружение и его личной историей; внутренние основания его когнитивных оценок; скрытая или осознаваемая мотивация (Klopfer, 1968, р. 404).

1 Исследования Дж. Брунера и др., 1977.

А. Ф. Корнер в четырех базовых утверждениях формулирует «компетенцию и ограничения» проективной техники (Когпег, 1965).

1. Все поведенческие манифестации, включая важные и малосущественные, выражают целостную личность. Здесь следует уточнить, что большинство современных специалистов, в том числе и Г. Мюррей, отрицают избыточность протокола исследования.

2. Достоинство теста зависит не только от степени его изученности, но более от опыта, мастерства и клинической интуиции интерпретатора. В любом случае мы измеряем поведение индивида, только введенное в рамки теста так, чтобы с ним легко было работать. Отсюда – необходимость в теории личности, к которой в конечном итоге обращается экспериментатор. Главное преимущество теста состоит в том, что он представляет собой стандартизованный набор стимулов. На этом стандартном «экране» ярко выделяются любые особенности поведения, которые в другой ситуации легко теряются.

3. Испытуемый предоставляет такой материал, который он либо не хочет, либо не может дать другим путем. Когда субъект затрудняется определить, что является объективным содержанием стимульного материала, он теряет из виду тот факт, что в своих интерпретациях он раскрывает свои проблемы, желания, опасения и надежды.

4. Предполагается реальность психического детерминизма, что не дает рассказу или реакции быть случайными. Каждый ответ рассматривается как следствие определенной внутренней причины.

Вместе с тем, подобно многим исследователям, А. Ф. Корнер указывает, что проективная техника показала себя валидной в основном в изучении «фантастической жизни». Она не предсказывает реального поведения, и подобное предсказание не входит в компетенцию проективной техники. Последняя может быть использована как ценный инструмент в исследованиях эго-психологии: как «...кратчайший путь к фантазиям и идеаторной жизни, которая потом может быть сопоставлена с прошлым и актуальным поведением».

Остановимся несколько подробнее на проблеме предсказания поведения. Ограниченность предположения о параллелизме между поведением в проективной ситуации и реальной ситуации в реальной социальной среде уже давно признана большинством специалистов по проективным методам.

Например, в исследовании соотношения агрессивных фантазий и агрессивного поведения выявилось практическое отсутствие такового, когда эти фантазии изучались тестом Розенцвейга и ТАТ. Только картинка 18М ТАТ и метод Роршаха выявили статистически значимую связь между открытой агрессией и фантазией (Coleman, 1967). Аналогичные результаты были получены при проверке фрустрационного теста Розенцвейга, когда тестовые реакции сравнивались с характером поведения испытуемых в специально подстроенных ситуациях (Melhman, Witeman, 1955). Наши собственные исследования, изложенные в разделе, посвященном методу С. Розенцвейга, дали аналогичные результаты относительно предсказания агрессивного поведения. По мнению К. Маховер, тест «Рисунок человека» тоже непригоден для измерения степени социальной дезадаптации и постановки психиатрического диагноза (Machower, 1950).

Объяснение этого лежит на поверхности и становится понятным при внимательном взгляде на условия проведения проективного исследования. Любой психометрический тест, предназначенный для предсказания будущего поведения в типичных ситуациях, основан на моделировании значимых параметров этих ситуаций в стандартной процедуре обследования.

Например, это достигается созданием набора интеллектуальных задач, определенных жизненных ситуаций и т. п., в которых испытуемый должен дать объективные результаты или возможно более точные характеристики своего поведения. В результате в руках экспериментатора остается протокол, в основных чертах отражающий характеристики поведения испытуемого в моделируемой ситуации.

Проективная ситуация требует от испытуемого прямо противоположного: отвлечься от объективных характеристик стимульного материала (который заведомо многозначен), активизировать фантазию, воображение, ориентироваться на «свой вкус», а не на объективные параметры ситуации.

Например, в цветовом тесте М. Люшера требуется не дать точную характеристику цветов или расклассифицировать их, например, по степени насыщенности, а расположить в порядке субъективного предпочтения. В методе «Рисунок несуществующего животного» требуется не

точное изображение, например, кошки или кролика, а ровно противоположное. Это происходит на фоне максимально предупредительного поведения экспериментатора, избегающего любой критики (нет «правильных» и «неправильных» ответов) и провоцирования тревоги либо враждебности. Все, что бы ни делал испытуемый, принимается с похвалой и благодарностью.

Характерна ли такая ситуация для повседневной жизни, требующей, как минимум, отслеживания объективных характеристик ситуации? Естественно, нет. Зато она позволяет актуализировать латентные мотивы и контролируемые в обычных условиях установки испытуемого. Предполагается, что именно эти, не актуализируемые в «предметно-ориентированном» поведении испытуемого содержания его фантазий могут быть ответственны за его психологическое неблагополучие и внутриличностную дезадаптацию. Как из клинической практики, так и из повседневной жизни известно: страдание человеку доставляют не объективные обстоятельства его жизни, а их субъективная интерпретация, т.е. тот самый «личный мир» значений и смыслов, являющийся объектом проективной диагностики.

Подводные камни интерпретации проекции

Неопределенность ситуации испытуемого закономерно превращается в неопределенность ситуации самого интерпретатора проективного протокола. В своем обзоре Дж. Маслинг (Masling, 1965) приводит исследование, установившее, что степень тревожности, приписываемая интерпретатором испытуемому (при «слепом» анализе рисунков человеческой фигуры), сильно коррелирует с уровнем тревожности самого психолога-интерпретатора. Повышенная тревожность самих психологов приводила к тому, что они чаще «видели» признаки повышенной тревожности в рисунках. Это – эффект встречной проекции, которому могут быть подвержены даже опытные психологи.

Следующий подводный камень – неопределенность проецируемого испытуемым содержания. Поведение, чувства, потребности персонажей рассказов ТАТ, характеристики проективного рисунка, особенности восприятия пятен Роршаха могут выражать различные аспекты внутреннего мира испытуемых. Это может быть образ желаемого или, напротив, нежелаемого будущего; ряд формально усвоенных клише социально-нормативного поведения, не свойственного испытуемому; присущие реально субъекту потребности и чувства, но «закамуфлированные», искаженные работой защитных механизмов личности и «цензурой» самоконтроля. Во многих случаях интерпретация основана на интуитивном угадывании или условном «соглашении» между психологами, что периодически приводит к диагностическим ошибкам и искажениям.

Исследования «Нового Взгляда» с использованием тахистоскопа и списков обычных и табуированных слов привели к формулировке гипотезы о трех механизмах, определяющих селективность (избирательность) восприятия (см.: Е. Т. Соколова, 1980):

1) принцип резонанса: стимулы, соответствующие потребностям и ценностям личности, воспринимаются правильнее и быстрее других;

2) принцип защиты: стимулы, противоречащие ожиданиям субъекта или несущие информацию, потенциально враждебную Эго, узнаются хуже и подвергаются большему искажению (в сторону приемлемости для личности);

3) принцип сенсибильности: стимулы, угрожающие целостности индивида или серьезными психическими нарушениями, узнаются быстрее всех прочих.

Эти механизмы могут определять неоднозначность связи между содержанием потребности, ее интенсивностью и проективным выражением:

♦ потребности, не несущие угрозы «Я» (т. е. социально одобряемые или не противоречащие личным ценностям), но в силу обстоятельств не находящие удовлетворения в открытом поведении, могут непосредственно проявляться в проективной продукции. Их легко заметить в протоколе исследования и просто интерпретировать. Однако о них можно узнать у испытуемого и не прибегая к проективной технике;

♦ латентные (скрытые) потребности, разрядка которых блокируется цензурой личности, в проективной продукции опосредованы механизмами защиты. Аналогичным образом механизм защиты включается и в тех случаях, когда интенсивность потребности, до этого выражавшаяся беспрепятственно, достигнет уровня стресса. Эти мотивы и потребности проявляются в протоколе «иносказательно», что требует владения техникой интерпретации. Есть русская поговорка: «Кто о чем, а вшивый – о бане». Она прекрасно иллюстрирует работу защитных

механизмов при проекции данного типа. То, о чем говорить стыдно (вшивость), выразится через то, о чем говорить допустимо (баня, чистота);

♦ чрезвычайно сильная потребность выступает только в той или иной защитной форме.

Условия, влияющие на проекцию

Знание того, какие характеристики личности и при каких обстоятельствах следует приписывать испытуемому – непременное условие качественной подготовки проективного диагноста, основывающего свои выводы на многоуровневом анализе поведения испытуемого, что, как правило, приходит в результате определенного опыта. В этой связи Дж. Маслингом был опубликован обзор литературы (Masling, 1965), в котором проекция рассматривалась в четырех аспектах, влияющих на результат исследования:

1) способ предъявления теста;

2) характеристика тестовой ситуации;

3) поведение экспериментатора;

4) установка испытуемого.

Относительно способа предъявления было выявлено влияние инструкции на характер ответа. Выяснилось, что чем более стандартизован тест, тем более результат подвержен фальсификации; прямое сообщение цели исследования («исследование личности») провоцирует «закрытые» ответы и повышенный самоконтроль; принудительное сокращение времени, отпускаемого на ответ, способно настолько повысить тревожность, что ее уровень значительно превысит допустимый даже для патологических ответов.

Влияние ситуации обследования изучалось с помощью «стрессирования» испытуемых тем или иным способом (приемом психотропных препаратов, гипнотическим внушением различных состояний, положительным или отрицательным подкреплением). В целом Дж. Маслинг не склонен придавать большого значения подобным ситуативным факторам. Значительно большее влияние на результаты оказывают поведение экспериментатора и установка испытуемого по отношению к обследованию. Например, в исследовании С. Люфт (С. Luft, 1953) моделировалось «теплое» и «холодное» поведение экспериментатора при обследовании. Испытуемые должны были расклассифицировать пятна Роршаха на «приятные» и «неприятные». В случае «холодного» поведения было выбрано в два раза меньше «приятных» стимулов, чем в случае «теплого». В исследовании Е. Лорд (Е. Lord, 1950) при обследовании с помощью теста Роршаха использовались три стиля поведения экспериментатора: «теплый», «холодный» и «нейтральный». При «теплом» стиле поведения ответов было больше, они были более «интеллектуальны», разнообразны, наблюдалось большее количество контактов между испытуемым и экспериментатором.

Главный вывод, сделанный Дж. Маслингом: «...Процедура, которая многими клиницистами представлялась подобной «Х-лучам», при ближайшем рассмотрении оказалась зеркалом, беспристрастно отражающим испытуемого, экспериментатора, саму ситуацию и их взаимодействие». Поэтому вместо попыток исключить межличностное и ситуативное влияние, экспериментатор должен более внимательно наблюдать за своими собственными установками и за установками испытуемого по отношению к тесту и ситуации.

Таким образом, приведенный анализ позволяет констатировать наличие двух тенденций в изменении взглядов на проекцию и объект проективного исследования.

Первая выражается в отказе от манипулятивного отношения к испытуемому и переходе к анализу живого его взаимодействия с экспериментатором в ходе обследования.

Вторая выражается в переносе интереса с исследования бессознательного в духе классического психоанализа на область проблематики Эго, т. е. на сферу мотивации и механизмов регуляции поведения и социальных взаимоотношений испытуемого.

Кроме того, нелишне еще раз подчеркнуть, что проективная техника не предназначена для предсказания поведения испытуемых. Она – при всех ее ограничениях – до сих пор служила и служит основным исследовательским приемом реконструкции уникального внутреннего мира образов и фантазий испытуемых.

Рекомендуемая литература по теме

Анастази А. Психологическое тестирование. – М., 1982. Т. 2. – С. 114-119, 182-183, 192-210.

Беспалько И. Г., Гильяшева И. Н. Проективные методы // Методы психологической диагностики и коррекции личности. – Л., 1983. – С. 116