Семиотическое существование

ПРОБЛЕМА СУЩЕСТВОВАНИЯ

Как известно, проблема идеальных конструктов и, прежде всего, природа математических формализмов стала одной из самых активно обсуждаемых философами XX века проблем. После длительного периода равнодушия к вопросам существования стали всерьез заниматься онтологией своего предмета представители математического 'мира. Достаточно вспомнить имена У. Куайна, Р. Карнапа, Б. Рассела, Я. Хинтикки и др. Исследования

тут ведутся сразу по нескольким направлениям: в модальной логике (интерпретации модальностей и квантификации модальных логик), в основаниях математики (пересмотр понятия математического объекта с целью устранения антиномий в теории множеств), в логической семантике (развитие, теории именования и проблема смысла и значения языковых выражений), в методологии науки в целом (исследование различий теоретических и эмпирических терминов). Заслуживает специального комментария и тот факт, что если первоначально онтологические притязания математиков были незначительными и носили «местный» характер—таковы, скажем, критерии непротиворечивости или конструктивности в основаниях математики, — то в дальнейшем фронт работ значительно расширился. Об этом свидетельствует уже характерный акцент в терминологии наиболее интересных и перспективных исследований: Эпистемическая логика Я. Хинтикки, «возможные миры» в интерпретации

Г

'I моделыюстей у С. Крипке, концепция

допущении» У. Куайна и т. д.

Конечно же, известный критерий Куайна, гласящий,

что «существовать—это значит быть значением кванти-фицйрованной переменной», не призван для некоего универсального разделения «бытия» и «небытия». Задача его, как и прочих формальных построений с онтологическим «привкусом», состоит в более простом — определить, «существование какого рода объектов предполагается данной теорией» [1, с. 48].

Как бы то ни было, проблема существования, а вернее, онтология объектов науки перестала быть предметом чисто философских рассуждений и обретает ныне междисциплинарный статус. Поэтому приобретает законный интерес всякое внимание к онтологическим проблемам со стороны нефилософских наук. В качестве положительного примера приведем один подход, зародившийся в области биологической систематики и развитый А. А. Любищевым до уровня общенаучной значимости [2]. Выдвигаемые автором критерии реальности позволяют на основании таких базовых понятий, как «индивидуализация», «универсальность», «внутренняя организация» и др., вести разговор о целой системе модусов существования. Видимо, можно вообще утверждать, что имеются серьезные предпосылки для изучения категории существования как некоторой сложной иерархии, обусловленной междисциплинарным характером онтологиче-природой научного знания в

удержаться от ряда критических замечаний, способствующих, как лам кажется, развитию и расширению предпринятого подхода. Прежде всего, весьма текучими и вариативными предстают перед нами сами границы между материальным, потенциальным и логическим существованием. Скажем, когда-то мировой эфир существовал (для ученых XIX в.) материально, ныне он не существует уже логически. Точно так же Г. В. Лейбниц относил свою Универсальную характеристику к потенциально осуществимым объектам, выводы же об алгоритмической неразрешимости некоторого рода задач это мнение бесповоротно отвергли; для Н. Кибальчича межпланетная ракета была если не потенциально, то уж логически осуществимой, в наше время она — чуть ли не обыденная реальность. Но, кроме относительности в.историческом плане,.имманентно присущей рассматриваемой версии, имеется еще и 'порок логического характера. Уже наличие слова «принадлежит» в приведенных определениях не гарантирует однозначного установления типа осуществимости. Основная трудность состоит здесь в необходимости эффективной проверки выполнения тех или иных условий, входящих в определения существования. Мы не будем излагать подкрепляющие этот тезис примеры: и отошлем читателя за ними к критике понятия принадлежности в «наивной» теории множеств, проводимой в работе [4]. Суммируя сказанное, можно провести следующее уточнение методологического (если угодно — и терминологического) характера: в приведенных определениях к слову «принадлежит» необходимо добавить

оборот «в соответствии с современным уровнем научных знаний».

Следующее замечание касается той ситуации, что рассматриваемое деление модусов существования приспособлено далеко не для всех мыслимых возможностей. Куда, скажем, отнести «множество всех множеств?» Это объект абстрактный (материально не существующий), влекущий известные парадоксы (не существующей логически) и вряд ли осуществимый потенциально из-за дурной бесконечности, возникающей при попытке его «сконструировать». А как, спрашивается, быть с такими понятиями, как «энтелехия», «круглый квадрат», «планетарная модель атома» пли «проклятие матери» (которого так боялся Иудушка Головлев, — пример подсказан 5^

Ю. А. Шрейдером) — попытка применить к ним хоть один из указанных смыслов существования окажется безуспешной. Или зададим совсем уж софистический вопрос, заранее обрекая его яа безответность: существует ли «небытие» и если существует, то как? Видимо, никакие терминологические ухищрения тут не помогут. Но коль 'скоро о всех подобных вещах мы можем говорить, рассуждать, даже изучать их свойства, то получается, что они все-таки... существуют. Существуют, но в особом

смысле — семиотическом.

Определеннее говоря, объект существует семиотически, будучи назван или обозначен и тем самым включен в сферу мысленного оперирования субъекта.

Только в семиотическом плане существует «круглый квадрат» или «цилиндрический шар», материально же существующий ваш сосед по квартире существует и семиотически, коль скоро кто-то поминает его дурным либо хорошим словом. Именно семиотическое существование позволяет литераторам-фантастам рассуждать о машине времени или «нуль-транспортировках», именно оно помогает, скажем, историкам науки легко управляться с «изобретениями» предшественников — типп апейрона, мирового эфира или флогистона. Подобные примеры легко множатся.