После наказания.

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

После наказания.

Хоть Кахлид и выздоровел, похоже, что сам он смотрел на это иначе. Он хвастал Бахраму и Ивангу по поводу своего поведения во время казни:

- Никому из них я не сказал ни слова, а сам решил проверить собственные силы – решил проверить, насколько долго я могу задерживать дыхание, не падая в обморок. И когда пришло время, я рассчитал именно так чтобы гроснуться в обморок в самый важный момент. Так что я ничего не почувствовал. Даже и не помню ничего.

- Но это случилось именно со мной, - резко сказал Кхалид.

- Прекрасно. Можешь использовать этот способ, когда тебе будут рубить голову. Да и нас можешь ему научить, когда нас сбросят с Башни Смерти.

- Вы недовольны мной, как я погляжу, - уязвленно и зло сказал он.

- Из-за тебя нас тоже могли бы убить. Шайид Абдул махом мог бы отдать такой приказ, даже не задумываясь. Если бы не Надир Деванбеги, так бы и вышло. Мог бы поговорить со мной. Мог бы сказать Бахраму и мне. Мы могли бы тебе помочь.

- Да и к чему такие дела? – спросил Бахрам, подбадриваемый Иванговым наступлением. – Ведь мастерские приносили тебе достаточно денег.

Кхалид вздохнул и провел обрубком по лысеющей голове. Затем встал, подошел к запертому шкафчику, открыл его и вытащил оттуда книгу.

- Я нашел ее в индийском караван-сарае два года назад, - сказал он им, демонстрируя ветхие страницы книги. – Это работа Марии-Еврейки, величайшего алхимика. Очень древняя. Ее формула выглядела очень убедительной. Мне требовалось лишь особые печи, а также множество серы и ртути. Так что я дорого заплатил и за книгу, и за приготвления. А уж если ты попал в должники к армянам, будет только хуже. Так что мне пришлось платить золотом за золото. – Он содрогнулся от отвращения.

- Тебе так и надо было сказать, - повторил Иванг, поглядывая в старую книгу.

- Ты должен был всегда оставлять торг в караван-сараях мне, - добавил Бахрам. – Они знают, что ты действительно хочешь тот или иной предмет, мне же все равно, так что я торгуюсь со всей силой беспристрастности.

- Это лишь Аристотель, переделаный на новый лад. А ему не надо доверять, если хочешь получить что то полезное. Я читал его в багдадском и в севильском переводе и могу судить, что он чаще ошибается, чем говорит истину.

- Как это понимать? – Негодующе закричал Кхалид. Даже Бахрам знал, что Аристотель был мудрейшим из древних – высший авторитет для всех алхимиков.

- А что у него правильно? – пренебрежительно ответил Иванг. – Распоследний сельский лекарь в Китае может больше, чем мог Аристотель. Он предполагал, что думает сердце, он и не догадывался, что оно лишь перекачивает кровь. Он не подозревал ни о селезенке, ни о меридианах, [124] не слыхал о токах и пульсе. Он делал несколько вскрытий животных, но человека, насколько я понял – никогда. Пойдем на базар, и я тебе покажу пять вещей, в которых он ошибался. В любую пятницу, какую пожелаешь.

- А тебе доводилось читать “Гармонию меж Аристотелем и Платоном” Аль-Фаруди?

- Да, но эта гармония в принципе невозможна. Аль-Фаруди лишь попытался, да и то потому, что у него не было под рукой Аристотелевой “Биологии”. Если бы он был знаком с этим трудом, он бы увидел, что Арстотель остается материальным во всем. Его четыре элемента стараются встать на свои места – в рамках этого действа и существует наш мир. Очевидно, что все не так просто. – Он обвел взглядом яркое пыльное небо, прислушался к лязгу Кхалидовых мастерских, взглянул на мельницы, что нагнетали воздух для огромных плавильных печей – все окружающее пространство было насыщено звуками и движением. – Платоники знали это. Они знали что все вокруг по сути своей математично. События подвержены влиянию чисел. На самом деле, чтобы быть точным, их стоило бы называть пифагорейцами. Они подобны буддистам – для тех мир также живой. И вот в этом главная суть. Это великое создание созданий. Для Аристотеля и Ибн Рашда – это не более чем сломанные часы.

Кхалид заворчал, но он был не в том положении, чтобы спорить. Вся его философия была отрублена вместе с рукой.

Он часто испытывал боли в руке, поэтому часто курил гашиш и пил Иванговы снадобья с опиумом, чтобы притупить боль. Но это также притупляло его разум, притупляло его дух. Он теперь не мог отвешивать подзатыльники мальчишкам во время обучения. Не мог пожимать руку людям. Не мог дотрагиваться до других. Ведь у него осталась только нечистая рука. Он сам был нечист навеки. Это было важной частью наказания.

Осознание этого, а также того, что все его философские и алхимические изыскания ввергли его в такое состояние, погрузило его в глубокую меланхолию. Он покидал свой сонный особняк рано утром и слонялся по заводам, подобно призраку самого себя. А вокруг все шло своим чередом, как и раньше. Огромные мельницы вращали колеса под напором речного течения, нагнетая воздух в плавильные печи. Трудовые бригады появлялсиь сразу после утренних молитв, помечая листы, на которых записывались их рабочие часы. Затем они расходились по двору, копали соль или просеивали селитру, или выполняли одну из прочих сотен активностей, в которых предприятия Кхалида нуждались каждый день, и все под руководством группы пожилых мастеровых, что помогали Кхалиду организовать работу.

Но все это было известным, достижимым, расписанным по пунктам и совершенно неважным для Кхалида. Он бесцельно слонялся туда-сюда или сидел в своем кабинете, окруженный бесчисленными сокровищами своей коллекции, подобно сороке, что сидит в гнезде со сломаным крылом. Он мог уставиться в одну точку на несколько часов, мог долго листать манускрипты, то Аль-Рази, то Жалдаки, то Джабира – он листал их, будто проверяя, все ли на месте. Бывало он щелкал пальцем по тем предметам, что так очаровывали его прежде: кусок природного коралла; рог единорога; древнеиндийские монеты; вложенные друг в друга многоугольники из рога и слоновой кости; кубок из рога носорога, оправленый золотым листом; окаменевшие ракушки; берцовая кость тигра; смеющийся Будда из неопознанного черного материала; ниппонские нэцкэ; вилки и распятия потеряной цивилизации Френгистана – все эти прекрасные предметы, что давали ему столько радости, столько прекрасных тем для обсуждения. Все они перестали играть для него какую-либо роль. Он сидел в центре своих сокровищ но больше не был в состоянии охоты, как бывало это называл Бахрам, не выискивал аналогии, не делал предположений, не выдвигал гипотез. Бахрам даже и помыслить не мог, насколько это было важно для Кхалида раньше.

Когда Бахраму стало совсем горько, он отправился в суфийский рибат, что был на площади Регистан, чтобы посоветоваться об этом с Али, суфием, что содержал это место.

- Мавлана, [125] он был наказан сильней, чем думал поначалу. Он стал другим человеком.

- Душа у него осталась прежней, - отвечал Али. - Вы лишь наблюдаете его другую сторону. В каждом из нас есть скрытый стержень, что даже Джибрилю[126] не под силу его познать, если бы он захотел. Разум опирается на чувства, что по природе ограничены, и происходят от тела. Сам разум так же ограничен и ему недоступно истинное знание о реальности, что вечна и беспредельна. Кхалид пытался постичь реальность силой интеллекта и не преуспел в этом. Осознав это, он сник. У разума нет горячности, и при первой же угрозе он прячется в нору. Но любовь имеет божественное начало. Она приходит из царства бесконечности и даром Аллаха поверяется сердцу. Любовь не может быть измерима. “Аллах любит тебя” – единственно верное утверждение! И любовью ты должен прокладывать путь к сердцу своего тестя. Любовь – жемчужина в раковине, что живет в океане. Разум же живет на берегу и не умеет плавать. Подними со дна раковину, узри жемчужину, выставь ее напоказ. Она дарует смелость разуму. Любовь – это царь, что должен спасти своего трусивого раба. Ты понял?

- Ты должен быть честен и открыт, твоя любовь должна сиять подобно вспышке молнии! Когда он внутри осознает ее, он сам выпрыгнет на свет из своего укрытия. Ступай, почувствуй любовь в сердце своеми, и ты вызовешь ее и в нем.

Бахрам попробовал этот способ. Просыпаясь в постели с Исмериной, он чувствовал, как в нем пробуждается любовь к своей жене и ее прекрасному телу, с нежностью глядя на нее, он думал, что она была ребенком несчастного, искалеченного старика. Полный любви, он отправится к мастерским или в город, чувствуя кожей прохладу весеннего утра. Запыленная зелень деревьев, что росли у городских бассейнов, казалась истинной драгоценностью, а белые облака лишь подчеркивали насыщенную голубизну неба, что подобно эху отражалось в синих и бирюзовых куполах мечетей.

Воистину прекрасен свежим утром этот город, что лежит в центре мира! Там, где базар царствовал в своем обычном беспорядке, шуме и ярких красках, что пораждали людские отношения, казавшиеся бессмысленными и суетливыми, если бы не любовь. Каждый делал то, что делал из-за любви к людям – и в этом этим утром Бахрам не сомневался. Не сомневался он и днем, спеша по делам промышленного двора. И ночью, оказываясь в объятьях Исмерины.

Но, похоже, свой радостный настрой он никак Кхалиду передать не мог. Старик чихал на любые проявления чувств и в особенности на любовь. Мгновенно он ярился не только на Бахрама, но также и на свою жену Федву, и на Исмерину, и на детей Бахрама и Исмерины, своих внуков, Фази и Лейлу, да и вообще на всех прочих. Суматоха, царившая в мастерских, скрывала его своим лязгом и вонью на весь день – металлургия и пороховое дело организовывалось Кхалидом подобно гигантскому танцу. Бахрам видя все это говаривал:

Однажды он выскочил из своего кабинета сжимая целой рукой два древних алхимических фолианта, которые затем полетели внутрь зажженного атанора.

- Глупости! – отвечал он на крики Бахрама с просьбой остановиться.

- Но зачем? – кричал Бахрам. - Это же твои книги! Зачем, зачем, зачем?

Кхалид, держа в руке лампу с киноварью, потряс ею перед носом у Бахрама.

- Зачем? Я те скажу зачем! Взгляни! Все великие алхимики, от Джабира до Аль-Рази и Ибн Сины, все они были единодушны в том, что любой металл есть комбинация серы и ртути. Иванг говорил о том, что китайские и индийские алхимики с этим согласны. Но когда мы соединяем серу и ртуть, настолько очищенными, насколько это вообще возожно, мы получаем это. Киноварь! [127] А что это значит? Алхимики, поднимавшие этот вопрос, а таких, могу сказать, и вовсе немного, отвечают: когда речь идет о сере и ртути, вовсе не имеются в виду те субстанции, что мы знаем под серой и ртутью, но напротив - другие элементы исключительной сухости и влажности, подобны сере и ртути, только лучше! Вот! – Он швырнул киноварь в реку.

– И какая с того польза? С чего было так называть? Зачем верить тому, что они говорят? – он указал культей на свой кабинет, на алхимическую мастерскую, на все аппараты, что лежали неподалеку. – Все это мусор. Мы ничего не знаем. И они ничего не знали о том, о чем говорили.

- Все верно, отец, быть может, но не жги книги! И в них может быть польза, нужно попытаться различить. Наконец, они очень дороги.

Когда Бахраму снова довелось побывать в городе, он рассказал об этом случае Ивангу:

- Он спалил кучу книг. Мне не удалось его отговорить. Я пробовал показать ему, что любовь повсюду, но он этого просто не видит.

Высокий тибетец с шумом выпустил воздух сквозь губы, подобно верблюду.

- Это с Кхалидом не сработает. – сказал он. – Тебе несложно быть полным любви, ты молод и здоров. Кхалид же стар и искалечен. Он расбалансирован, инь и ян в нем расстроены. Любовь тут не поможет.

- Ну я тогда не знаю, что делать. Иванг, ты должен мне помочь. Он же сожжет все свои книги и сломает все свои приборы, и кто знает, что потом с ним будет.

Иванг пробормотал в ответ что-то неразборчивое.

- Времени мало. Скоро он все сломает. Воистину.