Испытывающие недомогание

К их числу следует отнести людей, у которых нет текущего заболевания (патогенеза, синдрома, необходимости лечить), но чья высшая нервная деятельность находится под влиянием обстоятельств, не связанных с психической жизнью.

Прежде всего, речь идет о так называемых минимальных мозговых дисфункциях. Их причины неочевидны и уходят в пренатальный (дородовой) период развития, когда повреждающие влияния могут быть самыми разными. Детям, которых относят к этой группе (данный вариант более заметен в детские годы), свойственны неугомонность, нетерпеливость, рассеянность, что мешает обычному развитию как в интеллектуальном, так и в социальном отношении. В коллективе они сразу попадают в число непослушных, за которыми нужно все время присматривать во избежание рисковых ситуаций. Родители и воспитатели, вынужденные считаться с непоседливостью как неотвратимой реальностью, стараются приспособить ребенка к тем условиям, где приходится учиться. Увеличивают время рекреаций, давая возможность «сбросить моторное напряжение», дома предоставляют более полноценный отдых, понимая, что в основе инициативности лежит не сила, а слабость высшей нервной деятельности, применяют фармакологические средства, улучшающие адаптацию, и т. д. Если при этом память и мышление достаточно сильны от природы и хорошо развиты благодаря усилиям близких, дети успевают комбинировать получаемые впечатления в более или менее устойчивые навыки. Когда же собственные задатки и способности невелики, слабость познающей воли быстро сворачивает психическую активность на путь пустой мечтательности, а расторможенность в сфере инстинктов создает воспитанию ощутимые помехи. А если учесть, что при такой дисфункции часто встречаются плохой сон (удлинение периода засыпания, отражение в снах событий дня, устрашающие сновидения), ночное недержание мочи, логоневроз, страх темноты, обмороки и рвота в духоте и при вестибулярной нагрузке, формирование навыков работы над собой выливается в серьезную проблему, решать которую родителям приходится в сотрудничестве как с учителем, так и с врачом, а посредником, организующим их взаимодействие, выступает психолог. Небрежное воспитание, как правило, ведет к серьезным деформациям личностного плана, когда отрицательный социальный опыт «выставляемого за дверь» трансформируется в патохарактерологическое развитие.

К подростковому возрасту моторная гиперактивность спадает, но остаются признаки эмоциональной незрелости, отставание в развитии логического мышления, наивность во взаимодействии с окружающими, что в целом делает подростка зависимым либо от семьи, либо от среды неформального общения.

В тех случаях, когда на первый план выступает недостаточность сдерживающих начал (инстинкта самосохранения, страха неизвестного, боязни наказания и т. п.), это свойство и обусловленные им отклонения в поведении обозначают термином «органическая психопатизация». Не считая такое отделение от «минимальной мозговой дисфункции» достаточно обоснованным (причина по-прежнему остается неустановленной), мы считаем себя обязанными предоставить слово сторонникам этой концепции.

«С раннего детства обнаруживается необычная крикливость, непоседливость, постоянное стремление к движению. Мимика поражает грубой выразительностью. Долго сохраняется привычка все хватать. Внимание быстро перебегает с одного предмета на другой. Такие дети ни минуты не остаются в покое. Приходилось слышать, что в детстве их привязывали к кровати, стулу, чтобы немного отдохнуть от суеты. Несмотря на подвижность, моторные навыки развиваются с запаздыванием. Ходить и говорить начинают позже обычного. Позже в сравнении со сверстниками научаются одеваться, мыться, шнуровать ботинки. Школа с первых дней становится мучением для них, а они для школы. Не в силах долго усидеть на месте, такие дети на уроках начинают бегать по классу, отвечать за других, прячутся под парту и там играют. Пишут они грязно, неряшливо, их тетради и книги вечно замызганы, а одежда испачкана. Крайне затруднена выработка поведенческих тормозов. Всякое " нельзя" дается с большим трудом. Все желания они хотят исполнять в ту же минуту. Кроме того, в детстве отмечаются невропатические симптомы. С начала пубертатного периода картина моторной бестормозности сменяется поведенческой неустойчивостью. Внешне такие подростки могут становиться даже несколько вяловатыми. В тех случаях, когда признаки мозговой дисфункции смыкаются с эпилептоидностыо, расстройства настроения могут приобретать разрушительный характер»[22].

На последней фразе этой цитаты мы хотели бы остановиться подробнее. Мы видим, что стремление врачей отделить все, что имеет хотя бы предположительно биологическую основу, от собственно личностного, где они бессильны повлиять на ситуацию, ведет к весьма сомнительным ассоциациям. В данном случае речь идет о попытке отнести к одной рубрике состояния, выделенные по признаку недостаточной социабельности (органическая психопатия) и отличающиеся всего лишь тугоподвижностью, вязкостью психических процессов (эпилептоидность). Этот шаг, сделанный в XIX веке Ч. Ломброзо, на долгие годы демонизировал представления врачей о феноменах, обозначаемых терминами с корнем слова «эпи», если не извратив, то сильно деформировав представления о его психологической сущности.

Не вдаваясь в полемику, мы приводим мнения достаточно авторитетных специалистов с разными точками зрения, оставляя за собой возможность комментировать их взгляды в рамках, на которые можем претендовать, имея собственный опыт.

«Две черты характера определяют эпилептоидного психопата. В одних случаях возрастает склонность к дисфориям и аффективность (эксплозивный вариант). В других на первый план выступают нарушения влечений (перверзный вариант). Последние чаще всего проявляются садистско-мазохистскими склонностями. Такие подростки получают чувственное наслаждение, мучая, изощренно истязая малышей, слабых и беззащитных, зверски избивая и добивая до смерти животных. Но и у самих подростков на теле можно видеть следы порезов и ожогов от папирос, нанесенных себе. В крайних случаях обнаруживается стремление к самокалечению, заглатыванию инородных тел, введению игл в собственное тело. Нарушения влечений могут проявляться страстью к поджогам, а также в сексуальных извращениях. Одной из нечастых, но ярких форм нарушения влечений является патологическая страсть к незавершенным самоудавлениям» (А. Личко).

И это при всем том, что эпилептоидность как комплекс психических особенностей, сопровождающих неврологическое заболевание, патогенез которого состоит в расстройстве электрохимических процессов в центральной нервной системе, заключается не более чем в замедленном темпе психических процессов: вязкости мышления, застойности чувств, стабильности волевого усилия. Такого склада человек испытывает постоянный дискомфорт в общении с окружающими людьми, которые его «недослушали», «отмахнулись», «не дождались». Спасаясь от неудобств «вечно дезорганизованной» жизни, он старается максимально запрограммировать весь ее уклад. Каждая вещь находится строго на своем месте. Режим – по раз и навсегда установленному расписанию. Инициатива со стороны минимизирована. Работе с бумагами отдается явное предпочтение. При этом стремление навязать свою волю окружающим, вполне естественное для человека с твердым духом, когда оно не может быть реализовано вовне (не все бывают согласны терпеть деспотические замашки), направляется внутрь личности. Устойчивость цели, упорство, верность себе, готовность на большие усилия, способность к отчуждению без тоски по отождествлению дают большие преимущества. Но, конечно, когда окружающие не считаются с индивидуальными отличиями психики эпилептоида, фрустрационное напряжение может выплеснуться по незначительному поводу на оказавшихся «под рукой» людей, что производит тягостное впечатление на окружающих.

Особенно если учесть два обстоятельства, усугубляющие момент. Испытывая «раздражение против всех», любой человек скрывает его под маской слащаво-лицемерного поведения. Только обычным людям такая необходимость не свойственна или встречается достаточно редко, а здесь – это постоянный фон эмоциональной готовности. Кроме того, будучи в какой-то мере не лишен электрохимических отклонений в центральной нервной системе, эпилептоид больше других подвержен колебаниям настроения, когда нахлынувшие чувства в той или иной мере застилают ясность сознания. Понятно, что люди, ошарашенные тем, какие черти водятся в этом сверхупорядоченном омуте, подернутом ряской льстивых манер, склонны подозревать человека во всех смертных грехах. И это тогда, когда диапазон работоспособности даже при явном заболевании, по словам Н. Бурденко, колеблется от полной инвалидности до явной гениальности. Так что нам остается лишь процитировать авторов, имеющих другую точку зрения на природу эпилептоидности, чем та, с которой мы начали развивать мысль.

«Даже среди больных с явными проявлениями эпилепсии редко встречаются люди " с молитвенником в руках и бесконечной низостью в душе", как о них иногда пишут в учебниках психиатрии. Также редки и " асоциальные эпилептические типы". Большинство из тех, кого называют эпилептоидами, это в сущности добросердечные люди, привязчивые и прямодушные; в работе они прилежны, основательны и добросовестны; они преисполнены благодарности к учреждениям и лицам, которые устроили их на работу, и признательны за всякое проявление участия, теплоты и уважения к их личности. Они могут стать невыносимыми, если окружающие люди не будут относиться с должным вниманием и терпением к их особенностям, словоохотливости, многоречивости, обстоятельности и педантизму»[23].

Нам остается лишь выразить сожаление по поводу того, что в нашей стране предвзятое отношение к людям с эпилептоидной акцентуацией характера поддерживается многими авторами, бездумно переносящими ошибки прошлого в день текущий.

Психическая деятельность может страдать из-за общей слабости, вызванной соматическим (физическим) недомоганием, когда на первом плане такие признаки, как слабость активного внимания и эмоциональная неустойчивость. При появлении препятствий к достижению цели фрустрационное напряжение разряжается гневом или отчаянием, сопровождаясь головной болью, обостренной чувствительностью к свету, звукам, запахам. Мышление легко соскальзывает в игру воображения, а память – в поток непроизвольных воспоминаний. Но главная личностная характеристика – способность исходить из собственных намерений – остается за человеком. Астения лишь подрывает его возможности и меняет стиль поведения.

Подобные состояния знакомы каждому, кого хоть раз в жизни заставляли тяжело работать, лишали пищи на более или менее длительное время, истощали воспалительные заболевания и т. п. Обычно для восстановления сил хватает отдыха, но иногда он недоступен по стечению обстоятельств: затяжное хроническое заболевание, необходимость вместе с борьбой за жизнь кормить ребенка грудью, полевые условия военной службы и т. п. Если же фактор физического истощения защитных сил организма усугубляется эмоциональным давлением, то и личность не остается в стороне. Активная воля, направленная на реализацию собственных стремлений, уступает место пассивной подчиняемости. Мышление выскальзывает из логических рамок в мир воображения с присущим тому слепым доверием к чувствам. Последние, в свою очередь, обостряются, когда речь идет о сиюминутных впечатлениях, но притупляются, когда нужно предвидеть более отдаленные перспективы. В результате появляется равнодушие к риску, ослабевает инстинкт самосохранения и человек может действовать легкомысленно, «очертя голову» и «махнув рукой на последствия».

Ключевым моментом, позволяющим установить факт влияния астении на мотивы поведения, выступает ослабление внутренних позиций личности, утомление от необходимости удерживать статусные роли, а ориентиром – те способы, которыми он при этом пользуется. Это может быть пустая мечтательность, уход в мир навязчивостей, переключение на поиск у себя несуществующих болезней, отказ от сотрудничества или даже сосуществования с людьми.

В детские годы астения выступает как нередкая причина задержки психического развития.

И, наконец, настроение человека, которое, как известно, сильно зависит от биохимического фона (витальные чувства создаются внутренними рецепторами), также может быть подвержено влияниям извне личности. Речь идет об акцентуациях характера, где главным признаком выступает немотивированная смена настроения (циклоидной по классификации А. Личко).

Подробно описанный Э. Кречмером, «циклоидный темперамент» как вариант «конституционного расстройства настроения», по его мнению, разворачивается на базе определенных черт характера: а) общительность, ласковость, добросердечие, душевность; б) веселость, остроумие, горячность, живость; в) спокойствие, впечатлительность, мягкость. Они определяют манеру поведения вне значительных колебаний настроения и присутствуют на высоте эмоциональных отклонений, придавая и веселости, и мрачности оттенок, присущий именно циклоидному характеру. По стилю поведения люди такого склада предстают как: болтливо-веселые (они всегда там, где весело и шумно, при каждом разговоре делают громкие замечания, любезны, довольны и подвижны, но иногда тягостны в общении вследствие недостатка такта); спокойные юмористы (они говорят мало, но, будучи урожденными рассказчиками, всегда интересно, в обществе и на занятиях воспламеняются, доброжелательно относятся к людям и детям, считаются с каждым, умеют общаться); тихие душевные люди (немного флегматичные скромные люди, которые не много на себя берут, так как себе не доверяют, но добросовестны и исполнительны).

Что касается установок на деятельность и жизнь в обществе, этого склада люди чаще выглядят как беспечные любители жизни (Г. Кречмер употребляет для их характеристики эпитет «пестрая жилетка»), энергичные практики («сидят во всех комитетах, работают неутомимо, умеют со всеми ладить»).

Во взаимодействии с людьми ярко проступает готовность в любой момент слиться со средой, каждая мелочь которой, каждый предмет окрашивается для них теплым чувственным тоном. В последующие годы психологи нашли термины, уточняющие описания своих предшественников, и назвали «синтонность» эмпатией, когда человека влечет к другому индивидуально, и аффилиацией, когда стремление к эмоциональному отождествлению распространяется на реальное социальное окружение.

К сожалению, такой фон время от времени сменяется мрачными периодами, когда настроение падает, интерес к жизни пропадает, люди избегают новых впечатлений, предпочитают не выходить из дома, тяжело переносят всякую ломку привычных стереотипов (переезд, смена места работы, развод с супругом и т.п.). Даже мелкие неурядицы переживаются тяжело, а серьезные неудачи, особенно задевающие самолюбие, наводят на мысль о своей никчемности и могут подтолкнуть к разрыву отношений с близкими. О специфике внутреннего мира в таком состоянии Л. Н. Толстой писал А. Фету.

«Мысль о самоубийстве была так соблазнительна, что я должен был употреблять против нее хитрость, чтобы не привести слишком быстро в исполнение. Я не хотел торопиться только потому, что хотелось употребить все усилия, чтобы распутаться. Если не распутаюсь – всегда успею, – говорил я себе… И это сделалось со мной, когда я был совершенно счастлив – все у меня было: семья прекрасная, средства большие, все возрастающая слава, уважение близких, здоровье, сила телесная».

Нормальное развитие личности на измененной почве само по себе достаточно проблематично, если ориентироваться на полноценное воплощение личности, но, к сожалению, такие люди сплошь и рядом бывают вынуждены преодолевать трудности, которые на их пути воздвигает ненадлежащее воспитание.

Рекомендуемая литература

Ганнушкин П. Б. Избранные труды. М., 1964.

Дистль Г. М. Генетика человека в обществе. М., 1999.

Жислин С. Г. Очерки клинической психиатрии. М., 1965.

Леви-Брюль Л. Сверхестественное в первобытном мышлении. М., 1994.

Личко А. Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л., 1977.

Демоз Л. Психоистория. М., 1994.

Фуко М. История безумия в классическую эпоху. М., 2000.

Эфроимсон В. П. Генетика этики и эстетики. М., 1995.