Новый картограф

{" Надзирать и наказывать")

Творчество Фуко никогда не было для него самоцелью. Именно это и делает его боль­шим писателем, наполняя все более очевидным смехом то, о чем он пишет. Божественная комедия наказаний — это просто какое-то элементарное право созерцать, как в гипнотическом сне, не в силах порой удержаться от безум­ного смеха при виде такого количества извращенных изо­бретений, продуманных до мелочей мерзостей и циничных дискурсов. От антимастурбационных устройств для детей до тюремных механизмов для взрослых развертывается це-

³¹ Существует две проблемы, одна из которых, практическая, сводится
к тому, чтобы узнать, где должны находиться точки разрыва в каждом кон­
кретном случае, а другая, теоретическая, от которой зависит первая: она
относится к самому понятию " разрыв" (в этом отношении структурную
концепцию Альтюссера следует противопоставлять серийной концепции
Фуко).

³² Boulez P. Releves d'apprenti. Seuil, 372.

лая цепь, возбуждающая неожиданный смех, который вдруг останавливают стыд, картины страдания или смерти. Па­лачи смеются редко, да и смех у них не такой, как у всех. Уже Валлес описывал свойственное революционерам ощу­щение веселья среди ужаса, которое противостояло ужас­ному веселью палачей. Нужно только, чтобы ненависть была достаточно живой, чтобы из нее можно было что-то из­влечь: великую, лишенную двусмысленности радость, не радость ненависти, а радость от желания разрушить то, что калечит жизнь. Книга Фуко наполнена радостью и ликова­нием, сливающимся с блеском стиля и изысканной орга­низацией содержания. Она ритмизована жестокими опи­саниями, сделанными с любовью: великая пытка Дамьена* и его бедолаг; город, разделенный во время чумы на охран­ные участки; вереница каторжников, идущих через город и обменивающихся репликами с народом; а потом, совсем наоборот, новая изолирующая машина, тюрьма, тюремный экипаж или автомобиль, свидетельствующие об иной " чув­ствительности в искусстве наказания". Фуко и раньше умел писать изумительные картины на фоне своих анализов.3десь же анализ делается все более микрофизическим, а картины — все более физическими, отражая " результаты" анализа не в смысле причинно-следственной связи, а в смысле оп­тическом, световом, цветовом: от красного на красном фоне при изображении пыток до серого на сером фоне тюрьмы. Анализ и картина идут рука об руку: микрофизика власти и политическое функционирование тела. Цветные картинки на миллиметровой бумаге. Эту книгу можно читать и как продолжение предыдущих книг Фуко, и как нечто новое, знаменующее собой решительный шаг вперед.

То, что смутно или даже хаотично характеризовало го-шизм, теоретически представляет собой новую постановку вопроса о власти, направленную как против марксизма, так и против буржуазных концепций, а практически — это была определенная форма локальной, специфической борьбы, в которой взаимосвязи и необходимое единство уже больше не могли основываться на процессах тотализации или цент-

*Дамьен Робер Франсуа (1715—1757) совершил неудачную попытку покушения на Людовика XV, был четвертован (Прим. ред.)

рализации, а основывались, по словам Гваттари, на некоей трансверсальности. Оба эти аспекта, и практический, и те­оретический, были тесно связаны между собой. Однако гошизм все же продолжает сохранять и вбирать в себя оп­ределенные весьма обобщенные элементы марксизма, что­бы снова погрязнуть в последнем, например, восстанавли­вая групповую централизацию и в результате возвращаясь к прежней практике, в том числе и к сталинизму. Возмож­но, функционировавшая с 1971 по 1973 гг. ГИТ (Группа информации по тюрьмам), получила импульс от Фуко и Дефера, как группа, которая сумела избежать этих рециди­вов, благодаря оригинальному типу взаимосвязей между борьбой в тюрьмах и прочими видами борьбы. А когда в 1975 году Фуко снова вернулся к теоретическим публика­циям, то, по нашему мнению, он стал автором той новой концепции власти, которую искали многие, но не смогли ни обнаружить, ни сформулировать.

Именно об этом идет речь в " Надзирать и наказывать", хотя сам Фуко говорит об этом только на нескольких стра­ницах, в самом начале книги. Всего на нескольких страни­цах, потому что он пользуется методом, не имеющим ни­чего общего с методом " тезисов". Он довольствуется тем, что предлагает отказаться от некоторых постулатов, пре­жде характеризовавших традиционную позицию левых¹. А для более подробного изложения этой проблемы пришлось ждать выхода " Воли к знанию".

Постулат собственности: власть считалась " собствен­ностью" того класса, который ее завоевал. Фуко же дока­зывает, что власть осуществляется не так и находится не тут: она является не столько собственностью, сколько стра­тегией, а ее действенность зависит не от присвоения, " а от расположения, от маневров, от тактики, от техники, от функционирования"; " она — не столько владение, сколько действие, и представляет собой не приобретенную или со­храненную привилегию господствующего класса, а следст­вие совокупности ее стратегических позиций". Этот новый функционализм, этот функциональный анализ, разумеет­ся, не отрицает существования классов и их борьбы, но

¹ нн, 31-33.

предлагает совершенно иную картину с другими пейзажа­ми, персонажами и процессами, нежели та, к которой нас приучила традиционная, в том числе и марксистская, ис­тория: " неисчислимые пункты противостояния, очаги нестабильности, каждый из которых по своему чреват кон­фликтами, борьбой и, по меньшей мере, временной инвер­сией соотношения сил", при отсутствии аналогий и гомо­логии, при отсутствии однозначности, но при наличии ори­гинального типа возможной преемственности. Короче го­воря, власть не обладает гомогенностью, а определяется единичностями, теми сингулярными точками, которые она пересекает.

Согласно постулату локализации, власть считалась властью Государства, располагающейся внутри государ­ственного аппарата, и настолько централизованной, что даже " частные" органы власти только казались рассеянны­ми, будучи в действительности лишь специфическими ап­паратами Государства. Фуко же доказывает, что само Госу­дарство возникает как результат совместного действия или как равнодействующая функционирования множества ме­ханизмов и очагов, расположенных на совершенно ином уровне и самостоятельно образующих " микрофизику влас­ти". Не только частные системы, но и очевидные элемен­ты государственного аппарата имеют такое происхождение и используют такие методы, которые Государство, скорее, ратифицирует, контролирует, либо просто прикрывает, нежели учреждает. Одна из основных мыслей книги " Над­зирать и наказывать" состоит в том, что современные об­щества можно определить как общества " дисциплинарные"; однако дисциплина здесь не может быть отождествлена ни с каким общественным институтом или государственным аппаратом именно потому, что она представляет собой тип власти, технологию, которая пронизывает все возможные аппараты и институты, связывая их между собой, продле­вая их существование, побуждая их к конвергенции и про­явлению в новом режиме. Даже если это конкретные эле­менты или механизмы, принадлежащие Государству с та­кой же очевидностью, как и полиция или тюрьма: " Хотя полиция как общественный институт действительно была

организована в виде государственного аппарата, и хотя она действительно была подчинена центру верховной полити­ческой власти, реализуемый ею тип власти, пускаемые ею в ход механизмы и элементы, к которым она их применя­ет, являются сугубо специфическими", поскольку задача ее состоит в том, чтобы способствовать проникновению дис­циплины в недолговечные частности социального поля, тем самым свидетельствуя о своей значительной независимос­ти по отношению к судебному и даже к политическому аппарату². Тюрьма же тем более не является порождением " политико-правовых структур общества", и было бы ошиб­кой ставить ее в зависимость от эволюции права, даже если это уголовное право. Что касается установления меры наказания, то тюрьма в этом также располагает необходи­мой для себя автономией, и это, в свою очередь, свиде­тельствует о ее " дисциплинарном приложении", выходящем за рамки аппарата Государства, когда она его обслуживает³. Короче говоря, функционализму Фуко соответствует со­временная топология, которая не указывает на привилеги­рованное место в качестве источника власти и не допуска­ет точечной локализации (здесь перед нами концепция со­циального пространства, столь же новая как и концепция физических и математических пространств; актуальная и для представления о неразрывности, о чем говорилось выше). Заметим, что слово " локальный" имеет два совер­шенно разных смысла: власть локальна потому, что она никогда не бывает глобальной; однако власть не локальна и не локализуема из-за того, что она диффузна.

Согласно постулату о субординации, власть, воплощен­ная в государственном аппарате, считалась подчиненной способу производства как базису. В общем, конечно, мож­но найти соответствия между великими карательными ре­жимами и системами производства: в частности, дисцип­линарные механизмы неотделимы от демографического взрыва, происшедшего в XVIII столетии и от роста произ­водства, которое стремится к увеличению доходности, к сложению сил, к " извлечению" из тел всей их " полезной

² НН, 215-217.

³ НН, 223, 249, 251.

мощности". Но даже если признать за надстройкой спо­собность к ответным действиям или к обратной связи, все равно трудно видеть в ней проявление экономической де­терминированности " в конечном счете". На практике вся экономика, включая, к примеру, ту же самую мастерскую или завод, предполагает эти механизмы власти уже дей­ствующие изнутри на тела и на души, действующие внутри экономического поля, на производительные силы и произ­водственные отношения. " Отношения власти не находятся в позиции, внешней по отношению к другим типам взаи­моотношений... не осуществляются где-то в надстройке... они располагаются там, где они играют непосредственно производительную роль" ⁴. Тому пирамидальному образу власти, который еще сохраняется в марксизме, функцио­нальный микроанализ противопоставляет строгую имма­нентность, где очаги власти и дисциплинарные технологии образуют соответствующее количество неразрывно связа-ных друг с другом сегментов, через которые проходят либо пребывают в них душой и телом (в семье, в школе, в казар­ме, на заводе, а по необходимости и в тюрьме) принадле­жащие к массе индивиды. Среди отличительных черт влас­ти мы обнаруживаем имманентность ее поля без трансцен­дентной унификации, непрерывность ее линии без какой-либо глобальной централизации, смежность сегментов без отчетливой тотализации: то есть серийное пространство⁵. Согласно постулату о сущности или о свойстве, власть обладает сущностью и является свойством, характеризую­щим тех, кто ею располагает (как господствующих), отличая их от тех, на кого она распространяется (как подчиненных ей). Однако у власти нет сущности, ибо она оперативна. Власть является не свойством, а отношением: отношения власти представляют собой совокупность отношений сил, которые пронизывают подвластные силы, в не меньшей степени, чем господствующие, при том, что и те, и другие представляют собой единичности — сингулярности. " Власть проникает в них [в подвластные силы], проходит через

⁴ ВЗ, 124.

⁵ НН, 148 (пирамидальная фигура, несомненно, существует, но ее функ­
ция диффузна и распределена по всем ее поверхностям)

них и сквозь них, опирается на них, так же как и они в борьбе с нею в свою очередь опираются на все " точки опоры", которые она образует среди них". Анализируя королевские указы о заточении без суда и следствия, Фуко показывает, что " королевский произвол" не идет сверху вниз в качестве свойства трансцендентной власти короля, а выпрашивается находящимися внизу: родственниками, соседями или коллегами, которые готовы заточить в тюрь­му любого, даже самого ничтожного смутьяна и пользуют­ся абсолютным монархом как своего рода имманентной " общественной службой", способной урегулировать семей­ные, супружеские, соседские или же профессиональные конфликты⁶. Следовательно, королевский указ о заточении без суда и следствия предстает здесь как предтеча того яв­ления, которое в психиатрии мы называем " принудитель­ным помещением в лечебное учреждение". Дело в том, что отношения власти осуществляются отнюдь не в какой-то общей или особо пригодной для этого сфере, но проника­ют повсюду, где имеются хотя бы минимальные сингуляр­ности, такие отношения сил, как " споры между соседями, ссоры между родителями и детьми, недоразумения между супругами, алкогольные напитки, сексуальные излишест­ва, публичные дрязги и разные тайные страсти".

Согласно постулату о модальности, власть действует то насилием или через идеологию, то она подавляет, то обма­нывает или вселяет веру, приближает то к полиции, то к пропаганде. Альтернатива представляется иррелевантной (и это хорошо видно на примере съезда любой политической партии: в зале и даже на улице могут бушевать страсти; на трибуне всегда много разговоров об идеологии; однако ор­ганизационные проблемы, проблемы организации власти улаживаются где-нибудь в сторонке, в смежном зале). Власть не осуществляется посредством идеологии, даже в тех слу­чаях, когда она направлена на души, а в тот момент, когда власть оказывает давление на тело, она не обязательно дей­ствует путем насилия и репрессий. Или, точнее, насилие выражает воздействие силы на нечто, будь то предмет или человек. Но оно не выражает властных взаимоотношений,

' ЖПЛ, 22-26.

то есть взаимоотношений между силой и силой, " действия, направленного на действие" ⁷. Взаимоотношения сил дают нам функцию типа " возбуждать, подстрекать, комбиниро­вать...". Когда речь заходит о дисциплинарных обществах, говорят: распределять, классифицировать, компоновать, нормализовать. Этот список бесконечен и меняется в каж­дом конкретном случае. Прежде чем подавлять, власть " по­рождает действительность". И она также порождает исти­ну, прежде чем начинает идеологизировать, абстрагиро­вать или маскировать⁸. В " Воле к знанию" на примере сек­суальности, взятом как наиболее характерный, по­казывается, как можно верить в реальность подавления сексуальности в языке, если ограничиться только слова­ми и фразами. Однако мы придем к совершенно иному выводу, если извлечь доминантные высказывания, в частности, процедуры признания в церкви, в школе, в боль­нице, в которых обнаруживается стремление докопаться одновременно и до реальности секса, и до истины в сексе; таким образом получается, что репрессии и идеология не объясняют ничего, но всегда предполагают некий распоря­док или некое " установление", в рамках которого они дей­ствуют, а не наоборот. Фуко знает и о репрессиях, и об идеологии, ^но для него, так же, как в свое время и для Ницше, они являются не главными участниками противоборства сил, а всего лишь пылью, поднимающейся во время битвы.

Согласно постулату о законности, власть Государства вроде бы выражается в законе, который воспринимается то как состояние мира, навязываемое грубым силам, то как результат борьбы или войны, выигранной сильнейшими (но в обоих этих случаях закон определяется через вынужден­ное или добровольное прекращение войны и противопос­тавляется беззаконию, которое он определяет методом исключения; революционеры могут лишь апеллировать к другой законности, устанавливаемой в результате завоева­ния власти и учреждения другого государственного аппа-

⁷ Текст Фуко в: Dreyfus H.R., Rabinow P. Michel Foucault, un parcours philosophique. Gallimard, 313. ⁸HH, 196.

рата). Одной из наиболее глубоких тем в рассматриваемой книге Фуко стала замена этой чересчур грубой оппозиции " закон-беззаконие" более тонкой корреляцией " незакон-ности-законы". Закон всегда представляет собой сочета­ние незаконностей, которые он, формализуя, дифферен­цирует. Достаточно рассмотреть совокупность законов о торговых обществах, чтобы увидеть, что законы не проти­востоят незаконностям глобально, а вполне недвусмысленно используются как стредство, с помощью которого обходят­ся другие законы. Закон — это способ управления неза-конностями, теми, которые он допускает, делает возмож­ными или же придумывает в качестве привилегий для гос­подствующего класса, и другими, которые он терпит как своего рода компенсацию для подавляемых классов, в то же время используя их в интересах господствующего класса; наконец, это способ управления такими незаконностями, которые он запрещает, изолирует и пользуется ими, как объектом, но одновременно и как средством господства. Так, например, основанием для изменений законов на про­тяжении XVIII века являлось перераспределение незакон­ностей, причем не только потому, что у правонарушений возникала тенденция к изменению характера и их объектом все чаще становилась собственность вместо личности, но еще и потому, что дисциплинарные власти стали по-иному перекраивать и формализовать эти правонарушения, опре­деляя их новую форму с помощью названия " преступная деятельность", что дало возможность провести новую диф­ференциацию незаконных действий и установить новый вид контроля над ними⁹. Несомненно, что некоторые слу­чаи массового сопротивления революции 1789 года объяс­няются тем, что нарушения закона, терпимые или привычные при старом режиме, республиканская власть не пожелала терпеть. Однако общим для всех западных рес­публик и монархий является то, что сущность Закона воз-

' НН, 84, 278. Интервью в " Монде", 21 февраля 1975 г.: " Незаконность не есть ни случайность, ни более или менее неизбежное несовершенство... Я бы даже сказал, что закон создан не для того, чтобы препятствовать тому или иному типу поведения, а для того, чтобы дифференцировать способы обходить сам закон"

водится ими в предполагаемый припцип власти с целью придать себе гомогенную юридическую представительность: так " юридической модели" удалось прикрыть собой стра­тегическую карту¹⁰. Тем не менее, эта карта незаконностей продолжает функционировать по правилам модели закон­ности. И Фуко доказывает, что закон является состоянием мира не в большей степени, чем результат выигранной вой­ны: он сам — война и стратегия этой продолжающейся войны, точно так же, как власть — это не собственность, приобретенная господствующим классом, а реальное осу­ществление его стратегии.

Можно сказать, что все это выглядит как появление, чего-то нового после Маркса. Похоже на то, что заговор молчания вокруг Государства оказался, наконец, нарушенным. Фуко не довольствуется утверждениями о том, что некоторые понятия следует пересмотреть, он даже не говорит этого, он это делает, предлагая тем самым новые координаты для практического действия. Где-то в глуби­нах грохочет битва с ее локальными тактиками и общей стратегией, но она действует не тотально, а с помощью промежуточных этапов, пригонок, конвергенции, наращи­ваний. Речь идет, скорее, о вопросе " Что делать? ". Теоре­тическая привилегия, которую обычно предоставляют го­сударству как аппарату власти, определенным образом вле­чет за собой практическую концепцию направляющей и централизующей партии, которая захватывает государствен­ную власть; на самом же деле, наоборот, именно эта орга­низационная концепция партии оправдывается данной теорией власти. Цель книги Фуко — иная теория, иная прак­тика борьбы, иная стратегическая организация.

Предыдущей книгой была " Археология знания". Какую эволюцию мысли отражает книга " Надзирать и наказывать"? " Археология" была не только книгой размышлений или же теорией общей методологии, она давала новую ориента-

¹⁰ ВЗ, 114—120, 135. Фуко никогда не поддерживал культа " правового" Государства, и легалистская концепция, по его мнению, ничем не лучше репрессивной. В обоих случаях это, собственно, одна и та же концепция власти: в первом случае закон действует как внешняя реакция на желания, а во втором — как внутреннее условие желания: ВЗ, 109

цию, новый взгляд на все предшествующие книги. " Архео­логия" предлагала ввести различие между двумя типами практических формаций: одни из них являются " дискур­сивными", или высказываниями, а другие — " недискур­сивными", или средами. К примеру, в конце XVIII века клиническая медицина была дискурсивной, однако в качестве таковой она входила во взаимоотношения с массами и группами населения, зависевшими от иного типа формации и предполагавшими тем самым существование недискурсивных сред: " общественные институты, политические события, экономические практики и процессы". Разумеется, эти среды также порождают вы­сказывания, а высказывания таким же образом определя­ют характер среды. Но как бы то ни было, эти две форма­ции различны, хотя и пронизывают друг друга: между ними нет ни соответствий, ни изоморфизма, ни прямой причинно-следственной связи, ни символизации¹¹. Следо­вательно, " Археология" явилась промежуточным звеном: она четко разграничила две формы, но задаваясь целью определить форму высказываний, ограничилась негатив­ным определением другой формы как " недискурсивной". Книга " Надзирать и наказывать" стала новым шагом. Скажем, есть, например, такая " вещь", как тюрьма: она представляет собой формацию среды (" карцеральной" среды), и еще она — форма содержания (содержимым ее является узник). Но эта вещь, или форма отсылает не к " слову", которое могло бы ее обозначать, равно как и не к означающему, для которого она была бы означаемым. Она отсылает к совершенно иным словам и понятим, таким как " преступная деятельность" или " правонарушитель", в которых выражается новый способ высказывания о нару­шениях законности, наказаниях и их субъектах. Назовем такой вид высказываний формой выражения. Между тем, хотя эти две формы и возникли в одно и то же время, в XVIII веке, они от этого не становятся менее различными. Уголовное право проделало эволюцию, которая заставила его формулировать высказывания о преступлениях и нака­заниях в контексте " защиты общества" (уже не мести и не

¹¹ A3, 212—213/162-163.

восстановления попранных прав суверена): эти знаки ад­ресовались душе или духу и устанавливали ассоциации идей между правонарушениями и наказаниями (код). Тюрьма же как таковая стала новым способом воздействия на тело, и происхождение у нее совершенно иное, чем у уголовного права: " Тюрьма, суровый образ, в котором сгущены все виды строгого порядка, не является эндогенным элемен­том в исправительной системе, определившейся на рубеже XVIII—XIX веков" ¹². Суть в том, что уголовное право име­ет отношение лишь к тому, что может быть сказано о про­блеме преступности: это некий строй языка, классифици­рующий правонарушения, привлекающий правонарушите­лей к судебной ответственности и " отмеряющий" наказа­ния; это одно из семейств высказываний, а также еще и порог. Тюрьма же, со своей стороны, имеет дело со зри­мым: она не только претендует на то, чтобы сделать на­глядно видимым преступление и преступника, но и сама образует некую видимость; прежде.чем стать образом кам­ня, она формирует некий " режим света", она характеризу­ется " паноптизмом", то есть своеобразным визуальным расположением и световой средой, где надзиратель может видеть все без риска самому быть увиденным, а заключен­ные все время находятся в поле зрения и ничего не видят сами (центральная башня и камеры по кругу)¹³. Режим света и строй языка не обладают одной и той же формой и относятся к разным формациям. Теперь мы лучше пони­маем, что Фуко непрестанно изучал эти две формы и в предыдущих книгах: в " Рождении клиники", по его соб­ственным словам, — зримое и высказываемое; в " Истории безумия" — безумие в том виде, как его видят в больнице общего профиля, и безрассудство в той форме, в какой о нем говорится в медицине (а в XVII веке лечили не в больницах). То, что было постоянной темой всего творчест­ва Фуко и существование чего было признано в " Археоло­гии", но обозначено лишь негативно, как недискурсивные среды, находит в книге " Надзирать и наказывать" свою

¹² НН, II часть, гл.1 (о движении, реформировавшем Уголовный Ко­
декс, и его высказывания) и гл.2 (почему тюрьма не входит в эту систему и
отсылает к другим моделям).

¹³ НН, III, гл.З (описание " Паноптикона")

позитивную форму: зримая форма в ее противопоставлении форме высказываемого. Например, в начале XIX века зримы­ми становятся массы и группы народонаселения, они " выходят на свет", и в то же самое время медицинские высказывания завоевывают новые сферы высказываемого (повреждения тканей и анатомо-физиологические корреляции...)¹⁴.

Разумеется, у тюрьмы, как содержательной формы, есть и собственные высказывания, и свои уставы. Разумеется, уголовное право как форма выражения, как совокупность высказываний о преступной деятельности обладает своим содержанием, хотя бы в том, что касается нового типа пра­вонарушений: не столько нападения на личность, сколько посягательства на собственность¹⁵. И обе эти формы непре­станно контактируют, проникают одна в другую так, что каждая может присвоить себе часть другой: уголовное право не перестает препровождать заключенных в тюрьму, обес­печивать их приток, тогда как тюрьма непрестанно воспро­изводит преступную деятельность, превращая ее в " объект", и осуществляет цели, понимаемые уголовным кодексом по-иному (защита общества, перевоспитание осужденного, изменение наказания в зависимости от конкретных обстоятельств, индивидуальный подход)¹⁶. Эти две формы предполагают друг друга. И, однако же, у них нет ни общих проявлений, ни сходства, ни даже соответствия. Как раз в этом пункте книга " Надзирать и наказывать" выдвигает две проблемы, которые не могла сформулировать " Археология", так как она основывалась на Знании и на примате высказы­вания в знании. С одной стороны, существует ли вообще в социальном поле какое-либо общее основание, независи­мое от форм? С другой стороны, насколько взаимодейст­вие, подгонка двух форм, и их взаимное проникновение га­рантированы в каждом конкретном случае?

Форма заявляет о себе в двух направлениях: она образует или организует разные виды материи; она формирует функ-

¹⁴ A3, 214/163.

¹³ НН, 77—80 (об эволюции и изменениях видов правонарушений).

" НН, IV, гл.1 и 2: как тюрьма заставляет признать себя в другую эпоху и вступает в корреляцию с системой уголовных наказаний, чтобы " произво­дить" преступную деятельность или образовывать некую " преступную деятельность — объект" (282

ции или ставит перед ними цели. К оформленным видам материи относятся не только тюрьма, но и больница, шко­ла, казарма, мастерская. Наказание является формализо­ванной функцией, равно как и лечение, воспитание, муштра, принуждение к работе. Нельзя отрицать, что меж­ду двумя формами существует своего рода соответствие, хотя они и несводимы друг к другу (в самом деле, в XVII веке медицинское обслуживание не имело отношения к больнице как общественному учреждению, а уголовный ко­декс в XVIII веке по существу не был связан с тюрьмой). Как же тогда объяснить коадаптацию форм? Дело в том, что мы можем представить себе чистые виды материи и чистые функции, абстрагируясь от форм, в которых они воплощаются. Когда Фуко дает определение паноптизму, он определяет его либо конкретно, как оптическую или световую организацию, характеризующую тюрьму, либо абстрактно, как некую машину, которая не только приме­няется для определения любой зримой материи вообще (мастерской, казармы, школы, больницы в той же мере, что и тюрьмы), но также и пронизывает вообще все выска­зываемые функции. Следовательно, абстрактной формулой Паноптизма будет уже не " видеть, не будучи видимым", а навязывать какой-либо тип поведения любому человеческому множеству. Необходимо лишь уточнить, что рассматривае­мое множество должно быть уменьшено, помещено в ограниченное пространство и что навязывание определен­ного типа поведения осуществляется путем перераспреде­ления в пространстве, расположения и классификации во времени, компоновки в пространстве-времени...¹⁷. Это бес­конечный список, и касается он всегда неоформленных и неорганизованных видов материи, неформализованных и нецеленаправленных функций, притом, что обе перемен­ные неразрывно связаны между собой. Как же назвать это новое неформальное измерение? Фуко однажды уже дал ему наиболее точное определение: это " диаграмма", то есть

¹⁷ Эти уточнения необходимы тем более, что ВЗ обнаружит другую пару соотношений материи—чистых функций: на этот раз все множества будут многочисленными и разместятся в открытом пространстве, а функцией будет уже не навязывание определенного типа поведения, а " управление жизнью". ВЗ сопоставляет обе пары, 182—185; мы еще вернемся к этому вопросу

" функционирование, абстрагированное от любого препят­ствия или трения..., от всякого конкретного использования" ¹⁸. Диаграмма — это уже не архив (слуховой или зрительный), это карта, картография, равнообъемная любому социальному полю. Это некая абстрактная машина*. Поскольку она опре­деляется через функции и неоформленные виды материи, она не знает никакого формального различия между содер­жанием и выражением, между дискурсивной и недискур­сивной формациями. Это почти немая и слепая машина, хотя именно она выявляет и заставляет высказываться.

Существует множество диаграмматических функций и даже типов материи, и связано это с тем, что всякая диаг­рамма представляет собой пространственно-временное множество. Это связано также и с тем, что диаграмм сущес­твует столько же, сколько социальных полей в истории. Когда Фуко употребляет понятие диаграммы, он делает это в связи с нашими современными дисциплинарными обществами, где власть производит разбивку всего поля на квадраты: если здесь и присутствует модель, то это модель " чумы", по ко­торой зараженный город разбивается на участки, и которая проявляется во всем, вплоть до мельчайших деталей. Когда же в качестве предмета анализа берутся старые общества самодержавного типа, видно, что и они не обходятся без диаграмм, хотя это другие виды материи и другие функции: там тоже одна сила воздействует на другие силы, но не столько для того, чтобы сочетать и компоновать, сколько для того, чтобы изымать; не столько для детализации, сколько для разъединения массы; скорее для изгнания болезни, нежели для разделения пораженного эпидемией города

¹⁸ НН, 207, (в этой связи Фуко уточняет, что термину «Паногггака» давали явно неудовлетворительное определение, пока его рассматривали только как " архитектурно-оптическую систему").

* Машина, или, точнее, желающая машина — понятие Ж. Делёза и Ф. Гваттари, подробно раскрытое в книге " Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип" (Capitalisme et shizophrenie: L'Anti-Oedipe, 1972). Под этим понятием подразумевается самый широкий круг объектов — от человека, действующего в рамках соответствующей культуры (с присущими ей правилами, кодами и ограничениями) до общественно-социальных формаций. Главное во всем этом — акцент на бессознательном характере действий, как социальных механизмов (включая и механизмы власти), так и субъекта, суверенность которого оспаривается с позиций всесильное™ бессознательного) (Прим. перев.).

на карантинные участки (модель " проказы")¹⁹. Это уже другая диаграмма и другая машина, более напоминающая театр, чем завод (иным типом взаимодействий между силами). Мало того, существуют еще промежуточные диаг­раммы, которые отражают переход от одного общества к другому: так, например, " наполеоновская" диаграмма, где дисциплинарная функция сочетается с функцией самодер­жавного типа " в точке, где смыкаются монархическое прав­ление с самодержавным ритуалом и иерархически перманентным проявлением неограниченной дисциплины²⁰. Происходит это потому, что диаграммы в высшей степени нестабильны и текучи, они непрестанно перемешивают различные виды материи и функции, тем самым порождая мутации. В конечном счете, любая диаграмма интерсоци­альна и находится в становлении. Она никогда не работа­ет на то, чтобы представлять ранее существовавший мир, она производит новый тип реальности, новую модель ис­тины. Она не является ни субъектом истории, ни чем-то, находящимся над историей. Она создает историю, разру­шая предшествующие реальности и значения, образуя столько же новых точек их возникновения и созидания, неожиданных соединений и невероятных континуумов. Она удваивает историю становлением.

У всякого общества есть своя или свои диаграммы. Пог­лощенный работой над определенными сериями, Фуко никогда непосредственно не интересовался так называе­мыми первобытными обществами. А между тем они могли бы дать ему очень интересный, может быть даже крайне интересный материал для анализа. Ибо они, отнюдь не будучи лишенными политики и истории, обладают целой сетью союзов, которые невозможно ни вывести из какой-нибудь структуры родства, ни свести к отношениям обме­на между группами племенного объединения. Эти объеди­нения пронизывают мелкие локальные группы, консти­туируют соотношения сил (дарения и отдаривания) и руко­водят властью. Э1цесь диаграмма демонстрирует свое отличие

¹⁹ О сопоставлении этих двух типов, ВЗ, 178—179; а о примере, где
модель " проказы" сопоставляется с моделью " чумы", НН, 197—201.

²⁰ НН, 219

от структуры в той мере, в какой эти союзы ткут мягкую, трансверсальную сеть, перпендикулярную вертикальной структуре, определяют практику, стратегию или процесс, отличие от любой комбинаторики и образуют нестабильную, никогда не находящуюся в состоянии равновесия физичес­кую систему, а не замкнутый цикл обмена (здесь берет начало полемика Лича с Леви-Строссом, а также социология стратегий Пьера Бурдье). Из этого не следует, что концепция власти, разработанная Фуко, наилучшим образом подходит для первобытных обществ, о которых он ничего не говорит; скорее из этого следует, что современные общества, о кото­рых он говорит, в свою очередь развертывают диаграммы, отражающие отношения между наличествующими в них силами или конкретные стратегии каждого общества. По сути, всегда есть основания для поисков под крупными со­вокупностями, первобытными родственными связями или современными общественными институтами микроотноше­ний, которые не проистекают из них, а, напротив, составляют их основу. Когда Габриэль Тард создавал свою микросоциологию, он делал примерно то же самое; он не объяснял социальное через индивидуальное, а описывал большие совокупности, определяя соотношения между чрез­вычайно малыми силами: " имитацию" как распространение какого-нибудь религиозного течения или желания (квант), " изобретательство" как встречу двух имитативных течений... Это были подлинные соотношения сил в той мере, в какой они выходят за рамки обыкновенного насилия.

Так что же такое диаграмма? Это выражение соотно­шений сил, образующих власть согласно ранее проанали­зированным признакам. " Паноптический аппарат — это не просто шарнир, не передаточная инстанция между ме­ханизмом власти и функцией, это способ заставить функ­ционировать отношения власти в рамках функции и функ­цию — через отношения власти" ²¹. Мы уже видели, что соотношения сил или власти являются микрофизическими, кими, стратегическими, многоточечными, диффузными, что они определяют единичности и образуют чистые функции. Диаграмма или абстрактная машина — это карта соот-

²¹ НН, 208.

ношений сил, карта плотности и интенсивности, которая функционирует при помощи изначальных нелокализуемых связей и в каждое мгновение проходит через любую точку, " или точнее, в пределах каждой взаимосвязи от одной точки к другой точке" ²². Разумеется, здесь нет ничего общего ни с трансцендентной Идеей, ни с идеологической надстройкой, как нет ничего общего и с экономическим базисом, уже оце­ненным по своей сущности и определенным по форме и способу применения. И тем не менее, диаграмма действует как имманентная и неунифицирующая причина, коэкстен-сивная всему социальному полю: абстрактная машина высту­пает в роли причины внутренней организации конкретных взаимодействий, осуществляющих с ее помощью эти соотношения; и эти отношения сил происходят " не наверху", а в самой ткани формируемых ими схем взаимодействия.

Что означает здесь термин " имманентная причина"? Это причина, которая актуализируется в своем следствии, кото­рая интегрируется в своем следствии и дифференцируется в нем. Или, точнее, имманентной является такая причина, которую актуализирует, интегрирует и дифференцирует ее же следствие. Вот почему между причиной и следствием, между абстрактной машиной и ее конкретными схемами взаимодействия (чаще всего Фуко называет их словом " устройство") имеются корреляция и взаимодопущение. Если следствия актуализируются, то это происходит потому, что соотношения сил или власти являются всего лишь виртуаль­ными, потенциальными, нестабильными, исчезающими, мо­лекулярными, и определяют они лишь возможности и веро­ятности взаимодействия,.пока не входят в макроскопическое целое, способное придать форму их текучей материи и диффузной функции. Но актуализация — это еще и интег­рация, совокупность возрастающих интеграции, сначала локальных, затем глобальных или же имеющих тенденцию становиться глобальными, производящих выравнивание, го­могенизацию, суммирование соотношений сил: например, закон как интеграция незаконностей. Конкретные схемы взаимодействия в школе, мастерской, армии... производят интеграцию оцененных сущностей (детей, рабочих, солдат)

²² ВЗ, 122 (" Власть находится повсюду, и не потому, что она все охваты­вает, а потому, что она идет отовсюду")

и целенаправленных функций (воспитание и т.д.), вплоть до Государства, которое стремится к глобальной интеграции, если не к универсальному Рынку²³. Наконец, актуализация-интеграция представляет собой дифференциацию: не потому, что причина в процессе актуализации становится неким выс­шим Единством, а, напротив, потому, что диаграмматичес-кое множество не может актуализироваться, а дифференци­ал сил не может интегрироваться иначе, как отправляясь по расходящимся путям, распределяясь до дуализма, следуя ли­ниям дифференциации, без которых все осталось бы в дис­персии причины, не приведшей к своему следствию. То, что актуализируется, может делать это только посредством раздвоения или диссоциации, создавая дивергентные фор­мы, между которыми оно и распределяется²⁴. Именно здесь, следовательно, и возникают великие дуальности, классы, или же правители-управляемые, общественное-частное. Более того: как раз здесь и расходятся или дифференцируются две формы актуализации: форма выражения и форма содержания, дискурсивные и недискурсивные формы, форма зримого и форма высказываемого. И происходит это именно потому, что имманентная причина игнорирует формы, как в их ма­терии, так и в их функциях, потому что она актуализируется в зависимости от центральной дифференциации, которой, с одной стороны, предстоит сформировать зримую материю, а с другой — формализовать высказываемые функции. Между зримым и высказываемым находится зияние, разрыв, но этот разрыв форм представляет собой место, или, как говорит Фуко, " не-место", где исчезает неформальная диаграмма, чтобы воплотиться в двух непременно дивергентных, диф­ференцированных, несводимых друг к другу направлениях. Следовательно, конкретные схемы взаимодействия рас­щепляются, и как раз в появляющихся таким образом зазорах осуществляется работа абстрактной машины.

²³ Об интегрантах, в частности, о Государстве, которые не объясняют
власть, а лишь предполагают ее отношения и ограничиваются их возобнов­
лением и стабилизацией, см. ВЗ, 122—124 и текст Фуко в газете " Либерась-
он" от 30 июня 1984 г.

²⁴ Взаимоотношения власти как " внутренние условия дифференциации":
ВЗ, 124. Проблему актуализации виртуального, которая всегда является
дифференциацией, глубоко проанализировал, например, Бергсон.

Таково решение двух проблем, поставленных в книге " Надзирать и наказывать". С одной стороны, дуальность форм и формаций не исключает общей имманентной при­чины, действующей в неоформленном. С другой стороны, | эта общая причина, предполагаемая в каждом случае и в I каждом конкретном устройстве непрестанно отмеряет сме-* шения, захваты и перехваты элементов или сегментов обе­их форм, хотя последние являются и остаются несводимы­ми друг к другу, гетероморфными. Не будет преувеличени­ем сказать, что всякое устройство представляет собой жид­кую кашу, в которой перемешано зримое и высказывае­мое: " Тюремная система объединяет в одном и том же об­разе разные виды дискурса и архитектуры", программы и механизмы²⁵. " Надзирать и наказывать" — это книга, где Фуко явным образом преодолевает очевидный дуализм своих предшествовавших книг (этот дуализм уже проявлял тен­денцию к самопреодолению, развиваясь в сторону теории множеств). Если знание состоит в переплетении зримого и высказываемого, то власть выступает как его предполагае­мая причина, и наоборот: власть подразумевает знание как бифуркацию, как дифференциацию, без которой она не смогла бы перейти к действию. " Не существует отношения власти без коррелятивного формирования поля знания, как знания, которое не предполагало бы и не конституировало бы одновременно отношений власти" ²⁶. Ошибкой и лицемерием было бы считать, что знание появляется лишь там, где взаимодействия между силами временно прекращены. Не существует такой модели истины, кото­рая не отсылала бы к какому-нибудь типу власти; нет ни знания, ни даже науки, которые не выражают или не вме­шивают в свою практику какую-либо осуществляющую свои функции власть. Всякое знание движется от зримого к вы­сказываемому и обратно; и все-таки между ними нет ни общей тотализирующей формы, ни даже конформности или взаимно однозначного соответствия. Между ними существуют лишь трансверсально действующие соот­ношения сил, которые обнаруживают в дуальности форм

²³ НН, 276. ²⁶ НН, 32

условие для собственного действия и собственной актуа­лизации. Если происходит коадаптация форм, то она воз­никает при их " встрече" (если оказывается вынужденной), а не наоборот: " встреча получает свое обоснование только благодаря новой необходимости, которую она образует". Так, например, обстоит дело со встречей " зримостей" тюрьмы и высказываниями уголовного права.

Что же Фуко называет машиной, абстрактной или кон­кретной (он говорит о " машине-тюрьме", но также и о машине-школе, машине-больнице...)? ²⁷ Конкретные маши­ны — это схемы взаимодействия, биформальные устройст­ва, а абстрактная машина — это неформальная диаграмма. Короче говоря, машины бывают социальными прежде, чем стать техническими. Или точнее, прежде, чем появляется технология материальная, существует некая человеческая технология. Несомненно, она оказывает свое воздействие по всему социальному полю, но для того, чтобы она сама стала возможной, необходимо, чтобы ее инструменты и ма­териальные машины были отобраны диаграммой и приня­ты в схемы взаимодействия. С подобной необходимостью часто сталкивались историки: оружие гоплитов включается в схему взаимодействия военного строя фаланги; стремя избирается диаграммой феодального строя; развитие от пал­ки-копалки к мотыге, а затем к плугу не выстраивается линейным образом, а " отсылает" к соответствующим кол­лективным машинам, видоизменяющимся в зависимости от плотности населения и времени распашки пара²⁸. В этой же перспективе Фуко демонстрирует, почему винтовка как инструмент существует только в рамках " совокупности ус­тройств, принципом которых является уже не подвижная или неподвижная масса, а геометрия отделяемых и состав­ляемых сегментов" ²⁹. Итак, технология представляет собой

²⁷ Ср. нн, 237.

²⁸ Это одна из идей, разделяемых Фуко с современными историками:
по поводу палки-копалки и пр. Бродель сказал, что " Орудие есть следст­
вие, а не причина" (Braudel F. Civilisation materielle et capitalisme. P., 1979,
I, 128). По поводу оружия гоплитов Детьен писал, что " техника представ­
ляет собой до некоторой степени внутреннее явление по отношению к
социальному и ментальному" (Detienne. Problemes de la guerre en Grece
ancienne, Mouton. 134). 29. HH, 165.

²» HH, 165.

явление прежде всего социальное, и только потом — техническое. " По сравнению с доменными печами или с паровой машиной, паноптизм не так хорошо известен... Но было бы несправедливо сравнивать дисциплинарные технологии с такими изобретениями как паровая машина... Их гораздо меньше, и тем не менее, в некотором смысле, их намного больше" ³⁰. Если же технологии в узком смысле этого слова " укореняются" в схемах взаимодействия, то про­исходит это потому, что сами схемы взаимодействия со сво­ими технологиями подбираются с помощью диаграмм: на­пример, тюрьма может существовать в самодержавных об­ществах как явление маргинальное (письма с королевской печатью о заточении без суда и следствия); как аппарат она начинает существовать лишь с того момента, когда новая диаграмма, диаграмма дисциплинарная, дает ей возмож­ность переступить " технологический порог" ³¹.

Все это выглядит так, как если бы абстрактная машина и конкретные схемы взаимодействия образовали два по­люса, при том что переход с одного из них на другой про­исходил бы едва заметно. Порой схемы взаимодействия распределяются по жестким и компактным сегментам, четко отделенным друг от друга перегородками, непроницаемы­ми границами, выраженными формально (школа, армия, мастерская, в известных случаях — тюрьма, и, как только мы попадаем в армию, нам говорят: " Ты уже не в шко­ле"...). Иногда, напротив, они сообщаются между собой в рамках абстрактной машины, которая наделяет их гибкой и диффузной микросегментарностью, такой, что все они становятся похожими друг на друга, и тюрьма распростра­няет свою функцию на всех остальных, рассматриваемых теперь как переменные одной и той же, не имеющей фор­мы, сплошной функции (школа, казарма, мастерская — это уже тюрьмы...)³². Если мы непрестанно переходим с одного полюса на другой, то это происходит оттого, что каждая схема взаимодействия включает эту абстрактную машину,

³⁰ нн, 226.

³¹ НН, 225.

³² Основной текст, НН, 306

хотя лишь до определенной степени: это нечто вроде ко­эффициентов осуществления диаграммы, и чем выше сте­пень включения одной схемы взаимодействия, тем сильнее она рассеивается в других схемах, адекватных всему соци­альному полю. Здесь метод Фуко обретает максимум гиб­кости. Дело в том, что коэффициент меняется прежде все­го от одной схемы взаимодействия к другой: например, во­енно-морской госпиталь располагается в месте пересече­ния маршрутов кораблей, размещает контрольные пункты по всем направлениям, контролирует все передвижения, что превращает его в " перекресток", обладающий высокой степенью проявления абстрактной машины, в медицинское пространство, соответствующее целой диаграмме³³. Одна­ко коэффициент может меняться и внутри одной и той же схемы взаимодействия, и при переходе от одного социаль­ного поля к другому, да и в пределах одного и того же социального поля. Так, например, обстоит дело с тремя стадиями тюрьмы: в автократических обществах она сущес­твует лишь " поодаль" от прочих схем взаимодействия, име­ющих отношение к наказаниям, поскольку она реализует диаграмму автократической власти лишь в малой степени. И, напротив, она начинает распространяться по всем на­правлениям и не только берет на себя осуществление це­лей уголовного права, но и пропитывает своим духом дру­гие схемы взаимодействия, потому что эффективно реали­зует требования дисциплинарной диаграммы (при этом ей еще нужно избавиться от " дурной репутации", доставшей­ся ей от ее предыдущей роли). И, наконец, нельзя быть уверенным в том, что дисциплинарные общества позволи­ли бы тюрьме сохранить этот высокий коэффициент, если бы в своей эволюции они нашли другие средства для реа­лизации своих целей, связанных с осуществлением уголов­ных наказаний и выполнением диаграммы во всем ее объ­еме: отсюда тема пенитенциарной реформы, которая все настоятельнее заявляет о себе в социальном поле, чтобы, в

³³ НН, 145—146 (" Медицинский надзор здесь действует заодно с целой серией других видов контроля: военного — над дезертирами, фискального — над товарами, административного — над лекарствами, рационами, ис­чезновениями, выздоровлениями, смертями, симуляцией...").

крайнем случае, лишить тюрьму ее образцового (характера и вернуть ее к состоянию локализованной, ограниченной и изолированной схемы взаимодействия³⁴. Все происходит так, как будто тюрьма, как ладья, то поднимается, то опус­кается по шкале реализации дисциплинарной диаграммы. Существует история схем взаимодействия подобно тому, как существуют становление и мутации диаграммы.

Это не только характерно для метода Фуко, но и имеет большое значение для всей его мысли. Часто высказыва­лось мнение, что Фуко — прежде всего " философ заточе­ния" (общая больница в, " Истории безумия", тюрьма в " Надзирать и наказывать"), хотя это далеко не так, и это недоразумение мешает нам уловить, в чем же состоит его глобальный проект. К примеру, Поль Вирилио считает себя оппонентом Фуко, когда подчеркивает, что проблема со­временных обществ, проблема " полиции", заключается не в " заточении", а в надзоре за путями сообщения, за ско­ростью или ее превышениями, в овладении скоростями и контроле над ними, в контроле над маршрутами и над рай­онированием открытого пространства. Однако и Фуко всегда говорил то же самое, как об этом свидетельствует и совпа­дающий у обоих авторов анализ государственных тюрем, и анализ военно-морского госпиталя у Фуко. Это недоразу­мение не слишком серьезно в случае с Вирилио, так как сила и оригинальность его подхода свидетельствуют о том, что совпадения у самостоятельных мыслителей всегда про­исходят где-нибудь в бессознательной зоне. Зато оно го­раздо серьезнее в тех случаях, когда менее одаренные авто­ры подхватывают критику " в готовом виде" и укоряют Фуко за то, что он ограничился темой заточения, или даже хва­лят его за то, что он так хорошо проанализировал эту фор­му. В действительности же заточение для Фуко всегда было вторичным параметром, производным от первичной функ­ции, всегда различной в зависимости от конкретных случа­ев; кроме того, содержание в XVII веке в общей или психиатрической больнице сумасшедших, как и в XVIII и XIX веках содержание правонарушителей в тюрьме — это совершенно разные вещи. Заточение сумасшедших

³⁴ О течениях в области реформы уголовного права и причинах, в силу которых тюрьма перестает быть содержательной формой см.НН, 312—313

происходило по способу " изгнания" и по модели " прока­зы"; заточение же правонарушителей — по способу раз­бивки территории на участки и по модели " чумы" ³⁵. Этот анализ принадлежит к числу наиболее ярких страниц про­изведений Фуко. Но ведь и изгнание, и районирование территории — это в первую очередь функции внешнего характера, которые осуществляются, формализуются и ор­ганизуются при помощи " аппаратов" заточения. Тюрьма как жесткая (покамерная) сегментарность отсылает к гиб­кой и подвиж-ной функции, к контролируемому движе­нию, к целой сети, которая охватывает также и свободные среды и может на-учиться обходиться без тюрьмы. Это несколько похоже на " неограниченную отсрочку наказа­ния" у Кафки, при кото-рой больше нет необходимости ни в аресте, ни в вынесении приговора. Как сказал по поводу Фуко Морис Бланшо, заточение отсылает к некоей внеш­ней среде, а то, что заточено, и есть внешнее, находящееся снаружи¹⁶. Схемы взаимодействия заточают либо " снару­жи", либо путем из-гнания, и это относится как к психи­ческой интериоризации, так и к физической изоляции. Фуко часто упоминает то какую-либо дискурсивную, то недис­курсивную форму; однако эти формы вовсе не " заточают" и не интериоризиру-ют; это внешние формы, через кото­рые происходит диспер-сия то высказываемого, то зримо­го. Это общеметодический вопрос: вместо того, чтобы идти от видимого внешнего, к какому-либо существенному " ядру внутреннего", следует предотвратить иллюзорность внут­реннего, чтобы вернуть слова и вещи к конститутивности внешнего³⁷.

Следовало бы также различать несколько, по меньшей мере три, коррелятивных компонента. Прежде всего, име­ется внешнее, как бесформенный элемент сил: последние приходят извне, зависят от внешнего, которое перемеши­вает их взаимосвязи, вычерчивает их диаграммы. Затем существует экстерьер, как среда конкретных схем взаимо­действия, в которых актуализируются взаимосвязи между

^и НН, 197-201 (и ИБ, гл.1). ⁵⁶ Blanchot M., L'entretien inflni. Gallimard, 292.

^w Об истории и " систематической форме экетериорности" ср. A3, 158— 161/121—126.

силами. Наконец, существуют формы экетериорности — поскольку актуализация происходит посредством расщепления двух дифференцированных и внешних по отношению друг к другу форм, делящих между собой схемы взаимодействия (заточение и интериоризация — всего лишь преходящие образы на поверхности этих форм). В дальнейшем мы попытаемся проанализировать совокупность этих компонентов в том виде, как она пред­стает в работе " Мысли извне". Хотя, наверное, она уже и сейчас позволяет понять, что у Фуко нет ничего замкнуто­го. История форм, архив дублируются у него становлением сил, диаграммой. Дело в том, что силы возникают " в каждом отношении одной точки к другой": диаграмма — это карта или, точнее, наложение карт друг на друга. И при переходе от одной диаграммы к другой возникают новые карты. Поэтому не существует такой диаграммы, у которой не было бы наряду с соединяемыми ею точками других точек относительно свободных или несвязанных, точек творчес­тва, мутации, сопротивления; и, возможно, чтобы понять всю совокупность, отправляться следует именно от них. Только исходя из видов " борьбы", характерных для каждой эпохи, из стиля борьбы, можно понять последовательность сменяющих друг друга диаграмм или новое формирование их цепочек " поверх" разрывов³⁸. Ибо каждый дает свиде­тельские показания в зависимости от того, как извивается его внешняя линия, о которой говорил Мелвилл, океаничес­кая линия без начала и конца, которая проходит через все точки сопротивления, которая катится по диаграммам, сталкивая их друг с другом и каждый раз отвечая новой функции. Как любопытно извивалась линия 1968 года, линия с тысячей аберраций! Вот откуда троякое определение глагола " писать": писать — это значит бороться, сопротив­ляться; писать — это значит становиться; писать — это значит заниматься картографией, " Я картограф..." ³⁹.

³⁸ НН внезапно прерывается при упоминании " грохота битвы" («я пре­
рываю эту книгу здесь...", 315). Тема " точек сопротивления" будет сформу­
лирована лишь в ВИ (126—127), а типы борьбы в их взаимоотношениях с
диаграммами сил будут проанализированы в текстах, написанных после
ВИ {cp.Dnyfus et Rabinow, 301—304).

³⁹ Интервью в газете " Nouvelles litteraires", 17 марта 1975