Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Джейкоб Блэк. 9 страница






 

Я замолчал, делая глубокий вдох. – Они держат друг друга над водой, возвращают к жизни, а я чертовски боюсь, что они оба пойдут на дно, если все обернется катастрофой. Я не знаю, что с этим делать, Лиззи. Я продолжаю спрашивать себя, будь ты здесь, что бы ты мне сказала. Я знаю, что ты бы попросила спасти их обоих, но что будет, если я не смогу? Если я потерплю поражение с одним из них, или б…ь, с обоими? Ты сможешь когда-то простить меня? – спросил я, слезы лились по щекам.

 

- Эдвард теперь знает. Знает, почему ты погибла, знает, что ты умерла, пытаясь спасти Изабеллу. Я не хотел, чтобы он знал, не хотел ранить его. Сначала, ему было трудно, но он справился с этим знанием, он собрался. Это грустно, он так молод, и так нерационален, и так незрел еще, но он справился с этой информацией намного лучше, чем я. Он по-прежнему может оставаться с ней на всю ночь, и быть рядом днем. Ему было больно, но он поборол это ради нее. Он бы никогда не наказал ее за это. Я должен быть взрослым, зрелым и рациональным, а мой сын смог то, что я – нет. Он закрыл глаза на то, чем она была, - сказал я, ощущая тошноту.

 

- Я не знаю, что должен делать и как, черт возьми, исправить это, но я попытаюсь. Я попытаюсь ради Эдварда, потому что я не могу вынести мысль, что единственного человека, которого он любит, могут у него отобрать. Я попытаюсь ради Изабеллы, потому что она заслужила шанс на настоящую жизнь. И я попытаюсь ради тебя, потому что ты так хотела. Ты не должна была уйти, не должна была погибнуть, Лиззи. Ты должна быть с нами, со мной, но тебя нет и я по-прежнему не знаю, как б…ь я должен жить без тебя. Десять лет прошло, а все еще потерян без тебя. Что, черт возьми, мне нужно делать? Скажи мне, Элизабет, как мне идти дальше?

 

Я снова вытер слезы, и сглотнул, убирая ком в горле. – Я всеми силами буду почитать тебя; я только надеюсь, что больше не разочарую тебя.

 

Я вздохнул и поднялся, стряхивая с брюк грязь и траву. – Я больше не буду пропадать так надолго. Мальчики любят тебя и скучают по тебе, но ты это знаешь. – Я замолчал и еще раз посмотрел на могилу. - Mi manchi, Lizzie (5). Non ci sarà mai un altro (6). Te lo giuro, ti amerò per il resto della mia vita (7).

 

Я застыл на миг, а потом пошел прочь, направляясь к машине. Я забрался в кабину и завел двигатель. Когда я тронулся с места, слезы уже подсыхали. Я проехал сквозь врата и покинул кладбище. Сердце снова онемевало, пока я ехал в Чикаго, и когда я пересек границы города, я вновь был холоден и неприступен.

 

Промчавшись по городу, я припарковался перед огромным белым домом, застыв на миг в машине, прежде чем выбраться. Я начал перебирать ключи и, наконец, нашел старый ключ из желтой меди, который открывал парадную дверь. Я отворил ее и вошел внутрь, замирая и вздыхая.

 

Это был наш дом, дом, где мы жили и были счастливы. Когда Элизабет была жива, когда наши сыновья были беззаботными и не знали жестокость и ужасы мира. Дом, где родилась моя семья, дом, где моя жена расцвела и стала той женщиной, которой должна была быть.

 

 

Я не могу вернуть прошлое. Я бы все отдал за возможность еще раз войти через парадную дверь и услышать топот ножек наших мальчиков наверху, когда они носились по дому, играя в привидения, а теплый воздух окатил бы меня из открытых окон. Я бы все отдал за возможность ощутить запах еды из кухни, запах печенья, стоящего в духовке. Я бы все отдал за возможность услышать ее смех, ее голос, просто услышать, как она произносит мое имя, еще раз, когда я вхожу.

 

«Добро пожаловать домой, Карлайл» - она всегда так говорила, каждый день, словно часы. Добро пожаловать домой… я почти слышал ее голос в воспоминаниях.

 

Больше это не дом. Он был пуст и безлюден, вокруг царили тишина и запах застоявшегося воздуха. Никакого нежного ветерка, врывающегося в окна, никакой теплоты. Правду говорят, что дом там, где сердце, и теперь мое сердце разрывается между домом в Форксе и кладбищем в тридцати милях от места, где я был. Мое сердце разрывается между жизнью и смертью. Между любовью к моим детям, моими обязанностями на земле, и любовью к моей жене и моим отчаянным желанием быть с ней. Когда я вступаю в пределы Чикаго, мне всегда тяжело вспоминать, зачем я делаю те или иные вещи, почему я просто не сдамся, но сейчас, в это мгновение, я, наконец, вспомнил.

 

Если бы я мог вернуться во времени, я бы столько изменил. Я бы намного лучше обращался с женой, я дал бы ей жизнь, которую она заслуживала. Я не был подготовлен, никто не подсказывал мне путь и не показывал, как правильно поступить. К сожалению, прошлое не вернуть, я не изменю его, как бы сильно ни хотел, я могу лишь идти вперед. И проследить, что у истории не будет повторения, что судьбу Элизабет не разделят мой сын и Изабелла. Я могу проследить, что мой сын не станет тем нервничающим мальчиком в комнате, окруженным самыми опасными людьми в Америке, и отдающим свою жизнь без понимания, что это будет значить. Я могу проследить, что Изабелла найдет свою независимость и безопасное место, что она не закончит в коробке на шесть футов под землей, как моя жена.

 

И я могу убедиться, что спустя двадцать лет мой сын не будет жить моей жизнью, мириться с обстоятельствами и спрашивать себя, почему он еще дышит. Я могу убедиться, что он не будет трахать безымянную женщину, пытаясь держаться за подобие жизни, хотя единственным его желанием будет уйти. Я могу убедиться, что он не будет оплакивать гибель единственной женщины, с которой мог бы прожить жизнь, обреченный ходить по бренной земле в одиночестве, сломленный, винящий себя. Другими словами, я могу убедиться, что Эдвард не станет мной.

 

Один вопрос – как?

 

Я зашел на пустующую кухню и посмотрел сквозь окно во двор. Сбоку, на большом дереве, по-прежнему висела шина на цепях, одинокое воспоминание о прошлом, по которому я скучал. Я стоял у окна и смотрел на улицу; смотрел, как начинается новый день. Солнце всходило, и птицы начинали петь, и сверчки замолкали и прятались.

 

Сегодня я сяду на самолет в Вашингтон. Я еще раз попробую жить, попробую найти ту страсть, и любовь, и смысл, ради которых стоит продолжать, пусть даже на миг. Пока буду ждать телефонного звонка. А как только он раздастся, я снова помчусь на самолет, который отнесет меня назад в Чикаго и все повторится.

 

Потому что я Карлайл Каллен, Консильери Мафии, и моя жизнь мне не принадлежит.

 

5.Mi manchi, Lizzie – Я скучаю по тебе, Лиззи

 

6.Non ci sarà mai un altro - Никогда не будет другой.

 

7.Te lo giuro, ti amerò per il resto della mia vita - Клянусь, я буду любить тебя до конца своей жизни.

 

Глава 72. Поиск

 

" Истина в том, что наши самые лучшие моменты чаще всего возникают тогда, когда мы чувствуем себя исключительно некомфортно, несчастно или грустим о несбывшемся. Такие моменты создаются нашим дискомфортом, и помогают нам выбраться из колеи и начать поиски новых путей или правильных ответов"

 

М. Скотт Пек.

 

Эдвард Каллен

 

Если бы кто-нибудь спросил меня год назад, как я представляю себе жизнь своего отца, я, возможно, выдал бы какое-нибудь дерьмовое клише на тему денег, власти и уважения.

 

Borgata в Чикаго получала примерно сто миллионов долларов от его деятельности, а три сотни долларов заставляют мужчину думать, что их вполне достаточно, тогда как это не так. Пока босс удобно сидит, показывая пальцами и раздавая распоряжения, в своем особняке за двенадцать миллионов долларов, поедая охрененных кальмаров и икру каждый вечер, люди на самом дне частенько тревожатся о том, чтобы наскрести мелочь на семидесятицентовые буррито из «Тако Белл», чтобы накормить свои проклятые семьи. Они рискуют жизнью и продают свою свободу людям, которые просто стоят и наблюдают, как те голодают, и плюют на все, что происходит с остальными, пока у самих есть большой кусок торта.

 

Они называют это дерьмо собиранием дани, или уважением старейшин. Если группа из десяти ребят ворует партию груза стоимостью около пятидесяти тысяч долларов, примерно половина этого уходит в карманы копов и администрации. После уплаты организации, которая помогает этим ребятам в реализации, выплат всем, кому требуется заплатить, каждый парень получает столько, что хватит на счета за аренду и вечерний поход с женой или любовницей в ресторан " Оливковая роща", чтобы они могли притворяться, что способны на такое дерьмо.

 

Вкус – называют они это. Все хотят иметь охрененный вкус, даже если ничего не делают. Они восклицают: мы семья, мы все работаем, как один, и смотрим друг за другом. Они говорят, что уважение и честь имеют значение…но, насколько мне известно, все это гребаное дерьмо.

 

Мужчин внизу никто не знает и все игнорируют, полностью закрывая глаза на происходящее дерьмо. Один пропадет – и черт с ним, новый ублюдок появится на его месте, не пройдет и часа. Его тело даже не успеет остыть, а про него уже полностью забудут, словно он и не существовал.

 

Какая тут гребаная семья…

 

Лично я не заботился о деньгах. На моем банковском счету было достаточно, чтобы обеспечить меня на всю жизнь, и я подозревал, что это было одной из причин, по которой Аро хотел меня заполучить в первую очередь. Ему не нужно будет переживать о том, что я начну мошенничать с кредитными картами или подлизываться больше, чем этого потребует мое отчаяние, и я был чертовски уверен, что не буду заключать подозрительные сделки за его спиной или пытаться свалить его. Мне не нужны были чертовы деньги, как большинству парней. Он подумал, что меня больше интересует власть и уважение, и поверил, что может использовать это для своей выгоды, чтобы манипулировать мною.

 

Проблема была в том, что я больше, б…ь, не понимал этого.

 

Где уважение, когда тебя поднимают с кровати в три часа ночи, чтобы избить до неузнаваемости мужчину, который владеет небольшой пиццерией, только потому, что он взял взаймы деньги, которые не может отдать? Где уважение, когда поджигают дом еще одного парня, забирая у него все, что он заработал за всю жизнь, и оставляя его семью без крова над головой, только потому, что он посмотрел на босса взглядом, который тот посчитал неприемлемым? Где уважение, когда пугают семнадцатилетнюю девочку, угрожая убить всех, кого она любит, и разрушить ее жизнь, потому что она оказалась в неправильном месте в неправильное время и была свидетелем того, чего не должна была видеть?

 

Насилие, вымогательство, наркотики, грабеж, похищение, разбой, взяточничество, азартные игры, угоны, проституция, коррупция, поджоги, применение силы, фальшивые деньги, подделка спиртного, торговля людьми и убийства… где во всем этом уважение?

 

Я не видел его… и это уж точно, б...ь, не было той «силой», которой я хотел.

 

Все, что я видел – это кучку эгоистичных грубых ублюдков, которые заботятся только о себе, готовые уничтожить любого, кто перейдет им дорогу, убивающие и лгущие на пути к вершине. Они были трусами, притворяясь, что сильны, хотя в действительности были настолько слабы, что прятались за своими титулами, используя угрозы, чтобы получить то, что хотят. Они провозглашали, что заботятся о женщинах и невинных, говоря, что оставляют в покое и тех, и других, но в это было тяжело поверить, учитывая, что они превратили в рабыню единственную девушку, которую я любил. Они требовали уважения, но сами в ответ не уважали никого, и их сила существовала только в головах людей, создаваемая страхом. Мне не надо было задумываться, почему Алек всегда был холоден, а отец таким уставшим: несколько недель - и я уже измучился.

 

После инициации я проводил каждый час своего бодрствования в поисках Изабеллы. Ройс помогал, когда мог, но ему требовалось контролировать и своих ребят. Хреново, что он один старался помочь мне, учитывая, что в произошедшем частично была и его вина. Он игнорировал свои обязанности, когда его человек спланировал и осуществил похищение моей, б...ь, девушки, а, если бы он заметил, что происходит, мог бы предотвратить все это дерьмо. Первые несколько дней я злился, постоянно огрызаясь на него, потому что мне нужно было обвинить кого-то, но, в конце концов, ярость сменилась опустошением.

 

Я пытался опять засечь чип, надеясь на легкое решение, но это было потерей времени. Ройс сказал, что они были в курсе, что в Беллу зашили чип, потому что Аро упустил этот лакомый кусочек информации, так что прикинул, что они нашли способ блокировать чип, усложняя нам поиски. Они хотели измотать нас, заметая следы, чтобы, когда мы, наконец, найдем их, оказаться в лучшем положении.

 

Мы проводили бесчисленные часы, пересматривая записи, документы на владение землей, определяя территории, связанные с русскими в Хайланд-парке. Ройс делал дюжины телефонных звонков, и мы навещали людей, которые, как он верил, могли дать информацию, и неоднократно применяли усиленные меры, чтобы выудить ее. Несколько раз я терял контроль, и, как дикарь, набрасывался на людей с кулаками, но по большей части боль причинял Ройс. Я наблюдал, как он пытает людей, слышал, как они кричат в агонии, умоляя его остановиться. Он вытаскивал ногти плоскогубцами, зажимал головы в тисках и сжимал их, пока кости не начинали трещать. Я видел, как он почти утопил мужчину, держа его под водой, пока легкие не наполнились жидкостью, и колол людей всем, что попадалось под руку, от топориков для льда до отверток. Мы не применяли оружие и не забрали ни одну жизнь, но доводили до сведения некоторых, что, к тому времени, как мы закончим с ними, они будут мертвы. Я абстрагировался, мой мозг сконцентрировался только на конечном результате, и мне было наплевать, кому в процессе причинят боль, или что для этого нужно. Мне необходимо было найти Изабеллу, и не имело значения, какой ценой, ценою каких жертв, и, в конце концов, все это привело нас к складу рядом с шоссе номер сорок пять.

 

Я был развалиной, мой мозг истощился от беспокойства и недосыпа. Ее хрупкое, изломанное тело было одним из самых разрушительных зрелищ, которым я был очевидцем, и я знал, что никогда не забуду этого. Интересно, не чувствовал ли нечто похожее отец, когда нашел на аллее мою мать, хотя его боль была сильнее, ведь Изабелла все еще была жива. Я не мог даже представить, что увижу безжизненное тело Изабеллы, зная, что это из-за моего решения она закончит так. Перед ней была еще вся жизнь, то, за что мы боролись, и потерять ее было бы самой худшей трагедией. Это было похоже на историю моей матери – наконец, свободной, но все равно зло забрало ее в конце.

 

Если бы это не было так тревожно и огорчительно, может, я и увидел бы иронию в том, что всегда говорила мама. Человек не может избежать своей судьбы, и неважно, как сильно он пытается достичь этого, потому что все идет так, как должно идти. Я предполагал, что всегда был предназначен для мафии, учитывая факт, что неважно, как сильно я пытался избежать этого, - я все равно пришел к этому.

 

И Изабелла была предназначена для свободы… моя мама была уверена в этом.

 

Я оставался рядом с Изабеллой, пока она была без сознания, но не был там, когда она, наконец, очнулась. Мне было, б...ь, стыдно за это, зная, что она беспокоилась обо мне, но Аро вызвал меня этой ночью на первую работу для Borgata. Босс обычно ничего не делает сам, у него уйма народу для грязной работы, но Ройс был мертв, Алек – в коме, а мой отец отошел от дел, и Аро подумал, что лучше всего будет продемонстрировать лично мне казнь через повешение. Он, похоже, гордился этим, словно это могло связать нас, но только наблюдение за происходящим лишь углубило мою растущую ненависть к этому человеку.

 

Той ночью они напали на владельца пиццерии, человека по имени Джозеф Каталано. Оба его сына были замешаны в этом. Его младший сын, к несчастью, был ребенком, которого убил Алек за связь с Джеймсом. Его старший сын был тем, кто приказал начать нападение, и этот факт вызвал у меня большее отвращение, чем все действо, очевидцем которого я был. Его собственный сын, ради которого отец рвал свою задницу, пытаясь дать ему лучшую жизнь, как дикарь напал на него по причине, не имеющей смысла. Он пошел против собственной крови во имя преданности организации, которая, возможно, когда-нибудь пойдет против него. Это было тошнотворно, но я держался настолько хорошо, насколько мог, понимая, что Аро следит за мной все это время. Часть меня размышляла, не было ли единственное причиной моего присутствия здесь то, что он мог послать мне сообщение, не прибегая к помощи слов. Он хотел, чтобы я знал, что в его власти заставить ребенка уничтожить собственного отца во имя преданности, выбрать его, а не узы крови.

 

Сообщение ублюдка было получено.

 

Длительность нашего пребывания в Чикаго была неопределенной, потому что Изабелла плохо восприняла новость о моей инициации. Я надеялся, что со временем она сможет привыкнуть к этому, но правда была в том, что я не был уверен, сможет ли сделать это, учитывая, что и сам не полностью понимал себя. Она обособилась, в ее глазах царила грусть, которую я хотел прогнать, но чувствовал себя гребано беспомощным, потому что знал, что не могу.

 

Аро вызывал меня еще несколько раз, сообщая, что хочет, чтобы я понаблюдал за кое-какими делами и научился еще кое-чему. Я не принимал личного участия, но стоять и просто смотреть, не делая ничего, чтобы предотвратить это, уже было достаточно дурно. Я всегда думал, что смогу заниматься этим, если приду к этому, думал, что я смогу быть таким человеком, но правда была в том, что я не мог отстраниться от этого. Все, что я мог думать об этом, наблюдая, как разрушаются жизни, это то, что чувствовала бы Изабелла, если бы узнала, или что подумала бы моя мама, если бы осталась жива. Они обе были бы разочарованы, б…ь, стыдились бы меня… но я не винил их в этом, потому что сам стыдился.

 

Было так хреново, что у меня больше нет выбора.

 

Я поговорил с Аро по поводу возвращения в штат Вашингтон, и он согласился, что это будет лучше всего, сообщив, что я могу сделать для него кое-что, пока буду там. Вещи, которые они хранили в нашем подвале, перевезли в Порт-Анжелес, и ему нужен был кто-то, убравший все оттуда и отправивший по месту требования, раз уж мой отец больше не может работать. Я согласился, не желая заниматься этим дерьмом, но зная, что это был мой собственный гребаный выбор.

 

Я всегда злился, когда Изабелла говорила " О’кей", соглашаясь со всем, что ей говорили, и не мог понять, почему, б...ь, она просто не может честно высказать свое мнение. За короткое время я стал похож на нее – я изображал фальшивое уважение ради выживания, говоря " Да, сэр", когда на самом деле хотел сказать " Твою мать, задница", и делал все, что мне говорили, невзирая на то, хотел я этого или нет.

 

Это была одна из тех ситуаций, ирония которой могла бы быть изумительной, если бы она не была такой чертовски хреновой.

 

Я думал, что после нашего возвращения будет лучше, но нет. Аро не выждал и недели, прежде чем начал звонить с приказами, и, хотя я мог с этим справиться, то, что он контролировал мою жизнь, тяжело давило на меня. Я был растерян, проводя все ночи с телефоном в руках и отдавая приказания, пока Изабелла спит. Я надеялся сохранить эту часть моей жизни отдельно от нее, не желая, чтобы мое затруднительное положение причинило ей еще большую боль, но с течением времени я начал осознавать, как чертовски это невозможно. Я рвал себя пополам, отрывая от нее часть себя, и подозревал, что она понимает это. Я пытался улыбаться и уверял ее, что она в безопасности, желая убедить ее поверить, что все прекрасно, но правда была в том, что я больше не был уверен в этом сам.

 

Могло ли все быть прекрасно?

 

В конечном итоге, у нас начались ночные кошмары. К ней вернулись ее суровые испытания, ко мне – мои воспоминания. Я не мог спать без того, чтобы меня не навестили призраки, организация, вошедшая в мою жизнь, возродила мое опустошение. Мне опять начала сниться мама, визг покрышек и ее пронзительные крики, когда у нее отнимали жизнь, звук пули, пролетающей по воздуху. Мне много снилась Изабелла, вид ее изломанного хрупкого тела в моих объятиях на том складе в Чикаго. Я начал больше бодрствовать, просто наблюдая, как Изабелла спит, чтобы видеть, как она дышит. Я держал ее, пока она плакала от мучений, и хотел сделать все лучше, хотел исправить все, но не был уверен, что, б...ь, делать.

 

Когда я уже не мог это переносить, то вставал с кровати и спускался к пианино, играя музыку, которая крутилась в мозгу. Моя усталость росла, и я не знал, сколько еще могу вынести, прежде чем сорвусь. Я отчаянно хотел знать, через что прошла Изабелла, желал, чтобы она рассказала мне об этом, но у меня не было права просить. Я хранил свои тайны, и было бы лицемерием требовать от нее рассказа.

 

Было тяжело признать, но я чувствовал, что мы отдаляемся друг от друга с каждым днем. Она изолировалась, что-то царапая в одной из своих тетрадей, и абсолютно не замечая, как проходит время. И я начинал себя чувствовать, словно про форма тяну время и жду. Какого хрена я ждал, я не был полностью уверен, но точно знал, что скоро что-то надо будет менять. Мы просто не могли продолжать так жить, притворяясь, что все прекрасно, пока продолжали разваливаться на гребаные кусочки.

 

За несколько дней до Рождества я проснулся от звука сотового. Пронзительный звонок разрушил мою легкую дремоту. Я с усилием открыл глаза и похлопал по кровати, пытаясь найти надоедливую вещицу и остановить проклятый звонок. Я выругался, когда случайно свалил его с тумбочки на пол, и, оторвавшись от Изабеллы, сел.

 

- Выключи его, - пробурчала Изабелла, даже не пытаясь открыть глаза.

 

- Б...ь, я пытаюсь, - пробормотал я, наклоняясь и поднимая его с пола.

 

Взглянув на экран, я простонал, протирая глаза.

 

- Да, сэр?

 

- Я уже начал размышлять, собираешься ли ты ответить когда-нибудь, - сказал Аро, и тон его голоса сказал мне, что он не был в настроении для шуток.

 

Я взглянул на часы – было чуть больше четырех утра.

 

- Конечно, я собирался отвечать, - ответил я, прикрывая глаза, в которых словно песка насыпали, предплечьем, и лег рядом с Изабеллой. – Просто сейчас гребано рано. Я спал.

 

- Тогда хорошо, что ты проснулся, потому что тебе нужно кое-что для меня сделать, - сказал он. – Мне нужно, чтобы ты забрал пакет у человека в Порт-Анжелесе.

 

- Сейчас? – недоверчиво спросил я.

 

Мы, наконец, опустошили все контейнеры в Порт-Анжелесе, так что я думал, что закончил с этим дерьмовым делом, но, очевидно, я не был так удачлив. Он горько рассмеялся, и я стиснул руки в кулаки, загоняя назад раздражение, но этот звук играл на моих нервах.

 

- Да, сейчас, - нетерпеливо сказал он, быстро, скороговоркой, диктуя адрес.

 

Я выпрыгнул из кровати и бегом направился к столу, чтобы записать на чем-нибудь, и схватил ручку. Я пытался записать на руке, но это не сработало, так что я отчаянно оглядывался в поисках чего-нибудь еще, пока он продолжал говорить. Заметив тетрадь Изабеллы под кроватью, я схватил ее, перелистнув к концу, и нацарапал адрес насколько мог вспомнить. Я поблагодарил его, не зная, б...ь, за что, и повесил трубку.

 

- Просто, б...ь, великолепно, - пробурчал я, подкрадываясь к гардеробной.

 

Вытащив какую-то одежду, я быстро оделся и сел на край кровати рядом с Изабеллой натянуть обувь.

 

- Куда ты собрался? – пробормотала она.

 

Я взглянул на нее, увидев, что ее глаза открыты, и она смотрит в растерянности на меня.

 

- Э-э-э… Мне нужно закончить покупки к Рождеству, - сказал я первое, что пришло в голову, нервно проведя рукой по волосам.

 

- Сейчас? – недоверчиво спросила она, перекатившись и посмотрев на часы. – А сейчас что-то открыто?

 

- Пока доберусь, откроется, - сказал я, надеясь, б...ь, что она не будет со мной спорить.

 

Я быстро поцеловал ее и встал, проведя рукой по ее щеке и убирая непослушный локон волос с ее лица.

 

– Я люблю тебя, tesoro. Поспи еще. Я скоро вернусь.

 

- Я тоже люблю тебя, - пробормотала она, опять закрывая глаза.

 

Я собрал свои вещи и тетрадь, выйдя из дома так тихо, как мог, и, забравшись в «Вольво», поехал в Порт-Анжелес. Мне было трудно сконцентрироваться на вождении, зрение затуманивалось от истощения, и несколько раз я съезжал с дороги. Я выругался, разозлился, включил музыку и открыл окна, чтобы шум и холодный воздух не давали мне заснуть.

 

Я приехал в Порт-Анжелес около пяти, но ездил кругами еще минут двадцать, пытаясь разыскать гребаный адрес, боясь, что все-таки записал неправильно. Это оказалась какая-то грязная крошечная дыра в стенах парикмахерской на другой стороне трассы, с выкрошившимися кирпичами и едва державшейся вывеской. Она выглядела заброшенной, но флуоресцентный знак " Открыто" горел в окне, намекая на обратное.

 

Я взялся за пистолет, который привез из Чикаго и держал под сиденьем с тех пор, как был принят, и засунул его за пояс, прежде чем выйти из машины. Дверь, которую я толкнул, не поддалась, так что я нажал кнопку дверного звонка под почтовым ящиком. Раздалось громкое гудение, и я поежился от шума, услышав движение внутри, и дверь открылась. Передо мной стоял чернокожий мужчина с серьезным выражением на лице, татуировкой на шее и с наполовину заплетенными в косу волосами. Я заметил блеск золотых зубов, на шее и в ушах сияли алмазы. Он не выглядел человеком, с которым Аро мог вести дела, и на секунду задумался, может, я действительно неправильно записал адрес, но мужчина молча отошел в сторону, приглашая меня войти еще до того, как я начал обдумывать свой уход.

 

 

Я вошел, увидев такую же разруху, как и снаружи. Он захлопнул дверь и пошел через комнату.

 

- Ты опоздал, - сказал он, залезая в карман за сигаретами.

 

Одну он сунул в рот и протянул мне пачку, предлагая закурить. Я отказался, он пожал плечами, зажег сигарету и бросил пачку на стол.

 

- Да, - пробормотал я, зная, что это не извинение, б...ь, за опоздание, но я не позаботился предложить другое. – Я Эдвард…

 

- Я знаю, кто ты, - оборвал он меня. – Я бы не впустил твою задницу, если бы не знал. Хотя ты не похож на своего отца. Ты уверен, что ты его сын? С этими волосами я думаю, что твоя мамочка, должно быть, трахалась еще с кем-нибудь.

 

Он засмеялся, и я гневно сузил глаза, руки начали дрожать. Я инстинктивно потянулся за оружием, злость затопила меня, но он засек мое движение и поднял руки, защищаясь.

 

- Эй, успокойся. Я просто шучу, - тряхнул он головой и усмехнулся, явно не принимая меня всерьез. – Ты точно сын Каллена. Никто из этих ублюдков не понимает шуток.

 

- Не говори, б...ь, о моей матери, - резко ответил я, когда он повернулся ко мне спиной, открывая шкаф.

 

- Как хочешь, чувак, - пробормотал он. – А скажи мне, у тебя есть девушка?

 

- Простите?

 

- Ты что, б...ь, глухой? – спросил он, быстро поворачиваясь.

 

Я напрягся, увидев, что он достал из шкафа «Глок» двадцать второго калибра, без колебания наводя его на меня. Я быстро выхватил свой пистолет, прицеливаясь ему в голову, от ужаса мое сердце дико забилось. Веселье ушло из выражения его лица, в глазах блеснула ярость.

 

- Я спросил, есть ли у тебя гребаная девушка.

 

- Да, - сказал я, пытаясь сдержаться, но он явно был неадекватен, и я не имел понятия, что, черт возьми, происходит.

 

В голове промелькнула мысль, что это может быть подставой, но я оттолкнул ее, не желая даже думать о том, что Аро может, б...ь, сделать это со мной, когда я не совершил ничего плохого.

 

- Как ее зовут? – спросил он.

 

Я засомневался, не понимая, почему, вашу мать, он спрашивает о ней, и его нетерпение возросло.

 

– Я могу, б...ь, выяснить это сам, но не думаю, что ты захочешь этого.

 

- Изабелла, - спокойно сказал я.

 

- Хорошо, - ответил он, опуская пистолет и вытаскивая пухлую сумку из шкафа.

 

Он протянул ее мне, и я нерешительно взял, все еще направляя на него пистолет.

 

– У тебя двадцать четыре часа, чтобы привезти мне деньги. Если их не будет здесь завтра в пять утра, в одну минуту шестого я сяду в машину и нанесу ответный визит Изабелле, заставив ее заплатить за это. Я не выношу опаздывающих ублюдков, когда у нас назначена встреча. Ты меня понял?

 

- Если ты только коснешься ее…






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.