Эдвард Каллен 1 страница

Я слышал выражение " напряжение было настолько плотным, что его можно было резать ножом" как минимум сотню раз, но только в этот гребаный момент, когда сидел в безукоризненно чистой машине, борясь с тошнотой от запаха свежей кожи, я, наконец, понял, что оно означает. Мое проклятое тело болело, в висках жестоко стучало, но физическая боль не шла ни в какое сравнение с эмоциональными страданиями, которые я ощущал. Напряжение, б...ь, душило меня. От мужчины, сидевшего рядом со мной, исходила чистая враждебность, еле переносимая.

Он не сказал мне ни единого гребаного слова и за весь вечер едва взглянул на меня. Если бы не очевидная враждебность в воздухе между нами, я задумался бы, помнит ли он, б...ь, вообще, что я здесь. Весь вечер я слышал его шипящий голос, когда он говорил по телефону, но не мог слышать весь разговор, так что не имел представления, что, черт возьми, происходит. Я хотел это знать, но так же дьявольски боялся спросить и услышать ответ. Я был чертовски труслив… и не мог это скрыть.

Он ехал, соблюдая все установленные пределы скорости, словно в мире у него не было забот. Его неторопливость подводила меня к краю и заставляла руки трястись. В машине царила полная тишина, нарушаемая только шумом мотора, и ничто не могло ослабить огромное давление, которое я ощущал. Не было ни чертовой музыки, ни гребаных разговоров… ничего, кроме напряжения.

У меня были сломаны два ребра, нос и в довершение всего растянуто запястье. У меня были порезы, и половину тела покрывали синяки. Мой отец позвонил одному коллеге в Секьюэме и попросил оказать любезность, посмотрев меня без записи и лишних вопросов, несмотря на мое отчаянное сопротивление и нежелание видеть никаких чертовых докторов. Он уже и так оценил, что со мной случилось, и они не могли сделать никакого дерьма, кроме как приложить лед и дать мне тайленол, что я с успехом мог проделать и дома. Но он потребовал, чтобы я подчинился, просто на всякий случай, а когда Карлайл Каллен, б...ь, требует что-то, даже я не могу сказать " нет". Я уже и так достаточно разозлил его, признавшись, что мы поработали с чипом Изабеллы, и я достаточно хорошо знал его, чтобы так быстро начинать новую ссору, настаивая на своем.

Когда приехал Алек, мы вдвоем совершили почти двухчасовую поездку в больницу, оставив отца справляться с опустошением. Врач предложил, чтоб я остался на ночь, чтобы за мной понаблюдали, но тут встрял Алек, отклонив предложение и сказав, что нам надо как можно скорее возвращаться домой.

Я взглянул на часы на приборной доске, пока мы ехали в темноте, заметив, что до полуночи осталось несколько минут. Моя грудь сжалась от осознания того, что вскоре начнется новый день, и последние двадцать четыре часа практически стали частью прошлого. Большинство людей забыли бы об этом, эти часы стали бы лишь пятнышком на радаре карты их жизни, но я эти часы не забуду никогда. Двадцать четыре гребаных часа назад я лежал на кровати с Беллой, держал ее в руках и ощущал ее тепло. Я слышал ее голос, когда она шептала мое имя во сне, просто слово, но произносимое с такой чертовской страстью, что от воспоминания по спине пробежала дрожь. Двадцать четыре часа назад она была со мной – в безопасности и, несмотря на все, счастливая.

А теперь я сидел здесь, со злостью глядя на долбаные часы, и не знал ничего. Я не знал, где она, с кем она, или через что она прошла. Я не имел представления, все ли с ней в порядке или нет, не имел, б…ь, понятия, не испугана ли она или не больно ли ей. Одна эта мысль заставила меня вздрогнуть от ужаса и злости, и я стиснул руки в кулаки, пытаясь вновь обрести над собой контроль.

Двенадцать часов. Она пропала примерно двенадцать часов назад, и эти чертовы часы все еще продолжали тикать, словно секунды были бессмысленны и не имели значения. Однако это было не так, потому что каждая секунда была еще одной гребано длинной секундой. Это была еще одна секунда без нее, еще одна секунда незнания, что случилось.

Мой мир словно остановился, так почему эти проклятые часы все еще идут, словно предполагалось, что я могу двигаться назад без нее?

Я громко вздохнул, и Алек напрягся. Напряжение между нами возросло. Он был разъярен, и это было опасно, б...ь, потому что я точно знал, что происходит, когда он поддается своей ярости. От этой мысли живот свело, сердце забилось так быстро, что боль в груди усилилась, и я хватал ртом воздух.

Мы проехали через участок леса, где произошла авария, и я нерешительно огляделся, увидев, что машины больше нет. Я ждал этого, так как отец вызвал эвакуатор еще до нашего отъезда, но все равно это было странно. Даже в темноте я видел, что на месте нашего столкновения сломаны несколько деревьев, но, если бы я не знал точно, то просто подумал бы, что это произошло естественным путем. Никаких свидетельств события, которое закрутило мою жизнь в сужающуюся спираль, никакого признака, что похитили женщину, которую я любил больше жизни.

Мы продолжали ехать в полнейшей тишине, и я просто смотрел в окно, страдая с каждой гребаной секундой. Я вздохнул с облегчением, когда мы, наконец, доехали до дома, радуясь, что все завершилось, и нас будет разделять небольшое расстояние. Он припарковал машину, и я вылез, тревожно оглядываясь. Дом выглядел пустым – насколько я видел, света в нем не было, но я был уверен, что в нем кто-то есть. Хотя я чувствовал, что чего-то не хватает. Это была идиотская мысль, потому что было совершенно ясно, что именно пропало.

La mia bella ragazza – и, пока она не вернется, ничто не будет ощущаться правильным опять.

Мои глаза начало жечь, пока я смотрел на дом, и я несколько раз моргнул, пытаясь отогнать формирующиеся слезы. Я яростно боролся с ними, мне необходимо было оставаться сильным, потому что я не мог сломаться или потерять надежду. Хотя это было гребано больно. Боль была хуже, чем от любого из моих повреждений, и причиняло большее страдание, чем гребаное напряжение, окружавшее нас.

Я облажался – и это нельзя было исправить. Я сделал это дерьмо, думая, что я лучше знаю, думая, что у меня есть ответы, когда на самом деле я сам был частью этой чертовой проблемы. Все это была моя гребаная ошибка. Она пропала, и, если бы я не был таким гребаным вспыльчивым и всезнающим, она могла бы сейчас быть в безопасности. Если бы я мог держать свой темперамент под контролем, или если бы я слушал, б...ь, про чип, все это дерьмо могло было быть другим.

Я простонал, подумав о долбаном чипе, и потер рукой грудь. Отец ударил меня, когда я признался. Его спокойствие немедленно испарилось, когда я признался в том, что мы сделали. Огонь в его глазах ошеломил меня, и еще никогда в жизни я так гребано не боялся его, как тогда. Я увидел убийцу, которого боялись другие люди, жестокого мужчину, который, не колеблясь, убьет любого, который посмеет угрожать ему. Он выплеснул свою ярость, сжав кулак и ударив меня в грудь с такой силой, что я отлетел к машине и перестал дышать. В этот момент он не был моим отцом, он был мафиозо, и напомнил мне устрашающего мужчину, чей взгляд сейчас сверлил мой затылок.

Я повернулся и взглянул на Алека, поймав его пронизывающий взгляд, который он не сводил с меня. У меня было ощущение, что он не собирается отводить от меня взгляд, он должен быть абсолютно уверен, что я не сделаю чего-нибудь еще такого же хренового.

Я провел рукой по волосам, вздрогнув от боли, пронизавшей тело, и направился к дому. Место, где лежал Джейкоб, когда мы сбегали, выглядело абсолютно нормальным, на гравии не было ни пятнышка крови. У меня кружилась голова, я пошатывался, зрение было затуманено. Меня переполняли страдание и неопределенность. Глубоко внутри я знал, что у него не было возможности выжить, и я знал, что мой отец был профессионалом в уничтожении свидетельств преступления, но маленькая часть внутри меня отчаянно верила, что это означало, что он как-то мог выжить. Я не мог, кроме всего прочего, стать еще и причиной смерти Джейкоба.

Я зашел внутрь и притормозил в фойе, когда отец вышел из комнаты под лестницей, застыв и пристально уставившись на меня. Его глаза быстро просканировали меня, потом сфокусировались на Алеке, который зашел за мной и закрыл дверь.

- Что он сказал? – хладнокровно спросил Алек, и звук его голоса прямо за мной послал дрожь по спине.

Я напрягся, но мой отец покачал головой.

- Ничего, - просто сказал он.

Алек прошел мимо меня и направился в комнату, своеобразно взглянув на моего отца, прежде чем раствориться внутри. Отец со злостью посмотрел на меня и тряхнул головой, что-то пробормотав себе под нос, после чего ушел, хлопнув дверью на втором этаже несколькими секундами позже.

Я немного постоял, не уверенный, что мне, б...ь, делать, и пошел наверх. Я услышал повышенный голос отца, дойдя до второго этажа, он на кого-то орал с потрясающей злостью. Я направился было на третий этаж, но внезапно застыл, услышав имя Эмметта. Меня затопили вина и стыд, когда я осознал, что он ругает моего брата за то, что было моей гребаной ошибкой. У меня подкосились ноги, и я сел на ступеньки, опустив голову, и вцепился в волосы, пытаясь собраться. Я слышал, как отец орет на него из-за долбаного чипа, требуя придумать, как исправить все это, пока мы не потеряли Изабеллу совсем. Его слова обожгли меня, и у меня перехватило дыхание при одном упоминании, что мы можем никогда не найти ее, я не мог принять это.

Мы найдем ее, и я не прекращу поиски, пока мы это не сделаем.

Через секунду дверь офиса открылась, и я обернулся. Вышел отец, засовывая телефон в карман. Он со злостью посмотрел на меня, начиная подниматься на третий этаж, проходя мимо меня. Через минуту он вернулся, остановившись около меня.

- Удивительно, как что-то такое маленькое может быть таким важным, правда? – небрежно сказал он, держа в руках маленький микрочип, который мы спрятали в библиотеке. – Я все знал, Эдвард. Я знал о том сигнальном устройстве, которое ты купил, но пропустил это, потому что хотел доверять вам. Я хотел верить, что ты не будешь таким идиотом, что действительно применишь это, поставив ее под угрозу. Я никогда не думал, что это вступит в игру, потому что никогда не думал, что ты сможешь сбежать. Но даже в самых диких мыслях я не мог представить, что ты проявишь такую ловкость. Я считал, что знаю тебя, Эдвард, но, как оказалось, ошибался. И Эмметт… клянусь, я думал, что он будет умнее. Почему даже он оказался таким идиотом, что влез в одну из ваших схем, я никогда не пойму.

- Не вини в этом Эмметта, - сказал я, разочарование в его голосе причиняло боль.

Все, что он сделал, наконец, б...ь, обрело для меня смысл, и я осознал, что действовал против него все это гребаное время. Каждый шаг, который он делал для ее безопасности, я, б...ь, разрушал. Каким же чертовым придурком я был? Насколько, б...ь, эгоистичным и самонадеянным?

– Это все моя ошибка. Он просто пытался нам помочь. Он просто хотел, чтобы мы были счастливы.

Он горько рассмеялся, тряхнув головой.

- И как? – спросил он, с любопытством поднимая бровь. – Ты теперь счастлив? Надеюсь, что так, сын.

Я покачал головой. Его насмешливый тон разозлил меня. Он мог злиться и разочаровываться, если хотел, но его насмешки – это было уже слишком.

- Ты же не такой гребаный придурок, - выплюнул я. – Очень похоже, что я счастлив? Я люблю ее! Она пропала! Она пропала, б...ь!

Он некоторое время пристально смотрел на меня и кивнул.

- Да, - просто сказал он, уходя в свой офис и захлопывая за собой дверь.

Я сидел там. Мой мозг пытался рассортировать все, что случилось, но не имело значения, насколько сильно я старался, я не мог найти легкого решения. Должен быть, должен быть какой-то способ исправить все случившееся, какой-то способ повернуть назад время и стереть мои ошибки. Все было в хаосе, мы были в опасности, и я не сделал ничего, кроме как ухудшил все своей самонадеянностью.

- Б...ь, - выплюнул я, еще сильнее вцепляясь в свои волосы.

Было больно, но это не шло ни в какое сравнение с другой моей болью. Сидеть и ничего не делать – убивало меня, каждая прошедшая секунда поедала меня живьем, но я не винил в этом никого, кроме себя.

Если бы только я, б...ь, тогда послушал…

Не знаю, сколько я там еще сидел, раскачиваясь вперед и назад, со все возрастающими злостью и нетерпением, но потом встал и принялся ходить по коридору. Вместо того, чтобы держать себя в руках, я начал еще больше сходить с ума. В конце концов, я услышал шаги по лестнице, когда Алек начал подниматься на второй этаж, и одновременно мой отец вышел из своего кабинета. Оба мужчины остановились на полдороге, заметив меня. Я переводил взгляд с одного на другого, и, пока они молча глядели на меня, улетучились и последние крохи моего самообладания.

- Что, б...ь, происходит с вами? Почему вы просто, б...ь, здесь стоите? – заорал я. – Вы не можете хоть что-нибудь сделать? Все, что угодно? О Боже!

Как только с моих губ слетело последнее слово, меня резко дернули за воротник, и моя спина влетела в стену. У меня перехватило дыхание, в теле рикошетом отозвалась боль. Я глотнул воздух, когда Алек жестко приставил что-то к моему боку, осознав через секунду, что это было его гребаное оружие.

- Ты так и не выучил урок? – резко спросил он. – Что должно произойти, чтобы ты понял, Эдвард? Должен умереть один из нас, прежде чем ты поймешь, что это не игра? Ты испортил жизнь нам всем, и я не собираюсь ждать, что ты поставишь меня под угрозу большую, чем ты это уже сделал. Меня не волнует, чей ты ребенок.

Мое сердце усиленно забилось, колени ослабели, пока он прижимал меня к стене. В этот момент из него истекала злость, направленная прямо на меня. Он, б...ь, был уверен в каждом слове, которое сказал, и я знал, что он, не колеблясь, нажмет на курок, если почувствует, что это необходимо.

- Алек, - твердо сказал мой отец. – Отпусти его.

Алек немедленно отпустил меня, и я вздрогнул, когда он убрал пистолет от меня и развернулся, приставляя его прямо к голове моего отца. Я резко выдохнул, боль от сломанных ребер прошила тело, и отец застыл. Он стоял как статуя, даже не моргая, б...ь, и Алек пристально смотрел на него. Я испугался до смерти, не понимая, что, черт возьми, происходит, но в глазах отца не было ни тени ужаса. Он просто стоял, терпеливо ожидая, пока Алек хоть что-нибудь сделает.

- Ты все глубже и глубже втягиваешь меня, Карлайл, - сказал он после минуты напряженной тишины, убирая оружие и засовывая его за ремень, тряхнув головой.

- Я знаю, - тихо ответил мой отец.

Алек со злостью повернулся ко мне.

- Если хочешь выжить, держи рот закрытым, - сказал он. – Меня не волнует, что происходит, или что послужило этому причиной, Эдвард. Твой рот убьет каждого из нас, если ты не прекратишь болтать, и, если ты не сможешь закрыть его сам, я закрою его за тебя. Я отказываюсь оставлять Эсме вдовой только потому, что ты не знаешь, как хранить секреты. Так что я говорю тебе прямо сейчас: если ты продолжишь высказывать то, что ты думаешь, считая, что это как-то продвинет все, я клянусь, что убью тебя прежде, чем они убьют тебя. Может, тебе и не нравятся наши методы, но тебе необходимо признать факт, что любой из нас понимает лучше, чем ты.

Он отвернулся от меня и направился прямо в офис, проходя мимо моего отца. Я взглянул на него, заметив, что он нерешительно смотрит на меня, колеблясь, словно хочет что-то добавить.

- Тебе необходимо послушать его, - сказал отец через секунду. – Мы ее найдем, но нам надо правильно разыграть карты. Неважно, что случилось, мы не можем открыть, кто она такая, или поставить наши жизни на кон… включая ее жизнь. Просто расслабься, мы над этим работаем.

Он исчез в своем офисе и закрыл за собой дверь без единого слова, и я, не веря, смотрел на дверь. Расслабиться? Он ждет, что я, б...ь, расслаблюсь?

Время проходило мучительно медленно, каждая секунда приносила страдания, но часы все же шли с постоянной скоростью. Я бродил по дому, пока отец и Алек перемещались между офисом и подвалом, и, хотя я отчаянно хотел знать, что происходит, я не смел открыть рот, чтобы спросить их. На рассвете следующего дня я, наконец, дошел до третьего этажа. У меня сжалась грудь, когда я толкнул дверь спальни. В комнате было совершенно тихо, и я немного постоял, обозревая ее. Без нее все ощущалось совершенно неправильным, из всего ушла искра. Она должна была быть здесь, завернутая в одеяло и тесно сжимающая подушку во сне, и какого хрена, что ей снится, когда она счастлива. Но ее здесь не было.

Я вошел и сел на край кровати, расстроено проведя руками по волосам. Боль в груди была схожа с той, которую я ощущал десять лет назад, когда мою мать вырвали из жизни, и такая же пустота разрывала меня на части. Я потянулся и взял подушку Изабеллы, крепко прижимая ее к груди, и в глазах появились слезы, но на этот раз я их не сдерживал. В нашем пространстве не было фальши, здесь не перед кем было притворяться, что я, б...ь, в порядке, когда было абсолютно ясно, что мне плохо. Я вдохнул так глубоко, как мог, вздрогнув от смеси физической боли и несчастья, которое ударило по мне, когда я ощутил ее сладкий запах, сохранявшийся на ее подушке – клубника и солнечный свет. Она сказала мне много месяцев назад, что я пахну, как солнечный свет, и я тогда рассмеялся над тем, как абсурдно это звучало, но сейчас, когда я вдохнул ее запах с этой долбаной подушки, это обрело смысл. Она пахла теплом и близостью, счастьем и уютом, точно так же, как гребаный солнечный свет.

Я тесно прижал к себе подушку, зарыдав, и последнее хладнокровие, которое у меня было, в этот момент пропало. Мне было плевать, кто меня слышит, я плакал и кричал в муках, и точно так же мне было наплевать, что они подумают. Мне необходимо было, чтобы она была в безопасности, необходимо, чтобы она вышла из всего этого неповрежденной, и мне было похрен, что для этого потребуется, или чем я должен для этого пожертвовать. Она, б...ь, спасла меня, вытащила из темноты и показала, что есть нечто ценное, для чего стоит жить, черт возьми, и я должен сделать все, что в моих силах, чтобы отплатить ей за это. Она заслужила это, и она стоит того.

Была середина дня, когда я услышал, как кто-то нервно прокашлялся на пороге спальни. Я поднял взгляд, увидев отца, осторожно рассматривающего меня.

- Мы должны ехать в Чикаго, сын, - тихо сказал он.

- Хорошо, - сказал я, кашлянув и положив подушку рядом с собой.

Я протер руками глаза, хоты слезы все еще продолжали капать. Осмотрев себя, я поежился, увидев порванную, испачканную кровью одежду, в которой я все еще был.

- Я только переоденусь.

- Я бы предпочел, чтобы ты оставался здесь, просто на всякий случай, - немедленно ответил он.

- Ты ждешь, что я останусь, б...ь, сзади? – недоверчиво спросил я, нахмурившись.

- Просто на случай, если она вернется, - ответил он.

Я горько засмеялся, тряхнув головой и вставая. У меня мгновенно закружилась голова, дала о себе знать пульсирующая боль в ребрах, и застучало в висках.

- Она не гребаная потерянная собака, - резко сказал я, и слезы опять потекли по щекам. – Она не просто удрала с заднего двора и пропала где-то в лесу. Ее, б...ь, похитили, и никто не скажет, где, черт возьми, они ее держат. Он не может просто так вернуться, б...ь, сюда!

- Я понимаю, но, думаю, тебе стоит передумать, - сказал он. – Это опасно и…

- Я уеду, - резко сказал я, прерывая его. – Если ты не хочешь, чтобы я ехал с вами, прекрасно. Но я буду на следующем же чертовом самолете, нравится тебе это или нет. Я просто не могу оставаться здесь.

- Отлично. Но тебе необходимо следить за собой, сын. Ты не можешь просто удрать на свершение самосуда, думая, что ты лучше знаешь, - прямо сказал он. – Я не смогу сконцентрироваться на ее возвращении, если ты будешь разрушать все и противостоять всему, что я делаю.

Я простонал, тряхнув головой.

- Боже, я понимаю. Я не такой долбаный придурок. Я слышал Алека и ни на секунду не сомневаюсь, что он сделает то, что сказал. Я буду держать рот закрытым и дам вам делать то, что вы делаете, но я, б...ь, должен быть там.

- Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, - начал он, - но мы понятия не имеем, в каком состоянии найдем ее.

- Я сказал, что поеду, - резко ответил я, разозленный, что он вообще попытался заговорить со мной об этом. – Я все понимаю. Я не наивен, мать вашу. Я понимаю, что могло произойти с ней, и я просто должен быть там.

- Хорошо, - произнес он, расстроено потирая переносицу. – Через несколько часов у нас самолет из Сиэттла. Нам надо решить с Джейкобом и Лораном, и потом мы уезжаем.

При упоминании этих двух людей я с любопытством взглянул на него.

- А что с ними? – нерешительно спросил я.

Он посмотрел на меня и вздохнул.

- Лоран – в нашем подвале, и мы пытаемся выбить из него кое-какую информацию. Он в достаточно плохой форме, и, кроме просьб о помощи, многого мы от него не добились, но я несколько минут назад вколол ему тиопентал натрия, - ответил он.

- Чего натрия? – нахмурясь от растерянности, спросил я.

- Тиопентал натрия. Барбитурат. Он подавляет функции коры головного мозга, и, раз уж ложь является сложным процессом, то легче будет… - пробормотал он.

- Боже, - прервал я его, раздраженно тряхнув головой. – Б...ь, говори по-английски, пожалуйста.

- Это сыворотка правды, - со вздохом сказал он, пожав плечами. – Ну, гипотетически.

- Так это дерьмо реально? – удивленно спросил я.

Он кивнул.

- Да, но для всех подряд оно не работает. Некоторые люди прирожденные лжецы, и наркотики на них не действуют, - ответил он. – Так что давай надеяться, что у Лорана нет такого опыта во вранье.

Я кивнул, проведя рукой по волосам. Я понятия не имел, сколько времени займет исправление ее гребаного чипа, так что понимал, что Лоран – наша лучшая возможность быстро найти ее.

- А Джейкоб? – спросил я.

Он некоторое время смотрел на меня, и его взгляд дал единственный ответ, который мне был нужен. Даже через комнату я видел вспышку скорби в его глазах, и немедленно понял, что нет никакой чертовой надежды.

- Я ничего не смог для него сделать, - тихо сказал он. – Он был убит мгновенно. Нас не учат тому, чтобы только ранить или слегка задеть противника.

- Почему он? – спросил я, и слова застряли в комке, образовавшемся в моем горле.

Может, мы и не были друзьями, но он не заслужил такой смерти. Он просто пытался, б...ь, помочь, он рисковал собственной безопасностью ради Изабеллы, и это возвысило его в моих глазах. Он не должен был делать этого дерьма, но сделал, и, б...ь, потерял из-за этого жизнь.

– Я хочу сказать, и она, и я стояли прямо рядом с ним. Почему они подстрелили его? Он был никем, он не имел, б...ь, к этому никакого отношения. И если они, черт возьми, приучены убивать, почему все остальные проклятые пули пролетели мимо нас?

- Потому что они стреляли не в вас, - ответил он. – Джейкоб был невинным свидетелем, Эдвард. Он оказался в неправильном месте в неправильное время. Он был очевидцем, ненужным затруднением, которое можно было с легкостью убрать, но с тобой и Изабеллой – дело совсем другое. Я посмотрел записи камер наблюдения, после того, как приехал домой, и видел, что происходило. Они вспугнули тебя, несколько раз выстрелив, чтобы заставить двигаться, и единственным твоим выходом было уехать, попадая при этом прямо к ним в руки. Если бы они хотели тебя убить, то сделали бы это при первой возможности, но ты все еще жив. Я не точно понимаю, что это означает, или в какой части пьесы ты должен сыграть, но ты остался в живых по какой-то причине.

- Это хреново, - сказал я, пытаясь держать под контролем эмоции, но мне это не удалось.

Мои слезы потекли бесконтрольно, и ничто, б...ь, не могло остановить их, сердце билось так, словно хотело разорваться на миллион кусочков. Я не понимал, что, черт побери, происходит, или почему, б...ь, это случилось с нами. Почему она? Что, б...ь, мы такого сделали, что заслужили это?

- Почему они, б...ь, не забрали меня? Почему они взяли мою Беллу? – мучительным шепотом спросил я.

- Я… гм. Я не понимаю, сын, - тихо сказал он. – Я бы хотел, чтобы у меня были все ответы, которых ты ждешь, но у меня их нет. И я на самом деле не могу сейчас дать тебе никаких обещаний, но сделаю все, что смогу.

Я кивнул, опять протирая лицо руками. Мне нужно оставаться сильным и не сломаться, и смятение сейчас совершенно не поможет сохранить голову здравомыслящей.

- Итак, - нерешительно начал я, приостановившись, потому что не был уверен, хочу ли я на самом деле знать ответ на вопрос, который собираюсь задать.

- Что вы с ним сделали?

- С Джейкобом? – переспросил он, вопросительно подняв брови.

Я кивнул.

- Я не смог позвонить старейшинам племени. Мне бы хотелось это сделать, ведь он был хорошим парнем и заслужил достойные похороны, но это не так-то просто было объяснить. Я не могу так рисковать. Я сделал лучшее, что мог, обеспечив ему подходящие похороны, и я бы предпочел больше об этом не говорить. Не думаю, что потребуется слишком много времени, чтобы связать его отсутствие с нами, и я сделал некоторые вещи, чтобы дать нам времени побольше, но уверен, что в конце концов они придут с вопросами прямо к тебе, учитывая вашу общеизвестную враждебность.

Я напрягся, когда он произнес это, ошеломленный страхом от осознания того, что он не знал всего.

- Б...ь, - сказал я, тряхнув головой. – Они могут придти скорее, чем ты думаешь. Я думаю, что Изабелла была последним человеком, с которым он говорил…

- Я знаю, - сказал он, прерывая меня.- Я же сказал, что купил немного времени.

- И ты купил нам время, учитывая тот факт, что мы вчера ввязались в чертову драку на школьном дворе? – поинтересовался я, покачав головой.

- Черт возьми, Эдвард! Скажи мне, что ты не подрался опять с этим парнем! – разъяренно заорал он.

Я вздохнул и кивнул. Он раздраженно простонал.

– Это кто-нибудь видел?

- Да, и слишком много, черт возьми, народу. Тайлер, Лорен, Джессика, Таня… б...ь, я даже не помню всех. Они все были на стоянке. Я убежал, прыгнул в машину и уехал, но он последовал прямо за мной.

- С тобой всегда одно и то же, сын, - сказал он. – Теперь все стало еще хуже, и, даже со всей скоростью, которая у нас есть, мы не сможем убраться из города до того, как люди начнут подозревать. Ты подрался с парнем, которого перед этим почти убил, и сразу после этого он внезапно исчезает. Просто великолепно.

- Б...ь, я знаю, но он говорил Изабелле, что думает насчет отъезда из дома. Он хотел уехать куда-нибудь, где никто его не знает. Я хочу сказать, что, если он говорил это ей, есть шанс, что он и сказал и кому-нибудь еще. Может, они подумают, что он, наконец, получил достаточно и уехал, - с надеждой сказал я, пытаясь найти какой-нибудь способ избежать этого.

Последнее, в чем я сейчас нуждался – это обвинения в гребаном убийстве или что-нибудь в этом роде, как вершина всего, что здесь происходит. Я чувствовал вину за его смерть и тот факт, что он не получит похорон, которые заслужил, но Белла была для меня самым важным, и я не мог допустить, чтобы что-нибудь мешало мне в ее поисках.

- Возможно, - сказал он, гневно тряхнув головой. – Мне нужно еще кое о чем позаботиться, прежде чем мы уедем. Оставайся, черт возьми, следующие несколько часов в стороне от проблем, чтобы не усложнить все еще больше, и постарайся справиться с этим.

Он повернулся и вылетел из комнаты, ругаясь себе под нос, пока спускался по лестнице. Я встал и медленно стащил с себя одежду, бросая ее в кучу в угол комнаты, мысленно наметив убрать всю эту херню позже, так как она была испачкана кровью. Я долго принимал душ, пытаясь, б...ь, расслабиться и уменьшить боль, но это только слегка успокоило мои нервы. Я отскреб каждый дюйм своего тела и вылез, когда кожа покраснела от горячей воды.