Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Флорида. 12 страница






Когда Рюгер попытался привстать, Джуд молниеносно дотянулся до его промежности, нащупал мошонку Рюгера и сдавил пальцами. Тугое желе яичек захрустело в его руке. Рюгер подскочил и завопил. Из его ноздрей лилась темная кровь. Штанины его брюк задрались кверху, и Ангус, подпрыгнув, сомкнул челюсти на стопе продавца, потом дернул мордой, срывая с ноги мокасин.

Толстая женщина прикрыла глаза рукой, но оставили между пальцами щелку и исподтишка следила за дракой.

Он успел пару раз заехать Рюгеру в солнечное сплетение, но потом Джорджия уцепилась за его правый локоть и поволокла Джуда прочь. На полпути к «мустангу» она начала хохотать, а как только они оказались в. салоне машины, набросилась на Джуда, кусая его мочки, целуя его поверх бороды, прижимаясь к нему подрагивающим телом.

Ангус долго отказывался выпустить из зубов трофейный мокасин. Джорджия сумела выменять его на печенье, только когда они выехали из пригородов на трассу, а затем привязала ботинок к зеркалу заднего вида за кисточку.

– Нравится?

– Да уж получше, чем плюшевые игральные кости, – ответил Джуд.

 

 

БОЛЬ

Дом Джессики Макдермотт Прайс находился в районе относительно новой застройки. Вдоль улиц, которые петляли и изгибались, как кишки, стояли симпатичные в большинстве своем домики, отделанные виниловым сайдингом цвета разных сортов мороженого – ванильного, фисташкового. Они дважды проехали нужный адрес, прежде чем Джорджия разглядела номер на почтовом ящике. Дом оказался желтый, как манговый шербет, как предупредительный сигнал светофора, и определенного стиля у него не было, если не считать стилем крупногабаритную бесцветную архитектуру американских пригородов. Джуд не стал останавливаться возле дома, а проехал еще ярдов сто. Затем он свернул в первый попавшийся переулок и вскоре оказался перед незаконченной стройкой.

Там только начали возводить гараж. Из фундамента торчали ярко-желтые сосновые опоры, соединенные балками и стропилами. Сверху будущую крышу прикрывал полиэтилен. Гараж относился к недостроенному дому. Каркас дома уже начали обивать фанерой, а зияющие прямоугольники подсказывали, где располагаются окна и двери.

Джуд развернул «мустанг» капотом к улице и задним ходом въехал в бестелесный пока еще скелет гаража. Отсюда был отлично виден дом Прайсов. Джуд заглушил автомобиль. Они посидели, слушая потрескивание охлаждающегося двигателя.

Они добрались сюда от дома Бэмми довольно быстро: время приближалось к часу ночи.

– У нас есть план? – спросила Джорджия. Джуд указал на другую сторону улицы, где стояли два мусорных контейнера. Затем его палец передвинулся чуть дальше, на зеленые пластиковые баки, тоже предназначенные для сбора мусора.

– Судя по всему, завтра увозят мусор, – сказал он и кивнул в сторону дома Джессики Прайс. – А она свои мешки еще не вынесла.

Джорджия молча смотрела на Джуда. В слабом свете уличного фонаря ее глаза поблескивали и переливались, как вода на дне колодца.

– Подождем, пока она не выйдет с мусором на улицу, и заставим сесть в «мустанг».

– Заставим.

– А потом отъедем подальше. И поговорим – втроем.

– А если мусор вынесет не она, а ее муж?

– Мужа нет. Он был резервистом, и в Ираке его прикончили. Кое-что Анна все-таки рассказала мне о сестре.

– Может, у нее появился приятель.

– Если она завела кого-то и он будет на вид сильнее меня, мы подождем другого шанса. Но Анна никогда не упоминала приятелей сестры. У меня с ее слов сложилось впечатление, что Джессика жила с отцом и дочерью.

– Дочерью? – Джуд многозначительно посмотрел на розовый двухколесный велосипед возле гаража Джессики. Джорджия проследила за его взглядом. Джуд пояснил:

– Поэтому мы и не идем в дом прямо сейчас. А завтра – рабочий день. Рано или поздно Джессика останется в доме одна.

– И что тогда?

– Тогда мы сможем действовать по необходимости и нам не придется переживать, если ребенок станет свидетелем чего-то дурного.

На некоторое время оба замолчали, углубившись в свои мысли.

В зарослях пальм и кустов за домом застрекотали насекомые. Их пение – ритмичная нечеловеческая пульсация – было единственным звуком, нарушавшим тишину улицы. Первой заговорила Джорджия:

– Что мы с ней сделаем?

– Все, что будет нужно.

 

Джорджия опустила спинку сиденья и легла, глядя в темноту. Бон положила морду рядом с ее головой и протяжно заскулила. Джорджия погладила овчарку за ушами.

– Собакам нужно поесть, Джуд.

– Придется подождать, – ответил он, не отрывая взгляда от дома Джессики Прайс.

У него снова заболела голова, костяшки пальцев саднило. К тому же он явно переутомился, и эта усталость мешала довести до конца хотя бы одно логическое рассуждение. Мысли, как черные собаки, гонялись за собственными хвостами, описывая бесконечные бессмысленные круги.

Он в своей жизни совершал плохие поступки. Для начала можно вспомнить хотя бы то, что он посадил Анну на поезд и отправил ее умирать к родственникам. Но ничто не шло в сравнение с тем, что ему предстояло – возможно – совершить завтра. Кто знает, не закончится ли дело убийством. Оно вполне могло закончиться убийством, и в голове Джуда крутилась песенка Джонни Кэша «Блюз Фолсомской тюрьмы»: «Говорила мама мне, будь хорошим мальчиком, не играй с оружием». Джуд подумал о пистолете, оставшемся на ферме. О своем большом револьвере сорок четвертого калибра. С оружием в руках добиться ответа от Джессики Прайс было бы проще. Но будь у него оружие, Крэддок давно уговорил бы его убить сначала Джорджию, а потом себя самого. И собак тоже.

Джуд вспомнил о самом разном оружии, что он когда-то имел. О множестве собак, которые у него когда-то были. О том, как он бегал с ними босиком по холмистой земле на ферме отца, и какой восторг охватывал его, когда он вместе с собаками уносился в предрассветную даль. Он вспомнил звук винтовки отца во время охоты на уток, и как однажды, когда Джуду исполнилось девять лет, мать взяла его с собой и они убежали от Мартина. На автобусной станции мать испугалась и позвонила своим родителям, а те велели ей немедленно вернуть мальчика отцу и помириться с мужем и Господом. Отец ждал их на крыльце с винтовкой в руках, он ударил мать по лицу прикладом, а затем приставил дуло к ее левой груди. Он сказал, что убьет ее, если она снова попытается уйти, и она больше не убегала. Когда Джуд – в те годы еще Джастин – робко шагнул к двери в дом, отец остановил его и произнес: «Я не сержусь на тебя, сын, ты не виноват». Мартин взял его за плечо и прижал к себе, наклонился для поцелуя и сказал, что любит сына. Джастин автоматически ответил, что тоже любит отца.

Воспоминание об этом до сих пор заставляло Джуда морщиться. Те слова казались ему отвратительными и аморальными, такими постыдными, что он не мог оставаться человеком, который произнес их. Поэтому он изменился и стал совсем другим. Это ли самый худший его поступок – иудин поцелуй, запечатленный на щеке отца, когда лицо матери заливала кровь? Или то, что он выгнал Анну, еще хуже, чем невольный ответ на выражение отцовской привязанности? И Джуд снова оказался там, откуда начал. Он размышлял об утре завтрашнего дня и гадал, сможет ли он заставить сестру Анны сесть в «мустанг», чтобы увезти ее прочь от дома, а потом любой ценой заставить заговорить.

В машине не было жарко. Тем не менее Джуд вынужден был поминутно утирать со лба пот, заливающий ему глаза. Он наблюдал за дорогой и домом. Один раз мимо проехала патрульная машина, но «мустанг» стоял в укромном месте, в тени недостроенного гаража, и полицейский джип даже не притормозил.

Рядом дремала Джорджия, повернувшись лицом к окну. Где-то в третьем часу ночи она заметалась во сне, забормотала что-то невнятное. Потом она вытянула правую руку вверх, как ученик, старающийся привлечь внимание учителя. Повязку Джорджия сняла, и Джуд увидел, что кожа на ее кисти по-прежнему белая и морщинистая, словно она пробыла в воде много часов. Белая, морщинистая, страшная. Тем временем Джорджия задергалась, от кого-то отбиваясь. Она застонала, заскулила от страха, запрокинула голову.

Джуд нагнулся над ней, позвал по имени. Он крепко, но нежно взял ее за плечо и потряс, желая разбудить. Девушка ударила его больной рукой. Затем глаза ее раскрылись, и она уставилась на него, не узнавая. В глазах ее плавал беспредельный слепой ужас, и Джуд понял: она видит не его, а покойного Крэддока.

– Мэрибет, успокойся, – шепталой, – Ш-ш-ш. Это сон. Все хорошо. С тобой все в порядке.

Туман в ее глазах рассеялся. Тело, только что скованное страхом, обмякло, и она откинулась без сил на спинку кресла. Джорджия не могла отдышаться. Джуд прикоснулся к ее лицу, убирая прилипшие к щекам волосы, и поразился тому, какая она горячая.

– Пить, – прошептала она.

Он дотянулся до заднего сиденья, порылся в пакете с продуктами, что они купили на заправке, нашел бутылку с водой. Джорджия открутила пробку и выпила треть бутылки несколькими большими глотками.

– А вдруг сестра Анны не поможет нам? – спросила она. – Вдруг даже она не знает, как его прогнать? Мы убьем ее?

– Тебе лучше поспать. Отдохни. Все равно придется ждать до утра.

– Я не хочу никого убивать, Джуд. Я не хочу потратить на убийство мои последние земные часы на земле.

– Ты еще долго будешь жить на земле, – возразил Джуд. О себе он намеренно не упомянул.

– Я не хочу, чтобы ты убивал. Не хочу, чтобы ты становился убийцей. Кроме того, если мы убьем ее, за нами будут гоняться уже два призрака. Мне кажется, нам и одного хватает с избытком.

– Хочешь включить радио?

– Джуд, обещай мне, что не убьешь ее. Обещай!

Он включил радио. На коротких волнах ему попались «Фу файтерс». Дэвид Грол[36]пел, что он держится, еще держится. Джуд убавил звук до еле слышного бормотания.

– Мэрибет, – начал он. Она поежилась.

– Что с тобой?

– Мне нравится, когда ты называешь меня моим настоящим именем. Не зови меня больше Джорджией, хорошо?

– Хорошо.

– Как бы мне хотелось, чтобы мы встретились не в стрип-клубе. Чтобы ты увидел меня в первый раз не тогда, когда я раздевалась перед пьяной толпой, а раньше. Когда я еще не сделала всего того, чего теперь стыжусь.

– Ты знаешь, что люди платят большие деньги за слегка обшарпанную мебель? Как же они называются? Вещи, побывавшие в переделках? Вещь, у которой есть прошлое, гораздо интереснее, чем сошедший с конвейера новехонький безликий товар без единой царапинки.

– Точно, это про меня, – кивнула Джорджия. – Побывавшая в переделках. – Она снова дрожала.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – ответила Джорджия, но голос ее тоже дрожал.

Сквозь шорох эфирных помех радио что-то тихо напевало. Джуд успокаивался, в голове становилось яснее, а его мышцы, инстинктивно сжавшиеся в узлы, расслаблялись. На несколько мгновений его перестало волновать, что их ждет впереди и что придется сделать уже утром. Вдруг потеряло значение и то, что осталось позади, – долгие дни в дороге, призрак Крэддока Макдермотта с его пикапом и черными штрихами вместо глаз. На несколько мгновений Джуд почувствовал себя просто на Юге, в своем «мустанге». Он откинулся в кресле и слушал «Аэросмит».

Потом Мэрибет все испортила.

– Если я умру, – сказала она, – а ты останешься жив, я постараюсь остановить его. С той стороны.

– О чем ты говоришь? Ты не умрешь.

– Я знаю. Я говорю на всякий случай. Если что-то пойдет не так, как нам хочется, я найду Анну, и мы вместе постараемся остановить Крэддока.

– Ты не умрешь. Мне наплевать на то, что сказала доска «Ойя», и на то, что показала нам в зеркале Анна.

Он решил так несколько часов назад, еще в пути. Мэрибет в задумчивости свела брови.

– Когда она заговорила с нами, в комнате стало холодно. Я вся дрожала. Я не чувствовала своих рук на стрелке. А когда ты задавал Анне вопросы, я почему-то знала, что она ответит. Что она хочет сказать. Я не слышала ее голоса, ничего такого. Просто знала. Тогда мне все казалось понятным, а теперь нет. Я не могу вспомнить, чего она хотела от меня и что значит – стать дверью для нее. Хотя… Думаю, она имела в виду, что если Крэддок сумел вернуться, то вернется и она. Если ей помочь. А помочь ей должна я. Вот только – и это я поняла абсолютно точно – для этого мне придется умереть.

– Тебе не придется умирать. Если от меня хоть что-то зависит, ты не умрешь.

Мэрибет улыбнулась. Это была печальная улыбка.

– От тебя в данном случае ничего не зависит.

Джуд не сразу сообразил, как ей ответить. Ему уже приходило в голову, каким способом можно обеспечить безопасность Мэрибет, но сообщать ей об этом способе он пока не собирался. Он подумал: если умрет он сам, то Крэддок уберется восвояси и Мэрибет будет спасена. Исходил он из того, что Крэддоку нужна только жизнь Джуда. Поскольку он жив, Крэддок остается в этом мире. В конце концов, ведь Джуд купил его, Джуд заплатил за его Костюм. Вот уже почти неделю Крэддок пытается погубить его. Отбивая его атаки, Джуд не имел времени подумать не окажется ли цена за жизнь слишком высокой? Не лучше ли отдать призраку то, чего он хочет. А вдруг Джуд опять проиграет? Может быть, чем дольше он будет сопротивляться, тем больше потеряет? Например, погубит вместе с собой и Мэрибет. Ведь мертвые тянут живых вниз.

Мэрибет смотрела на него ласковыми влажными глазами, сияющими в темноте. Он провел рукой по ее волосам. Она так молода и так прекрасна. Лихорадка не отпускала ее, лоб был влажным и горячим. Мысль, что девушка умрет раньше его, казалась не просто невыносимой – она была непристойна.

Он потянулся к ней, взял ее ладони в свои. Лоб ее горел, но руки оставались холодны как лед. Он подвинул их к свету, к лучу уличного фонаря. Увиденное в очередной раз шокировало его. Теперь не только правая, а обе ее кисти побелели и сморщились, но правая выглядела хуже. Подушечка большого пальца превратилась в большой блестящий гнойник, ноготь исчез, отвалился. По обеим ладоням бежали красные линии распространяющейся инфекции – по тонким венам вверх, через запястья, расползаясь по коже алыми полосками.

– Что с тобой происходит? – спросил он, хотя, конечно, знал ответ. На коже Мэрибет проступала история смерти Анны.

– Она стала частью меня. Я будто несу ее внутри себя. И началось это, по-моему, несколько дней назад.

Как ни странно, такое предположение не удивило Джуда. Подсознательно он догадывался об этом. Какое-то седьмое чувство давно нашептывало ему, что Мэрибет и Анна сливаются воедино, становятся одним человеком. Он слышал это в произношении Мэрибет, так похожем на лаконичный и тягучий говор Анны. Он видел это в том, как Мэрибет играла своими волосами – так когда-то делала Анна.

Мэрибет продолжала:

– Она хочет, чтобы я помогла ей вернуться в наш мир, и она остановит его. Я – ее дверь, она так сказала.

– Мэрибет, – начал было Джуд, но не нашел, что сказать.

Она закрыла глаза и улыбнулась.

– Да, это мое имя. Не поминай его всуе. А вообще-то, нет, я передумала. Говори его так часто, как хочется. Мне нравится, как оно звучит в твоих устах. Мне нравится, что ты произносишь мое полное имя, а не короткое «Мэри».

– Мэрибет, – повторил он и отпустил ее руки, поцеловал в лоб над левой бровью. – Мэрибет. – Он поцеловал ее левую скулу. Она вздрогнула, на этот раз от удовольствия. – Мэрибет. – Он поцеловал ее в губы.

– Да, это я. Это то, что я есть. Это то, чем я хочу быть. Мэри. Бет. Ты словно получаешь двух девушек по цене одной. Эй, слушай – а ведь у тебя сейчас действительно могут быть две девушки. Если Анна внутри меня. – Она открыла глаза и нашла его взгляд. – Когда ты любишь меня, возможно, ты любишь и ее. Повезло тебе, а, Джуд? Такая выгодная сделка!

– Ты лучшая сделка на свете! – проговорил он.

– Так не забывай об этом, – сказала она, целуя его в ответ.

Он открыл дверь и выпустил собак на улицу, и на время Джуд и Мэрибет остались в салоне «мустанга» вдвоем. А овчарки устроились на цементном полу гаража.

 

Он проснулся с бьющимся сердцем. Собаки лаяли, и его первой мыслью было: «Это призрак. Призрак вернулся».

Ночью они снова забрали собак в машину, и те привычно улеглись на заднем сиденье. Сейчас же Бон и Ангус стояли бок о бок, уткнувшись мордами в заднее стекло, и смотрели на неказистого желтого Лабрадора. Лабрадор же (сучка) выгнул спину и поднял хвост, пронзительно тявкая на «мустанг». Овчарки следили за ним с живым интересом, время от времени отвечая громким и резким «рр-гав», от которого в замкнутом пространстве салона у Джуда заломило в ушах. На пассажирском сиденье заерзала Мэрибет, явно проснувшаяся, но не желавшая признаваться в этом даже себе.

Джуд яростно приказал псам заткнуться к чертовой матери. Те не послушались.

Джуд приподнялся, и в глаза ему ударило солнце – медная дыра, пробитая в небе, яркий и безжалостный прожектор, направленный прямо в лицо. С недовольным стоном Джуд попытался прикрыть глаза рукой, но вдруг солнца не стало: его загородила голова человека, остановившегося перед капотом машины.

Джуд сощурился, разглядывая молодого мужчину с кожаным поясом для инструментов. Тот был краснокожим в буквальном смысле слова: от постоянного пребывания на солнце его шея загорела до темно-карминного цвета. Он хмуро глядел на Джуда. Джуд махнул ему рукой, спокойно кивнул и завел «мустанг». Электронное табло зажглось и сообщило Джуду, что сейчас семь утра.

Плотник отошел в сторону, и Джуд выкатил автомобиль из гаража, объехав припаркованный пикап рабочего. Желтый Лабрадор самозабвенно облаивал «мустанг» до самой улицы и отстал, лишь когда Джуд прибавил газу. Машина неторопливо проехала мимо дома Прайсов. Мусор еще не вынесли.

Джуд решил, что у них есть время, и выехал из квартала новостроек. В городском сквере он выгулял Ангуса, потом Бон, завернул в закусочную и купил чаю с пончиками. Мэрибет тем временем перебинтовала правую руку марлей из оскудевшей аптечки. Левую кисть, где пока не было заметных ран и язв, она не стала перевязывать. Джуд залил на заправке бензин, и чуть отъехав в сторону, они позавтракали. Собакам отдали пончики без начинки.

Потом они вернулись к дому Джессики. Джуд припарковался на углу, в сотне ярдов от дома Прайсов, на другой стороне улицы. Выбирая место для остановки, они старались держаться подальше от участка с недостроенным гаражом. Джуд не хотел, чтобы их снова заметил плотник, так напугавший его с утра.

Было уже больше половины восьмого, и Джуд рассчитывал, что Джессика скоро выйдет из дома с мусором. Чем дольше они ждали, тем больше была вероятность, что их заметят: два чужака в черном «мустанге», в черной коже и джинсах, покрытые ранами и татуировками. Их внешний вид полностью соответствовал тому, чем они являлись, а именно: два опасных типа, которые выслеживают что-то около места предполагаемого преступления. На фонарном столбе прямо напротив «мустанга» висел плакат с призывом ко всем жителям проявлять бдительность.

К этому времени Джуд окончательно проснулся. Во всем теле ощущалась бодрость, в голове была полная ясность. Он был готов к действию, но делать пока было нечего, только ждать. Снова вспомнился плотник: узнал ли он Джуда? Если узнал, то что он расскажет своим приятелям? «До сих пор не могу поверить. Мужик, точная копия Джудаса Койна, ночует в машине в нашем гараже. Да не один, а с очень горячей цыпочкой. Он так похож на Койна, что я чуть не попросил у него автограф!» Потом на ум пришло более практичное соображение: плотник – это еще один свидетель, который может опознать, когда они сделают свое дело. Звезде очень трудно жить вне закона.

От бездействия в голову полезли посторонние мысли. Кто из рок-звезд отсидел в тюрьме самый длинный срок? Может, Рик Джеймс[37]? Сколько ему дали – пять лет? Три? Айк Тернер[38]за наркотики тоже схлопотал не меньше пяти. Но другие сидели и дольше. Лидбелли[39], осудили за убийство, он десять лет тесал камни, а потом его отпустили досрочно за то, что он устроил отличный концерт для губернатора и его семьи. Что ж. Если Джуд правильно отыграет свои карты, он сможет получить больше, чем эти трое, вместе взятые.

Тюрьма его не особенно пугала. Там сидело множество его поклонников.

С грохотом открылась дверь гаража в конце подъездной дорожки к дому Джессики Прайс. Долговязая девочка лет одиннадцати-двенадцати с золотистыми коротко подстриженными волосами выволокла на обочину мусорный бак. Она была так похожа на Анну, что Джуд не сразу понял, кто это. Острый упрямый подбородок, светлые волосы и широко расставленные голубые глаза – Джуду показалось, что это Анна из восьмидесятых годов своего детства вышла в яркое сегодняшнее утро.

Оставив бак, девочка пересекла двор и вошла в дом. Там ее ждала мать. Девочка не закрыла за собой дверь, и Джуд с Мэрибет могли наблюдать за матерью и дочерью.

Джессика Макдермотт Прайс оказалась выше ростом, чем в свое время Анна, ее волосы – чуть темнее, вокруг уголков рта пролегли складки. На ней была деревенского стиля блузка с широкими рукавами, отделанными рюшами, и юбка с цветочным рисунком. Джуд подозревал, что этим нарядом Джессика хотела подчеркнуть свое свободолюбие, что она создавала образ темпераментной цыганки. Но ее макияж был слишком аккуратным и продуманным, а интерьер дома, насколько Джуд видел в раскрытую дверь, состоял из блестящей, темной, на вид дорогой мебели. Все отделано состаренной древесиной. Так что лицо и дом принадлежали не ясновидящей, а скорее сорокалетней финансистке.

Джессика вручила дочери рюкзак – блестящий и яркий, фиолетово-розовых цветов, в тон куртке и кроссовкам, а также велосипеду у гаража – и поцеловала ее в лоб. Девочка развернулась, хлопнула дверью и торопливо пошла через двор, закинув рюкзак за спину.

Ее путь пролегал мимо «мустанга», где сидели Джуд и Мэрибет. Проходя по противоположной стороне улицы, она метнула на них оценивающий взгляд. Оценила она их невысоко: судя по наморщенному носику – примерно так же, как беспорядок в соседнем дворе. Потом она свернула за угол и пропала из виду.

Когда она скрылась, Джуд почувствовал мурашки под мышками и на спине. Он вспотел, да так, что рубашка прилипла к телу.

– Ну, начали, – сказал он.

Он понимал, что промедление и любые размышления сейчас опасны. Он вылез из машины. Ангус пробрался вслед за ним. Мэрибет вышла с другой стороны.

– Жди меня здесь, – велел ей Джуд.

– Черта с два.

Джуд прошел к багажнику.

– Как мы войдем в дом? – спросила Мэрибет. – Просто постучим в дверь? Привет, мы пришли убить тебя?

Джуд открыл дверцу багажника, вынул оттуда монтировку и указал ею на гараж – он остался открытым. Потом захлопнул багажник и пошел через улицу. Ангус бросился вперед, вернулся, снова опередил Джуда, поднял заднюю лапу и помочился на чей-то почтовый ящик.

Было относительно рано, но солнце уже припекало затылок. Джуд держал в кулаке один конец монтировки (тот, что называется гвоздодером), а сам инструмент прижал к внутренней стороне предплечья, стараясь спрятать его от случайных взглядов. Позади хлопнула дверца. Мимо промчалась Бон. Через миг появилась Мэрибет. От бега она запыхалась.

– Джуд. Джуд. Погоди. Что, если мы… Если попробовать поговорить с ней по-хорошему? Скажи ей, что ты никогда… никогда не хотел Анне зла. Никогда не думал, что она убьет себя.

– Анна не убивала себя, и ее сестра это прекрасно знает. И дело не в самоубийстве. – Джуд оглянулся на Мэрибет, когда она отстала. Девушка смотрела на него с горестным удивлением. – Мы не сразу в этом разобрались, дело оказалось гораздо сложнее. Мне все больше кажется, что плохие парни в этой истории – не мы с тобой.

Он направился к дому по подъездной дорожке в сопровождении довольных собак, по одной с обеих сторон, как почетный караул. На фасаде дома было три окна с белыми кружевными занавесками и светлыми шторами. Ни в одном из окон Джуд никого не увидел. Значит, Джессика гостей не заметила. И вот они оказались в сумраке гаража. Внутри, на чисто подметенном бетонном полу, стоял вишневый двухдверный кабриолет.

Джуд нашел дверь, ведущую из гаража в дом, взялся за ручку, прижался ухом к двери, прислушался. Где-то недалеко работало радио. Неимоверно скучный голос докладывал, что синие фишки пошли вниз, что акции высокотехнологичных компаний понижаются в цене, что фьючерсы всевозможных видов непривлекательны. Потом послышался цокот каблуков по кафелю – буквально под самой дверью. Джуд инстинктивно отшатнулся, но было поздно. Дверь открылась, и появилась Джессика Прайс.

Она едва не врезалась в Джуда. Она не смотрела, куда идет. В одной руке она держала ключи от машины, в другой – кричащей расцветки сумочку. Джессика едва успела поднять глаза, а Джуд уже схватил ее за блузку, сжал в кулаке шелковистую ткань и толкнул женщину обратно в дверь.

Джессика попятилась, спотыкаясь на каблуках, потом, подвернула лодыжку, и с одной ее ноги соскочила туфля. Она выпустила из рук свою нелепую сумочку. Сумка упала между ней и Джудом, и Джуд отпихнул ее ногой, двигаясь вперед.

Он протащил Джессику через коридор в залитую солнцем кухню в дальней части дома, и тут ноги у сестры Анны подкосились. Она стала оседать, а ткань блузки не выдержала, затрещала, и по всей кухне разлетелись пуговицы. Одна из них – черная спица боли – угодила Джуду в левый глаз. Глаз заслезился. Джуд яростно скривился заморгал.

Падая, Джессика ухватилась за край рабочего стола, стоявшего в центре кухни. Задребезжали тарелки. Стол был у нее за спиной – Джессика все это время оставалась лицом к Джуду, – но она, не глядя, протянула руку назад, схватила одну из тарелок и разбила ее о голову надвигающегося противника.

Джуд ничего не почувствовал. Тарелку после завтрака еще не мыли, с нее попадали хлебные корки и остатки яичницы. Он перехватил монтировку за другой конец и как дубиной ударил ею Джессику по левому колену там, где кончался подол юбки.

Женщина рухнула на пол, будто из-под нее выдернули обе ноги, но тут же попыталась приподняться. На нее прыгнул Ангус, прижал к полу, царапая ее грудь лапами.

– Слезь с нее! – крикнула Мэрибет и схватила Ангуса за ошейник. Она дернула его с такой силой, что пес перекувырнулся через голову и сделал в воздухе одно из уморительных собачьих сальто, дрыгая в воздухе четырьмя лапами.

Приземлившись, он снова ринулся на Джессику, но Мэрибет крепко держала его. В кухню неторопливо вбежала Бон, бросила виноватый взгляд на распростертую на полу хозяйку дома и стала принюхиваться к куску тоста.

Розовая коробочка радио на стене вещала о том, что детские книжные клубы приобрели огромную популярность среди родителей, которые считают, что печатное слово защитит их чад от секса и насилия, переполняющих видеоигры, телевизионные программы и кинофильмы.

Блузка Джессики была разорвана от горла до пояса. Под ней открылся кружевной бежевый бюстгальтер, оставляющий верхние части грудей обнаженными; они вздымались и опускались в такт тяжелому дыханию. Женщина оскалила окровавленные зубы – уж не усмехалась ли она?

– Если вы пришли убить меня, то знайте, я смерти не боюсь, – прошипела она. – Отец встретит меня на той стороне с распростертыми объятиями.

– А тебе не терпится обнять его, – сказал Джуд. – Как я понимаю, вы были весьма близки. По крайней мере до тех пор, пока не подросла Анна и вместо тебя он стал трахать ее.

Одно веко Джессики Макдермотт задергалось, со лба на ресницы скатилась капля пота. Губы, покрытые темно-красной, почти черной помадой, обнажали зубы в крови, но этот оскал уже не походил на ухмылку. Это была гримаса ярости и растерянности.

– Ты не смеешь так говорить о моем отце. Он соскребал со своих подошв мразей и похуже тебя.

– Тут ты права только наполовину, – ответил Джуд. Он тоже дышал часто и шумно, но говорил спокойно, удивляясь самому себе. – Вы оба шагнули в большую кучу дерьма, связавшись со мной. Скажи мне лучше, ты помогала ему убивать Анну, помогала резать ей вены? Или ты стояла рядом и следила, как твоя родная сестра истекает кровью?

– Девица, вернувшаяся в этот дом, уже не была моей сестрой. Она стала совсем другим человеком. Моя сестра умерла раньше, в твоем доме. Ты уничтожил ее. Девица, приехавшая к нам, была ядовитой змеей. Что она говорила! Как угрожала! Хотела отправить папу за решетку. Посадить за решетку меня. А папочка и волоска не тронул на ее неблагодарной голове. Папочка любил ее. Он был лучшим человеком на свете.

– Твой папочка любил трахать маленьких девочек. Сначала тебя, потом Анну. Как же я раньше не понял.

Джуд склонился над Джессикой. У него слегка кружилась голова. В окно над раковиной било солнце, в кухне было тепло и душно, удушающе пахли духи Джессики – какой-то жасминовый аромат. За кухней находился выход на крытую заднюю веранду, стеклянная дверь-купе приоткрыта. На веранде, отделанной состаренным красным деревом, доминировал стол с кружевной скатертью. На столе сидел серый длинношерстный кот и с опаской следил за происходящим в кухне. Голос по радио бубнил что-то о загрузке информации с интернет-сайтов. Этот ровный голос, похожий на гудение пчелиного роя, усыпил бы кого угодно.

Джуд взглянул на радио, желая врезать по нему монтировкой и заткнуть проклятую штуку раз и навсегда. Но его взгляд зацепился за фотографию рядом с приемником, и Джуд забыл обо всем. Со снимка восемь на десять дюймов в серебристой рамке Джуду улыбался Крэддок. В своем неизменном черном костюме с пуговицами размером с серебряный доллар, он поднял одну руку к черной шляпе, словно приветствовал гостя. Другая рука лежала на плече маленькой девочки, дочери Джессики, которая так походила на Анну высоким лбом и широко посаженными – голубыми глазами. На этой фотографии ее загорелое лицо не улыбалось – оно вовсе не имело выражения, как лицо, человека, ждущего, когда можно будет сойти с эскалатора. На лице девочки не отражалось ни единого чувства, что делало ее еще более похожей на Анну. На Анну в разгар приступа депрессии. Это удивительное сходство вызвало в душе Джуда смутное, но явственное беспокойство.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.